Мы никогда не будем страдать из-за отсутствия чудес, а только… из-за отсутствия веры в них*
Сегодняшний вызов Антон ассоциирует с болью, неизбежностью и отчаянием, остро подходящим подобным ситуациям. «Каким же?» — спросите вы и будете совершенно правы в наличии такого вопроса. А таким: сегодня тридцать первое декабря, но Шастуну придётся ехать на другой конец Москвы к коту с (цитата) «неконтролируемыми приступами агрессии и бешенства». Нет, не подумайте: парень едет не буквально к животному, он ещё не до такой степени ебанулся, просто, работая ветеринаром, всегда думаешь сначала о пациенте, а уж только потом — о хозяине. В целом, так бывает в обычные дни: Антону абсолютно не интересно, кто хозяин питомца. Но именно сегодня парень с радостью бы заглянул в глаза больному ублюдку, решившему заняться лечением животного в канун Нового года. Вообще, выбирая для себя профессию ветеринара, Шастун очень надеялся избежать ночных вызовов, работы по праздникам и выходов сверхурочно. Но, видит небесная канцелярия (или кто там сверху, ку-ку, епта), в таком случае ему надо было идти работать смотрителем эскалатора… Хотя и там, наверное, график ненормированный. Нет, Шаст свою работу любит. И ненавидит одновременно, правда. И вовсе не из-за графика, нет. Из-за сотен судеб — людских и звериных — которые он пропускает через себя каждый раз, надеясь когда-нибудь зачерстветь. Спасать чью-то жизнь — это прекрасно: как-то Антон вовремя диагностировал опухоль у кошки с удивительно большими и умными глазами (поэтому и запомнил эту «пациентку»), чем спас не только жизнь животного, но и хозяйку — от безудержных рыданий по ночам. Но бывало наоборот, и в ушах, кажется, до сих пор слышится надрывный женский плач в ночной тишине ветклиники, когда Антон, пряча глаза, сообщил, что опухоль мозга пса уже не операбельная. И это всегда будет сложно. Будь Шастун Иисусом (или кто там руками лечил?), он бы вылечил каждого, потому что животные не заслуживают ни одной из тех болезней, что сваливаются на них. Только вот… он всего лишь простой ветеринар. Впрочем, это все лирика. В реальности же Антон садится за руль расписанной машины, предоставленной ему ветклиникой, и выезжает с парковки в снежные московские улицы, где уже сейчас всюду пробки — об этом молча свидетельствуют сияющие красные линии-гирлянды по всей карте города. План прозаичен: съездить на вызов, чудом выбраться оттуда и поехать отмечать Новый год. Ну, предположим, что «отмечать», но это уже, как известно, совсем другая история.***
С возрастом отношение к Новому году и к праздникам меняется достаточно ощутимо: Арсению кажется, что «новогоднее настроение» — от лукавого, а в реальности такового состояния просто нет и быть не может. Знаете, что-то вроде Деда Мороза — выдумка для детей. Дожив в этом году до тридцать первого декабря, Арс думает лишь об одном: впереди десять дней с возможностью отоспаться, десять дней без работы и учебы. Попову кажется, что он отдыхал последний раз в летнем отпуске, и сейчас его организм остро требует витамин «страдание хуйней» внутривенно. Но даже в канун Нового года парень не может себе этого позволить: сегодня, конечно, можно посидеть на пресловутой «удаленке», но это не отменяет запросов коллег. А оно, как известно, равносильно сидению на жопе перед компом весь день. Попов — золотой мальчик — пример для гордости родителей и повод для томных взглядов девчонок: отличник, студент, сотрудник престижной организации, спортсмен… словом, вышедший из киноленты «Приключения Шурика». Только вот Арсу нести такое золотое бремя (как если бы оно действительно было из драгоценного металла) — тяжело. У него есть только дом, работа и учеба с попытками поспать и не спиться, и это ощутимо напрягает. Но не сильнее, чем отсутствие новогоднего настроения. Вот и сидит Арсений в украшенном гирляндами холодном королевстве, смотрит на коробку с елкой, достаёт с балкона промерзшую морковку для оливье… но праздника… нет. Видимо, поэтому он решил испортить праздник всем: в частности, себе, коту и ветеринару, которого наконец-то вызвал, чтобы выяснить причину неконтролируемых приступов злости у домашнего любимца. План прозаичен: дождаться врача, чудом отработать на неинтересной работе и пойти отмечать Новый год. Ну, предположим, что «отмечать», но это уже совсем другая история.***
