— Кстати, про риск. Вот смотрю я на вас, и знаете, что вижу? Я вижу ходячие говорящие трупы.
— Город не любит тех, кто так делает. Будь осторожна. — Конечно. Снова эхо её мыслей в моей голове. Эхо воспоминаний, что проносились перед ней голосами людей и их образами, в то время как передо мной — лишь голосами. Словно прошловековая видеоплёнка, прокрутку которой ты не можешь остановить по собственной воле. Импульсы, генерируемые передатчиком, оказывали на меня влияние не столько физически, сколько психологически. Они в виде слабых сгустков электрической энергии расходились по всему моему телу, до самых кончиков пальцев, и, вместе со своей формальной функцией вызывать телесное раздражение, они вызывали раздражение моего центра чувств. Эмоционального центра.— Альварес, где ты там? Мы без тебя проигрываем! — Иду-у-у! Ща мы им наваляем!
Ностальгическая детская радость и предвкушение яркой победы в уличном «хоккее на асфальте». Чего только не придумаешь в условиях жаркого калифорнийского климата.— Ты... будешь со мной встречаться? — Извини, я побегу. Меня зовут.
Неловкость и смущение, демонстрируемое проявлявшимся румянцем на щеках, и желание уйти (даже убежать) в ответ на признание мальчика, в котором не хотела терять лучшего друга.— Джуди, Джуди — сирота на блюде! — Альварес такая бедная, что ей даже на родителей не хватило! Ха-ха-ха!
Сильная до жгучих слёз обида на соседских детей из-за издёвок по поводу отсутствия в твоей жизни родителей. Ощущение, что ты не в том же жизненном положении, что и другие. Продолжительная тоска по практически незнакомым людям. Все эти сцены я пропускала через себя в течение всего нашего подводного путешествия. Они не могли никак не отразиться на моей и без того сильной связи с ней. — Чёрт... — Джуди! Она планировала сделать нам кофе. Теперь — сидела, запершись в одной из комнат этой лачуги, что стала для неё вторым домом и была единственным связующим звеном в своеобразной цепи, содержащей память о месте её рождения. Единственным, что находилось на суше, а не под толщей заражённой воды. — Ты что-то сказала? Я не расслышала. Я попыталась заглушить охватившее меня с ног до головы беспокойство. В вопросе я выдержала максимально спокойную интонацию, в постукивании по двери — нейтральную настойчивость. Но желание снести к чёртовой матери эту железную преграду между нами, заключить её в свои самые крепкие объятия и в дрожи от подступающих к глазам слёз спросить, что с ней случилось, незамедлительно овладевало мной, точно идеальный нетраннерский скрипт. — Что-то случилось? — Нет... Э-э, ничего. Ещё никогда в своей жизни я не чувствовала такое облегчение, как при открытии этой сраной двери. Окажись она действительно заблокирована изнутри — и я была готова бить, оставляя вмятины в ней до тех пор, пока не разбила бы свои руки в кибернетический мусор. Поникшая, она сидела на краю ванны, уже не в гидрокостюме — лишь в своих шортах и в чёрном бюстгальтере. Я не была уверена в её потребности моего присутствия рядом с ней. Я ориентировалась лишь на свою потребность присутствия возле неё. — Ты думаешь об Эвелин? Холод от эмали ощущался ягодицами даже через гидрокостюм. Локоны волос, ранее захватывающие взгляд цветом от бордового до розового, под бледным светом комнаты принимали оттенки синего, будто имели прямую зависимость от её душевного состояния. Можно тебе кое-что рассказать? Это не были терзающие её мысли, что воспроизводил подключённый ко мне передатчик. Она отключила его, едва сняла костюм и зашла сюда. Это было лишь моё предположение по поводу оных, которое я сформировала, зацепившись за её невербальные сигналы. Зачастую они говорили об истинных человеческих переживаниях больше, нежели их объяснения. — В «Облаках» всё плохо. Гондоны из «Тигриных когтей» отомстили за Хироми. Перестреляли почти всех. Слова, что она хотела удержать в себе, несмело выходили из её уст, отражая отягощающее чувство вины, которое первоначально она была намерена оставить лишь своей проблемой. Убеждённая, что её план — это лишь её ответственность и ничья иная, а люди в нём — обманутые ожиданиями человеческие души, которые она повела по ложному пути. — Том погиб. Роксанна