Не спорьте с атеистами!

Сумерки, осенняя прохлада и стойкий запах крови в ноздрях. Руки по локоть в ещё теплой бордовой жидкости крепко сжимали косу с тремя лезвиями. Изо рта вырывались частые клубы пара, а на вздымающейся грудной клетке позвякивал серебряный кулон, приятно холодивший разгоряченную боем кожу. — Угомонился наконец, — низкий голос напарника эхом отозвался в на миг опустевшей черепной коробке. — Сотню раз говорил тебе, конченый язычник, не кромсай тела! Это тебе не грёбаный салат! За целые трупы больше денег отваливают. Хидан лишь усмехнулся в ответ, с упоением глядя на проделанную работу. Небольшая лесная поляна, поросшая сухостоем, насквозь пропитанным кровью, была завалена телами убитых людей. На искаженных в предсмертных муках лицах застыла гримаса настоящего ужаса. Прекрасное зрелище для Мацураси, который наконец отбросил оружие и сложил руки в молитве. — О великий Джашин, прими эти жертвы… — Да заткнись ты, Хидан! Забирай вон тех двоих и пошли! — рыкнул Какудзу, оборвав причитания напарника, и указал на более менее приемлемые по виду тела. — Дай мне блять закончить, старый скупердяй! И вообще, почему все время ношу трупы только я? Нахер мне не сдались эти вонючие мешки с костями! — джашинист оскалился, как злобный пёс на протянутую руку, и покрепче сжал рукоять косы, резво поднятой с земли. — Потому что на большее ты не способен, — в ядовито-зеленых глазах на секунду блеснул огонёк презрения. — Убивать, тащить трупы и материться – вот смысл твоего существования! А теперь бери их и вперёд. Какудзу резко развернулся и пошел к тропе, с которой им пришлось свернуть ради завершения миссии. Хидан хотел было нецензурно возразить и даже кинуться на напарника с косой, но сдержался, скрипя зубами, закинул нужные тела на спину и побрел вслед за удаляющейся фигурой Какудзу. Широкая, чуть сгорбленная спина казначея Акацуки мозолила глаза, а трупы на плечах, казалось, тяжелели от окоченения с каждым шагом и начинали источать такой дурной запах, что глаза непроизвольно слезились, и ком вставал в горле. — Твою ж мать! Я так больше не могу! — взревел Хидан, с глухим стуком скидывая тела на холодную землю. От удара послышался хруст сломанных костей, а мертвые конечности неестественно вывернулись. — Хватить ныть, как баба, — огрызнулся Какудзу, продолжая шагать дальше. — Скоро сделаем привал, все равно до ночи не дойдем… — Ну уж нет! Либо ты берешь одного из этих жмуриков, либо я никуда не иду! — Хидан фыркнул и демонстративно скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что ни с места не сдвинется. — Я не понял. Ты мне сейчас условия ставишь? — лицо казначея хоть и было скрыто за маской, но по горящим злобой зелёным глазами можно было понять – ещё немного, и его терпению придет конец. — Да! — Мацураси согнул правую ногу в колене и смачно пнул голову одного из трупов, так что та оторвалась от тела и ударилась в ближайшее дерево, укатываясь куда-то в кусты. — Надоело быть сраным мальчиком на побегушках! Какудзу с завидным спокойствием наблюдал за тем, как на его глазах падало вознаграждение за трупы. Ещё один такой пинок, и эти "вонючие мешки с костями", как выразился ранее Хидан, будут стоить не дороже тех же мешков, наполненных навозом. Мацураси, которого невероятно развеселил полет мертвой башки, диковато гоготнул и без тени сомнения собрался нанести следующий удар по оставшемуся более менее целому трупу. — Хидан! — рявкнул Какудзу, так что в радиусе километра птицы от страха взмыли вверх, испуганно хлопая крыльями, стараясь убраться подальше от источника звука. Сам язычник даже бровью не повел, но бить не стал, так и замерев с поднятой ногой, будто и вправду послушавшись