С возрастом отношение к Новому году и к праздникам меняется достаточно ощутимо: Антону кажется, что «новогоднее настроение» — от лукавого, а в реальности такового состояния просто нет и быть не может. Знаете, что-то вроде Деда Мороза — выдумка для детей. Шастун выходит из авто на холодную улицу, хохлится на морозе, хватает чемоданчик и ищет глазами нужный подъезд. Молодой ветеринар неспешно вбивает указанный код от домофона и заходит в подъезд с живыми цветами, рисунками на стенах и книгами на почтовых ящиках — обмен литературой между соседями. «Миленько», — думает Антон. Он подходит к лифтам и замечает, что на дверях висит почти комедийная надпись: «Лифт временно не работает». «Миленько», — снова думает Антон, но уже с новой эмоциональной окраской. Вспоминает, что сейчас пешком придётся переться аж на восьмой этаж, мысленно матерится от осознания этой чудесной мысли и начинает своё восхождение на Эверест. Шаст думает, медленно переползая с одного лестничного пролёта на другой, что нужно сэкономить как можно больше сил, а ещё — клятвенно обещает, что с первого января бросит пить и пойдёт в зал, потому что происходящее сейчас — невозможно. По пути, чтобы не сойти с ума за подсчётом ступенек, парень начинает размышлять: кто ждёт его сейчас в квартире? У Шастуна есть целая теория о том, что коты — это чёткое отражение их хозяев. И не только в плане, как бы это ни было удивительно, внешности, но и характера. Казалось бы: самодостаточное животное — оно берет от человека невозможно много, становится его частью и во многом в деталях повторяет особенности поведения владельца. Так было с полуперсом и его меланхоличной хозяйкой, с дворовым котярой и мрачным владельцем, с наглым британцем и не менее наглым — хозяином. В целом, данная теория работает без нареканий уже несколько лет. Что же ждёт его за дверью? Средних лет мужчина, вызвавший врача, чтобы успокоить зря переживающих жену или дочь? Студент, паникующий из-за запора у питомца? Молодой парень, которого мама оставила на новогодних приглядывать за котом?.. Кое-как добравшись до восьмого этажа, Шастун встаёт, упираясь ладонями в собственные колени, и пытается отдышаться. На это уходит хуллион часов, а когда дыхание приходит в норму, Антон с ужасом понимает, что обратная дорога будет точно такой же. И это, несомненно, жутко (мягко говоря, по правде, это вообще хуево). Ветеринар звонит в дверь и приосанивается, стараясь выглядеть ещё более презентабельно — и это при уже имеющемся росте в сто девяносто семь сантиметров. За дверью слышны шаги, после чего она все же открывается с пятнадцати замков и одного засова (судя по звукам по ту сторону), и на пороге появляется молодой парень. — О, привет! — и улыбается широко так, обнажая зубы и, наверное, даже немного ослепляя белизной лыбы до ушей. Антон теряется от фамильярности высокого брюнета с какими-то слишком уж сияющими глазами, и медленно отзывается: — Здравствуйте! Я по вызову к коту. — Да-да, проходи, мы уже заждались, — пропускает внутрь, сразу бросая к ногам Антона огромные тапки в виде… Ну нет. Ну да. Двух хуев. С мошонками. Волосатыми. — Просто… лифт не работает, — мнётся Шастун, снимая верхнюю одежду и надеясь не оказаться внутри этого самого хуя. — Так это же прекрасно! Физкульт привет! «Прекрасно, просто великолепно», — думает парень, но в ответ отделывается лишь одной скомканной улыбочкой. — Где пациент? — Барсик спит. — Барсик? Так зовут кота? — Рафаэль так-то. Но я зову его «Барсик». Антон натурально ощущает, как в его мозгу подгружается информация. Барсик, который «Рафаэль». Сейчас он даже и не удивился бы, если бы вышел тот самый художник и просто (между делом) представился бы Барсиком. Не желая разбираться ещё больше (чревато вспуханием черепка), ветеринар сообщает: — Мы не познакомились толком. Я Шастун Антон Андреевич, врач-ветеринар, — и протягивает ладонь для рукопожатия. Холодные пальцы обхватывают ее, но вместо привычных потряхиваний парень вдруг делает что-то из движений робот-денс — ведёт импульс через все тело, с ног до самой руки, и только тогда совершает энергичное рукопожатие. — Я Арс, — здоровается наконец-то. Антон делает неутешительный вывод: скорее