VILLAIN

Не каждая рождественская ночь выдаётся настолько кровавой. Сан ведёт Мерседес на автопилоте, не осознавая, куда гонит его раскалённый очередным убийством мозг, пока шины не скрипят на крутом повороте. Перед глазами появляются знакомые до боли ниже пояса двери в клуб. Сан бросает ключи от автомобиля портье и тянет за ручку в виде змеи. Внутри жарко. Душно. Громко. Атмосфера бриллиантовой тусовки. Вечеринки богатых. Тех, кто гребёт деньги лопатой, поджигает купюры, раскуривая в них травку самых дорогих сортов и запивая алкоголем с частицами золота. Сан не из таких. Но только в этом месте он может получить желаемое. Он отстёгивает портупею с пистолетами, снимает с пояса нож, достаёт из потайного кармана рабочий телефон и складывает все вещи в металлический ящик в руках амбала-охранника, который тут же вставляет его в стеллаж, закрывая на именной ключ и протягивая его Сану. Рамка металлодетектора — чисто. Сан проходит вглубь зала и находит нужного человека. Расфуфыренный, в свои пятьдесят с хвостиком накрашенный, как шестнадцатилетняя шлюха, этот мужчина всегда тут, всегда ждёт таких как Сан, отчаянных и жаждущих ласки, похоти, секса. Готовых платить за утехи, но не в обычном их понимании, а в концентрации, увеличенной в десятки раз, так, чтобы забыть про проблемы, долги, работу, измену. Про конечность бытия. Забыть про то, кто ты и что ты. Забыть про всё, кроме неутолимой жажды чужого тела. Сан достаёт из внутреннего кармана потрепанной кожанки увесистую пачку купюр, перетянутых резинкой, и кладёт в когтистую руку скалящегося мужчины. — Кто сегодня? — распределитель не пересчитывает деньги, лишь брезгливо стирает с некоторых бумажек ещё незасохшую кровь. — Оба, — коротко отвечает Сан, заглядывая в потускневшие с возрастом желтые глаза мужчины. — Этого хватит только на пятнадцать минут, малыш, — задумчиво тянет тот. — Но ты молод, тебе хватит и этого. Сверкнув желтыми клыками, распределитель разворачивается на высоких каблуках. Сан следует за ним сквозь толпу до заветной двери из стекла цвета чёрного оникса. За ней темно и на удивление тихо. Сан на ощупь находит кресло, стоящее посередине небольшой комнаты. Садится и пытается устроиться поудобнее. Сердце бешено колотится о грудную клетку, а мозг все ещё проигрывает кровавые картинки сегодняшнего дня. Но как только начинает играть музыка и комнату озаряет приглушённый неон, мысли о совершённом тут же уходят на второй план. В комнату заползает розовый дым и вместе с ним появляются они. Два молодых суккуба, едва ставшие совершеннолетними, чтобы законно заниматься своей работой, вплывают в комнату на высоких каблуках так медленно и грациозно, словно их тела не поддаются гравитации. От вида Сана — потного, пыльного, забрызганного чужой кровью, пропитанного чужим страхом и пышущего жаром желания, — их тонкие ноздри вздрагивают, втягивая аромат смерти, и пухлые сочные губы, накрашенные алым блеском, расплываются в лёгких улыбках, обнажающих белоснежные клыки. Их изящные ладони с тонкими пальцами, кончающимися длинными когтями, рисуют в воздухе витиеватые узоры. Их тела, обтянутые в блестящую кожу и полупрозрачный шёлк, изгибаются, покачиваются, переплетаются словно змеиные. Суккубы источают феромоны. Наркотической сладостью они проникают в организм с каждым глубоким вдохом, действуя сильнее афродизиака. Тело Сана расслабляется, зрение теряет фокус всего на несколько секунд, но после глаза начинают видеть то, чего не видели и не могли видеть прежде. Сан рассматривает суккубов будто под микроскопом, будто они не танцуют в полутора метрах от него, а лежат на предметном стекле под увеличивающей линзой. Макро картинка гладкой, без