Лагуна слёз

      В городке Эридо на острове-отшельнике Порт Гелиос, что выброшен за борт корабля жизни посреди Тихого океана, вот уже много лет маленьким детям родители рассказывают на ночь одну старую сказку о моряке и русалке. За все эти годы, что сказка гуляет по всему острову, не было ни одного жителя, кто не слышал о ней. Девицы, собравшись у кого-нибудь дома, сладко вздыхают, представляя прекрасного принца, спасённого русалкой и влюблённого с первого взгляда. Юноши, посмеиваясь, толкуют о пирате, поймавшим в сети морского обитателя и заточившим его в плен. Пожилые лишь улыбаются, раз за разом всё больше умиляясь с фантазий молодёжи.       Но ведь в каждой сказке есть своя правда. И эту правду знают единицы, заставшие того самого моряка.       На краю Порта Гелиоса есть крохотный клочок водоёма, отрезанный от величественного океана, — Лагуна Слёз. Вода там кристально чистая, даже видно лазурное дно, поросшее кораллами. Местные, скрашивая жизнь на острове, сложили легенду и про этот кусочек их обители, будто бы вся вода — это слёзы русалок, когда-то обиженных пиратами. Отсюда и название.       Вообще, русалок никто на острове не видел, однако к Лагуне ни одна душа приближаться и не смеет. Но старые моряки и рыбаки рассказывали, что по молодости не раз видели дивных океанских обитателей — они выбрасывали рыбу из сетей. Рассказывали, что русалки коварные и злые существа, что они заманивают моряков пением и своей удивительной наружностью, а потом губят всех до единого, кто приблизился к их территории, погружая на дно целые корабли. От таких россказней Лагуна и стала заброшенным и необитаемым клочком Порта Гелиоса. Обитатели крохотных городков, отрезанных от огромного мира, всегда очень суеверны и пугливы, но жадны до сказок и легенд.       Так, какова же правда сказки о моряке и русалке? Как же всё было на самом деле?       На самом деле моряк не был никаким моряком. Это был обыкновенный юноша из бедной семьи в захудалом городишке в районах Азии, с огромной душой и жадным до приключений сердцем. Не в силах терпеть однообразную скучную жизнь, полную ненависти к нерадивому отцу, который приложиться к бутылке любил больше сына, юноша сбежал из развалившегося домишки в порт и запрыгнул на первый увиденный корабль безбилетником. У него не было ни вещей, ни гроша в кармане, лишь он сам, медальон покойной матери, да его мечта о новом, неизведанном за горизонтом.       Разве мог он в порыве заметить, что пробрался на пиратский корабль?       Суровый капитан и нахальная команда, на удивление, не пригрозили сразу же сбросить за борт или ссадить в первой же гавани. Парнишку взяли юнгой, и всё, что он видел, это страшная щётка, щетина которой уже стала сродни мочалке, облезлая палуба и содранные в кровь руки. Ночью он тайком пробирался на нос корабля и мечтательно смотрел в даль, грезил о новых местах и удивительных приключениях, позволяя ветру трепать волосы, а брызгам солёной воды пропитывать кожу.       Не прошло и года его плаванья, как их корабль оказался посреди Тихого океана на запретной для пиратов территории. О том, что территория запретна, все узнали лишь тогда, когда после дивного многоголосого пения корабль стало раскачивать из стороны в сторону. Мачта ходила ходуном, борта трескались, а дно кто-то пытался разодрать острыми когтями. Судно пошло ко дну. Кто-то прыгал за борт, прямо в лапы неминуемой гибели, кто-то пытался спустить шлюпки, но и там их встречала погибель, кто-то умирал прямо на борту от ударов. Перепуганный юнга, поначалу отделавшийся лишь вывихнутым плечом, оказался в ловушке, когда мачта с треском отломилась, и парус накрыл его с головой. В тот момент судно наклонилось на бок, и огромная пушка стремительно покатилась в сторону юноши. Чтобы не оказаться раздавленным, ему пришлось со скоростью света выпутаться из паруса и прыгнуть за борт. Он чудом не разбился о воду, а пушка, пробившая перила, упала в воду в паре сантиметров от него. Из последних сил юнга выплыл на поверхность и увидел, как ещё живых членов команды раздирали голыми руками странные страшные существа. Ниспосланным чудом он остался незамеченным и погрёб обессиленными руками как можно дальше, с ужасом понимая, что он посреди океана, и ему ни за что не выбраться. Силы покидали его, и в последний момент он почувствовал, как что-то потянуло его вперёд, а после уже потерял сознание.       Когда он пришёл в себя, на горизонте мерцал рассвет. Юнга лежал спиной на тёплом золотом песке, а его босые стопы облизывали солёные волны. Что-то едва весомо давило на грудь, и, когда он попробовал разлепить веки, первым, что он увидел, оказалась пара большущих глаз, синих, как глубины океана. Кожа уловила чужое ровное дыхание, и взгляд сфокусировался на незнакомом лице прямо перед собственным. На незнакомом лице с изящными мягкими чертами, теми самыми синими глазами, аккуратным маленьким носом и бледными губами. Собственное лицо щекотали чужие пряди сизо-голубых волос, а к груди сквозь разорванную рубаху прикасалась холодная скользкая рука.       С очередной волной, обрушившейся на ноги, юноша вздрогнул, чем сразу же спугнул обладателя прекрасного лица. Послышался всплеск воды, и бывший юнга, забыв о боли, приподнялся на локтях и обомлел от увиденного.       К прибрежным валунам испуганно прижимался спиной хрупкий юноша с рыбьим хвостом вместо ног. На его тонких дрожащих руках виднелись полупрозрачные нежные плавники, на широких худых плечах поблёскивала чешуя, а на лебединой шее быстро сокращались жабры. Он был удивителен, совершенно удивителен и невыразимо прекрасен.       Только юнга открыл рот, чтобы прохрипеть хоть словечко, юноша нырнул в воду и быстро скрылся из виду.       В тот же день паренёк оказался в Эридо — скромный маленький городишко посреди тропических лесов, о котором знали лишь торговые суда, раз в несколько месяцев привозившие продукты, ткани, лекарства да различные прибомбасы для торговли. Народ оказался милым, добродушным и приветливым, потому, завидев полуживого босого юношу в разорванной одежде, несколько дам тут же подхватили его под руки и поволокли к лекарю.       Совсем не похожего на местных юношу, по имени Чон Чонгук, полюбили почти сразу. Едва оправившись, он начал спрашивать торговцев, не нужен ли кому подмастерье, чтобы он смог заработать денег и отплатить доктору. И хотя тот от оплаты отказался, парнишка всё равно старался помочь кому-нибудь, и многие охотно его просили — починить что-нибудь в доме, подлатать дно старой лодки, заправить керосином фонарь, почистить рыбу или распутать рыболовные сети, а взамен он получал ночлег, еду или деньги. Гук быстро освоился, к нему так же быстро все привыкли. И пусть здесь ему стало комфортно, он думал о том, чтобы отчалить на первом торговом судне — мечта о путешествиях никуда не делась. Однако, когда он спросил, через сколько прибудет паром, изумился ответу — через восемь месяцев. Это значило, что ему всё же придётся где-то обжиться, постоянно ночевать в чужих сараях и пристроях он не может.       Жильём тоже удалось обзавестись быстро — торговцы рассказали о пустой хижине в лесу, что оттуда уже давно съехали обитатели и, в надежде на лучшую жизнь, отбыли на последнем пароме в Европу.       Время шло, а Гук никак не мог забыть прекрасное лицо русала, который, вероятно, спас его в ту ночь. Юноша не решался спрашивать местных, обитают ли тут русалки, видел ли их кто и как их привлечь. Одно он знал наверняка — он хочет видеть океанского жителя снова.       В один погожий день, взяв починенную лодку, что пылилась в старой хижине, Чон решительно направился к тому самому месту, о названии которого он узнает позже. Лагуна была неописуемо красива — кристальная вода, лазурное дно с яркими кораллами, даже прибрежные валуны имели причудливые формы. Местечко было обрамлено скалами, лишь впереди был небольшой проход в виде арки в океан, а над головой пестрило голубое небо без единого облачка. А воздух здесь какой...       