всего, кот у этого парня… ебанутый. Ну прям на всю голову. — Так что с котиком? — ветеринар прикусывает язык, ощущая себя крайне неловко: профессиональная деформация почти что вынуждает говорить все эти дурацкие уменьшительно-ласкательные. — С котиком, — Арс указывает пальцем на себя, — все хорошо. А вот Барсик Арсеньевич впадает в неконтролируемые приступы агрессии и с дикими орами носится по квартире. Антон деловито кивает, словно в мире сейчас нет «Барсика Арсеньевича» и «котика», и уточняет: — И куда мне?.. — В залу, пожалуйста, — хозяин квартиры тычет в дверь, на которой из мишуры выложена елка, и пропускает Шастуна вперёд. В зале сидит более чем приличный форин вайт* с пронзительно-синими глазами. Глядя на это породистое чудо, Шаст с трудом выдавливает: — Барсик, иди-ка сюда. Кот, с присущим его породе недовольством на морде, даже и не думает подойти к врачу, моргает сонно и укладывается на пушистый ковёр. Шастун сомневается в том, что животное действительно может быть агрессивным. Хозяин сам берет кота на руки, ставит на комод и приглашает врача «к столу». Первичный осмотр на реакцию и раздражители показывает, что форин вайт совершенно адекватно реагирует на все шаманства Антона, поэтому парень на всякий случай уточняет: — В какое время суток наблюдается повышенная активность? — Когда темно, — с абсолютно независимым видом отзывается Арс. — Вечером-ночью? — уточняет Шастун, а после утвердительного кивка продолжает: — Похоже на половую охоту. Кастрировать котика нужно. Глаза стоящего напротив парня на мгновение расширяются от ужаса, словно данное высказывание он воспринимает на свой счёт. Потом, видимо, доходит, и хозяин квартиры сообщает: — Так он кастрированный. — Да? — глупо переспрашивает Антон, думая, что было бы неплохо, наверное, хотя бы первичный осмотр половой системы провести, а не ляпать. — Да. Повисает неловкая пауза. Ветеринар, продолжая изучать кота, выдаёт, чтобы хоть как-то разбавить атмосферу: — Ну хоть не вы. Лучше бы молчал. — Извините, а вы точно врач? — интересуется Арс. «Мемами общается, о как. Хотя после такого вопроса я бы сам не нашёл ничего лучше, чем обмен мемами», — думает Антон, на автоматизме кивая и продолжая осмотр Барсика. Задаёт ещё несколько вопросов, ставит (предположительно) коту недостаток активности, из-за чего форин вайт и носится по дому как пушистое исчадие ада, советует владельцу уделять больше внимания активным играм с питомцем и собирается уходить. Антон с удовольствием снимает эти хуевые тапочки, стоит в коридоре и даёт последние рекомендации хозяину, оплачивающему выезд на дом. Одной рукой ветеринар уже держит дверь приоткрытой и мечтает выйти из дома и направиться к себе в берлогу на заслуженный отдых. В этот момент мирный доселе Барсик-Рафаэль вылетает откуда-то из комнаты с истошным мявом и бросается ровно в сторону приоткрытой входной двери, собираясь распрощаться со счастливой и сытной кошачьей жизнью. Антон на рефлексах рявкает в унисон с Арсом: — Барсик! — и звонко хлопает входной дверью перед мордой кота, который чудом не вписывается в кожзам мокрым носом. Арс подхватывает Рафаэля на руки и совсем по-девчачьи воркует с ним: — Ну и куда ты собрался? А? Моя ты крыска с лапками… «Как будто у крыс в обычном состоянии лап не бывает», — думает Антон, дергая ручку двери и собираясь выйти. Но на это движение ничего не происходит, и она продолжает оставаться закрытой. Шастун чуть более нервно повторяет движение, надеясь, что не разучился открывать двери. Она все равно не подчиняется. Антон с идиотским чувством дергает ещё несколько раз, но все без толку. Наконец, поняв, что «то ли лыжи не едут, то ли я ебанутый», Шастун обращается к владельцу квартиры: — Арс… —…ений. Попов. — добавляет он. — Да? — Дверь не открывается, — жалобно выдаёт парень, чувствуя себя хрупкой девицей на балу девятнадцатого века. Арс(ений) молча подходит, совсем близко, так, что Антон чувствует его парфюм и замечает родинки на щеке, образующие треугольник, и тоже нажимает на ручку входной двери. «Ну ты меня совсем за идиота-то не держи», — думает ветеринар, наблюдая за действиями молодого человека. С каким-то восторгом отмечает, что это не даёт никакого успеха, из-за чего сам Антон не выглядит как придурок. Потом