напарника. — Так и быть, я соглашусь на твои условия. Но только если ты победишь в небольшом споре, — Какудзу незаметно выдохнул под маской, когда Хидан все же опустил ногу на землю. — Какой ещё такой "небольшой спор"? — недоверчиво переспросил Мацураси, выжидающе уставившись на казначея кроваво-малиновыми глазами. Ввязываться в авантюру со знаменитым торгашом – казалось величайшей подставой. — Не будешь материться и восхвалять своего Джашина до рассвета – я впредь буду помогать тебе нести трупы. Какудзу прекрасно понимал, что эта задача для Хидана не из легких, и едва ли он согласиться вступать в спор. Но Хидан не был бы Хиданом, если бы вперёд его здравого смысла не вырывалось неумение читать между строк. А вечное желание посоревноваться явно только раззадорило недалёкого язычника. Мацураси сначала усмехнулся, и человек в маске мысленно смирился с моментальным провалом. Однако буквально через секунду Хидан сделал такое задумчивое выражение лица, как будто в его пустой голове действительно могли происходить сложные мыслительные процессы. Он то смотрел на трупы под ногами, то с нескрываемым недоверием осматривал напарника с головы до ног, то вновь отводил взгляд на бесконечный непроходимый лес и серое темнеющее с каждой секундой небо. Какудзу уже было молча принял свою дальнейшую участь – всеми способами заставить Мацураси делать грязную работу. Но тут Хидан что-то пробурчал себе под нос, громко выругался, шаркнув подошвой по мёрзлой земле, и наконец осмысленно посмотрел на Какудзу. — Ладно. Я согласен, старый ты муд-кхм, дед, — высказался джашинист, довершая все безумной ухмылкой, которая так и говорила за себя – победа уже у меня в руках. Какудзу ликовал, хотя всеми силами старался не показывать истинных эмоций. Хорошо, что маска надёжно скрывала нижнюю половину лица. Этот туповатый язычник и часа не продержится, а этого времени как раз хватит, чтобы добраться до привала. Там уже окончательно решится, что казначей был несомненно прав, и до черного рынка Хидан неизменно потащит трупы на своем горбу. — Отлично, — холодно бросил Какудзу и пошел было дальше, но окрик Хидана остановил его. — Разве когда заводят спор, не пожимают руки? — Мацураси переступил через трупы, будто бы это были не люди, а груда мусора, лежавшая на пути, и в два шага оказался возле напарника. Какудзу покосился на протянутую ему руку, сплошь измазанную в крови, грязи и ещё в чем-то непонятном. Короче, зрелище просто отвратительное, которое к тому же дополнялось расстегнутым плащом, оголявшим такой же перепачканный кровью торс. Кубики мышц перекатывались под кожей от частого дыхания, заставляя невольно задержать на них взгляд. Багровые капли хаотичными брызгами были и выше, красуясь даже на бледном лице язычника, придавая ему ещё более устрашающий вид. Казначей, давно привыкший к такому безумному облику напарника, крепко сжал ладонь Хидана в своей, чувствуя, как между кожей хлюпает чужая кровь. Мацураси разбил спор, ударив ребром ладони свободной руки. — Посмотрим, кто кого, дорогуша. Хидан вновь закинул трупы на спину. Тем временем Какудзу незаметно обтер испачканную руку об черный плащ. — Голову не забудь, — ткнул пальцем казначей в примерную точку, куда приземлилась оторванная часть тела. — Ладно, ладно. Не бзди, — пробормотал джашинист. — Хидан. — Что? — искренне удивился и возмутился Мацураси, — Бздеть – это не мат! — для пущей убедительности он с видом ученого поднял указательный палец вверх. Какудзу смерил напарника недовольным взглядом. "Лучше б я попросту вырвал ему язык. Без своих ритуалов, он бы ещё долго болтать не смог бы..." подумал казначей, направляясь дальше по тропинке. За ним на удивление молчаливо заковылял