Налюбовавшись вдоволь, Гук всё же подтолкнул лодку к воде, забрался внутрь и хлипеньким веслом оттолкнулся от берега. Он не хотел заплывать далеко, но остановиться стоило труда. Убрав весло на дно, парень стал раздумывать, как же привлечь удивительное создание. На дне лодки он нащупал начищенный ножик и решил пустить зайчик от солнца. Он и думать не мог, насколько нелепо может выглядеть со стороны, но, благо, сюда никто не совался.       Немало времени прошло за попытками позвать океанское чудо таким странным образом, но, наконец, это дало успех.       Из воды, на том месте, где скакал солнечный зайчик, показалась сизо-голубая макушка, и знакомые синие глаза посмотрели прямо на юношу, отчего тот выронил нож. Чонгук даже растерялся, он не думал, что это сработает. А раз так, то и что делать дальше он тоже не придумал.       Русал замер на одном месте, примерно в метре от лодки, и не сводил глаз с паренька. — Здравствуй.. — решился тот.       Океанское чудо вздрогнуло и чуть отплыло назад, распахнув свои и без того огромные глаза. — Нет, постой! — Чон выставил вперёд руки. — Не бойся, я с миром.       Он протянул руку и подался вперёд, рискуя перевернуть лодку. — Иди сюда, — мягко позвал парень. — Не бойся меня.       Поколебавшись секунду, русал несмело подплыл ближе и высунул руку из воды, но не решился протянуть её в ответ. Зато Гук ещё больше подался вперёд и ласково улыбнулся: — Я тебя не обижу, честно.       Юноша взглянул ему в глаза, посмотрел на протянутую руку, потом снова в глаза и робко вложил свою хрупкую ладонь в широкую и тёплую ладонь Чона. Тот сразу чуть сжал её пальцами, отмечая, какая она холодная и скользкая, и немного потянул чудо на себя, заставляя его подплыть ещё ближе. — Всё хорошо, так принято делать при знакомстве у людей, — снова улыбнулся Чонгук.       Он рассматривал русала совершенно бессовестно, даже того не скрывая. Разглядывал вплетённые в сизо-голубые волосы розовые и белые жемчужины, какие-то крохотные цветочки, разглядывал бледную-бледную кожу, что из-за чешуи отливала золотым, жабры на шее, плавники на тонкой ручонке и перепонки меж длинных изящных пальцев, стискивающих его собственную ладонь. Парень повернул чужую ладонь к себе тыльной стороной и повнимательнее рассмотрел полупрозрачные синеватые перепонки меж пальцев, что тоже поблёскивали золотом от солнца. А под водой мерцал сине-золотой рыбий хвост. — Удивительно... — только вымолвил Гук восторженно. — Настоящая русалка!       Плечи русала дёрнулись — он слышал такое от пиратов, замышляющих поймать и продать русалку. — Ты.. ты понимаешь, что я говорю? — решился уточнить Чон.       Океанский обитатель осторожно кивнул. — Ничего себе.. — ещё больше обрадовался парень. — А это ты принёс меня сюда от тонущего корабля? Снова робкий кивок. — Надо же... спасибо, что ты спас мне жизнь.       Теперь юноша посмотрел ему прямо в глаза и чуть улыбнулся. Чонгук обратил внимание на маленький шрам на его верхней губе. — Я могу как-то отблагодарить тебя?       Чудо подняло и вторую руку, легонько отмахнувшись, и качнуло головой, мол, не нужно. — А ты.. ты разговариваешь? — не унимался Гук. Ему стало до того интересно, кто бы мог подумать, что ему доведётся разговаривать с настоящей русалкой!       На его вопрос отрицательно качнули головой. — В ту ночь мы слышали пение, — паренёк чуть погрустнел — вспоминать о гибели команды было неприятно. — Это были другие русалки? Кивок. — Отчего же ты не поёшь? И не говоришь?       Синие глаза, обращённые на юношу, заблестели после вопроса, едва заметная улыбка сошла с губ, которые вдруг чуть дрогнули, как перед плачем. Русал вызволил ручонку из осторожной хватки и отплыл чуть назад. — Подожди! — тут же выпалил Гук. — Я.. я не хотел тебя обидеть!       Но океанское чудо вновь полностью скрылось в воде, ударив по поверхности хвостом и окатив парня солёными брызгами.       Следующим утром Чон вернулся к Лагуне, вытащил спрятанную в кустах лодку и решительно отчалил почти к самому центру водоёма. Снова вытащил ножик и принялся пускать зайчики по воде, надеясь, что и в этот раз чудо приплывёт к нему. Он не знал, почему так этого хочет, он просто хотел и всё. И потом, разве не интересно — подружиться с русалкой?       Вспомнив, что эти создания сотворили с командой, с их кораблём, юноша поёжился — а безопасно ли вот так общаться с кем-то из них? Но это чудо выглядит совершенно безобидно, а если бы оно хотело убить парня, то ещё вчера бы вцепилось в него зубами.       И спасать бы тогда не стало...       Задумавшись, Гук не услышал всплеска воды и вздрогнул от неожиданности, когда его взгляд остановился на знакомом лице. Синие глаза смотрели с какой-то печалью, совсем не так, как вчера. — Привет, — улыбнулся Чон и протянул руку, как и вчера. — Мне жаль, если я обидел тебя вчера, я хочу извиниться.       Русал повёл хрупким плечиком и отвёл взгляд, мол, забудь. — Иди ко мне, — юноша сильнее расправил ладонь, надеясь, что в ней снова окажется худая ручонка с синеватыми перепонками между пальцев.       Однако, в этот раз чудо его не послушало, а лишь испуганно уставилось на его вторую руку, в которой всё ещё был зажат нож. Не сразу Гук понял его взгляд, но когда русал отплыл дальше, не сводя с него напуганных глаз, тут же замахал руками. — Нет-нет, не бойся! Я не стану делать тебе больно! Я только... — в лицо брызнула тёплая солёная вода, а это значило, что удивительное создание снова уплыло. — ...хочу подружиться..       Но Чонгук не был бы собой, если бы не пришёл вечером этого же дня. На остров опустилась ночь, по небу рассыпались звёзды, и воздух остыл. Лодка медленно двигалась по воде, разрезая её спокойную гладь, и остановилась совсем рядом с отражением луны, себялюбиво смотрящейся в зеркало кристальной воды.       Гук немного приглушил свет керосиновой лампы и поставил её на борт лодки, придерживая одной рукой, а второй полез в карман великих брюк и достал оттуда маленькое зеркальце, принимаясь снова пускать зайчики. Они были совершенно неяркими, и через несколько минут юноша почти отчаялся, понимая, что так у него ничего не выйдет, но вдруг за борт зацепились две бледные руки, и из воды показалась мокрая макушка.       Наивность русала поражала, хотя и радовала, и Чонгук быстро выставил перед ним руку с зеркалом, чтобы показать, что это не нож, и что больше опасности никакой нет. Её и не было, но как убедишь в этом, когда в руках нож? — Видишь? — для верности спросил парень, покрутив в руке зеркальце. — Я только хотел позвать тебя утром, от лезвия ножа хорошо отражается свет. Я и не думал пугать тебя.       Кажется, чудо ему верило.       Чон опустил и зеркало, и лампу на дно лодки и снова протянул созданию руку. — Я лишь хотел с тобой подружиться. Не возражаешь? — он улыбнулся.       Лицо русала просияло, и он почти сразу схватился ручонкой за тёплую ладонь, сжимая её скользкими пальцами. — Меня зовут Чонгук, — представился паренёк. — А тебя?       Юноша пожал плечами. У него было имя, но Гук бы ни за что его не выговорил, а он бы не смог объяснить. — Тогда можно я буду звать тебя... — Чон подумал немного, а потом радостно выпалил. — Тэ? Это значит чудо.       Конечно, он придумал это только что, но когда русал кивнул и ласково улыбнулся, то затея перестала казаться плохой. — Очень приятно, Тэ, — парень покрепче сжал чужую руку и чуть потряс её, как принято при знакомстве.       С того момента они встречались каждый день. Заканчивая работу к закату, Гук приходил к Лагуне, отплывал на лодке к центру и зеркальцем пускал зайчики от увядающего солнца, и почти сразу за борт лодки хватались мокрые руки, а Тэ встречал его ласковой улыбкой, и потом он беседовали почти до рассвета.       Поначалу юноша задавал много вопросов, просто бесконечно много: про русалок, про то, где они обитают, как живут, что делают и все ли они такие плохие. Русал как мог старался объяснить ему с помощью жестов, и, на удивление, Чон почти всегда легко его понимал. Потом и он рассказывал о себе, о том, как жил до плаванья, каково было плавать с пиратами, и как теперь ему живётся на острове. Океанское чудо всегда слушало его со вниманием, сложив руки на борт и уложив на них голову, а когда в разговоре мелькало незнакомое слово, трогательно округляло глаза и надувало губы. Гук смотрел на него всегда, когда что-то рассказывал, чтобы не упустить эту эмоцию и объяснить непонятное. И потом, ему просто нравилось любоваться этим неземным созданием.       