еле выбралась. Дом закрыли и... неизвестно когда откроют. Это всё из-за меня. Они погибли из-за меня. Потому что я уговорила их помочь мне в реализации идей, что являлись самоубийственными по самой своей сути. Она не была провидицей, но, как и любая личность в этом мире, хотела являться таковой. Даже если и не провидицей, то хотя бы тем, кто был способен просчитать производные от своих действий. Но в случае с жестокой реальностью Найт-Сити, с правилами которой нам всем приходилось считаться, наряду с холодным расчётом должно было быть и холодное сердце. Чего у неё не могло быть даже в теории. — Ни говорить, ни думать об этом не хочу. Я хочу выкинуть из головы целиком лежащий на мне провал. Да, я слабая духом трусиха, но, пожалуйста, не напоминай мне об этом. На короткий момент на её лице показалась разъедающая её изнутри горечь от ощущения несостоятельности себя как умелого лидера. Разочарование в себе из-за роли, которую она решилась примерить для себя впервые. В жизни подобное называлось «накапливанием опыта»: лучше всего индивид усваивал то, что получал через негатив. — Я не хотела тебе говорить. Не хотела портить наш с тобой день. Я признаю, что не хотела обсуждать с тобой последствия операции, которая состоялась во многом именно благодаря тебе. Прошу, прости меня за это... ...Ты меня простишь? Даже в этих словах она как будто оправдывалась передо мной за сокрытие важных сведений, мысленно просила у меня прощения за утаивание фактов, в курсе которых я якобы должна была быть. Её взгляд был направлен в мою сторону, но устремлён куда-то сквозь, словно непосредственный зрительный контакт со мной мог вызвать в ней ещё большее чувство убеждения в собственной слабости. — Я хотела... Я хотела сделать этот день идеальным. Хотя бы один день в своей ёбанной жизни. Хотела отвлечься от всех проблем вместе с тобой. Она наконец подняла на меня глаза и стала неуверенно ко мне наклоняться, опасаясь, что я остановлю её, если вообще не оттолкну и соглашусь со всем её бредом по поводу себя. Честно говоря, я и сама боялась. Боялась, что едва мне стоит прикоснуться к ней, и она треснет, в следующую секунду осыпавшись хрустальными осколками на пол и в пустую ванну, с которых я, рыдая, буду подбирать её мелкие части. И потом я попытаюсь собрать её заново, полагаясь на запечатлённый глазными имплантами и вбитый в сознание образ, и потерплю неудачу, потому что даже воссозданная мною до мелочей, она не будет походить на себя прежнюю. — Не волнуйся. Я мысленно выдохнула и прильнула к ней ладонью. Пальцами провела круговую дорожку по поверхности её щеки, опустилась к подбородку, прошлась по правой скуле, слегка задевая влажные, прилипшие к лицу, зелёные волосы. Наблюдала за тем, как она, уже более смело, начала касаться меня своей рукой, с тату-перстнями на указательном пальце и осьминожкой на тыльной стороне ладони. На её губах выступила слабая улыбка — возможно, первая по-настоящему искренняя за этот день, учитывая, что все прошлые находились в плену терзающих её мыслей. Её ответные прикосновения, аккуратная дорожка пальцами от моего выбритого под имплант для «щепок» виска до скулы, сопровождались едва слышным выдохом и огоньками восхищения моей красотой в её глазах. Она словно до сих пор не могла поверить в реальность происходящего, в присутствие напротив себя человека, которому она могла доверять и на которого могла положиться. Предыдущим таким человеком для неё была Эвелин Паркер, но та, как и другие близкие, не родные ей по крови, люди, имела свои секреты, наличие которых никак не говорило в их пользу как о надёжных спутниках жизни. Но теперь всё могло быть иначе. Я не Эвелин Паркер, не Майко, не простая соратница по банде, не зависимый от мастурбации на вирты рядовой клиент её услуг. Я та, кто изменит её жизнь. Та, кто сделает её счастливой. По крайней мере, постарается. За оставшееся время.***