понимает, что, собственно, ситуация-то от этого никак не налаживается. Арсений, ещё немного повозившись под дверью, пока Антон агрессивно потеет в пуховике, хмурится, и выдаёт роковое: — Видимо, заклинило. — Так можно открыть ключом, — предлагает Антон очевидное и невероятное. — Видишь тут хоть одно место, куда можно воткнуть ключ? — раздраженно интересуется Арс. Шаст, признаться честно, вынужден помотать головой. — А это значит одно — ее можно открыть только с внешней стороны, тут только внутренний замок стоит. — И… что теперь делать? Надо соседей попросить нас открыть, — суетливо отзывается Шастун, срывая с себя шапку и начиная почти непроизвольно поддаваться панике. — Я недавно здесь живу, никому ключи не давал, — спокойно отвечает Арсений. — И… — Антон задыхается, понимая, что определенно вляпался прямо перед Новым годом. — Есть друг, он заезжает Рафаэля кормить, когда я уезжаю, у него должны быть ключи. Он приедет и выпустит нас. Молодой ветеринар кивает, садится на пуфик в прихожей и ждёт, пока хозяин злосчастной квартиры свяжется со своим другом.***
Арсений Попов закрывается со своим котом в спальне и набирает номер Сереги, молясь, чтобы трубку взяли. Спустя несколько гудков на вызов отвечают крайне заспанным тоном: — Че те? — Как некультурно, — отзывается Арсений, — я по делу. — Хуелу, — ржёт в трубку, пиздец юморист, — гоблина твоего опять кормить надо? — Не, — машет головой Арс, улыбаясь и наглаживая Барсика, — у меня дверь заклинило, а у тебя ключи. Можешь приехать, открыть нас? — Могу, — отзывается Матвиенко, — сейчас только заеду к Ирэн, а потом приеду к вам. Норм? — Ну, думаю, да, — знает, что вклиниваться в планы Кузи Ирэн ни в коем случае нельзя — потом будешь сам выбирать себе место на кладбище — и не спорит с предложенной схемой действий. За этим диалог заканчивается, и Попов выходит доложиться о состоянии дел Шастуну. Он сидит в коридоре, уже стянувший пуховик и с опаской поглядывающий на тапки-хуи. — Эм, короче, друг будет через часа два-три. Это… не критично? Антон едва не воет в ответ, и по его глазам ответ более чем очевиден, но вместо этого он выдаёт более-менее спокойно: — Да, у меня сегодня больше нет вызовов. — Тогда напою тебя чаем. Пойдёт? — Нормально. А можно другие тапки? — Есть пиздатые, — сообщает Арсений. — Дайте угадаю… — Шастун притворно хмурится, изображая озабоченное лицо, полное напряжения. — Да-да, они самые, — Арс улыбается победно. — Тогда хуевые, — смиряется Шаст. — Они не «хуевые», а «охуенные», — многозначительно сообщает хозяин квартиры, поднимая палец вверх. Спорить с ним никто не решается, Антон влезает в тапки и следует на кухню. Там Арсений усаживает его на свободный стул, улыбаясь тому, как парню с внушительным ростом приходится по-котячьи комочкаться на табуретке. — Какой чай ты будешь? — спрашивает Арс, залезая в шкафчик над газовой плитой. — У вас их много? — недовольно бурчит непрошеный гость. Попов выдаёт как на духу: — У нас есть черничный, малиновый, с женьшенем, с травами, зеленый, зеленый с лимоном, зеленый с лимоном и медом, «больная печень», имбирь и мед, имбирь без меда, ваниль с миндалем, «белый трюфель», черника с ромашкой, ваниль и орехи, на сон грядущий и… Эрл Грей. — Ты… — теряясь настолько, что непроизвольно переходит на «ты», — выучил это все из фильма?!* — Нет, эти чаи реально есть на полке, — пожимает плечами Арсений. «А он прошаренный», — думает Антон и почти непроизвольно улыбается. — Так что? — Эрл Грей, — отзывается удивлённый Шастун. — Фу, как скучно. А я буду ваниль с миндалем. — Фу, химозина, — морщит в ответ нос ветеринар. — Не больше, чем сигареты, — парирует хозяин квартиры, нажимая кнопку включения на электрическом чайнике. Арс опирается о столешницу, складывает руки на груди и внимательно смотрит на Шаста, изучая внешность молодого врача. Определенно, увиденное ему нравится: и нос с забавной родинкой, и зелёные глаза с прищуром, и непослушная кудрявая чёлка. Даже выступающий от столь пристального взгляда румянец на щеках — нравится. — Что? — не выдерживает подопытный. — Ничего. Люблю смотреть на красивые вещи. На красивых людей — тоже, — честно отвечает Арсений, и под шокированный взгляд Антона отворачивается к закипающему чайнику, собираясь заваривать