единого изъяна кожи, приближенная словно в тысячи раз, дурманит разум. Узкие змеиные зрачки, светящиеся ослепительным янтарем, оставляют на человеческой сетчатке отпечатки, которые пятнами расплываются под закрытыми веками. Белые длинные волосы, переливающиеся ртутью тени на веках, идеально ровные чёрные стрелки и густые ресницы делают суккубов похожими, как две капли воды. Но с каждым из них Сан был не один раз, чтобы отличить их даже в полутьме. Уён немного ниже, тоньше, но раскрепощённей. Каждое его движение пропитано сексуальностью, его взгляд совращает безмолвным обещанием самой лучшей в жизни ночи. А сладкий, приторный запах оседает в сознании, собираясь остаться там на долгие недели. Ёсан сложен плотнее, крепче. В каждом его жесте загадка. Он всегда смотрит холодно и пронзительно. Завораживающе. Терпкий аромат его феромонов сбивает дыхание, от него кружится голова, его всегда мало и хочется вдыхать еще и ещё, пока не потеряешь рассудок. Но Сан задерживает дыхание. До этого дня он ни разу не был с двумя суккубами сразу. Ни разу не видел как они ласкают тела друг друга, раздеваются, касаясь оголяющейся кожи острыми когтями, способными без усилия разрезать плоть прямо до кости, так мягко и нежно, словно это не орудия для изощрённого убийства, а пёрышки неспособные навредить. Легким движением кистей Ёсан сбрасывает с плеч Уёна прозрачную рубашку и вот суккубы стоят перед ним полностью обнаженные. Возбужденные. Сан глубоко вдыхает смешавшиеся в убийственный коктейль сладость и терпкость. Он ни разу не чувствовал себя более живым. Уён опускается перед ним на колени, касаясь его бёдер кончиками когтей. Скользит ими по ногам, разводя их в стороны, и удобно умещается между ними. Улыбается, показывая острые клыки. Ёсан прогибается в спине, подаваясь вперёд, и почти касается губ Сана своими. Но лишь почти. Его горячее дыхание оседает на коже, разбегаясь мурашками по рукам и ногам, по вспотевшей от возбуждения спине, и снова исчезает. Суккуб наклоняется к Уёну, целует его в скулу, в шею и плавно соскальзывает на подставленные полные губы с маленькой родинкой, сминает их, продолжая сверлить Сана взглядом. Сан млеет, закусывая внутреннюю сторону щёк. Один из суккубов спускает с него джинсы, второй расстегивает и снимает рубашку, мягкость чужих губ на его бёдрах сменяется остротой клыков на шее, нежность тёплых ладоней на груди — на убийственный холод когтей на предплечьях. Блаженство основанное на контрасте. Суккубы двигаются в одном темпе, покачиваясь под музыку, лаская и исполняя все неозвученные фантазии. Они дразнят, распаляют, натягивая нити возбуждения до предела, поигрывая на них крашенными в хамелеон коготками. Лижут открытую кожу раздвоенными языками, оставляя горящие лавой влажные следы. Смотрят, прожигая томными взглядами оголенное тело. Сан касается их нежной кожи, что под прикосновением становится змеиной, переливающейся под тусклым светом неона бензиновыми пятнами. Уён ускользает за спинку кресла и обвивает плечи Сана руками, оставляя поцелуи на открытой шее. Сан сжимает задницу Ёсана в ладонях, прижимает его к себе, сажая на колени. Между его ягодицами влажно от естественной смазки. Кончики пальцев скользят от мошонки до пульсирующего входа, обводят его и толкаются внутрь. Там жарко и очень узко, но всегда гостеприимно. Сан тянет руку ко рту и облизывает пальцы. Терпкая смазка суккуба растекается по языку, вяжет рот словно сухое красное вино. Ёсан усмехается, опаляя лицо раскалённым в лёгких воздухом, прогибается в спине и обхватывает рукой член Сана, направляя его в себя. Проникновение плавное, мягкое, до самого основания. Сан низко стонет, впиваясь пальцами в крепкие бёдра