Иногда русал показывал парню разную мелочь, что находил на затонувших кораблях, и тогда Чон рассказывал обо всех этих штуках. В основном это были штопоры, карандаши, табакерки с размякшими до отвращения папиросами, курительные трубки, монеты, вилки и ложки — ножей Тэ боялся, а ещё много-много украшений: браслетов, колец, ожерелий и серёжек. Последние удивили его больше всего — это ведь надо же — сделать дырку в собственном ухе, да ещё и потом цеплять туда серебро да золото! И что в этом красивого?       А в один из дней он принёс медальон Чонгука, о котором тот думал, что потерял его уже безвозвратно. — Не может быть! — изумился тогда юноша, с трепетом забирая украшение из мокрой ладошки. — Как ты нашёл его? "Наткнулся на ваш корабль", — объяснил русал, не понимая, отчего именно это безделице друг так рад.       Потом он ткнул пальчиком в грудь парня, спрашивая — "твой?". — Да, он мой, — Гук бережно раскрыл медальон и показал чуду намокшую фотографию внутри. — Смотри, это моя мама, — а потом как-то совсем грустно улыбнулся. — Это последнее, что она мне оставила.       Рассмотрев старый снимок статной красивой женщины, Тэ снова посмотрел на Чона, видя, что тот немного поник, вспомнив о матери, и бережно взял его за запястье, погладив большим пальцем тонкую кожу. Он понимал, что значила последняя сказанная другом фраза, и не стал спрашивать, отчего эта вещица стала последней, ведь если бы Гук хотел, сказал бы сам. Русал не хотел, чтобы ему было грустно и плохо.       Пальчиком второй руки он указал сначала на маленькую фотографию, а потом легонько ткнул парня в щёку. — Да, все говорили, что я похож на неё, — с особым трепетом произнёс тот, потом закрыл медальон и надел на шею. — Спасибо, что нашёл его, пусть и не зная того.       Чудо только ласково улыбнулось и снова взяло его за руку.       Шло время, и настала очередь Чонгука приносить что-то интересное. Этим чем-то оказалась книжка о языке жестов — он хотел научить Тэ этому, чтобы он смог яснее говорить с ним, а сам хотел больше узнать от него.       Увидев книгу, русал очень удивился — подобного он ещё не видел. Он встречал похожие кожаные кирпичики на затонувших кораблях, но чтобы их можно было открывать, а внутри ещё и были страницы с какими-то закорючками, даже представить не мог!       За первые несколько дней друзья осилили треть книжонки, и теперь, когда Гук спрашивал о чём-то, Тэ мог показать целые слова. Теперь он мог рассказать и о себе, и эта история оказалась не совсем радостной. Его народ, обитающий в этой части океана, его сторонится, даже иногда насмехаются, а потому он вынужден одиночкой исследовать глубины и прятаться на затонувших судах, чтобы избежать косых взглядов.       Лишь о том, что после спасения Чонгука на глазах у всех виновниц крушения пиратского корабля он стал настоящим изгоем, он умолчал. Благородство — отнюдь не приоритет русалочьего народа. А тем более ради пиратов — главных жертв глубинных обитателей.       Но теперь, когда у Тэ появился Чонгук, такой замечательный близкий друг, его больше не печалят презрительные взгляды. Его больше не гложет горечь, что он изгой, никому не нужный одиночка, потому что теперь у него есть тот, кому он нужен, кто не считает его предателем, кто всегда рад ему.       Но когда Гук рассказал о пароме, что прибудет через неделю, рассказал, что подумывает уплыть отсюда, Тэ показалось, что у него остановилось сердце. Он хотел, чтобы его друг делал всё, что приносит ему счастье, но потерять его, когда он едва обрёл кого-то настолько близкого...       Тогда русал вцепился в борт лодки, уткнулся лбом в руки и отчаянно разрыдался, совсем беззвучно, но настолько душераздирающе, что юноша даже почувствовал себя виноватым. "Не бросай меня!" — кое-как показало чудо и схватилось за тёплые руки дрожащими пальцами, будто Чон уходит прямо сейчас. — Тэ.. — только растерянно выдохнул парень. — Я ведь.. ох, глупый, я ведь не сказал, что уплыву! — потом улыбнулся, так нежно и ласково, что на сердце потеплело. — Я сказал, что думал об этом, но сейчас я прижился здесь.       Русал поднял на него зарёванные глазёнки, не веря в то, что услышал. — Здесь я смог начать новую жизнь, — негромко продолжил юноша, перехватив обсохшие ладошки и поднеся их к лицу. — В которой у меня есть самый прекрасный на свете друг, — снова тепло улыбнулся.       Чудо лишь хрипло тяжело дышало и хлопало мокрыми ресницами, а с его щёк скатывались жемчужные слёзы и разбивались о поверхность воды. — Я не брошу тебя, Тэ, — Чонгук осторожно прикоснулся губами к хрупким ручонкам. — Не брошу.       И Чон сдержал своё обещание.       В тот день, когда он проводил взглядом отбывший паром, который ещё час назад помогал разгружать, он ненадолго зашёл домой, чтобы прихватить зеркальце и сразу же побрёл к Лагуне — сегодня выходной, поэтому остаток дня он желал провести лишь со своим чудом. И каково же было его удивление, когда он выбрался из леса и увидел на береговой линии русала. На солнце ослепительно переливался золотом его хвост, мерцала чешуя на хрупких плечиках, а ласковый ветерок играл с высохшими сизыми волосами.       Он был невообразимо прекрасен.       Гук подошёл к нему и опустился напротив на тёплый песок, с нежностью рассматривая своё чудо, как вдруг оно вновь бросилось рыдать, закрыв своё прекрасное лицо хрупкими ручонками. — Ну, — улыбнулся юноша и подвинулся ещё ближе, чтобы прикоснуться кончиками пальцев к вздрагивающим плечам, кожа на которых, обсохнув, стала нежнее самого дорогого шёлка. — Я ведь сказал, что не брошу тебя. Чего же ты ревёшь, моё чудо?       Тэ не улыбнулся в ответ, не успокоился так скоро, а лишь опустился на песок и уложил голову на колени друга, роняя слёзы на его брюки. Он смотрел на уплывающий паром, он пошёл на риск, подплыв так близко, и всматривался в каждого пассажира, боясь увидеть знакомые черты. Он не смог бы дождаться, когда на воде задребезжит солнечный зайчик, а потому сразу поплыл к берегу, чтобы высмотреть знакомую фигуру издалека.       Он испугался, что больше никогда не увидит своего друга. — Глупый ты, глупый, — только тихонечко ласково посмеивался Чонгук, рассматривая несчастного перепуганного русала.       Юноша нерешительно запустил пальцы в мягкие-мягкие волосы чуда, согретые солнышком, и принялся гладить его по голове. Тэ обнял его одной рукой за ноги, ластясь под заботливые прикосновения, и понемногу стал успокаиваться.       Солнце грело их лица, а солёная вода небольшими волнами ласкала плавники рыбьего хвоста русала и босые стопы юноши. Друзья впервые обнимались, касались не только рук друг друга, и теперь не спешили прерывать такую тёплую близость, словно именно этого им обоим не хватало.       Но, совсем успокоившись, чудо всё же подняло голову с чужих колен, поудобнее село на песке и вдруг запустило в него руку. Через мгновение в руках русала оказалась старая потрёпанная книга со слипшимися мокрыми страницами. — Это мне? — удивился Гук, когда Тэ протянул ему книгу.       Друг кивнул. Парень рассмотрел потёртую обложку, высушенную и согретую песком. — "Ромео и Джульетта", — прочёл он полустёртые золотые буквы. — Спасибо, — улыбнулся, как всегда настолько нежно, что и чудо не сдержало улыбки. — Я высушу её и почитаю тебе, хочешь?       Тэ снова закивал.       А потом они до вечера сидели на берегу, разговаривали и провожали солнце за горизонт.       Высушить книгу, пролежавшую столько лет на дне океана, едва ли можно было — старые страницы рвались, а буквы на них практически расплылись в одно чёрное пятно, и прочесть хоть слово было невозможно. Поэтому Чон нашёл такую в городской библиотеке — крохотный домишко, в котором книги лежали больше грудами на полу, чем в стареньких шкафах; а подарок друга обещал сохранить и привести в порядок, насколько это возможно.       Теперь вечерами, когда они встречались, Гук читал другу сначала "Ромео и Джульетту", а потом стал брать по одной книге в библиотеке, когда они добирались до конца предыдущей и обсуждали её вдоль и поперёк. На Эридо были и Шекспир, и Вальтер Скотт, и Марк Твен, и Дюма, и даже Андерсен — поистине кладовая историй и мыслей.       