Кража

      Жильбер не видит Капитана Вашингтона за двойным стеклом, но чувствует его присутствие; он мог представить, как Джордж смотрит на него — снисходительно-устало. Как склонившись постукивает пальцами по отключённому микрофону, ожидая знака от детектива Гамильтона.       — Ты узнаешь его? — сместившись, Александр придвигает фотографию ближе.       — Нет, — Лафайет качает головой.       — Ты должен, — настаивает Гамильтон.       — Нет, — сведя кончики пальцев, повторяет Жильбер.       — Вы оба были там — оба охотились за этим ожерельем! — второй снимок.       — Меня не интересуют старые украшения, — простое оправдание.       — Вот, — Александр ударяет по столу ладонью, — Признание! — он вскидывает руку вверх, к потолку комнаты допроса, — Кто сказал, что ожерелье «старое» — никто! — крошечная победа.       — Я разбираюсь в золоте, — парирование.       — Хватит строить из себя белую овцу, — тихая угроза, — Если тебе удалось обвести капитана вокруг пальца, то не думай, что со мной можно проделать тоже самое! — Гамильтон застывает рядом, непозволительно близко, — Если честно — как тебе удается выбивать из него эмоции? В последний раз, когда я пытался заставить его улыбнуться — он выгнал меня из кабинета, — переходящая на шёпот просьба.       — Это был хороший полицейский? — осторожный вопрос.       — Да — и как вышло? — недовольный интерес.       — Неплохо, но могло быть и лучше, — наставление.       — Так, ты признаешься? — ловушка.       — Нет — это была хорошая попытка, — Лафайет пожимает плечами.       — Оставьте его, детектив, — Вашингтон обрывает их разговор.       — Но мы ещё не закончили, — Александр поднимает голову, всматриваясь в стекло, словно, стараясь убедить капитана взглядом.       — На сегодня — всё, — указание, — И, это не обсуждается, — требование, завершившееся щелчком.       — Тебе повезло, — потянувшись к разложенным снимкам заметил Гамильтон.       — Запомню, — мягкая улыбка, обезоруживающая — приветствующая кого-то за спиной Александра.       — Капитан Ваш, я почти расколол его! — возмущение; развернувшись, Гамильтон почти бросается навстречу.       — Возвращайтесь к работе, детектив, — переступивший порог, Вашингтон не поправляет, отдает приказ, и ждёт его выполнения.       — Но — это моя работа, — кивок в сторону Жильбера.       — Сейчас — это моя работа, — капитан скрещивает руки на груди.       — Как скажите, капитан, — фырканье.       — Спасибо, — выдыхает Лафайет; он отклоняется, опираясь спиной на неудобный, определённо, подкрученный чужими руками стул, — Мы едем домой? — Жильбер приподнимает ладони, жестом предлагая открыть наручники.       — Ты не вернешься домой до тех пор, пока второй подозреваемый не будет в участке, — Вашингтон не называет имён, просто уточняет.       Стук глухих шагов — щелчок ключа.       — Грубо, — скрип стула и крепкие, опасно-резкое объятие, — Я не работа, — бормотание, приглушённое плотным пиджаком.       — Мы договаривались, — напоминание; капитан осторожно запускает пальцы в рыжие волосы Лафайета, утешающая, болезненно-предупреждающая ласка, — Никаких краж, — поглаживание становится мягче.       — И никаких карт, — дополняет Жильбер.       — Надеюсь, урок усвоен, — Вашингтон ловко перехватывает запястье Лафайета — у своего кармана, — Ты оставил его в ванной, — он тянет выше, подставляя тонкое кольцо под белёсый свет незаметной лампы, — В другом кармане купон — на большой стакан кофе, в той британской кофейне, — слабое движение в сторону; капитан предлагает второй карман.       — Много кофе — вредно, — укол.       — В таком случае оставлю его себе, — беззлобная шутка.       — Половина моя, — тихий смех.       — Меньше половины, — наказание.       — Хорошо, — согласие; Жильбер поправляет кольцо, проводит по гравировке.       — В следующий раз — это могут быть наручники, — призрачная угроза.       — Кто-то однажды сказал мне, что наручники на моих руках будут похожи на большие обручальные кольца, — воспоминание.       — Он был близок истине, — согласный кивок.       — Глупость, — фырканье.       — Можешь остаться в «комнате отдыха», — предложение, закреплённое поцелуем в лоб.       — Под присмотром? — мурлыканье.       — Конечно.