Мне было это нужно. Мне было нужно подобное нарушение личных границ. Не простой мимолётный секс со случайной проституткой со Чпок-стрит, а полноценная близость, как на физическом, так и на духовном уровне. То, что мне ещё никогда не приходилось испытывать в своей жизни. Когда фибры наших душ будто резонируют, сердца — бьются в унисон, а сознания — синхронизируются. Когда внутри нас закладывается ощущение, что мы понимаем эмоции, намерения, причины действий и личности друг друга в такой степени, как никогда раньше. Мне было это нужно. Ощутить аромат её кожи, не подверженной многочисленным кибернетизациям, прикоснуться к бёдрам и татуированным предплечьям, пока моя грудь трётся о её спину, наталкиваясь на позвонки, а промежность прижимается к упругим ягодицам. Оказаться сверху, плавно скользнуть ладонью от левой груди с татуировкой в виде красной паутины до ровного гладкого живота, очертить слегка выпирающие рёбра, снова подняться к её половинам. Спуститься к ней между ног, легко задеть по пути чувствительную, обвитую множеством нервных окончаний, точку, медленно войти в неё пальцами и наблюдать за её томным дыханием, переходящим в более сбивчивое, под конец срывающееся на непроизвольные, стремительно выбивающиеся наружу, стоны. Остановиться, перевести дух, помогая ей зажечь косяк, что был припасён именно на такой случай, после её затяжки — ответить на предложение также исказить своё трезвое видение окружения, пока она устраивается сверху. Вдохнуть дым от марихуаны в свои биомеханические лёгкие и выдохнуть ей в лицо, пока она, уже со своей стороны, сокращала расстояние между нами с целью сомкнуть наши губы в страстном поцелуе. Подвести себя ещё на пару шагов ближе к наркотическому опьянению, наблюдая за тем, как её спина выгибается в процессе приближения к моему лону, и замереть в ожидании удовольствия, что она хотела доставить мне своим языком. Мне было это нужно.***
Ранним утром её не оказалось рядом со мной в постели. В отрыве от контекста нашей прошедшей ночи, данный факт звучал настораживающе, но в своём случае я не видела особых причин для беспокойства. Даже если у неё на душе оставалась какая-либо ноша, я была практически уверена, что впредь она не будет пытаться нести её лишь на себе, убегать от меня и запираться. Облачившись в свою потрёпанную одежду, я вышла из дома, навстречу очередному дню, тому из немногих, что мне оставались, но в первую очередь, к ней. — Доброе утро. Не заметить её с крыльца дома, свесившую ноги с причала и вглядывавшуюся в горизонт, было невозможно. Как и не заметить, что даже после высказанного вчера, её до сих пор что-то беспокоило. — Посидишь со мной немного? Я наконец сварила тебе кофе. Не имея особую потребность в нём ни вчера вечером, ни сегодня в такую рань, я уже успела забыть о нём. Но, в любом случае, порция подслащенного и разбавленного молоком бодрящего напитка лишней для меня быть не могла. — Слушай... Насчёт вчерашнего... Что это было? Тот небольшой камень, что успел повиснуть на мне грузом, ещё не набравшим значимого веса, упал с души, едва до меня снизошло понимание её задумчивого лица. Что сподвигло меня на лёгкое поддразнивание. — Не помнишь? Или хочешь, чтоб я напомнила? — Ты же понимаешь, о чём я. Что это для тебя значило? Если серьёзно, в том, что она до сих пор задавалась вопросом о причине и природе вчерашнего, не было ничего удивительно: ей далеко не в первый раз приходилось спрашивать себя, являлся ли источником чего-то долгосрочного и серьёзного внезапный секс в постели, и получать отрицательный ответ по прошествии некоторого времени, несмотря на слова убеждения от её прошлых партнёров. Я не была о себе высокого мнения, не ставила себя выше людей, с кем ей случалось иметь любовные отношения. Однако, в отличие от них, я имела представление о характере и длительности срока наших отношений. Характер — серьёзный, их длительность — до моего смертного часа. Когда бы он ни наступил. — Думаю... В смысле, надеюсь, что это было начало чего-то хорошего. Хотя, может, ты это видишь... м-м... иначе. Вариант того, что после стольких попыток вверить другому человеку своё сердце она перестала относиться серьёзно к тому, с кем и сколько проводила времени в одной кровати, я тоже рассматривала. Но практически в следующую секунду обрадовалась, стоило ей произнести фразу, отметающую его. — Ах. Как же ты иногда тупишь. По иронии, её обнадёживающий ответ действительно вызвал у меня улыбку абсолютно счастливой дуры.