- Не прогоняй меня.

      Луна настойчиво билась в окно, пытаясь преодолеть преграду в виде темной шторы, что колыхалась из-за слабого ветра, сквозь приоткрытое окно. Комната была наполнена прохладой, что танцевала под руку с мраком, оседая на коже, по которой пробегали мурашки. Свежесть наполняла лёгкие, даруя своеобразную лёгкость, что разливалась по венам, иллюзией скрывая тяжесть жизни, что таилась где-то внутри. Ночь — прекрасное время — время для иллюзий, что не смеют дурманить голову днём, не имея сил на борьбу с разумом и серьезностью, что чуть ли не заменяла воздух, сжимая лёгкие в волнении и напряжении. Сейчас, лёжа в своей постели, что малость потрепалась временем, а жёсткий матрас впивался в спину, Гордон глубоко вздыхал этот холод, желая задержать его в себе как можно дольше. Он наслаждался этой иллюзией покоя, представляя, как время замедлялось, остановившись в итоге: редкие облака прекратили бежать по небу, ветер затих — мир остановился, останавливая жизнь. Да, именно этого чувства и не хватало ему порой — чувства, что мир попросту стоит на месте, даруя ученому бесконечность на размышления, которые он тут же забывал, не пытаясь заполнить пустую голову чем-либо — не думал о работе, коллегах, всяческих тварях, что до сих пор ползают где-то, пробравшись в мир и — о, боже — старался не думать об охраннике, что находился где-то в глубине небольшого дома. — Блять, — ругнулся было учёный глухо, выходя из своего транса, оседая на постели, вновь чувствуя бег жизни, что окружала его. Раздражение тонкой пеленой накрыло голову, а в грудь вновь ударила усталость, заставившая упасть на подушку, хмурясь потолку. Не понимал себя мужчина — после всего случившегося — после буквальных уворотов из-под ботинок и рук охранника, что пытался убить его — Фримен добровольно предложил ему пожить вместе в его старом доме, купленный по дешевке; потер шею, когда на него уставилась пара осуждающих глаз, а сам «пришелец» лишь фыркнул что-то за Джоша, о трупе которого все и забыли. Не понимал физик себя, почему, да и зачем сделал это — пожалел, только за что? Чувствует вину, за свой чертов паспорт? Ненавидит? Не понимает? — длинноволосый тяжело вздохнул, понимая, что только что уничтожил последние нити иллюзии спокойствия, которые так усердно создавал эти пять часов. Страха за собственную шкуру уже давно не было, оставляя после себя лишь небольшую тяжесть от трупов, беготни и потерянных нервных клеток, которых, как думал сам Гордон, уже попросту не существовало. Как сказал доктор Купер: «Тебе стоит отдохнуть, Гордон. Наша работа может свести с ума, ты знаешь это. Может, газировка поможет тебе?» — усмехнулся лишь младший, глотая очередную таблетку от головной боли, уже и не удивляясь, как не срывается на успокоительные средства, вновь оттирая руки от жидкости очередного существа. Не помогают эти пилюли быть спокойным — совсем не помогают. «Чего это я, в самом деле, — закрывая глаза, подумал шатен, накрываясь старым пледом, — Сколько лет работаю с этим, а тут, значит, устал — что за бред? — я ведь привык уже к-» — остатки сонливости окончательно покинули мужчину, когда где-то в доме послышался грохот, следом за которым прилетела и громкая ругань брюнета, заставляя, не то чтобы проснуться, а подскочить с постели, с силой ударив дверью о стену, выбегая из комнаты. Быстро настигнув источник шума, что доносился с кухни, учёный застыл, наблюдая за Бенри, что держал в руках вырывающегося, невесть откуда взявшегося, голубем. Первым от ступора отошёл охранник, открыв окно и, буквально, выкинув птицу, широко усмехнулся, вскидывая брови, пока комнату не озарило громкое: «Классные ножки, бро, бельишко тоже! — на что раздалось громкое ругательство длинноволосого, явно не торопившийся прикрыть бедра, взяв стакан воды, — Да ладно тебе! Разве, как человеку, тебе неприятно слышать то, что твой партнёр делает комплименты твоему телу? — Фримен подавился водой, выплюнув ее в раковину, с непониманием и смятением уставившись на кареглазого, что лишь пожал плечами. — Что опять? Разучился