Ты забываешь о главном, Нэнс

С самого утра в Хоукинсе идет дождь. На самом деле ничего необычного, уже две недели подряд на небе невозможно разглядеть ничего из-за темных туч, которые все набегают, наслаиваются друг на друга и образуют будто бы магический темный занавес. Что же за ним, за этим самым занавесом? Никто не знает. Джонатан хотел бы знать, что скрывают темно-синие тучи за собой. Не прячут ли они там, сзади, новую тень? Нового Истязателя? Кто знает, быть может, этот городок никогда не перестанет притягивать к себе всякую нечисть и ни за что не оставит бедных детей в покое. Джонатан надеется на лучшее. — Хотя какие они уже дети? — Джонатан постоянно усмехается про себя, вспоминая все те приключения, свалившиеся на него и компанию его брата за эти два года. Это уже давно не дети, хоть они и отчаянно пытаются заново найти интерес в их старых играх, катании на велосипедах и посиделках в подвале Майка. У этих парней в головах теперь лишь девчонки, перепалки по всякому поводу… и воспоминания. Они лишь делают вид, что Демогоргон и все остальные существа никак не повлияли на них. О, повлияли еще как. Они оставили яркие следы, неизгладимые шрамы в их еще молодых незакаленных умах. Уилл до сих пор иногда просыпается из-за кошмаров. Кошмары мучают не только Уилла. О, Джонатан тоже частенько видит ужасные сны, где окровавленный Том идет за ним по коридорам больницы, где Истязатель протыкает тело Билли насквозь, где… где это ужасное существо нависает над Нэнси. Беззащитной, такой худенькой, с ужасом глядящей в огромную приближающуюся пасть. Именно эти сны с истошно кричащей Нэнс заставляют Джонатана просыпаться среди ночи, вздрагивать от воспоминаний и сжимать кулаки от ужаса и ледяных мурашек по спине. Он никогда не забудет тот день, когда все они были на волоске от смерти, когда слишком уж много всего выпало на их долю. Джонатан помнит до мелочей то колкое чувство безысходности, когда он смотрел на лежащую на полу под Истязателем Нэнси и кричал от ужаса и беспомощности. Байерс знает, всегда знал, что Нэнс не из слабых. Она смелая, смелее всех в их образовавшейся компании (исключая Дину, конечно, с ней никто не посоревнуется, да и вряд ли захочет это делать). Однако также он помнит ту маленькую, сжавшуюся в комочек в своей кровати Нэнси, лежащую рядом с ним, боящуюся пошевелиться и выключить свет в комнате. Джонатан часто винит себя за то, что не он тогда оказался на ее месте в больнице. Пусть лучше бы ему пришлось испытать весь тот ужас, чем позволить его маленькой девочке почувствовать приближающуюся смерть снова, уже в который раз. Поэтому Джонатан и пытается всегда быть рядом, не отходить ни на шаг. Поэтому он всегда ездит с ней при малейшей просьбе, не позволяет ей быть одной ни на секунду. Держит под своим надзором, не спускает с нее глаз ни днем, когда Нэнси сосредоточенно работает над новой статьей, опрашивая каждый раз новых незнакомцев, ни ночью, когда и сама девушка смотрит лишь на него. Только в его глаза, такие уже родные и знакомые до мелочей, а если и отводит взгляд, то только лишь на миг, когда ничего не видит перед собой кроме ярких взрывов будто бы тысячи фейерверков. Джонатан забирает Нэнси к себе на ночь еще после того дня в лаборатории, когда погиб ни в чем не повинный Боб. Он с той ночи хочет чувствовать Нэнси рядом с собой постоянно, поэтому его окно всегда остается приоткрытым. Маме конечно же лучше об этом не знать, пускай хоть об этом не волнуется. Хотя Байерс уверен — мама вряд ли сильно расстроится, если узнает об этих ночевках, но и Нэнс так спокойнее. Она хоть и всегда желанный гость в их доме, но мысль о том, что Джойс будет знать все интимные подробности их с Джонатаном жизни, точно не вселяет в девушку уверенности. Вот и сейчас, проснувшись от стука капель о подоконник, Байерс сначала смотрит на лежащую рядом на подушке Нэнси, а потом проверяет время. 7.00. Окно Джонатан никогда не завешивает, тем более сквозь такие тучи вряд ли сможет пробиться хотя бы один лучик солнца. В комнате, тем не менее, уже светлеет. Слишком рано для подъема в утро субботы, да и мама сегодня, как всегда, в магазине, а Нэнс якобы ночует у Макс и Дины, чтобы контролировать их сумасшедшие выдумки. Сегодня можно поспать подольше. Джонатан ложится обратно в кровать, обнимает хрупкую девушку и прижимает ее ближе к себе. Нэнси лежит спиной к нему, стянув на себя почти все одеяло. Она такая теплая, пахнет ванилью и заставляет парня влюбляться все больше. Казалось бы, куда уж больше? Но нет, всегда Нэнси делает что-то такое, что заставляет Джонатана падать в нее все глубже, говорит что-то такое, что вызывает у парня прилив нежных чувств. Она просто… просто невероятная, Байерс знал это с самого начала, еще до того дня, когда она впервые с ним заговорила. Тот день… В те дни так же шел дождь, а он с мамой бегал по лесу и звал Уилла, пытался