Друзья читали сказки и пьесы, романы и детективы, стихи и прозу. Русалу людская духовная пища безумно нравилась, нравилось то, как эти удивительные для него создания умеют глубоко мыслить, нравилось, как широко человеческое воображение, как богата словесная кладовая, как много можно сказать через письмо. А ещё ему нравилось, как читает его друг.       Чонгук тоже любил читать, но больше ему это нравилось, когда он сидел на берегу, вытянув ноги к тёплой воде, а его чудо лежало на песке рядом с ним и огромными глазами смотрело на него, вслушивалось в то, что он читает, вслушивалось в его голос и всё впитывало, понимало, запоминало. Или когда юноша сидел в покачивающейся лодке, а русал устраивался на причудливых покатых валунах, обнажая всю свою неземную красоту. Разглядывая его, уложившего голову на тонкие руки и свесившего к воде мерцающий хвост, Гук иногда сбивался с чтения, а то и просто замолкал, улучив минуты на любование.       Иногда парню до безумия сильно хотелось, чтобы Тэ был человеком. Чтобы они могли бесцельно бродить по острову, обсуждать всё на свете или напротив — просто молчать, или бегать на берегу Лагуны, плескаться друг в друга водой, в шутку драться или просто лежать на песке, как они делают сейчас. Как бы Гук хотел, чтобы они были в одном мире.       Но, как бы то ни было, он понимал, что его русал — создание вольное и свободное, что присваивать и подчинять его себе нельзя и невозможно. И их дружба — самое ценное, что только есть у него. А потому он рад ей, несмотря на то, какие они разные.       Ещё иногда Чону становилось совсем грустно от того, что его друг не может говорить. Нет, дело отнюдь не в том, что он устал или перестал понимать его жесты, а лишь в том, что... ему бы так хотелось услышать заливистый смех этого чуда, или его, наверняка, удивительное пение, или просто его интонацию, когда он переспрашивает неясные для него слова. Вероятно, его удивление в голосе было бы таким же трогательным, как эмоция на прекрасном личике.       Просто думалось, а каким же был когда-то его голос? И был ли вообще?       Эта тема поднялась в один из пасмурных, но тёплых дней, когда друзья вновь лежали на берегу перед водой. Солнца сегодня не было видно, но русал уже сам знал, когда приплывать. — Тэ? — вынырнув из мыслей, позвал Гук.       Чудо приподнялось на локте, подняв голову с его груди, и заглянуло в глаза. — Почему ты немой? — чуть тише спросил парень, вдруг почему-то пожалев, что вот так задал этот вопрос.       А пожалел он, потому что огромные ясные глаза вдруг заблестели, и в них поселилась такая печаль, что на душе стало неспокойно.       Тэ теперь и вовсе отстранился от друга и сел на песке, подогнув под себя хвост. Чонгук тоже сел и подвинулся к нему ближе, легко прикоснувшись к плечу в жесте поддержки. — Если ты не хочешь, можешь не рассказывать, — негромко заговорил он, очертив кончиком пальца узор чешуи на нежной коже. — Но мне ты можешь доверять.       Тэ и без того это знал, он уже давно безоговорочно доверял Чону, и жизнь бы свою доверил ему. А раз так, то он должен знать и эту историю. "Только не пугайся" — прежде показало чудо, смотря прямо в глаза.       А потом оно тотчас потупило взгляд, вздохнуло и вдруг приоткрыло рот. Чонгук не сразу сообразил, но потом увидел.       У русала не было языка. — Кто.. кто сделал это с тобой? — изумился юноша, сжав кулаки от злости.       Тэ только горестно поджал губы. "Пираты" — ответил он позже и закрыл лицо ладонями.       Вспоминать эту историю было страшно и больно. Лишь спустя день Тэ решился рассказать её Гуку. Рассказать о том, как он попал в сети пиратов, прознавших о русалках и решивших поймать одну, чтобы продать. О том, как он был напуган и сбит с толку, запутавшись в сети, как оказался на корабле в окружении целой команды, как его швырнули на палубу и столпились над ним. Он не хотел им зла, он не собирался петь, чтобы свести их с ума и лишить жизни, он просто перепугался настолько, что не мог сдвинуться с места, позволяя рассматривать себя. Когда капитан приблизился прямо к его лицу, чтобы коснуться своей грязной, огрубевшей рукой щеки, русал дрожащим шёпотом попросил отпустить его, и тогда всё отпрянули назад, не ожидав, что океанский обитатель может говорить. Лишь капитан остался прямо перед ним, скользнув своей отвратительной ручищей по хрупкому плечу, грязно и бессовестно ощупывая нежное тело — его человеческую часть; он сказал, что русал отправится с ними в города, к людям, чтобы на него смотрели, а им платили деньги, а если он станет противиться, то с его хвоста станут сдирать чешуйку за чешуйкой, пока он не умрёт от боли. Это напугало юношу ещё сильнее, и вот тогда, в надежде защититься, он набросился на капитана, впиваясь клыками в плечо. Почти сразу его оттащили за волосы и вонзили в плавник хвоста кинжал, пригвоздив к палубе. От боли русал закричал так громко, что слух пиратов не выдержал. Капитан, держась за искалеченное плечо, приказал заткнуть "монстра" любым способом и кинул старпому собственный кижал. Тэ никогда не избавится от той самой картины перед глазами, когда пираты держали его за волосы, за руки и за хвост, когда силой раскрывали его рот, и когда старпом острым лезвием кинжала отрезал язык.       Когда он пришёл в себя после потери сознания от боли и от того, что едва не захлебнулся собственной кровью, понял, что пираты ещё и остригли его длинные волосы.       Завершив свой рассказ, русал горько вздохнул и напряг плечи. — Моё чудо.. — выпалил шёпотом Чонгук и тут же сгрёб его в объятья, зажмуриваясь, чтобы не позволить слезам скользнуть по щекам. — Я никому не дам тебя в обиду, больше никому! Я буду оберегать тебя! Я никогда тебя не брошу!       Тэ лишь обнял его в ответ, зная, что Гук не сможет уберечь его от всего, хотя бы из-за неспособности жить в его мире, спрятал лицо в тёплую шею и опустил поверх босых стоп друга свой хвост, один из плавников на котором был порван.       Зато в этом мире Чон спас его сейчас от всего на свете.       Время бежало почти незаметно. В один день русал, как обычно, ухватился руками за борт лодки и вдруг предложил другу поплавать с ним. Чон вдруг понял, что до этого ни разу не заходил в воду Лагуны, лишь только в лодке или на берегу касался стопами волн. Он сразу охотно согласился и нырнул в воду прямо из лодки, едва не перевернув её и не забрызгав новую книгу.       Лишь на секунду парень смог открыть глаза в солёной воде, о чём сразу пожалел, но ему хватило этой секунды, чтобы рассмотреть, насколько же прекрасно его чудо. Он тут же вынырнул на поверхность, протирая глаза.       Тэ беззвучно рассмеялся его глупости, откинул с лица мокрые волосы, чтобы с них не натекло ещё больше воды в глаза, и бережно погладил по голове. Наконец, Гук смог проморгаться и открыть глаза, тоже усмехаясь собственной глупости. В очах напротив, что сейчас были необыкновенно близко, он прочёл до того тёплую нежность, что сам вдруг накрыл ладонью чужую руку и прижал к своей щеке, улыбнувшись. "Держись за меня", — вдруг показал русал, освободив руку, и повернулся спиной.       Чон сразу обернул руки вокруг его плеч, почувствовав, что в воде его кожа ещё нежнее, и, когда чудо поплыло вперёд, испуганно сжал коленями его талию и лёг на неширокую спину.       Они проплыли к арке из скал, где заканчивалась Лагуна Слёз, и выплыли в открытый океан. Плыли так легко и так быстро, что уже совсем скоро Порт Гелиос за спиной казался едва различимым зелёным пятнышком. Юноша испуганно сжимал хрупкие плечи русала и с нескрываемым восторгом смотрел вперёд на километры синевы. Океан сливался с лазурным небом, стирая горизонт, и казалось, что они в огромном сапфировом космосе плывут вперёд к неизведанному и прекрасному, плывут к самому солнцу, не боясь обжечься. Солёные капли оседали на загорелом лице юноши, тело ласкало тёплое течение, а в груди трепетало от завораживающего зрелища и невозможных ощущений — вот он, посреди океана, огромного и бескрайнего, но он плывёт и не тонет, лёжа на спине удивительного создания подводного мира. Он словно летит, он невесомый, как пузырёк воздуха, ему так хорошо, что хочется рассмеяться.       