чай. Неловкость, которую испытывает Антон, перебивает Барсик, приходящий пожрать. Он трется у ног парня, мурчит, выпрашивая корм, а после резко кусает Шастуна за оголившуюся щиколотку. Ветеринар недовольно смотрит на животное, но никак это не комментирует. Зато свои пять копеек вставляет Арсений: — И вот так постоянно, — склоняется над миской, планируя накормить животинку. Чай пьют в нервном молчании, то и дело поглядывая друг на друга и словно бы не решаясь начать нормальный диалог. Антон смешно чешет нос и сербает, Арсений — макает печенье в чашку и, в итоге, топит его там. После того, как чай допит буквально до последней капли, ветеринар начинает блуждать взглядом по комнате в надежде найти себе и своим глазам занятие. Хозяин квартиры, заметив, что гость заскучал, сообщает: — У меня ещё елка не наряжена. Хочешь посодействовать в данном вопросе? Понимая, что просто так сидеть на кухне и долго смотреть на разноцветные шкафчики, разукрашенные психом, он не сможет, Антон кивает, добавляя: — Но у меня с собой есть только свитер и халат, и в этих вещах не слишком… комфортно наряжать елку. — По-моему, халат на голое тело — это очень комфортно, — пожимает плечами Попов, заставляя Шастуна вновь вспыхнуть румянцем, — но я сейчас поищу что-нибудь. В спальню незваного гостя не пускают, и Антон остаётся один на один с Барсиком, который, в конечном счёте, все же влезает ему на колени и начинает тарахтеть. Парень радуется, что на нем все ещё надет белый медицинский халат: шерсть животного не будет выделяться. В этот момент на кухню возвращается Арс, кидая в руки Шасту чёрную мятую футболку. Парень недоверчиво смотрит: чёрная футболка в доме с белым котом? Извращенцы среди нас. На одежде написано «#япересталвысыпаться», что Шастун считает тонкой иронией в его адрес: ветеринарам, как и любым другим врачам, не чужды ночные смены, недосып и стрессы на работе. — Интересный дизайн, — выдавливает он наконец. — Правда? — глаза Арсения на мгновение загораются, и Антон впервые может разглядеть, какого они цвета: синие-синие, льдистые, — это мой собственный дизайн. — Так ты, стало быть, дизайнер? — Менеджер, — отзывается без былого восторга Арс, — но это не мешает мне в свободное время создавать эскизы одежды. — Круто, — отзывается Антон, потом добавляет, продолжая комкать футболку в руках: — а я ветеринар. Даже Барсик смотрит на него как на не очень умного человека. — О, круто! — неожиданно отзывается Арсений. — Расскажи о своей деятельности? Антон удивленно смотрит на хозяина квартиры, моргает озадаченно, а после все же предлагает: — Давай я переоденусь, и мы обсудим это в процессе украшения ёлки? Собеседник кивает и совершенно спокойно покидает кухню, добавляя, что ждёт Шастуна в зале.***
Там Антона встречают три коробки: с елкой, с игрушками и с мишурой (это поясняет Арсений), которые нужно будет стоически разобрать за то время, пока они находятся в импровизированном заточении. Вообще, молодой врач хорошо помнит то чувство, когда в детстве папа случайно закрыл их с мамой в квартире на весь день. Несмотря на то, что буквально вечером они вышли из заточения, Антон очень четко запомнил это паническое состояние: ты не можешь выйти, ты заперт, и в какой-то момент стены начинают давить, воздуха становится непозволительно мало. Ещё больше маленького мальчика (только понимает он это уже сейчас) пугало отсутствие какого-либо контроля над ситуацией, как, впрочем, и маму. Сейчас же, оказавшись вдвоём с незнакомцем в квартире (не считая кота), парень не испытывает и половины подобных чувств, отчего совершенно непроизвольно проникается доверием к хозяину жилища. Они общими усилиями выгружают из коробки абсолютно советскую ёлку, оказывающуюся крайне скудной на иголки, немного косой и ощутимо ниже парней «ростом». Антон вдруг понимает, что ничего иного от Арсения и не ожидал. — Так что там с ветеринарией? — спрашивает Арс, пока они ищут угол для ёлки и открывают коробку с игрушками. — Ну, я уже три года работаю в ветклинике, перед этим отучился, вышку получил. Работаю… вот, — Антон чешет нос, потом продолжает: — я люблю свою работу. Особенно когда удаётся спасти своего пациента. Особенно когда видишь, как у людей горят глаза, если животное идёт на поправку. Знаешь, тогда я понимаю, что