.
26 декабря 2020 г. в 12:16
сыро, темно, тихо — саске слышит, как вода по капле опадает на пол. он может как будто уловить запах гниения в стенах своей комнаты в этом убежище; делает шаг назад. еще один. орочимару улыбается.
— отойди, — саске хочет говорить дерзко и грубо, но собственный голос предает, потому что дрожит. он весь сам дрожит.
— чувствуешь что-нибудь? — спрашивает орочимару, и все, что чувствует саске — это каменистую стену. ледяная и пробирает мурашками даже через ткань юкаты.
— что ты сделал? — саске понимает, что зрение рассеивается, и он видит, как в замедленном восприятии: от руки орочимару, развязывающей пояс, пролегает едва заметный след. саске прижимается затылком к стене и пытается сохранить самообладание.
— всего лишь несколько новых трав в твоем чае, — орочимару медлит: смотрит, как сантиметр за сантиметром обнажается кожа, с которой соскальзывает ткань; смотрит в глаза, и в них нет никакой опасности, лишь непонимание.
— убери руки, — саске хочет закричать, но почему-то хрипит и не может отвести взгляда. хочется оттолкнуть, но тело не слушается, лишь реагирует, и реагирует совсем не так, как того желает его хозяин.
орочимару касается его почти невесомо: какой нежный мальчик, думает он. как хочется сломить его волю по-настоящему, думает он, а сам трогает низ его живота и перебирает пальцами по гладкой коже. и сам как будто тает; сам как будто перед ним без одежды и опоенный чем-то.
саске сжимает руки в кулаки, но поднять не может: впивается ногтями в ладони и бессильно рычит сквозь плотно стиснутые зубы, когда орочимару пробует его целовать. когда ведет ледяным пальцем по его пояснице, и саске выгибается от этого ощущения; и по позвоночнику тоже проводит — саске резко выдыхает, на секунду забывая защищаться, пока орочимару буквально слизывает этот выдох с его губ.
а потом опрокидывает его спиной на кровать и нависает сверху, опираясь на локоть. второй рукой он как будто старается провести по каждому участку тела, словно хочет залезть саске под кожу, сжимая, щипая и поглаживая. и не может заставить себя унять сердцебиение; саске млеет под его прикосновениями, часто дышит и иногда открывает глаза, в которых плещется обида, и орочимару может поклясться, что никогда в жизни — даже в самых грязных своих мечтах об этом мальчике — не видел ничего красивее.
— не надо, — шепчет саске, но сам подается навстречу прикосновениям.
— ты ничего не вспомнишь утром, — орочимару целует его в шею, и саске захлебывается в собственных ощущениях, почти плача от того, как хорошо и как плохо одновременно, — не волнуйся.
саске чувствует, как орочимару касается его члена, чувствует, как двигает рукой и чувствует, что внизу живота начинает сводить все от этого ощущения, и ненавидит его за это. и себя ненавидит заодно тоже.
знаешь, думает саске, а выходит:
— сенпай, — на вдохе.
я передумал убивать итачи первым, думает он, но шепчет:
— еще, — и орочимару прикусывает его ключицу.
сначала я убью тебя, думает и бесстыдно стонет, запрокидывая голову, когда орочимару ускоряет движения.
этого звука орочимару достаточно для того, чтобы сорваться: он переворачивает саске на живот и тянет на себя за бедра. ноги не слушаются, но сгибаются в коленях, разъезжаются в стороны, и орочимару замирает, разглядывая его.
ненавижу, ненавижу, ненавижу — загнанной птицей бьется мысль в голове у саске, когда он чувствует, как по бедрам начинает стекать что-то теплое и пахнущее сандалом: наверное масло, решает он, и заходится в стоне, когда орочимару вторгается в него пальцем. от ощущения больно и тяжело, сладостно, и вообще все на свете, и саске хочет вцепиться зубами орочимару в глотку и перегрызть ее.
орочимару знает, что саске наверное больно и плохо, но это подстегивает еще больше: он добавляет второй палец и саске прогибается в спине, сам как будто ища прикосновения. орочимару просто сходит с ума от звука его голоса, и хриплого, и жалостливого, и умоляющего — и ловит себя на мысли, что теперь никогда он не перестанет в речи саске слышать эти выдохи и вдохи, эти глубокие протяжные стоны, эти вскрики — теперь саске будет дерзить ему на тренировках, а он будет слышать лишь этот звук.
саске чувствует, что сейчас кончит, и орочимару тоже чувствует. решает, что с мальчика на сегодня достаточно: в несколько коротких рваных движений помогает ему, и саске практически воет, без сил падая на кровать, а орочимару целует его в затылок, целует его в висок, целует в уголок губ — и саске смотрит на него затуманено и как будто почти благодарно: неясно только, за что. за то, что отпустил? глупый.
— оставим на следующий раз, — орочимару гладит его волосы и встает, и саске глубоко дышит, провожая его взглядом, когда тот выходит из комнаты.
ты умоешься собственной кровью, думает саске. и вжимается лицом в подушку, пытаясь унять слезы.