Когда они возвращались в Лагуну, небо окрасилось в золотой и розовый, а солнце медленно погружалось в океан, окрашивая и его в небесные тона. Друзья увидели, что брошенную лодку прибило почти к берегу, но не подплыли к ней, напрочь забыв о том, что они хотели ещё прочитать книгу. — Это было удивительно, Тэ! — восторженно лепетал Чонгук, слезая со спины русала. — Я будто летал!       Тэ лишь улыбался, видя его восторг и радость. Если бы он мог, он бы подарил ему весь мир, только бы эта улыбка, что сейчас украшала его губы, никогда не сменялась слезами, только бы никогда это лицо не было грустным. Чудо вновь коснулось раскрасневшейся щеки Чона, совсем как днём, так же трепетно, очертило кончиками пальцев контур красивого лица. "Вдохни и закрой глаза", — вдруг попросил русал.       Гук незамедлительно выполнил просьбу. Он почувствовал, как худые руки оборачиваются вокруг его плеч и слегка давят, вынуждая погрузиться в воду. В ушах становится гулко от воды, солёная вода раздражает ранки на губах...       К которым вдруг нежно-нежно прикасаются чужие губы. Юноша вздрагивает, едва не распахнув глаза, а потом замирает. Его легко выталкивают на поверхность, где он может и глаза открыть, и вдохнуть, и уставиться растерянно на своего друга. Тот смущённо отводит взгляд, но не убирает рук, держа Чона за талию и удерживая на плаву. И вдруг в груди разливается тепло, растерянный взгляд сменяется ласковым, а розовые губы снова украшает улыбка. — Ещё раз, — почти шёпотом говорит Чонгук, задерживает дыхание и закрывает глаза.       Лишь секунду колеблется Тэ прежде, чем снова утянуть парня под воду и коснуться его губ своими. На этот раз он получает ответ на свой робкий, невинный поцелуй. Гук слепо касается руками его лица, гладит по щекам, спускается к шее, задев кончиками пальцев жабры, скользит по острым ключицам, пробует, привыкает. И целует, целует, целует. В какой-то момент он отстраняется, и русал сразу же тянет его обратно наверх, но, даже вдохнув воздух, дух перевести не удаётся. Парень тяжело дышит, держится за худые плечи, будто после такого не в состоянии самостоятельно держаться на плаву, и улыбается счастливо, не открывая глаз. Тэ удерживает его одной рукой, пока пальцами второй сам прикасается к его векам, убирая крупные капли воды с длинных ресниц.       "Ты прекрасен" — хочет сказать он, но вместо этого лишь снова гладит Гука по мокрым волосам.       И тот вдруг сам целует его. Без напора, так безропотно и трепетно, что чудо даже теряется, задрожав. Русал льнёт ближе, крепче обнимает, путает пальчики в мокрых чёрных, как ночь, прядях. Чон берёт в ладони его лицо, прощается с рассудком, потому он сейчас за гранью. Ему прекрасно.       Им обоим прекрасно.       Они разрывают поцелуй, но не отстраняются, соединив лбы и тяжело дыша. Парень чувствует, что холодная ладошка прижимается к его груди, и понимает, что чудо пытается что-то сказать ему. Теперь он немного отстраняется, чтобы взглянуть на него. Тэ смотрит ему прямо в глаза и снова прижимает руку к груди. Он не может отпустить его, не может показывать двумя руками, пока в них находится самое драгоценное сокровище, потому скажет это иначе. — Я не понимаю.. — виновато шепчет Чонгук. — Ещё раз.       Русал указывает пальчиком сначала на себя, потом на него, а потом снова расправляет ладошку и прижимает к груди, прямо туда, где колотится безумное сердце. — Ты меня.. что? — кажется, Гук понимает теперь.       А совсем он понимает, когда чудо прикасается губами к своим пальцам и возвращает их обратно на грудь парня. — Любишь?.. — не веря, переспрашивает тот.       Теперь Тэ нежно улыбается и единожды кивает, а потом осторожно кладёт голову на широкое плечо, обняв Чона обеими руками.       "Ты такое сокровище" — думает он, опуская веки, и улыбается счастливо, когда чужие руки тоже обнимают его, а слух ловит нежное: — Я тоже тебя люблю, моё чудо.       После этого их отношения стали только крепче и теплее. Они стали ещё ближе, и теперь дольше не могли расстаться. К приветливым улыбкам при встрече добавились осторожные поцелуи, читали они теперь лишь на берегу, чтобы можно было не разрывать тактильный контакт, постоянно обниматься и держаться за руки. Порою они не расставались и на ночь, встречали рассвет, а Чон напрочь забывал об усталости, приходя к берегу после работы. Иногда он засыпал прямо на согретом солнцем песке, а русал лежал рядом с ним, охраняя его сон, рассматривал его лицо, гладил по голове, осторожно крал короткие поцелуи. Тысячи раз безмолвно повторял, как сильно он его любит, как он счастлив обрести такое сокровище.       Это не он спас Гука с тонущего корабля от своих соплеменников. Это Гук спас его от всего на свете. Спас от всего в обоих мирах.       Поздней ночью на закате лета они, как и обычно, лежали на песке у края воды и смотрели на звёзды. Прибрежные остывшие волны ласкали ноги и плавники хвоста, лёгкий ночной ветерок играл с обсохшими волосами и бесцеремонно листал страницы раскрытой книги, покоящейся где-то рядом.       Сегодня они читали "Русалочку" Андерсена, и до чего же было удивительно русалу слушать, какими могут представлять люди их и их обычаи.       А всё же в одном писатель, сам того не зная, оказался прав — после смерти русалки действительно превращаются в пену, о чём Тэ рассказал Гуку после прочтения, вот только живут они не триста лет. "Каждому отведён свой срок" — только сказало чудо на вопрос парня, сколько же тогда. — Тэ, — зовёт Чонгук после долгого молчания. — А на самом деле, русалка может стать человеком?       Русал отрицательно качнул головой, поднявшись с груди возлюбленного, а потом и вовсе сел на песке. "Хочешь, чтобы у меня появились ноги?" — спросил он, лукаво улыбнувшись. — Будто ты не хочешь, чтобы у меня появился хвост. Они засмеялись. — Не подумай, — Чон повернулся на бок и устроил руку под голову. — Ты прекрасен. Просто иногда мне так невыносимо ждать то время, когда я снова смогу увидеть тебя. "Как и мне" — говорит чудо. — "Понимаю, тебе бы тоже хотелось, чтобы мы были в одном мире". — Мне бы хотелось всегда быть рядом с тобой, — парень коснулся его руки. — Но я, правда, счастлив любой возможности видеть тебя. "Я тоже". — Я тебя люблю.       В ответ Тэ снова наклоняется к нему, опершись на локоть, и прижимает ладонь к сердцу, а потом целует в лоб. "Если бы я мог, я стал бы человеком ради тебя", — чуть позже говорит он, вновь выпрямившись. — Я бы каждый день носил тебя на руках, — мечтательно улыбается Гук, но потом, когда от смущения пылают его щёки, вдруг лукавит. — Если бы твои шаги были равносильны походке по лезвиям ножей. Русал смеётся. "Если бы тот принц был таким, как ты, несчастная русалочка навсегда осталась бы счастливым человеком". — Но я сразу узнал своего спасителя, — теперь и Чон садится, скрестив ноги. "Это ты меня спас".       Тэ двигается ближе и кладёт голову ему на плечо. Парень берёт в ладони его руки, подносит к лицу и целует, смотрит на полупрозрачные перепонки между тонких пальчиков, поблёскивающие в лунном свете, робко проводит по ним большим пальцем, точно боится порвать. Его чудо настолько хрупкое, что иной раз он боится прикасаться к нему. — Я люблю тебя, Тэ, — снова говорит Чонгук почти шёпотом, бережно обнимает русала за плечи, прижимается щекой к его макушке. — Я хочу сказать это тысячу раз. Я так сильно тебя люблю.       Знал бы он, как много Тэ хочет сказать ему. Как часто хочет говорить, что любит его, что он прекрасен, что он бесценное сокровище, что это он самое драгоценное чудо на свете. Но океанское создание просто не знает жестов, чтобы всё это показать. Он может только обнимать, держать за руку, гладить по волосам, по щекам, по шее, целовать в губы и осыпать поцелуями загорелую кожу, любить так сильно, до пожара в груди, до пламени в глазах, которое океан ни за что не потушит. — Посмотри на меня, — вдруг просит Чон.       Тэ отстраняется и видит, как парень снимает свой медальон и протягивает ему. Русал тут же качает головой и вытягивает руки вперёд. "Он ведь так важен для тебя, я не могу его взять", — быстро показывает он. — Для меня ты дороже всего на свете, — нежно улыбается Гук. — Прими его, душа моя. Чтобы я смог быть с тобой, даже не находясь рядом.       