Покойся с миром, Молодость

Вечером в Норе особенно тихо. Когда густая тьма собирается над крышей многолюдного дома, голоса медленно стихают, превращаясь в безмолвную баталию эмоций. Никто не привык проводить здесь время в тишине: несколько лет назад близнецы каждый вечер запирались в комнате и разрабатывали улучшенную версию огня дракона, громкими взрывами поднимая на уши весь этаж; Джинни с Гермионой звонко смеялись, обсуждая письма Крама, Рон за что-то громко отчитывал Гарри, а Молли шумно гремела посудой на первом этаже. Нора всегда была наполнена людьми и запахами. В доме всегда было дружно и людно. Здесь всегда чувствовалась жизнь. Чернильная ночь опускается на землю особенно медленно. Разводы алого солнца неторопливо заходят за горизонт, оставляя небо разодранным, окровавленно-поцарапанным. Первые звезды появляются ещё вечером, тускло мерцая на поникшем небосводе, и Джордж щурится, будто пытаясь разглядеть среди них хоть что-нибудь. По ночам он часто выходит из дома, скрипит пологом лестницы и медленно опускается на крыльцо, вдыхая влажный воздух полной грудью. Джордж в целом избегает нахождения у себя в комнате, беспрерывно покидая одинокую обитель каждую ночь. Ему больше нечего там делать; теперь там все напоминает о нем. Невольно окидывая помещение взглядом, Уизли то и дело цепляется за что-то незначительное, что словно серпом на сердце оставляет уродливый кривой шрам — вулнерой санентур не излечишь. Он не пускает сюда мать — непривычно грубо запрещает убираться, — и каждый раз плотно закрывает дверь, надолго покидая дом. Небрежно заброшенный в угол книжной полки фолиант по трансфигурации больно отзывается в сознании воспоминаниями о школьной практике; помятая зелёная шапка ирландской команды по квиддичу висит на ручке комода, а бордовый свитер с кричащей буквой «Ф» все ещё небрежно валяется под подушкой, сверкая выпавшим рукавом. Здесь каждый дюйм пропитан братской атмосферой — атмосферой Фреда и Джорджа. А Фреда и Джорджа больше нет. Этой ночью Уизли как обычно выниривает из Норы и уходит чуть дальше, чем обычно: теперь первый летний туман настигает его рядом с большим цветущим деревом близ старого сарая. В детстве они с братом часто загоняли в его листву Рона, только учившегося летать на метле. Джордж, выдыхая, медленно опускается на землю и начинает лениво жевать полуиссохшую травинку, облокотившись спиной о рельефную кору ствола. Он прикрывает глаза и пытается привыкнуть к молчанию — надоедливому, болезненному, непривычному. Он никогда не коротал дни в безмолвной тишине, потому теперь смириться с этим кажется вдвойне тяжелее. Прошло едва ли больше месяца с финальной битвы за Хогвартс. Чуть больше месяца с момента, когда жизнь резко и неожиданно разделилась на две части: то было не «до» и «после» — скорее «с» и «без». Месяц назад Орден потерял добрую часть своих бойцов, павших от Непростительных; сотни родителей потеряли своих детей под руинами кирпичных стен старой школы, а Джордж потерял самое близкое, что у него было. Они делили внимание на двоих и всецело дополняли друг друга: там, где заканчивается один, начинался второй — то была константа, неизменная истина в чистом виде, их внегласная общая договорённость, которую никто никогда не обсуждал. Они защищали друг друга от внешнего мира — даром у них был свой собственный, поделенный ровно пополам по золотой середине. Они полагались друг на друга без капли сомнений. Они всегда были друг у друга. Что бы ни случилось. Когда Джордж, не успев закрыться рукой от взрывной волны, получил десяток ссадин по всему лицу острыми камнями, отлетев на несколько метров назад, он не почувствовал боли. Джордж вообще ничего тогда не чувствовал, находившись в состоянии аффекта: мир словно замер на несколько минут, а он старательно отбрасывал камни в стороны, разгребая завалы, чтобы достать тело — тогда он ещё не знал, что сердце внутри него уже не бьется. Когда Джордж, задержав дыхание на добрые несколько секунд, со страхом отпрянул от трупа брата, он все ещё ничего не чувствовал. Когда мать склонилась над Фредом, горестно завывая от боли, он тоже ничего не чувствовал. Он почувствовал что-то, когда понял, что, повернувшись, не видит его кривой ухмылки; не слышит насмешливого баса и не ощущает его рядом. И тогда жизнь превратилась в бесконечные пытки. Сбоку послышались тихие шаги и глухой скрип сухой травы. Джордж лениво открыл один глаз, двигая нижней челюстью, и тут же закрыл его, узнав нежданного гостя. То была Гермиона. Джордж знал, что они с Фредом были близки, но никогда не обсуждал с ней его уход. Все знали, что ему чертовски паршиво и до предела больно, но признавать это вслух казалось жалким — поэтому он молчал. Грейнджер тихо опустилась рядом, ничего не спрашивая, и повернулась в профиль, нерешительно поджимая губы. — Мне очень жаль, Джордж, — после пары минут молчания тихо процедила она, стараясь держаться как можно увереннее, пытаясь подавить дрожь в голосе. — Мне так жаль. Джордж ещё пару секунд не отрывал глаза, а после неторопливо обернулся, благодарно поджал губы и осторожно кивнул. Ей ведь тоже отнюдь не просто — в ту ночь не только Джордж брата потерял. Той битвой все оставили часть себя в обломках витражных стекол и белых камнях фасада. — Прости, что никогда не говорил с тобой… об этом, — виновато начал Уизли, смотря исподлобья, почему-то страшась полностью обернуться к подруге. — Я знаю, что тебе тоже тяжело. Гермиона по-нервному быстро нахмурила брови и покачала головой в разные стороны, не желая слушать извинений. Джордж заведомо знал — она понимает. — Мы ведь близнецы. Должны чувствовать друг друга, все такое, — Уизли выдохнул с насмешкой, на руках пододвигаясь ближе к дереву, собирая себя, наконец, в кучу. Гермиона скептически кивнула, не подавая виду, а Джордж был почти уверен, что она слишком умна для верования во всякие невербальные связи братьев. — А я его больше не чувствую. С минуту они с Гермионой молча внимательно всматривались друг другу в глаза: она — ошарашенно, будто бы разбито, с неподдельной горечью в сердце и болью во взгляде, он — отчаянно. Так смотрят только самые поникшие — с грустной улыбкой и стеклянными отблесками в уголках глаз. Гермиона примкнула к плечу Джорджа и устало положила на него голову, а он, кажется, почувствовал, как она беззвучно сотрясается в тихом плаче. Первые солнечные лучи застали их именно в таком положении: Грейнджер дремала, обхватив чужое предплечье своей рукой, а Джордж щекой прильнул к ее макушке, с улыбкой наблюдая над воссиявшим солнцем. Наверное, вывеску в Косом переулке нужно поменять. Братьев Уизли все равно больше нет.