в холодных объятиях

      Вода из душа, словно ливень, сильным напором стучит по настенной плитке, акриловому покрытию ванны и по опустевшей голове поэта-неудачника.       Дятлов смотрит в пустоту перед собой, обнимая руками колени. Горячие капли скатываются с тёмных волос, ползут по напряжённым плечам, сгорбленной спине, ближе к ногам превращаясь в холодные струйки. Игорь вспоминает прошедший день, позавчерашний, тот, что был неделю назад и складывает обидное два плюс два, чтобы в ответе получить бессмысленное существование.       Удивительно, как похоже его состояние на то, что было пару лет назад, когда он впервые не смог дозвониться до Дорошенко. Телефон перегревался уже после семнадцатой попытки позвонить, но Дятлов вновь и вновь набирал знакомый номер.       Игорь закрывает глаза, подставляя лицо тёплому душу.       Юра осторожно запястье обхватывает, поглаживает выступающую косточку и горько усмехается — совсем похудел, не ест ничего — мягко ведёт дальше до локтевого сгиба, останавливается, вены, набухшие то ли от волнения, то ли от возбуждения рассматривает. Кончиком указательного пальца дорожки золотые выводит по фарфоровой коже, чувствует, как Дятлов судорожно воздух в себя вбирает, поэтому немного голову свою склоняет и целует в висок. Губами тонкой кожи касается и задерживается дольше положенного на пару секунд.       Колючая чёрная водолазка щекочет лоб, и Дятлов как котёнок упирается в Юрину шею, чешется. Губами случайно мажет по линии нижней челюсти и замирает. Дорошенко лишь довольно улыбается, откидывая голову, подставляет свою шею. Игорь оттягивает тугой ворот и медленно касается пульсирующей венки, ещё-ещё-ещё несколько раз повторяет, смелее языком мокрый круг чертит и зубами подцепляет. Бледный цвет становится багрово-красным, пятнышки один за другим появляются, заставляя Юру от удовольствия постанывать.       Слёзы с водой мешаются, и глаза открывать не хочется, но вода уже превратилась в лёд, да и денег таких не найдётся, чтоб потом счета по коммуналке оплачивать. Игорь перекрывает кран, вылезает, обматывается махровым полотенцем, и прежде, чем выйти, смотрит на отражение в зеркале. Красное заплаканное лицо грустно ухмыляется в ответ.       По телевизору всегда одно и тоже крутят. Надоело. Дятлов бросает взгляд на прикроватную тумбочку, на которой одиноко пылится первый и единственный сборник стихотворений. На новый есть рукописи, но нет сил и желания заниматься им. Игорь берёт книгу в руки, пролистывает. Здесь каждую работу он наизусть знает, а сердце больше всего ноет на парочке последних — посвящённых неизвестному для читателей Юше.       Края бумаги больно режут пальцы, заставляя шипеть поэта. За окном начинается сильная метель, в комнате становится очень душно, и поэтому Дятлов, прежде чем уйти на кухню, открывает окно.       Парень водит ложкой по кругу, размешивая сладкое какао в горячем молоке. За бортики цепляется противная пенка, Игорь вылавливает её и вместе со столовым прибором выбрасывает в раковину. Немытой посуды становится больше.       Выключатель щёлкает, погружая комнату в темноту. Планов на сегодня, как и на оставшуюся жизнь нет совершенно никаких. Птичьей трелью раздаётся звонок. Недовольный хозяин квартиры ворчит, медленно плетясь к выходу. По ту сторону оказывается человек, которого Дятлов ожидал встретить меньше всего. Он резкими движениями открывает дверь и, не давая гостю войти, бросается на шею.       Холодные руки больше не отталкивают, лишь осторожно касаются домашней футболки, гладят по спине и прижимают ближе. Румяные от мороза щёки приятно пощипывают губы. Гося сумки юркины на порог заносит, а самого парня к стене в прихожей прижимает и до сих пор глазам поверить не может. Вернулся. — Я скучал. Правда, — Дорошенко свои руки на талии лишь крепче сжимает, не хочет больше отпускать и терять, мысленно даёт слово, что больше никогда не позволит себе сбежать из жизни Игоря, оборвав абсолютно все концы. — Я тоже, Юша, я тоже, — Дятлов лишь сильнее вжимается в тёплые объятия, греется, и холод с улицы уже не так колет ноги, в попытке добраться до сердца. Да и метель не слышно. А всё потому что Юра мёрзнет и всегда ворчит, когда Игорь открывает окна нараспашку.       Игорь всё ещё дрожит и недоверчиво косится, осознать не может, что Дорошенко вернулся спустя несколько лет после ссоры, и что сейчас он так спокойно сидит в тёплых объятиях, слушая детские колыбельные, буквально растворяется от нежных прикосновений.       Лишь бы не было это очередными грёзами.