суккуба. Кожу на шее пронзают клыки Уёна, а стон обрывается глубоким поцелуем Ёсана. Сан плавится от их прикосновений, поцелуев, от лёгких царапин и первых капель собственной крови на чужом языке. От высасывающих душу движений на своём возбуждении. Потихоньку сходит с ума от страстных суккубов, способных сожрать его заживо. Вся жизнь перестаёт быть существенной. Вчерашний день стирается из памяти, сегодняшний забывается, а о завтрашнем и возможной расплате за совершенное возбужденный мозг не посещает ни одна мысль. Важен лишь этот момент, необходим, как глоток воды среди пустыни. Этот момент прекрасен, он словно апогей всего существования. Пик Эвереста, к которому Сан продирался все эти тёмные беспросветные годы. Он изливается глубоко в Ёсана, жмурится, прижимая суккуба к своей влажной груди и чувствуя, как он дрожит под пальцами, насыщаясь силой его семени внутри себя. Суккубы питаются сексом, живут им. Они лучшие в своей профессии, потому что они всегда готовы, всегда рады, всегда хотят. Всегда голодны до чужого оргазма, а не своего. Ёсан целует, толкаясь языком глубоко в рот, гладит ладонями грудь, задевая коготками соски и поднимается, отпуская Сана из своих огненных объятий. Ёсан все ещё возбуждён, его налитый кровью член истекает смазкой, но удовлетворить суккуба — задача не из самых простых, особенно за пятнадцать минут. Место Ёсана занимает Уён. На коленях он ощущается легче, меньше, но его дикая, рвущаяся из развратного нутра энергия компенсирует размеры. Суккуб ластится, прижимается к обнаженной груди Сана, дает ему небольшой перерыв, лаская нежными прикосновениями. Целует мягче, чем Ёсан, чувственней, слаще. Улыбается, подцепляя нижнюю губу клыками. Трется влажной головкой небольшого члена о живот. Выгибается в пояснице, когда Сан крепко обхватывает его возбуждение ладонью. Рецепторы обжигает новая волна феромонов. Сана ведёт. Словно от героина, пущенного по вене, его утаскивает тяжёлым камнем на дно, но после, будто освободившись от пут, он взлетает в небеса. Поднимаясь с кресла, он подхватывает суккуба под бёдра и прижимает к ближайшей светящейся неоном стене. Силуэт Уёна прекрасен в розовом свете. Его узкие ладони продолжают рисовать под музыку узоры, что расплываются перед глазами розовым дымом. К спине Сана прижимается Ёсан, оставляет засос на лопатке и скользит возбуждением меж ягодиц. Сан очарован, околдован, пьян. Его член снова налит кровью и жаждет жара чужого тела. Когти вгоняют под кожу дозы запредельного желания. Сплетаясь раздвоенными языками суккубы целуются через его плечо и ничего сексуальней этого Сан в жизни не видел. Они так близко и одновременно так недостижимо далеко. Если бы любовь была такой, то Сан бы обязательно влюбился. В Уёне жарко словно в жерле вулкана и до одури невероятно. Сан толкается до основания и стонет, прислоняясь губами к подставленной влажной шее, ведёт по ней языком, но вместо соленого пота, во рту растекается сладость. Ладони Ёсана ложатся на бёдра и сопровождают каждый последующий толчок, направляя, пока Сан не слышит первый стон. Глаза Уёна впервые закрыты, ресницы дрожат, брови нахмурены, а его стон опаляет губы, разрывая нервы к чертям. Внизу живота Сана скручивается огненная спираль, стремясь разорваться, но ему так хочется продлить это мгновение. Хочется довести суккуба до оргазма. Довести их обоих, пускай это и маловероятно, но ведь следующего раза попробовать может и не представиться. Член Ёсана так приятно скользит меж ягодиц, каждый раз касаясь тугого входа. Сан прогибается и толкается в Уёна ещё раз, прижимая его к стене и замирая. Кладёт ладонь на бедро Ёсана, откидывает голову на его плечо, удерживая Уёна на