все не зря. И смены ночные, и слёзы хозяев, и кучи анализов. Все это имеет смысл. И тогда я по-настоящему счастлив. Вот. Арсений смотрит внимательно, берет первый шарик из коробки — небесно-голубой, с блестящим на нем снегом-шапочкой — и вешает на ёлку, а после говорит: — Многие люди просто превращаются в свою работу со временем. Этакое существо без смысла и горящих глаз. Они говорят о том, что является неотъемлемой частью жизни, но не испытывают при этом ничего. Ты же… испытываешь. Ты — не просто твоя профессия. Антон неловко улыбается: — Я люблю то, что делаю. Как бы сложно ни было. Попов улыбается и кивает. — Есть принцип, по которому мы вешаем? — Никакого, — жмёт плечами хозяин квартиры, вешая рядом с нежно-голубым шаром кислотно-зелёный. Они наряжают ёлку почти молча, лишь иногда уточняя друг у друга, как лучше расположить ту или иную игрушку, но, в целом, получают в ответ лишь легкомысленное «Как хочешь», смеются с того, что Барсик гоняет некоторые шары (гонять шары, алло!) по полу, бодро пиная их лапами. В этом простом желании убить время каждый почему-то чувствует себя крайне уютно и тепло. Все кажется таким правильным: и старая елка, и разноцветные игрушки, и переливчатая мишура, и огоньки гирлянды, и знакомый незнакомец рядом. Кажется, что они всю жизнь провели рядом, наряжая эту ёлку из года в год, всю жизнь развешивали шары, улыбаясь чему-то своему и лениво переглядываясь. Иногда такие простые вещи приближают нас к ощущению праздника, и на какое-то мгновение даже кажется, что Дед Мороз все же существует — кто ещё может принести подарки под ёлку?.. Арсений, пока они смотрят на переливающуюся огоньками «пушистую красавицу», ловит разноцветные блики на лице Антона и непроизвольно зависает, разглядывая, как каждый из них скользит и целует чужое лицо. Шастун замечает этот взгляд и улыбается, глядя прямо в глаза напротив. И сияет ярче любых светодиодов. — Где там твой друг? — О! Точно! Позвоню ему! Попов оставляет Шастуна ради короткого звонка: Матвиенко только выехал от Ирэн, по московским предновогодним пробкам — это ещё часа два ожидания. На часах, тем временем, уже около шестнадцати ноль-ноль.***
— Ты заметил? — спрашивает вдруг Арсений, когда они опять собираются с Барсиком на кухне. — Что? — непонимающе спрашивает Антон, продолжая чесать кота за ухом. — Мы не ругались, пока наряжали ёлку. — Э. Ну. Да, — растерянно отзывается он, даже переставая гладить кота. — Это редкое явление, обычно целые семьи выходят на тропу войны, пока наряжают ёлку и пытаются отстоять желанную цветовую гамму и тому подобное. — И то правда, — задумчиво чешет затылок Шастун, — обычно мы с семьей умудряемся чуть ли не до хрипоты пересраться, пока ее наряжаем. И все равно ёлка похожа на говно из жоп. Но под хорошим фильтром в инсту выложить можно. — А сейчас? — А сейчас у меня нет елки. И это первое тридцать первое декабря за последние три года, которое я провожу не на смене, и, как видишь, праздник начинается сомнительно. — О, — Арсений тоже чешет нос, — а я планировал выспаться в этом году на новогоднюю ночь. Ну, знаешь, я бы с радостью провёл год так, как встретил: без бесконечных недосыпов и дедлайнов. — Работа?.. — Именно. Обидно, знаешь, когда все это — не то. Дело, которым ты занимаешься, надо любить. А я люблю рисовать эскизы для футболок, а не проводить летучки в офисе. — Звучит очень высокоинтеллектуально, — замечает Антон, помешивая чай ложкой. — Наверное, не зря говорят, что работа должна быть одновременно и хобби. — Скорее, здесь дело в любви, — отзывается Арсений, отпивая кофе, — вот веришь в любовь? Шастун растерянно хлопает глазами, не понимая, как их угораздило дойти до этой темы, пока они говорили о профессиональной деятельности. — Ну, знаешь, в любовь с первого взгляда не верю. В как таковую… она живет три года. Потом… уважение, привязанность. Что угодно. Но это уже не любовь, — рассуждает он, кусая в задумчивости губы. Попов неожиданно улыбается и показывает пальцем: — Вот так все и говорят, — хихикает. — О любви к эфемерной «второй половинке». Хотя мы все не таблетки и даже не жопы. «С последним я бы поспорил». Антон неловко посмеивается, не очень понимая, к чему сейчас такие размышления, но продолжает слушать своего удивительного