Настина Бэлочка

- Давай-ка установим правила... Предзакатное небо было почти полностью серым. Ели, растопырив свои безобразные лапы, темнели на фоне розоватой линии горизонта. Они несколько минут назад проводили девок, приехавших с отчаянным желанием вернуться. Хвала небесам - не вышло. Здесь они сблизились за последнее время. Стали почти семьей Хреновой такой. И поговорка «в семье не без урода» работает так, что урод тут абсолютно каждый. А понаехавшие эти им были явно не в кассу. Словно ублюдские родственники-алкаши из деревни. Укромное местечко на заднем дворе давно было приспособлено под курилку. Девочки старались особо не наведываться туда (честно-честно), но бывали дни, когда паршиво так, что хоть в петлю лезь, и парочка сигарет немного помогали. Вечерами осень уже чувствовалась. И в школьной форме становилось ощутимо прохладно. Кузнецова после выгона довольной пташкой летела в спальню, чтобы щебетать там с Костьей или Ликой. Но у Насти были другие планы на неё. Она выцепила ее по дороге, схватила за локоть и процедила сквозь зубы: «поговорить надо». У Бэллы взгляд сделался сразу испуганный, как у Бемби. И зашагала она за Петровой, как за палачом на гильотину. Иногда Настя действительно ощущала себя палачом. Это пошло ещё с ринга, когда во время боя жизнь соперника буквально в твоих руках. И ты заносишь руку для последнего удара, становясь вершителем судеб. И позже, на проекте, было тоже самое. Петрова сама могла решать, кому здесь выжить, а кому нет. Сила всегда видна на контрасте. А рядом с Бэлочкой этот контраст был самым явным. Иррациональное желание оберегать мелкую возникло на почти сразу. Ей только восемнадцать исполнилось (по ощущениям - не больше четырнадцати). Совсем юная, с этим ее трогательным румянцем и огромными глазищами, в которых все время будто бушевала гроза. И силу вроде показать пытается. Смотрите, мол, какая я крутая, жизнь схавала уже - вы следующие. Но не волчонок на деле, щенок побитый. А Настя видит это и улыбается. Такая смешная маленькая девочка, совсем не хочется видеть, как она ломается. А ломается Бэлочка довольно быстро. Пытается играть во взрослые игры и совсем забывает, что ещё ребёнок. А Настя помнит. А как иначе, когда Кузнецова детской улыбкой рёбра дробит, а свою жизнь почему-то путает с игрой в куклы? Бэлла заботу ценить не умеет. Это константа. Пытается кому-то что-то доказать и не замечает за этим, как спотыкается, разбивая коленки с каждым разом все сильнее. У Кузнецовой вообще все ноги в шрамах. И это неудивительно. Настя смотрит, как Бэлла затягивается, и ждёт, когда на ее реплику хоть как-то отреагируют. - Че? - в недоумении поворачивает голову, театрально сжимая в пальцах сигарету в отдалении от лица. - Я скажу один раз, - Настя тоже затягивается, - больше ты не пьёшь. Удивление Кузнецовой не идёт. Светлые брови не слишком выразительные, а морщинки на лбу лицо уродуют. - Конечно, мамочка, - спокойно начинает она, а затем загорается, как спичка, - Ты же блять такой реакции ждёшь, да, Насть? Набирает воздух, чтобы продолжить. Но Настя прерывает ее, врываясь в личное пространство, сжимает ладонями лицо. - Да, малышка, - улыбается, - именно такой. Бэлла смешно краснеет от злости и хочет уже оторвать чужие руки от себя. Настя хочет другого. Пальцем по щеке ведёт, гладит. У Кузнецовой сигарета из рук падает - прямо в темень травы. Сумерки уже опустились. - Слушай, Белка, - смягчает первый слог и сама смягчается, - я знаю, что побороть зависимость - это не пальцем об асфальт. Я знаю, как тебе сложно. В васильковых глазах сомнение и недоверие. - Я просто, блять, не хочу, чтобы ты похерила свою жизнь, понимаешь? Я хочу... бля, ты мёрзнешь что ли? Руки Настя, пока говорила, успела опустить Кузнецовой на плечи, мягко придерживая, не давая и шанса закончить разговор. Под пальцами заметила дрожь. А сама Бэлла стояла, вся съёжившись то ли от страха, то ли от холода. Петрова стаскивает с себя жакет и накидывает на чужие тощие плечи. Девчонка тут же вспыхивает и пытается стащить тряпку с себя. - Не дёргайся, блять, - и сильнее кутает тщедушное тельце. - Спасибо, - бурчит, смирившись. Но Настя продолжить тему торопиться. - Пообещай мне, что пить не будешь. Слышишь? В ответ упрямо молчат. - Если тебе хуево будет, я рядом. Серьезно. Пообещай, что скажешь, если захочешь выпить, - заглядывает в глаза. Взгляд у Насти - прицел. Или как взрыв ядерный - не щадит никого. - Пожалуйста, - шепчет. И в этом почему-то слышатся так дохуя боли, что к горлу мерзкий ком подступает, а на глаза слёзы сами наворачиваются. От их близости воздух словно накаляется. Настино дыхание чувствуется на лице. И спорить уже совсем не хочется. Доказывать, что она не ребёнок, что сама может решать. Видно же, что не поверят. Да и зачем, если перед Настей не страшно? Ничего вообще не страшно. - Обещаю, - на выдохе. И в секунду на лице Петровой появляется самодовольная улыбка, будто на другой ответ и не рассчитывала, будто не было этого удушающего волнения и страха в глазах мгновение назад. И Бэлла улыбается тоже. Позволяет себе кончиком носа - по чужой скуле. Трепетно. Настя, кажется, воздух глотает резко и осторожно отстраняется. Говорит на прощание: «только попробуй его нарушить» и разворачивается уже, чтобы уйти. - И что тогда? Отшлепаешь меня? - не успев подумать, спрашивает. Петрова поворачивается медленно, в глаза глядит. А в ее, темных-темных, горит опасность и взрывается хиросима. - Допиздишься, Бэлл.