Чудо, тронутое до слёз этими словами, опускает дрожащие ручонки и позволяет надеть согретый теплом чужой кожи медальон себе на шею. — Тебе подходит, — всё улыбается парень, бережно касаясь кончиками пальцев нежной шеи, очерчивает изящные ключицы и любуется, любуется, любуется.       Русал берёт в ладони его лицо и трепетно целует в губы.       Следующим же вечером чудо уже ждёт возлюбленного на берегу, пряча одну руку за спиной, а когда Чон опускается перед ним на песок и нежно целует в лоб, заметно нервничает и тяжело дышит. — Что не так, чудо? — обеспокоенно начинает парень.       У Тэ была причина смущаться и волноваться. Мгновением позже он застенчиво опускает взгляд, вытаскивает руку из-за спины и протягивает Гуку на ладошке ожерелье из больших и маленьких белых и розовых жемчужин. Возлюбленный с восхищением разглядывает изящное украшение, пока русал не берёт его за руку и не опускает его ему на ладонь. — Красота какая.. — изумляется Чонгук, разглядывая жемчужины. — Ты нашёл его на одном из кораблей? "Я сам его сделал", — говорит чудо. — Надо же! — ещё больше восхищается парень. — Да у тебя золотые руки! "Мы собираем жемчужины, чтобы сделать украшение для своей пары", — продолжил Тэ, как-то боязливо следя за реакцией Чона. — "Чтобы обручиться".       Гук понятливо закивал и вернул внимание ожерелью, но через секунду до него дошёл смысл сказанного, и улыбка сошла с его губ. Чудо совсем испугалось и распахнуло свои огромные глаза. — Тэ.. — выдохнул парень. Он не знал, правильно ли понимает такой подарок. — Ты хочешь, чтобы мы... обручились?       Русал нерешительно подвинулся ближе и прижал дрожащую ладошку к безумно бьющемуся сердцу — "Я люблю тебя". — Боже.. — дыхание сбилось, покраснели даже уши, и Гук снова улыбнулся. — Я согласен, чудо.. я согласен.       Тэ не веря взглянул прямо в глаза, задышав чаще. — Я тоже тебя люблю, душа моя, — Чонгук накрыл его ладонь, прижатую к собственной груди, своей, потом поднёс к лицу и поцеловал.       Он вновь вложил ожерелье в ладошку возлюбленного и повернулся спиной, чтобы тот надел его ему на шею. Дрожащими ручонками русал перекинул длинные вьющиеся волосы на левую сторону, надел и завязал на шее украшение, а потом поцеловал крепкое плечо. Парень повернулся обратно и увидел, как его чудо прижимает ладони к дрогнувшим губам и смотрит на него своими огромными глазёнками, в которых уже собрались слёзы. "Ты прекрасен", — одними губами шепчет Тэ совершенно беззвучно, робко прикасаясь к нежным жемчужинам на смуглой шее.       Чонгук снова перехватывает его ручонку и прижимает к щеке. — Знаешь, когда люди женятся, они целуются, — почти шёпотом говорит он с самой счастливой улыбкой на свете.       Чудо тоже улыбается и позволяет утянуть себя в самый сладкий поцелуй.       Первая половина осени на Эридо была едва ли прохладнее лета, потому никаких препятствий для встреч не возникало.       В свой долгожданный выходной Чон пришёл к Лагуне после полудня, а не к закату, как обычно. На прибрежных валунах его уже ждал красавец русал, удобно умостившись на покатом камне и свесив к воде свой ослепительно-золотой хвост. Забыв о лодке, парень ступил в воду, игнорируя зудящие от соли ранки на ногах, и подобрался ближе к своему чуду — у самого валуна ноги были в воде по колено.       Русал сразу тянется вперёд, чтобы нежно поцеловать супруга, и выдаёт себя широкой улыбкой и беззвучным смешком. У него такой план созрел, что просто не терпится воплотить его в действие. — Что ты опять задумал? — улыбается Гук, подозрительно сощурив глаза. "Пока что это секрет", — говорит Тэ, и выглядит он при том до того загадочно, что парень и впрямь не знает, чего ожидать.       Уже через мгновение чудо обнимает Чона за шею, и они оба падают в воду. — Мы поплывём куда-то? — отплевавшись от воды, спрашивает Чонгук.       Супруг утвердительно кивает и просит его лечь себе на спину. Плавали они не очень часто, от того парню всё ещё страшновато и от высокой скорости, и от того, что от испуга он может не рассчитать и больно сжать хрупкие плечики. Но сейчас всё же уверенно ложится на спину чуда, оборачивает руки вокруг его плеч, а ноги — вокруг талии. — Если ты снова попытаешься меня скинуть, я тебя укушу, — предупреждает Гук и задерживает дыхание.       Тэ лишь улыбается и гладит его руки, как бы обещая этого не делать, а потом резко ныряет.       В считанные секунды они покидают Лагуну и оказываются в открытом океане. И снова вода сливается с небом, стирая линию горизонта, снова они в космосе из синевы, невесомости и солёных брызг. В такие моменты весь мир принадлежит им двоим, никто и никогда не будет им нужен, кроме друг друга. Каждый миг этих минут стоит страха Чона, и каждый раз этот страх слабеет, когда он понимает, что его жизни, доверенной в тонкие нежные руки, не угрожает ничего.       Когда Порт Гелиос за спиной совсем исчезает из виду, парень удивляется и смотрит вперёд, будто надеясь высмотреть конечную цель их плаванья. — Как далеко мы плывём? — всё же спрашивает он.       Русал только хлопает его по руке, как бы говоря, что всё под контролем. Гук понимает, что под контролем, но любопытство его скоро проглотит. Путешествовать таким образом было только дополнением к его неугасающему желанию.       Они плыли очень долго, несколько раз останавливались перевести дух и продолжали путь. Солнце начало клонится к закату, потихоньку окрашивая небо в золотисто-оранжевый. Наконец, впереди показалось зелёное пятнышко. По мере приближения пятнышко увеличивалось, приобретало очертания, и вот впереди встречает небольшой, густо заросший зеленью островок с высокими пальмами.       Доплыв до береговой линии, парень слез со спины русала, и они оба обессиленно рухнули на спину, тяжело дыша. Немного переведя дух, Чон поднялся на ноги, поднял на руки уставшее чудо и зашагал к берегу, где снова опустился на тёплый белый песок и усадил свою невесомую ношу себе на колени.       Немного отдохнув, они отправились в глубь острова.       Неизвестная местность была поистине удивительна — разнообразные пальмы, густо разросшиеся кустарники с широкими листьями малахитовых и изумрудных оттенков, яркие пышные цветы и паутины лиан. Под ногами пестрил белый песок, над головой шумел ветер, раскачивая деревья, и щебетали дивные птицы, а в воздухе витал сладкий аромат цветов. — Здесь безумно красиво.. — восторженно выдохнул Гук, рассматривая всё вокруг и медленно шагая вперёд.       Удобнее устроив голову на его плече, Тэ только устало улыбнулся, радуясь, что возлюбленному здесь нравится. Чона нетрудно удивить, и, по секрету, каждый новый день с любимым чудом для него новое путешествие. Где бы они ни оказались, главное, чтобы вместе.       Они забрели в крохотный клочок незапутанной в лианах местности. Небольшая полянка была окружена кустарниками, цветами и склонёнными к земле сухими деревьями, а в центре зияло крошечное пространство, заполненное лазурно-синей водой.       Парень усадил русала на одну из склонённых пальм и встал напротив, придерживая за талию обеими руками. Чудо обернуло ручонки вокруг его шеи и подняло свои уставшие глаза. — Устал, — больше утвердил, нежели спросил супруг, скользнув подушечками пальцев по мокрой коже вверх.       Возлюбленный отрицательно качнул головой, обманывая, но видя, как сияют любимые глаза, вся усталость тает. "Чонгук", — беззвучно молвит улыбающимися губами русал, цепляет пальцами длинные мокрые волосы. — Правильно, — улыбается Гук, соединяя их лбы. — Я тебя люблю.       В ответ холодная ладонь прижимается к его груди сквозь мокрую рубашку.       Парню никогда не казалось странным, что, когда они вдвоём, лишь его собственный голос перебивает шум океана и шелест ветра, запутавшегося в кронах деревьев, никогда не казалось, что он говорит в пустоту. До чего разумным созданием оказался русал, что всегда встречает его молчаливым, но таким глубоким осознанным взглядом, ему в принципе и не нужно говорить, чтобы Чон его понял. И он знает, что сам всегда оказывается услышанным, выслушанным, понятым.       