собеседника. — Любовь — это не только к человеку, с которым женат, не знаю, или живешь под одной крышей… Это чувство к делу, к друзьям, к работе. Мир невозможен без любви по своей сути. Как говорилось? «Цветы лучше пуль»? Вот так оно и есть. Без любви к тому, что ты делаешь, без горящих глаз… имеет ли вообще хоть что-то смысл? Есть ли это — жизнь? Антон внимательно смотрит на Арсения и все, на самом деле, понимает. Попов встаёт из-за стола, идёт к холодильнику, достаёт оттуда колбасу, утянутую сеткой и похожую на качка на стероидах, кидает ее прямо в руки парню. Слава богу, поймал. Антон медленно раздирает упаковку, пока Арс ставит вариться яйца, картошку и морковь. — Нужно любить мир. И мир полюбит тебя. Жизнь, бывает, бьет говнодавами по башке… но чем больше ты открыт этой жизни, чем… больше ты ее, черт возьми, любишь, тем легче тебе. Видеть во всем негатив? Увольте. У меня и так одна жизнь, чтобы ещё и тратить ее на ненависть. Молодой ветеринар кивает растерянно, получает в руки нож и начинает с настроем хирурга нарезать ингредиенты на оливье. — Тем не менее, наверное, больше половины людей, думая о любви, скажут именно пресловутое «найти своего человечка, свою роднулечку-пиздюлечку», — замечает Шаст. — А то ж, — хмыкает Арсений, — любви посвящено вообще все. Поверь, даже нашу с тобой ситуацию можно описать как любовный роман и назвать его… хм… «Двое в квартире, не считая кота». За любовь города жгли. Вспомним Елену Прекрасную и «Одиссею».* Да или… черт, что далеко ходить. «Ирония судьбы»! — «В нас пропал дух авантюризма»? «Потрите мне спинку, пожалуйста»? «Тепленькая пошла?» — сходу накидывает Антон, вспоминая с детства заученные фразы. — «Что вы меня роняете?» Попов искренне смеётся и отзывается, размахивая ножом (страшно, очень страшно): — «Баллада о прокуренном вагоне»*, — Шастун нелепо моргает, склонив голову, — Ну:«Как больно, милая, как странно, Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, Как больно, милая, как странно Раздваиваться под пилой»
Арсений читает это с такой… актёрской точностью и удивительной эмоциональной отдачей, что Антон просто развешивает уши и залипает, даже не давая никакой обратной связи. — Черт с тобой, все же знают:Трясясь в прокуренном вагоне, Он стал бездомным и смиренным, Трясясь в прокуренном вагоне, Он полуплакал, полуспал, Когда состав на скользком склоне Вдруг изогнулся страшным креном, Когда состав на скользком склоне От рельс колеса оторвал. Нечеловеческая сила, В одной давильне всех калеча, Нечеловеческая сила Земное сбросила с земли. И никого не защитила Вдали обещанная встреча, И никого не защитила Рука, зовущая вдали. С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них, — И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг!
Шаст замирает. Конечно же, он слышал это стихотворение в исполнении Жени Лукашина и Нади Шевелевой, конечно, он знает эти строки! Но парня не покидает чувство, что до этого дня он даже и не знал, о чем действительно эта страшная баллада. Теперь же, в голосе Арсения, вдруг все расставляется буквально по нотам, находится смысл, открываются закрытые Антоновы глаза. Попов кажется Шастуну совершенно удивительным со своими охуенными тапками, породистым котом и голубыми глазами. С этими речами о вечном и совершенно незасаленной другими руками точкой зрения. Арсений интересный, странный, даже немного ебанутый, и это просто магнитом притягивает к себе юного ветеринара. Арсений смотрит на задумчивые глаза Антона и сомневается, что парень уж так сильно не верит в любовь с первого взгляда.***
После очередного звонка Матвиенко выясняется, что Серёга попал в омерзительную пробку, из-за чего приедет ещё непонятно когда — предновогодняя Москва превратилась в одну красно-бордовую паутину намертво стоящих улиц и проспектов. Парни вздыхают и снова собираются на кухне, продолжая готовить салаты и превращать палки колбасы и треугольники сыра в изящную (наверное) нарезку. Антон, прочистив горло, спрашивает: — Ты говорил, что недавно живешь в этом доме. Это сколько? Шастун уже знает, что ответ будет с подвохом. Арсений задумчиво загибает пальцы, перебирает числа, хмурит брови, а после все же отвечает: — Так… пять лет уже. Антон, конечно же, тяжело вздыхает: в целом, от хозяина этой