Художка или Обнажённая натура

— Шерлок я тебя через колено перекину и отшлёпаю, если не успокоишься! Перестань тут мельтешить и иди домой. Поешь, поспи… хотя кому я это говорю… — Грегори Лестрейд чуть потёр переносицу. Признак сильной усталости. И физической, и эмоциональной. — Тебе на учёбу не нужно? К занятиям готовиться? — Я хожу только на те лекции, на которые считаю нужным, а сдаю всё экстерном. У меня индивидуальный план учёбы по личному разрешению ректора. — Рад за тебя. А у меня обычный рабочий день и я пытаюсь работать. А тебе настоятельно советую: отвлекись на что-нибудь! Мозгу нужен отдых и смена деятельности. Потом с новыми силами возьмёшься за расследование. Ты вроде в художественную школу записался? Вот туда и сходи, порисуй. — Я не рисова… — Холмс замолчал. Всё же, сообщать Грегу, единственному взрослому, от которого Шерлок терпел хоть какое-то вмешательство в свою жизнь, что в художке он был обнажённой моделью, не хотелось. — Ладно, я уйду, скажи только, что уже известно? — Пока, согласно официальной версии, Ребекка стала жертвой несчастного случая. Пустырь этот местные подростки облюбовали, у них там вроде клуба по интересам. Самодельный тир. Стреляют по банкам из детских пукалок. Но кое у кого и настоящее оружие есть, добытое у старшего поколения. Местные об этом знают, и на пустырь не суются. А Ребекка не знала, и прямо через него пошла, путь сократить. За кустами её не заметили. Когда крик услышали и прибежали — перепугались. Ни врачей не вызвали, ни полицию, разбежались по домам. Сейчас все дружно утверждают, что вот именно в тот день на своё любимое развлечение не ходили. Родители тоже ни приделах, каждый своего дитятку выгораживает. Кто именно роковой выстрел совершил, выясняем. Но это затянется. — Я могу… — Можешь. После того, как отдохнёшь! Шерлок, я не шучу, ты на зомби похож! Не поверишь, полиция тоже иногда делом занимается. И уже есть зацепки. Хотя их никого там в тот день не было, один, самый младший, при личной беседе проговорился, что, за неделю примерно, в их компанию затесался новенький. Высокий, худой. Со своим оружием пришёл, очень похожим на винтовку. Малышня облизывалась, но посмотреть-потрогать тот не дал. Стрелял парень отменно, просто Робин Гуд, но старшие его не особо жаловали. Не любят чужаков. Но и не гнали, всё же кадр интересный. Пока этот парень наш главный подозреваемый. Грег протянул Шерлоку налитое специально для него растворимое какао. — Из чего её застрелили? — Пуля винтовочная. Выстрел снайперский. Чётко в глаз. Пока это всё. — Надо было ей сказать… предупредить… — Шерл, едва ли она послушала бы тебя. — У этого Джимми — будем звать его так — ещё и снайпер на подхвате. Просто замечательно. — Почему думаешь, что это не он сам лично? — По ряду причин. А моя нанимательница? Её исчезновением кто-то заниматься будет? — Шерл, согласно показаниям подруг она уехала погостить к своей кузине. — Не дождавшись итогов расследования, и не выходя на связь? — Шерлок, это старая женщина, мобильник для неё — чудо техники. Со слов тех же подруг, она постоянно забывала его зарядить. Пропавшей не считается, дело заводить не хотят, я пытаюсь. Делаю, что могу. Не дави на меня, ладно? — Ладно, Грег. И ты прав. Надо мне переключиться и чем-то другим голову освежить. Я пошёл. — Сначала это какао допьёшь и бутерброд с маслом съешь. — Грег. — Я знаю, что чувство голода тебе не знакомо. Но прошу. Это вкусно. Хлеб белый и я ещё сахаром посыпал. Когда я был