глотанию?» Бородатый раскрыл было рот, тут же закрывая, попросту не зная, как ответить на подобное, не обращая внимание на громкий смех «космо», включивший свет. — П-партнер?! — наконец подал голос Фримен, отставив стакан и с недовольством смотря на мужчину, что уже что-то жевал, — Что за ерунду ты несёшь, приятель?! Ты… зачем ты вообще смотришь на мои ноги?! Я думал, что ты разрушил что-то, поэтому… кхм, завались! — в ответ лишь хихикнули, на что учёный фыркнул, упав на рядом стоящий стул. — Будто ты ног и нижнего белья не видел никогда. — раздражённо и тихо ответил он, вновь вспыхивая, когда «пришелец» назвал его смущенным, — Не оправдываюсь я, идиот! Завались, говорю! Мы не друзья и ты знаешь это. Темноволосый на миг замолк, сгоняя всяческие эмоции с лица, успев привлечь к себе внимание философа, что неуверенно позвал первого, потянувшись было рукой к нему, тут же отдёргивая ее и вскакивая на ноги, когда в уши ударило самодовольное: «Конечно не друзья, ведь больше мы любовные любовники! Как ты можешь обесценивать нашу любовь?!» — шатен сорвался на ругань, гневно и быстро покидая кухню под хохот кареглазого, которого учёный назвал сволочью, уже где-то скрываясь. Забавили брюнета подобные ситуации — нравилась реакция, которую и раздражённой то не назовешь, хоть и пытался учёный явить обратное, не скупясь на всяческую брань, игнорируемую темноволосым. Знал ведь, что за время, прошедшее после знакомства, успел этот истеричный мужчина привязаться к нему, хоть и отрицал, порой даже срываясь на крик, говоря и доказывая своей троице о том, какой же этот «паспортный маньяк» ублюдок. Смеялись лишь над ним, наблюдая, как Гордон пытался скрыться от синего луча, которым освещал его мужчина в шлеме, бегущий рядом. «Ставлю пять жетонов на то, что они уже в отношениях» — хохотнул Томми, потягивая газировку, тут же закричав, когда со стороны послышался рев Вортигонта. Не желая долго сидеть в одиночестве, Бенри поднялся со стула, не смея игнорировать свое желание на продолжение беседы с гением, что убежал к себе в комнату. Этот человек был странным — ему нравилось это.

***

Длинноволосый повернулся к двери спиной, небрежно укрываясь одеялом, все ещё ощущая отголоски раздражения, что осели на нахмуренные бровях, а также в чуть алых щеках, которые скрывал мрак. Противоречивые чувства вызывало это сильное существо с человеческой оболочкой, одновременно и притягивая, и тут же отталкивая своим невыносимым характером и юмором, от которого хотелось попросту сбежать — стоит ли упоминать о том, что охранник все время шутил именно о Гордоне, не забывая отметить какую-нибудь деталь, будь то «слишком мягкая борода» или же «большие и сильные ноги». Вечно терялся на этом физик, пытаясь ускользнуть из внимания надоедливого мужчины, что все равно находил его, приставая с большей силой, будто бы только и добиваясь благой брани — добивался полного внимания в свою сторону. Соглашался с собой сероглазый, пытаясь провалиться в дрёму, как сердце дрогнуло, когда позади послышался глухой скрип двери, а на стену впереди упало синее сияние: «Явился». Кареглазый не сдержал смешка, быстро приблизившись к постели, наблюдая, как, прямо уж совсем по-детски, пытался Фримен не обращать внимания на пришедшего, подтягивая одеяло выше, закрывая шею; на плечо легла шершавая ладонь «космо», чуть сжимаясь и потрясся шатена, вынудив того перевернуться на спину. — Бро-о, ну не обижайся, — играя бровями, промурлыкал Бенри, разглядывая недовольную гримасу. — Дорогой, ну что ты? Ну ладно-ладно; хочешь поцелуйчик? — бородатый вскочил, смачно послав второго и ухватившись за грудки его майки, злобно заглядывая в глаза. — Я видел множество фильмов, где люди целовались в таком моменте. — широко улыбнулся брюнет, не смотря на ладони мужчины, что отпустили его, — Бро, да ты ведь хочешь поцеловать меня! — Еще чего, космический идиот! Ты слишком самоуверен, — фыркнул сероглазый, убирая волосы за уши, — Я не собираюсь целовать тебя, ясно тебе? Не дождешься-НЕТ, НЕ ДУМАЙ ДАЖЕ! — воскликнул Гордон, уперев руки в плечи