До чего удивительна их пара, таких непохожих, из совершенно разных миров, но в то же время таких одинаковых — брошенных на произвол судьбы одиночек, ставших такими родными за столь малое время. Они так желали окружения, готового поддержать и принять их в своём мире, а обретя друг друга, создали свой собственный, который принадлежит лишь им двоим.       После долгой тишины Чонгук снова поднимает голову и обращает полный любви взгляд на прекрасное лицо напротив, изучает, рассматривает, будто прежде никогда не видел. — Почему ты привёл меня сюда? — негромко интересуется он, выводя незримые узоры на мокрой спине. "Подарок на помолвку", — отвечает Тэ и чуть улыбается. Он не может покраснеть, но парень всегда видит, когда он смущён. — Вот как, — а вот Гук краснеет, как спелая вишня. Он и подумать не мог, что когда-то ради него устроят что-то подобное. — Ты удивителен, чудо. "Это ты удивителен", — говорит русал, а потом кладёт обе ладошки на крепкие плечи и оборачивает хвост вокруг одной ноги.       Чон прежде не задумывался о любви, о помолвке, о том, что готов провести жизнь с одним-единственным человеком. Не то чтобы это было легкомыслие и беззаботность, просто прежде ему хотелось вдоволь побыть с самим собой. Но теперь, когда он обрёл такую родную душу, такое неземное создание, оказалось, это то, чего ему так не хватало. Он словно обрёл недостающую часть себя, вверил своё сердце в надёжные руки и ничуть об этом не жалел. Справляться с жизнью в одиночку было куда тяжелее. — Я и не надеялся, что когда-нибудь стану таким счастливым, — уже совсем шёпотом говорит парень и кладёт одну ладонь на холодную щёку. — Только ты делаешь меня таким. Я бесконечно тебе благодарен.       Тронутый такими словами русал опустил заблестевшие глаза и уткнулся лицом в тёплое плечо, крепче стискивая пальчиками мокрую ткань рубашки. Он не сможет сказать супругу подобного, он не знает, как выразить это жестами. "Ты сокровище", — снова шепчет он одними губами, хоть и знает, что Гук этого не видит. — Тэ, — зовёт шёпотом Чон, гладит по спине, огибая ладонью полупрозрачный плавник.       Чудо смаргивает слёзы и вновь поднимает голову. — А ты.. ты счастлив со мной?       "Разве ты не видишь, глупышка?" — думает Тэ, теряясь в нежности взгляда. Он только кивает несколько раз, не в силах показать что-то трясущимися от избытка чувств руками, и снова прячет лицо в смуглую шею с созвездиями крохотных родинок. Потом робко прижимает ладошку к сердцу, едва весомо целует тёплую шею. — Я тоже тебя люблю, — бормочет супруг в растрёпанную макушку и обнимает как можно крепче.       Уже вечерело, когда сизая макушка вынырнула из воды того самого крохотного, но глубокого водоёма. Ночь было решено провести здесь, а потому каждый отправился добывать провиант, как мог.       Чудо уселось на обрамление берега, опустив хвост в воду, и обратило взгляд на горстку продолговатых ароматных плодов одного дерева, а потом и на супруга, пытающегося развести маленький костёр. Русал затаил дыхание и распахнул глаза.       Кроме жемчужного ожерелья на парне ничего не было — одежда его досыхала развешанной на склонённом стволе дерева. Взору открывался вид на крепкое тело, на кожу, опылённую бронзой загара, и на точёный профиль. Влажные чёрные волосы были неопрятно перевязаны на затылке какой-то ленточкой, найденной в кармане брюк так же, как и перочинный ножик, которым как раз Чон пытался высечь искорку из камня на сухую листву.       Тэ никогда не думал о том, как могут быть прекрасны люди, какую красоту скрывают за одеждой, как прекрасна, оказывается, гладкая кожа без чешуи, пальцы без перепонок и... ноги. Гук всегда был для него прекрасен, он красив душой, красив океаном своих мыслей, красив лицом. Но видеть то, что скрывала собой льняная ткань...       Русал не может знать, все ли люди красивы, но он знает точно одно: никто не может и на крупицу быть так же прекрасен, как сокровище перед ним. — Надо же, я и не услышал, как ты вернулся! — парень отвлёкся от дела и с улыбкой взглянул на своё чудо, преисполненное смущения.       Зато он, похоже, совсем не смущался своей наготы, лишь вновь вернулся к своему занятию. Трижды чиркнув по камню ножиком, он, наконец, смог высечь искру, что упала на листву, и та тотчас начала слабо разгораться.       Разведя небольшой костёр, Чон подошёл к воде и опустился рядом с супругом, свесил в воду одну ногу, а вторую подтянул к груди. Русал опустил застенчивый взгляд на его ноги, рассматривая и любуясь. Через несколько мгновений он осмелился прикоснуться рукой к согнутому колену, погладить бедро, а потом вернуться к голени. Парень только наблюдал за ним с лёгкой улыбкой. Надо же, до чего это создание удивлено тем, что для него самого никогда удивительным не казалось.       Тэ смутился ещё больше, случайно подняв глаза и столкнувшись взглядом с Гуком. — Это всего лишь я, чудо, — выдохнул Чонгук почти шёпотом, умиляясь с застенчивости своего чуда, взял его за руку и прижал ладошку к собственной груди. — Не нужно так смущаться.       Русал даже вздрогнул — настолько горячая была чужая кожа. Горячая, но такая бархатная и нежная.       Он несмело скользнул ладонью ниже, очертил рельеф рёбер, коснулся плоского живота. "Ты прекрасен", — вымолвил Тэ одними губами, как завороженный любуясь бронзовой кожей. — Что? — супруг удивлённо вскинул брови.       Вместо того, чтобы повторить или показать жестом, чудо двигается ближе, наклоняется и целует острую коленку, потом выпрямляется и тянется вперёд, целует в плечо, в ключицу, в ямочку над ней. Гук прикрывает глаза, когда супруг осыпает лёгкими поцелуями его шею, начинает мелко дрожать и тяжело дышать. Он накрывает ладоню руку на собственной талии и чувствует, как у него алеют щёки. — До безрассудства меня доведёшь, — нервно хихикает Чон.       Русал поднимает голову и заглядывает в его глаза, а взгляд его так и говорит, что именно того он и добивается. Он обвивает хвост вокруг ноги, спущенной в воду, обнимает одной рукой парня за талию и целует в губы. Тот без промедления отвечает, вплетая пальцы в спутанные мокрые волосы.       Они теряли голову, находясь так близко, что их дыхание смешивалось, бессовестно скользя ладонями по чужой коже, как только хотели, целуя друг друга так пылко, так желанно и сладко. Они забывались, осыпая поцелуями кожу, доводя друг друга до грани и хриплых томных вздохов, даря всю свою любовь.       Они любили как никогда прежде, желали непременно доказать это сию же секунду, точно небеса падут, и завтра никогда не наступит. Оставляли печати влажными поцелуями на бархатной коже, пропитывая жаром и бархатом самую душу.       Весь мир потерял значимость, когда прозвучало шёпотом очередное признание в любви, когда уста слились в поцелуе, а души навсегда сплелись воедино. — Только взгляни, какая красота.       Разнеженные супруги лежали на широких изумрудных листьях, специально сорванных и расстеленных на мягкий песок, слушали робкие потрескивания сухих веток в костре и смотрели на бескрайнее звёздное полотно над головами. Ночь была ясная и тёплая, а звёзды мерцали так по-особенному, так волшебно сегодня. — Можешь представить, они ведь находятся так далеко от нас, — бархатным полушёпотом говорил парень, пока русал заботливо перебирал его волосы и слушал. — А кажется, можно рукой дотянуться, если забраться повыше.       Чудо ласково улыбнулось. "Мечтатель", — самому себе прошептало губами. — Знаешь, я думаю, мама среди них, — голос Чона дрогнул. — Смотрит на меня, освещает мне дорогу в темноте, чтобы я никогда не сбился с пути. Я был совсем маленький, когда её не стало.. мне не хватило её любви, я так тоскую...       Тэ поджал губы и покрепче прижался к парню, осторожно опустив хвост на одну его ногу. — Она ушла так внезапно.. — теперь тот перешёл на шёпот. — И я остался один-одинёшенек во всём мире.. я никогда не считал отца кем-то близким, он меня не любил. Я вообще ему не сдался.. мне было так пусто, так одиноко, даже некому было сказать об этом. Мне приходилось молчать и изображать, что всё в порядке, когда на самом деле хотелось кричать до содранной глотки... потому я и убежал оттуда — думал, что в новом месте мне не будет так горько. Только потом я понял, что дело не в городе и не в людях, которые меня окружали. Дело во мне, вся эта горечь во мне, а от себя я не убегу.       