квартиры ничего иного ожидать и не пришлось бы. — И это «недавно»?.. — Ну, цели знакомиться и дружить с соседями не было. Мне все кажется, что дом не совсем обжитой. Хотя оно и логично, я тут редко бываю, — Арс нарезает что-то, бурчит под нос, а потом агрессивно шипит, видимо, задевая остриём ножа палец. Арсений по инерции пихает его в рот, обсасывая кровавого предателя, когда Антон подходит сзади и спрашивает: — Можно? Парень смотрит удивленно, достаёт палец изо рта, улыбается, показывая повреждение на подушечке. Антон осторожно оглядывает не слишком глубокое ранение, убеждается, что ничего Арсению не грозит, и, поддаваясь внезапному и совершенно не медицинскому порыву, дует на ранку, осторожно приближаясь лицом к ней, и медленно, едва ощутимо, касаясь губами. Попов тяжело втягивает носом воздух, и сердце заходится часто-часто, криво, словно с ним происходит что-то совершенно необъяснимо-вульгарное. Арсений смотрит на то, как исподлобья наблюдает за ним Антон, и улыбается. Глаза в глаза — звёзды. В воздухе напряжение звенит. Вибрирует на губах, дёргает их улыбками. Внутри что-то непроизвольно сдавливается, и горло скребёт желание сделать глубокий вдох. И тут они слышат истошный кошачий мяв, истеричный, громкий, сопровождаемый топотом четырёх, казалось бы, безобидных лап. Парни резко дёргаются друг от друга, растерянно озираются, пытаясь понять, откуда именно орет Барсик. Кот же, ещё не застигнутый врасплох, кидается в ноги Антону, врезается в лодыжку огромной чугунной башкой и прыгает на кухонный стол. Арсений вопит: — Вот про это я и говорил! А Шастун, кивнув головой, бросается на кота аки коршун-птеродактиль. Барсик, очевидным образом не ожидавший подобной подлянки, спрыгивает со стола и бросается в коридор, задрав хвост и всячески намекая на то, что хочет поиграть с неожиданным гостем. Антон топает по всей квартире, бросаясь на Рафаэля, шутливо рыча, иногда почти полностью залезая своей тощей фигурой под диван, чтобы достать животное, и очень истерически ржет. Арсений наблюдает за развернувшейся вакханалией и не может не улыбаться, потому что внутри все — один ком радости и детского восторга. Все внутри вдруг становится так правильно, нужно и естественно, что это мгновение — в свете гирлянд, всполохах света и блеске мишуры, хочется продлить на книжное безвременное «навсегда». Антону не видно, как свет пляшет у него в волосах огоньками, не видно, как улыбка заставляет грязные московские сугробы немного подтаять, как весь этот мир для Арсения вдруг сужается до глупой позы «птеродактиля над котом». Антон знает, что весь его мир вдруг превращается в одну квартиру странного парня из Москвы, живущего с котом. Антон знает, что там, в закутанном смогом московском небе, есть звёзды. И они с Арсением — господи — смотрели, он уверен, всегда на одну и ту же звезду. Только этот синеглазый ебантяй — из окон дома, а он — в поисках дороги домой.***
Позже они, когда кот Арса угомонился, в молчаливом оцепенении начинают накрывать на стол. Кажется, оба смирились с тем, что Серега вряд ли привезёт ключи Арсению до полуночи. Попов смущённо скользит взглядом по улыбке Шастуна, Шастун — робко пожимает плечами. За эти часы случилось что-то совершенно непонятное, тайное, что оставило после себя вопросы, запах хвои и легкое волнение в воздухе. То самое, которое бывает за пару минут до Нового года, когда по каждому телеку — огромные Кремлевские куранты и невольный отсчёт. Когда ты почему-то безоговорочно веришь, что вот это желание, вот именно сегодня — исполнится. Когда начинаешь верить в чудеса и сомневаться в том, что Дед Мороз — это лишь выдумка для детей. Арсений, расставляя последние приборы на столе в зале, ловит Антона за плечо и говорит тихо-тихо: — Знаешь, а чудеса все же бывают… Антон неловко ведёт плечами, а после спрашивает невпопад: — Как твой палец? — Лучше, чем мои губы, — вдруг отвечает Попов. — Ч… Губы Арсения оказываются сухими и мягкими на ощупь, пахнущими оливье и морозным утром первого января. Руки Антона оказываются осторожными, едва касающимися острых лопаток Арса. Говорят, что новый год проведёшь так, как его и встретишь. Видимо, этим двоим суждено весь год самозабвенно целовать губы друг друга.А чудеса-то случаются, несмотря на слухи*