охранника, что наклонился к нему, демонстративно вытянув губы трубочкой, характерно чмокнув, — Господи, чувак! Хозяин формы резко обхватил ладонь мужчины, поднеся ее к губам и поцеловав костяшки, довольствуясь недолгой тишине и ступором Гордона, что тут же отдёрнул руку, закрывая лицо, неразборчиво ворча. Прикусив губу, пришедший улёгся на подушку, которую стащил у смущенного гения, не сдержав комментария: «Какой же ты стеснительный! А что будет, когда мы-» — — Проваливай из моей комнаты, Бенри! — не сдержал громкого возгласа шатен, уставившись на спокойного охранника, что убрал руки за голову, с вызовом смотря на него, — Ты не слышишь меня? За дверь! — Гордона лишь передразнили, весело сообщая ему, что если он и хочет остаться в комнате один, то должен на руках вынести охранника в коридор; первый застыл, снова не находя слов, теряясь ещё больше, когда с него не сводило глаз. — Да иди на хер, знаешь! Сам уйдешь! — протараторил длинноволосый, прежде чем вернуться в горизонтальное положение, подперев голову рукой, вновь недовольно проворчав, — Подушку верни хоть! — в ответ лишь задумчиво промычали. Не став более отвечать кареглазому, дабы не продолжать этот спор, гений закрыл глаза, пытаясь хотя бы успокоиться, чувствуя спиной лежащее рядом тело, явно никуда не спешащее. Смущало, раздражало и злило все это — злил «космо», что будто бы и не знал стыда, чуть спустившись, удобнее укладываясь. Фримен распахнул глаза, поджимая губы, не решаясь озвучить бившийся о черепную коробку вопрос, на который уже получил ответ — охранник собрался ночевать здесь, повернувшись на бок, чтобы уткнуться взглядом в шею мужчины, явно начавший нервничать. Уже темноволосый почувствовал жар на щеках, когда поймал себя на том, как скользил взглядом по изгибу шеи, свободной от длинных волос, и крепких плечах Гордона, переходя на лопатки и рассматривая талию, что виднелась из-под задранных краев майки. Казалось, что сердце билось в разы сильнее, ощутимо ударяясь где-то в грудной клетке; не давая себе отчёт, Бенри перекинул руку через грудь ученого, нерешительно прижимаясь к его спине, губами неуверенно и медленно уткнувшись в дрогнувшую кожу, осторожно — невесомо — целуя запримеченную родинку. — Б-Бенри?! — заикаясь, быстро произнес шатен, прижимая свободную руку к груди, неосознанно накрывая ладонь охранника, что будто бы замер, ещё раз прижавшись губами к нежной коже, с характерным звуком целуя ещё раз, но смелее, прижимаясь ещё сильнее. — Ч-что ты… — бородатый чуть повернул голову, желая было взглянуть в карие глаза, да только не сумев, вернул голову в обратное положение, чувствуя, как заалели щеки и свело скулы. — Идиот… Хозяин шлема не ответил, носом потираясь о загривок, ладонью проведя от впадинки между ключицами до солнечного сплетения, поднимаясь к сердцу, на нем и останавливаясь, прошептав будто бы не своим голосом: «Не прогоняй меня» — вновь касание губ, что переместились на нежное место за ухом, пальцами ловя лёгкую дрожь философа. Последний ненадолго задержал дыхание, пытаясь понять, что чувствовал сейчас, так и не узнав ответа, вместо этого погладив ладонь мужчины, сплетая пальцы. Оба не находили сейчас слов — усмешек, шуток и брани, сейчас попросту не было — позволяя себе прижаться как можно ближе к друг другу. Темноволосый тихо хихикнул, выпустив изо рта небольшую струю магии, что отличалась более сильным сиянием, окутывающая лицо и пряди ученого, спросившего: «Что ты делаешь?» Бенри уткнулся лбом в шею физика, закрывая глаза, тихо протянув, прежде чем встретиться с пришедшей сонливостью: «Я поделился своей любовью». Ответ Гордона так и не был услышан, утопая в тишине, что проникла в голову — ему и не нужно было слышать его. Он позволил ему остаться рядом — позволил прижался грудью к спине и поцеловать оголенную кожу — ему не нужны слова, чтобы понять сероглазого сейчас. Ему не все равно на Бенри, как и Бенри на него. Кошмары не преследовали его сегодня, а движение жизни, признался бы Фримен, сейчас было приятно ему — оно гладило грудь, рисуя своеобразные узоры.