Он научил меня любить

И тогда я понял, что влюбился. Когда он, с выражением непередаваемого ужаса на лице, кинулся спасать мои бездарные рукописи, безвозвратно подхваченные ветром, летящие прямо в ледяное мутное озеро. Я смотрел как он бежал за ними, в попытках ухватить хоть один листочек, а когда не удавалось, тут же на ходу стаскивал с себя рубашку, готовясь прыгнуть с мостика за листами бумаги, успевшими изрядно намокнуть за это время. Я видел его прекрасную молочную кожу, видел родимое пятно на спине, возле лопатки, острые плечи, с которых скользнула вниз белоснежная рубашка, видел его тонкую талию, его стройные ноги, видел его прекрасные развивающиеся черные волосы, которые растрепал ветер... Я понял что потерян навсегда, когда он, крича про то, какой он идиот, что снял кружку со стопки исписанных мной бумаг прежде, чем поставить ту, что он принес, с кофе, что в итоге привело к тому, что я увидел сотни белоснежных птиц, взлетающих в небо неровными волнами, и мягко опадающими на водную гладь. Я видел его сведённые брови и отчаянное выражение лица, когда в испуге за мои, уже порядком расплывшиеся бессмысленные строки, он кинулся в холодную воду, подняв море брызг. Я слышал, как он беспрерывно лепетал извинения, и говорил, что нужно быстрее все собрать. И только когда я услышал восклицание о том, что вода ужасно холодная, я будто очнулся и побежал следом, тоже прыгая с мостика, и тоже нарушая баланс зеркальной поверхности воды. Я кричал ему, что все мое писательство не важно, что в нем и так нет смысла, что не нужно сломя голову бежать и делать такие необдуманные поступки, но он не слушал, и с упорством в глазах доплывал до мокрых и смятых листочков. — Они того не стоят, прошу, не нужно быть столь безрассудным! — Как же, Евгений, я знаю, что спасаю нечто, ценнее, чем намокшая одежда и ухудшение здоровья от ледяной воды! О, хоть бы мои рукописи стоили этого! Но я так не считал. Сам не знаю, для чего, изо дня в день, я так настойчиво писал этот роман. Когда я впервые выразился о том, что хочу что-нибудь написать, он пришел в поистине детский восторг, его глаза засияли, на губах заиграла нежная и радостная улыбка. Он всегда приходил, и первым делом, с искренним любопытством спрашивал про мое творение, и внимательно и увлеченно слушал меня, как я, помолчав и замявшись, читал ему написанные строки. Возможно я писал произведение, для того чтобы ещё раз взглянуть на искорки счастья в его глазах, чуть только я произносил первое слово, чтобы мимоходом заметить на его красивом лице блаженство и очарованность, чтобы уловить выражение какой-то необъяснимой и непрекословной веры. Ведь это он вдохновил меня, это он оказался живительным глотком воздуха для моих, уже казалось бы, мертвых лёгких, это он оказался моей невероятной весной, оживившей мою суровую и неприступную зиму, это он, такой жизнерадостный, такой по-детски наивный, но все равно прекрасный, такой нежный и милый, окрылённый и мечтательный, развеял мою скуку, медленно убивающую меня. Это он научил меня любить. Я восхищался его жизнелюбием и добротой. Я стал ценить его теплоту, что он дарил мне. Я боялся его ранить, как маленький нежный цветок, который опасаешься сломать своими давно огрубевшими пальцами. Я стал любить цветы. Стал замечать восхитительные восходы и закаты. Стал различать вкус пищи и замечать мелкие и, казалось, незначительные детали, из которых на самом деле состояла жизнь. Я учился у него наслаждаться ею. Я стал замечать небо. О Господи, небо! Как оно оказалось красиво! А без него, я и головы ни разу бы не поднял! Как прелестны оказались мягкие облака! Какими мне яркими и роскошными показались звёзды! Они были такими же прекрасными и дорогими, как его нежная и ласковая улыбка, обращённая ко мне. А леса! Он показал мне их мудрыми и молчаливыми душами. Он показал мне их домом, куда можно прийти, каждый раз когда неспокойно на душе, и забыться в шелесте листвы, прижаться к шершавой коре и попросить помощи. Он сказал, что они готовы выслушать тебя, а затем скроют твои слезы за тихим пением птиц и треском веток. Он научил меня вникать в смысл слов, напечатанных в книгах, ведь прежде, я читал, особо не задумываясь, машинально переворачивая желтоватые страницы. Я стал по-настоящему любить книги, увлеченно зачитываться ими, проникаясь атмосферой. Он учил меня находить прекрасное во всем. Он был счастьем в чистом виде. Он научил меня любить.