Тень отца Серджио

«Единственный мужчина, который когда-либо не оставлял меня равнодушной, испугался и постригся в монахи». Длинная надпись, а крупно. Бросается в глаза не меньше, чем тёмно-блестящая, такая итальянская красота Теа. Кажется, она ничуть не изменилась. По крайней мере, на этом фото. Хоть это и всего лишь глупый и бесстыдный журнал. Вот только так и видишь обложку буквально на каждом углу. Танцовщица, телезвезда Теа Марвелли зачем-то вспомнила?.. Но ведь они тогда были детьми. – Вечернюю газету и… вот. – Святой отец, вы уверены? – Я уверен, что должен знать, какими словами тут поминают слуг Господних. Такие женщины, как… эта. Парень-газетчик непочтительно подмигнул и тут же отвернулся. Мол, ни при чём я. …Сколько же лет прошло? Тогда, в школе, они просто держались вместе – Теа и Энцо. Просто тараторили в коридорах по-итальянски быстро-быстро, чтобы уж точно никто не понял ни слова. Девочка бросалась в мальчика бумажками, когда он оказывался ниже по лестнице, и кричала что-то звонко, как во дворах, где росли их предки. Обоим это было нужно, хоть и родились они оба уже не в Италии. Нужно не ради какой-то выгоды, хотя… Все ведь знали, что Теа «по девочкам», все, кроме её семьи. – Энцо, ты хотя бы итальянец, католик и на раз производишь впечатление приличного человека, – подмигивала она, таща его в гости. Он слабо протестовал, мол, мы-то бедные, а вы чуть ли не сливки общества. Но Теа это мало трогало. Смеялась, ты, мол, ещё скажи, что мы мафиози и все тут у нас в руках! И эти визиты к ней домой давали возможность оставаться наедине, шептаться в тёмных углах. Вроде ничего такого – а волновало. И однажды Теа его поцеловала, и губы её были будто «пьяные вишни» в лучшей глазури, упиваться бы, а Лоренцо всё это напугало. – Ну ты чего? – она опять смеялась, но чувствовалась лёгкая обида. – Просто – тебе это незачем. – Ну почему. Я никогда не говорила, что всю жизнь буду любить только девушек, я как раз и хочу… узнать свои границы. – И с этой целью используешь друзей. Не сказал бы, что это красиво. – Просто ты ко всему слишком серьёзно относишься. Может, за это ты мне и нравишься. – Что ж, может, и ты мне нравишься такая, какая есть. Иначе я… уже давно попытался бы вернуть тебя на путь, освящённый традицией. Теа так смеялась, что их тогда чуть не застали её родные. Но отвлеклись, к счастью. – А ты коварный, оказывается. Сидел тихо, смотрел серьёзными глазами – и дождался, что я попыталась первая. – Я не нарочно. – И тем успешнее. Ну что, – она подмигнула, – замуж возьмёшь, как ещё подрастём? – Ты же не пойдёшь. Даже чтобы успокоить семью. Не пойдёшь, потому что не знаешь, что такое верность. – Ладно, ладно, не заводись, шучу я, мы же тут просто экспериментируем. Но только с того дня он уже не подходил к ней близко. И всё лето пропадал в местах очень далёких, прежде всего морально, от его обычной жизни, а перед началом нового учебного года зашёл прощаться. – Теа, я буду готовиться в семинарию. – Псих. Нет, меня это в чём-то даже восхищает… но реально псих. Ты не только меня, ты ещё толпу девушек разочаруешь, если уйдёшь от мира. – Если им так спокойнее, пусть думают, что у меня проблемы с мужской силой и я пытаюсь спасти лицо. – Монтанелли, а я не просто так говорила, что ты коварный. Даже мне бы, как ни обидна вся эта история, не пришло такое в голову. И дальше меня это не пойдёт. Но мне в голову пришло другое. Помнишь, мы ещё вообще мелкие были, до порнушки не доросли, но тайком смотрели у меня кино про отца Серджио? Так вот, предрекаю тебе – будет, как там. Ты ещё падёшь, Энцо, и с таким треском, что в Риме услышат. Вот тогда и тебе будет обидно, что сегодня ты видел меня в последний раз. Что ей ответить, он тогда не нашёлся, и расстались они кое-как. Стороной Лоренцо успел услышать, что Теа объявила семье о своих пристрастиях, со скандалом ушла из дома… и он до сих пор гадал, как она тогда выжила и пробилась. Она и в интервью не особо распространялась об этом. Зато заметила вскользь – мол, я бросила того парня, не наоборот. Понимала, что иначе разобью ему сердце, кажется, разбила всё равно. А может, и нет, я же, мол, помню, какое у него было лицо на том домашнем киносеансе в детстве, во время сцены, где маленький Серджио смотрит на церковную процессию и шепчет в экстазе: «Забери меня, Господи!». Мол, мой друг детства будто и сам поддался тому же порыву… Может, он и был рождён для служения. На этом Теа с темы свернула – ни имён, ни конкретики, даже утаила любопытный факт, что сыгравшего в фильме мальчика тоже звали Лоренцо. …«Единственная женщина, которая когда-либо меня волновала, всю жизнь любила других женщин». Так вывел Монтанелли под её фразой, почти задев перьевой ручкой её лицо на обложке. Осталось выяснить, где она сейчас живёт, – да и отослать ей данный экземпляр журнала. Без обратного адреса, без опознавательных знаков, это и так слишком глупый порыв. Да и… разве не будет достаточно почерка?

* * *

– И ты тут живёшь одна? – Ну, ты же меня знаешь, Энцо, я – и постоянные отношения? Зато никто не жалуется, когда я репетирую и музыка гремит на полную. И вообще стесняться некого, – Теа, как в детстве, с размаху плюхнулась на диван (если можно определять так столь изящное движение) и задрала на стену длиннущие босые ноги, даром что была в коротком платье. Поймала взгляд Лоренцо, хмыкнула: – А что такого, я у себя дома. И из твоего же автографа ясно следует, что я для тебя не опасна. – Оставим в стороне степень разбитости моего сердца, – глаза он всё-таки отвёл, – а вот как ты меня нашла? – В два клика через сайт епархии. И нет, раньше не сталкерила тебя, больно нужно. Но фотографии там хороши, передай, что просто с любовью снято! И… нет, она хотя бы и правда красивая, а уж я ценитель женской красоты. Она точно лучше, чем та умственно отсталая у отца Серджио. – Что? Ты о ком? – Будет не лениво вставать – ткну тебя в это фото. Где ты благословляешь явно приезжую девчонку, я вот всё гадаю, откуда она, Восточная Европа? Вижу, вспомнил, не прикидывайся, ну такая, видно, что только недавно перестала красить волосы в два-три цвета и вообще резко сменила имидж, чем-то её ушибло, видимо, она сейчас такая… как будто на неё смотришь через стекло в дождь. – Её подруга покончила с собой, долгая и печальная история. Она тоже хотела, а мать сгребла в охапку и увезла за океан… Столько лет матери вообще дела не было, но лучше поздно, чем никогда. Там уже лет десять… всё сложно. – Наркотики, селф-харм, ненависть к себе, жажда любви? Две квартиры и фирма, ушедшие на лечение? В общем, понятный букет. Но у неё глаза голубки. И помяни моё слово, Энцо, к концу года у тебя будет ребёнок. – А вот, может быть, у тебя! – и ему ужасно захотелось бросить в неё бумажкой.