Русал затаил дыхание, чувствуя подбирающиеся к глазам слёзы, и порывисто взял Гука за руку, крепко сжимая своими тонкими пальчиками. — Только ты спасаешь меня от этой боли, — парень зажмурился, повернулся на бок и спрятал лицо в бледную шею, роняя первую слезинку. — Ты не просто не дал мне утонуть в тот день, не просто спас меня от смерти, ты спасаешь меня до сих пор каждую минуту. Ты — всё, что у меня есть, родной... "Родной", — прошептал Тэ ему в волосы и обнял так крепко, как только смог, будто стараясь защитить от всего, что делает ему больно, закрыть от всего мира, чтобы ничто и никогда не сделало ему хуже. — Я тебя люблю.. — почти неслышно пробормотал Чонгук и заплакал.       Чувствуя его дрожь, чувствуя слёзы, капающие на кожу, слыша душераздирающие всхлипы, русал сам крепко зажмурился, чтобы не разрыдаться, поцеловал супруга в макушку, прижал к себе руками, обвивая хвостом ноги, чтобы ни за что не отпускать. Чтобы дать понять, что он не один.       Успокоившись, под размеренное биение дорогого сердца парень забылся сном в нежных руках, что так надёжно и бережно держали его.       Проснулся Чон на рассвете от заботливых поглаживаний по голове. Всю ночь Тэ не выпускал его из объятий, охраняя его сон, чтобы ему снилось только самое светлое, целовал в лоб, перебирал мягкие непослушные волосы и тайно любовался его красотой. — Душа моя, — ласково прошептал Гук, не открывая глаз, и положил ладонь на тонкую талию русала.       Тот нежно улыбнулся, откинул волосы с прекрасного лица и прижался губами ко лбу. — Я бы жизнь провёл с тобой вот так, — мечтательно бормотал парень.       Чудо вдруг отстранилось, заставив того открыть заспанные глаза. Думая и о вчерашнем разговоре, и о том, как передать хотя бы малую часть того, что он чувствует, Тэ смотрит прямо в чёрные-чёрные очи и говорит: "Я всегда буду рядом с тобой".       А потом привычно прижимает ладошку к чужой груди, ощущая кожей биение сердца. — Родной.. — Чонгук накрывает его ладонь своей, отводит взгляд и снова двигается ближе, соединяя их лбы. — Мой родной. И я тебя люблю.       Годы шли, бежали неумолимо.       Каждое начало осени необычная супружеская пара сбегала ото всех и от всего на такой полюбившийся им остров, ещё более дикий, лишённый всякого человеческого внимания. Словно именно там их собственный маленький мирок нашёл пристанище, а они там обретали полную свободу — от людской суеты и от косых взглядов океанских соплеменников.       Чона уже давно перестали спрашивать в городе, куда и с кем он постоянно исчезает в начале осени, а уж про то, куда он спешит по окончании каждого божьего рабочего дня, и подавно. Мужчины только добродушно усмехались на его загадочное молчание и мечтательный взгляд, а молодые барышни томно вздыхали, огорчаясь, что такой завидный жених занят.       Среди своего народа Тэ навсегда прослыл одиночкой и предателем, в конце концов его с позором изгнали с территории за связь с бывшим пиратом. Но пока у него был Чонгук, его даже это не печалило — это место никогда не было ему близко, никогда не было для него домом, никогда бы его там не приняли, даже если бы он всё ещё мог петь, чтобы отбирать людские жизни, и не спасал бы пирата с тонущего корабля. Лишь рядом с супругом он ощущает себя правильно, как должно быть, как он всегда хотел. В его объятьях самый уютный дом.       Их любовь стёрла границу даже между жизнью на земле и в океане.       Осень вошла в зенит.       Как обычно, когда кровавый закат облил алым Лагуну Слёз, Гук вышел на берег и сразу же увидел своего супруга. Русал сидел на покатом валуне и отстранённо смотрел куда-то далеко, ветер играл с его длинными сизыми волосами, в которых теперь было ещё больше жемчужин и цветов, чешуя поблёскивала в лучах увядающего солнца, а хвост ослепительно сиял золотым.       Полюбовавшись с мгновения, Чон подошёл ближе, скинул на песок потёртые кожаные ботинки и ступил в остывшую воду. Но чудо будто и не слышало его шагов вовсе. Лишь когда супруг забрался на камень и сел совсем рядом, русал повернулся к нему.       Он с нежностью взглянул на родное лицо, что с недавнего времени стали испещрять морщины, на завязанные в хвост длинные чёрные волосы, в которые вплелась тонкими серебряными нитями седина, на бронзовую кожу шеи и груди под не застёгнутой до конца рубахой. Из-за тяжёлой работы на острове Чонгук выглядел гораздо старше своих лет, в то время как Тэ оставался прекрасным хрупким юношей, словно им не были прожиты все эти годы. — О чём задумался, душа моя? — ласково улыбнулся мужчина и подался вперёд, чтобы поцеловать супруга в лоб.       Взгляд русала тотчас потяжелел и потух, и он опустил глаза. Он не знал, как сказать о таком Гуку, не хотел его печалить, но если он не скажет, то Чону придётся гораздо хуже, а этого чудо хочет меньше всего.       Тяжело вздохнув, Тэ опустил ладонь на колено мужчины, чуть стиснул пальчиками и снова поднял свои печальные океаны глаз. "Мой век на исходе", — сказал он и поник ещё сильнее. Улыбка сошла с лица супруга. "Ты должен знать", — русал смотрит виновато, еле сдерживает слёзы. Он не смеет разрыдаться сейчас, не перед Чоном.       Гук не может сказать и слова. Он просто ещё не понимает, что на самом деле сказало его чудо, он не хочет понимать это так скоро. Он вообще не хочет этого понимать. Тэ боится видеть слёзы на загорелых впалых щеках, боится, что сломал возлюбленного своим заявлением, потому совестливо опускает глаза и кладёт голову на крепкое тёплое плечо. — Что бы ни произошло, я буду любить тебя вечно, — шепчет Чонгук и снова целует его в лоб.       Русал крепко зажмуривается и прижимает ладошку к широкой груди. — Что хочешь сделать? — мужчина игнорирует сбившееся дыхание и мутную пелену, потихоньку застилающую глаза.       Тэ хотел лишь одного — вернуться в ту ночь, когда он подхватил обессилевшего раненого юнгу и понёс как можно дальше от тонущего корабля и кровожадных соплеменников, вернуться в ту зарю, когда он ждал, пока юноша придёт в себя, и любовался его лицом, и прожить заново всё, что у них было. Ему было мало целой жизни рядом с Гуком, он не готов оставлять его так скоро. Но он ничего не мог сделать, мог лишь чувствовать, как с каждым днём силы покидают его.       Чудо поднимает голову и заглядывает в бездонные чёрные очи, а потом берёт в ладони худое лицо, подаётся вперёд и целует сухие губы.       Они до поздней ночи разговаривали обо всём, будто стараясь заставить друг друга забыть о сказанном, забыть о горьких размышлениях и придаться только прекрасному настоящему, пока они держат друг друга за руки, обнимаются и любят. Им и прежде было так хорошо, но теперь что-то давило на плечи, хоть они и старались отмахнуться от этого, точно от назойливого насекомого.       Ещё много дней они провели вместе, много закатов проводили за горизонт, много рассветов встретили, прочли множество книг и оставили множество тёплых поцелуев на коже. Однажды Чон даже нарисовал портрет своего удивительного чуда.       Они понимали, что прощаются, хоть и признавать не хотели.       Чонгук не должен знать, что, когда он забывался сном глубокой ночью на остывшем песке, Тэ проливал горькие слёзы, разглядывая его лицо, стараясь навсегда запомнить.       Он прощался каждую ночь, боясь, что больше не увидит освещённую солнцем бронзовую кожу, чёрные волосы, бездонные глаза, что с такой любовью смотрели на него.       Каждое утро Гук прощался поцелуем в лоб, уходил под печальным, но нежным взглядом, а возвращался с ласковой улыбкой, стараясь не выдавать той боли, что скреблась под рёбрами, когда он видел, что русал угасал на глазах. — Я тебя люблю, душа моя, — прошептал Чонгук тем пасмурным утром, как всегда целуя русала в лоб на прощание.       В ответ Тэ прижал слабую полупрозрачную ладошку к его с сердцу и ласково улыбнулся.       Моряк навсегда сохранил жемчужное ожерелье, подаренное своим неземным супругом. И мало кто знает, как в пасмурный вечер он сидел на берегу Лагуны и ронял горькие слёзы на золотой песок, где покоился его медальон, россыпь жемчужин и увядшие цветы посреди пышных клубов белоснежной пены.