маленьким, это было любимое лакомство. Вместо пирожного. Холмс посмотрел на Грега, вздохнул. Он знал, что на пирожные в семье Грега просто не было денег. — Майкрофт тоже так любил. Я иногда ловил его с такими бутербродами. Конфет и прочего у нас дома из-за него не держали, а за эти вкусняшки сильно наказывали. Я его всегда сдавал, он потом плакал, — Шерлок вздохнул. — Я не понимал тогда, да и сейчас не понимаю любви к вкусному. Для меня что вкусно, что невкусно — без разницы. Вся еда, как мокрый картон. Глупая необходимость, чтобы жить. Было бы возможно, вообще бы не ел. Мне казалось, я в сыщика играю с Майкрофтом. Весело было. А теперь как вспоминаю его лицо, гадом себя чувствую. Неудивительно, что он терпеть меня не может. Я всё время его перед родителями разоблачал. И с едой этой, с журналами эротическими… Его выдрали тогда так, что потом недели две из комнаты не выходил, с постели не вставал и к нам ходил доктор. — Ну уж за эротику его не должны были наказывать. Это же нормально для подростка. — Нормально, если бы там девушки были. А то парни. Да и не эротика это была, журнал белья для мужчин. Пара страниц. Где-то он их добыл и под матрасом прятал. А я нашёл. Отец так разозлился тогда… Грег, — Шерлок посмотрел на него, — я был ужасным братом, да? Шпионил, вынюхивал, и все его грехи родителям сдавал. — Ты был ребёнком, — Грег утешающе провел рукой по непослушным чёрным кудряшкам Шерлока. — Дети понимают всё совсем иначе, чем взрослые. Ты же сам сказал — играл в сыщика. — Думаешь, до сих пор играю? — Думаю, ты будешь отличным следователем. Вот только… — Грег вздохнул. — Не всегда эта правда нужна. Тут проще на несчастный случай свалить, чем искать залётного снайпера и твоего таинственного Джимми. — Я так и думал, — Шерлок допил какао, а бутерброд оставил. — Прости, в горло не лезет. Перед глазами картина стоит, Май в своей смешной пижаме, босиком, среди ночи, разъяренный отец отчитывает его перед мусоркой, куда велел этот бутерброд выбросить. Май его хорошо если в руках подержать успел. Мне это тогда смешным казалось, как он молча ревел. Только слёзы по пухлым щекам катились. Мальчики же не плачут. Презирал, что мой брат такой нюня. Да ещё из-за этой глупой еды, кому она нужна. Не понимал тогда, что у всех людей ценности разные. Вон у Джимми нашего жизнь человеческая ничего не стоит. Ничья. А для Мая это тогда целое приключение было, ночью до кухни добраться, бутерброд этот сделать. Мечта, грубо отнятая глупым малышом. Меня ведь даже не хвалили за эти подставы, мне просто нравился сам процесс. — Шерл… Ещё раз повторяю. Ты был ребёнком. Но сейчас ты взрослый. И можешь с братом поговорить. Грег не стал произносить слово «извиниться». Они поняли друг друга и так. *** — Я не понимаю, — Майкрофт отставил крохотную чашечку чёрного кофе, — мне что, диагноз смертельный поставили, а я не знаю? Уже второй человек за неделю извиняться пришёл. Да из тех, от кого я вообще не ожидал. Шерлок крутил в руках опустевший бокал из-под минералки, который выпил чисто чтобы Майкрофта не обижать. Видимо, в глазах старшего брата он так и остался малышом, которому кофе не предлагают. Было непросто начать говорить. Но всё же, Шерлок начал. — Думаю, ты здоров. Просто я вырос, наконец, достаточно, чтобы понять, каким гадом был и как тебе жизнь портил. Но я не со зла, Май. Я в расследования играл, а ты был самым подходящим объектом. Я не думал тогда, как сильно тебе прилетает, как больно тебе и обидно. Я вообще о