найти хоть какие-то следы. Почти не спал… Нужно дать себе еще немного поспать, — напоминает себе Джонатан и закрывает глаза, зарываясь носом в волосы Нэнси и проваливаясь в сон. *** Коридоры из живых черных щупалец, мерзких и склизких, тянутся на много километров во все стороны. Бежать некуда, да и незачем — Нэнси все равно не скрыться, не спрятаться от собственной смерти, дышащей ей в спину. Она уже чувствует это ледяное дыхание, монстр будто специально дает ей поблажку перед тем как напасть и никогда больше не выпустить из своих страшных лап. Нэнси все пытается нащупать проход среди этих корней-щупалец, хоть какую-нибудь щель, через которую можно выбраться наружу, вдохнуть немного свежего воздуха. Она царапает эти мерзкие скользкие стены, ломает ногти, в кровь разбивает колени. Только бы выбраться, только бы вдохнуть полной грудью кислород, а не этот яд, что пропитывает все внутри этих тоннелей, только бы увидеть друзей… ЕГО. Джонатан! — последнее, что успевает сорваться с губ Нэнси перед тем, как что-то впивается в ее ногу и за секунду утаскивает за собой вглубь тоннеля… …Девушка резко открывает глаза и подрывается с места. Дыхание сбито напрочь, глаза распахнуты так сильно, что вот-вот вывалятся наружу, а дневной свет слепит так, что больно смотреть вокруг. Еще минуту Нэнси проводит в полном неведении того, что происходит вокруг нее, а потом понимание постепенно накатывает на нее мягкими теплыми волнами, будто одеяло в ее комнате. Это всего лишь сон, один из тех, что так часто пугают ее и будят среди ночи, заставляя кричать. — Ты сегодня необычайно тиха, — нежный и одновременно слегка сиплый голос заставляет Нэнс вздрогнуть, а потом пускает по ее телу тысячу мурашек — на этот раз приятных, немного щекочущих. В этом голосе она слышит улыбку и смотрит через плечо. Джонатан, такой теплый, мягкий, родной, лежит головой на подушке и внимательно смотрит на девушку, улыбаясь, будто ни в чем не бывало. — Снова этот сон, который про тоннель, ты знаешь, — Нэнси всегда рассказывает Джонатану о своих кошмарах. Он знает их все наизусть: тоннель из склизких щупалец, Изнанка с его, Джонатана, голосом вдалеке, завербованный Том в больнице и полчища окровавленных крыс. Все это снится ей уже на протяжении долгого времени, Нэнси привыкла. Она не любит жаловаться, да и не нужно ей это. Джонатан всегда понимает ее состояние, он успокаивает ее еще до того, как Нэнс успевает рассказать о своем сне. Вот и сейчас — Нэнси не рассказала ему ничего, а Джонатан уже тянет к ней свои сильные большие руки, обнимает и прижимает к груди, кладя ее голову себе на плечо, целует нежно в висок, отгоняя остатки кошмара. Пусть этот сон уходит скорее, ему здесь не рады, — шепчет на ушко тихо, так, что девушка сама еле слышит. — Уже ушел, — отвечает Нэнси и тянется губами к щеке Джонатана, — клянусь. На щеке парня все еще виден след от подушки — наверное, он только что проснулся от ее резкого пробуждения. Нэнси чувствует укол совести за то, что снова разбудила парня зря, не дала ему выспаться в выходной день. Но с другой стороны ей настолько приятно видеть, чувствовать, получать сполна всю эту заботу о себе, что Нэнс готова лежать в этих объятиях вечно, наслаждаясь каждой минутой нахождения рядом с Байерсом. Девушка нежно целует Джонатана в щеку, потом еще раз, и еще, чуть ниже, тянется губами к скуле, виску, везде, куда может дотянуться. — Эй, Нэнс, — тихонько шепчет Джонатан, пока она не перестает целовать его мягкую кожу, — ты забываешь о главном. Нэнси легко и звонко смеется, будто и нет у нее никаких кошмаров, будто не было никогда в ее родном Хоукинсе монстров, будто она не умеет стрелять и не боится поднимать трубку рабочего телефона каждый раз, когда ей звонят с новостями для новой статьи. Она смеется так только рядом с ним и только для него. Джонатан знает этот смех. Ради него он готов на все, хоть в лепешку разбиться, лишь бы слышать этот смех как можно чаще. Нэнси, все еще смеясь, наклоняется еще ближе к парню, освобождает руки из чужих крепких объятий и обвивает их вокруг его шеи. — Я обо всем помню, — шепчет в ответ и наблюдает за расцветающей на губах парня лучезарной довольной улыбкой. Притягивает Джонатана к себе и, прикрывая глаза, совсем легко и невесомо касается его губ своими. Они такие нежные, мягкие — Нэнси отстраняется на мгновение, смотрит в глаза напротив и снова прижимается к губам. На этот раз поцелуй выходит более глубоким, чувственным, но оттого не менее нежным. Девушка чувствует всю любовь и заботу Джонатана сквозь прикосновения, объятия, поцелуи. Его чувства, абсолютно искренние и взаимные, читаются во взгляде, жестах, широкой улыбке. Нэнси тонет в парне, растворяется в нем без остатка и совсем не хочет возвращаться обратно в реальность, где за окном уже которую неделю идет проливной дождь, а небо сплошь затянуто завесой темно-синих туч.