весу одной рукой. Ёсан понимает без слов. Сан не был принимающей стороной слишком давно и, наверное, ему нужна растяжка и моральная подготовка. Но с суккубами все это не нужно. Их феромоны, естественная смазка, их опыт, все это превращает секс с ними в искусство и боль можно испытать, лишь захотев ее, лишь попросив о ней. Ёсан входит в Сана без сопротивления, одним слитным толчком, касаясь ягодиц бёдрами. Сан закусывает губу и стонет от невероятного чувства заполненности. Его стону вторит Уён, когда член снова проскальзывает по его простате. Суккубы вытрахивают из Сана душу, выпивают его через край целиком, без остатка. Сжирают его наслаждение, вожделение, каждую эмоцию безграничного счастья. Двигаясь в одном темпе, в одном ритме, дополняя друг друга, размножая безумство, они выворачивают Сана наизнанку. Он дрожит в их руках, стонет, цепляется пальцами за бёдра суккубов, отдаётся во власть их огненных поцелуев, теряется между их разгоряченными телами, жаждущими его пика. Разрывающими его в клочья. Низкий рык Ёсана заползает в одно ухо, а влажный язык и сладкий стон Уёна оглушает второе. Их когти впиваются в самые чувствительные места, удерживая Сана на острие ножа и не позволяя сорваться раньше времени. Ёсан контролирует толчки, втрахивая перевозбужденного Сана в Уёна. Прижимает их тела друг к друг, поощряет горячие поцелуи и смешение сладких стонов наслаждения. Сан кончает глубоко в Уёна, прижимая его к неоновой стене, впиваясь пальцами в его сочные бёдра, а губами в пухлые губы. Уён мычит, выгибается, его глаза закатываются от выплеснувшегося в него чужого возбуждения. И Сан впервые в жизни видит, как суккуб кончает, как трепещет его тело в руках, как ослепляя янтарем сверкают глаза. Чувствует, как когти оставляют на спине длинные кровоточащие полосы, которые позже превратятся в шрамы-напоминания. Ощущает, как сильными спазмами сжимается его нутро. Звенит короткий звонок, символизирующий конец сеанса, но суккубы впервые будто не слышат его, продолжая зажимать Сана. Бёдра Ёсана шлепают о ягодицы, толчки становятся резче, чаще, сверхстимуляция уносит Сана за грань реальности. Оргазм Ёсана подкашивает ноги, но суккуб держит крепко. Последние толчки касаются чувствительной простаты и Сан не сдерживает скупых слез скопившихся в глазах. Раздвоенный язык Уёна слизывает их с раскрасневшихся щек, он удовлетворенно мычит, тут же касаясь губ Ёсана, передавая ему соль, собравшуюся на языке. Сан едва дышит. Тело бьет дрожь, сознание рассыпается на миллионы осколков, а сердце больно колотится о грудную клетку. Суккубы целуют, допивая досуха, успокаивают, вытирают с него свои следы, которые не смыть ни мылом, ни спиртом, потому что они выжжены на загорелой коже. — Приходи ещё, — голос Уёна высокий, приторный, вкусный. — Мы будем ждать, — сексуально шепелявит Ёсан, низкий тембр пускает по спине мурашки. Суккубы облизываются и уходят, оставляя приятно опустошенного Сана одного. Дрожащими пальцами он застёгивает ремень на джинсах. С трудом вставляет пуговицы в петли на рубашке. Накидывает на плечи кожанку и выходит из комнаты, пропитанной сексом. В носу все ещё стоит запах суккубов, в голове картинки их тел, кончики пальцев все ещё колет после ощущений их изменяющейся кожи. Сан забирает свои вещи и по длинному коридору идёт к чёрному выходу. Вытаскивает из кармана помятую пачку Мальборо и зажимает в губах сигарету — лучший десерт после основного блюда в виде секса. Дверь хлопает, Сан выходит на свежий воздух. К его виску прижимается ледяное дуло пистолета. Не обращая внимания Сан щёлкает зажигалкой, втягивая в легкие горький дым. Эта рождественская ночь прекрасна и ничто не сможет ее испортить...