чувствах других стал задумываться, только когда Джона встретил. И только глядя на него понял, что не все видят мир точно также, как и я. Майкрофт уставился в свою чашку, будто собирался погадать на кофейной гуще. — Ты не представляешь, как обидно и как больно. Главное, я не понимал, за что ты так со мной. Я же тебя не обижал, вообще в жизнь твою не лез, а ты мою на каждом шагу портил. — Мне жаль. Прости. Особенно за бутерброды и журнал. Сильно тебя тогда отец выпорол? — Он не выпорол. Он меня к врачу одному отвёз. Точнее, специалисту нетрадиционной медицины. Тот лечил «расстройства самоидентификации». Думаю, сейчас ты поймёшь, если я скажу — от «голубизны» лечить. Наклонности пидорские выправить и нормальным сделать. Шерлок только и смог, что выругаться мысленно. — Не знаю, чем они тогда опоили. Силой какую-то дрянь вливали. Знаю только, что меня рвало тогда знатно, голова кружилась, я сознание терял и я думал вообще умру. Хорошо, у отца хватило мозгов домой меня привезти и уже нормального врача вызвать. И всё же, долго лечили от отравления не пойми чем. Он так доктору и не признался, чем поили. Сказал, я сам где-то какие-то вещества принял. — Майк… — Слава небу, больше он таких экспериментов не проводил. Видимо, решил, что лучше сын-пидор, чем сын-труп. Хотя мог решить и иначе. — Майк… Мне жаль. Я не знал… — Это уже не твоя вина. По крайней мере, не целиком твоя. Я услышал твои извинения, Шерлок, — Майкрофт встал. — Благодарен тебе за них. Думаю, тебе было нелегко приехать сюда. Но сейчас я не готов сказать «все хорошо, я прощаю, малыш». Твои игры, хоть и по незнанию, сильно портили мне жизнь. Даже не в еде дело, не в отравлении этом. А в самом факте, что человечек, которого я был готов любить безо всякой причины, всячески мне пакостил всё время, что мы жили в одном доме. — Я понимаю. — Я подумаю над твоими словами, и возможно, когда-нибудь, смогу простить. А пока… Мне работать нужно. Всего наилучшего, Шерлок. И думай впредь, что ты делаешь, когда всё также в сыщика играешь. И какие могут быть последствия. — Они уже есть. — Что? — Ничего. Был рад повидаться. — Взаимно. Я тебя к двери провожу. До двери они молчали. И только уже отперев замки, Майкрофт спросил: — Шерлок, ты всё ещё общаешься с Грегори? Грегом Лестрейдом. — Да, часто. А что? — Скажи, у него есть девушка? — Что? Нет. Какая там девушка с его графиком. Он сам говорит, что женат на своей работе. — А была? Раньше? — Нет. Никого у него не было. Ни девушек, ни парней. По крайней мере, я не видел. — А почему ты сказал про парней? — Да так… предчувствие, что парни ему нравятся больше, чем девушки. — А какие именно? — Ну… насколько я могу судить, похожие на него. Высокие, стройные, спортивного сложения. Или чуть крупнее его, мускулистые. Думаю, несмотря на всю свою крутизну, он скорее принимающий, чем дающий. — Понятно… Шерлок не сразу понял, почему у старшего брата стало такое лицо, как тогда, над выброшенным в мусорку бутербродом. Словно снова безвозвратно отняли что-то дорогое, долго желаемое и с таким трудом добытое. Но сейчас Шерлок был куда умнее, и куда лучше разбирался в чувствах. Точнее, начал разбираться в них хоть немного. Поэтому он не просто ушёл, оставив брата в печальных мыслях, а сказал: — Но ещё Грег часто расспрашивает о тебе. Как ты себя чувствуешь, всё ли у тебя хорошо. И когда он говорит о тебе, у него такой голос мягкий становится, а взгляд мечтательный. Ты не был бы против, если бы он позвонил тебе как-нибудь?