язычник. До места привала действительно оставалось не так уж далеко. Старая глубокая пещера у подножия горы должна была стать их кровом на грядущую ночь. Конечно, можно было дойти до дешевой гостиницы, что располагалась чуть севернее горных перевалов, но явиться туда с трупами – верный путь в могилу, так как Акацуки были довольны узнаваемыми личностями в этих краях. Приходилось терпеть все неудобства: разводить костер, проводя не меньше получаса в поисках сухих веток в округе, спать прямо на холодном полу пещеры, кутаясь в непромокаемый, но нихрена не греющий плащ. Да ещё и засыпать приходилось под завывания напарника к Джашину, чтобы тот сжалился над его грешной душонкой и послал ему свою милость. Какудзу не верил ни в Джашина, ни в любого другого бога, которых так восхваляли люди, за что был крыт трехэтажным матом Хидана. "Атеист!" гневался язычник, когда Какудзу посылал всю существующую религию к чертовой бабушке. Да, это было так. Потому что он считал, что глупо в этом мире верить кому-то и в кого-то, кроме себя. И денег. Деньги решали все, а не какой-то там бог. Хидан молчал уже слишком долго, и это немного напрягало. Неужели он действительно выдержит до рассвета? Какудзу и представить себе не мог, как бы выглядел с трупами на горбу, пока его напарник налегке шагал бы рядом. И наверняка бы подыхал от смеха, скалясь как дикая псина. "Черт! Нужно что-то придумать, пока не стало слишком поздно." пронеслось в голове казначея. Пещера встретила "гостей" ледяными сквозняками и сыростью, разросшейся по всем углам. Хидан скинул тела подальше в глубине прохода, чтобы те не испортились от перепада температуры и стал бездельно бродить по узкому пространству, насвистывая какую-то мелодию и размахивая косой. Какудзу вызвался найти дров к костру и ненадолго пропал в близрастущей рощице. Его маски, выпущенные минутой ранее, разбрелись по округе, чтобы патрулировать и сообщать о каждом подозрительном шорохе. Ночь, судя по сгущающимся грозовым облакам, обещала быть холодной, поэтому огонь должен был гореть по крайней мере до рассвета, а это могло привлечь лишнее внимание. — Какудзу, ну давай хоть так поговорим. Надоело молчать, как будто язык выдрали! — внезапно высказал Хидан напарнику, пока тот аккуратными знающими движениями разводил костер. — Ну бубни под руку. Хочешь, чтобы мы замёрзли нахрен в этой норе? Иди лучше помолись своему Джашину, только не мешай! — Какудзу специально упомянул о ежевечернем ритуале язычника, краем глаза наблюдая за его реакцией. Хидан выпучил малиновые глаза, как обычно делал, когда собирался разразиться гневной нецензурной тирадой о величии своего бога. Даже слышно было, как скрипнули его зубы, и хрустнула рукоять косы, которую он крепко сжал в ладони. Какудзу мысленно возрадовался такой скорой победе, но язычник вдруг отступил назад к стене, сел подле нее на предварительно расстеленный плащ и тупо уставился в разгорающееся пламя. Какудзу опешил – Хидан не собирался проигрывать. — Ты меня за дурака не держи, — пепельноволосый отложил косу в сторону, и три острых лезвия опасно блеснули в свете костра. Какудзу хмыкнул и также отодвинулся к стене напротив, закончив недолгую возню с огнем. Отсутствие масок на спине позволило ему привалиться к шершавой прохладной поверхности и наконец расслабиться. Плащ он решил не снимать, только опустил черную маску и стянул с головы серый капюшон, позволяя темно-каштановым волосам рассыпаться по плечам. Хидан наблюдал за напарником из-под опущенных ресниц, чуть запрокинув голову назад, прислонясь затылком к холодной стене пещеры. Какудзу поймал его взгляд на себе – убийственный, будто хищник смотрит на свою жертву, которой вот-вот перегрызет глотку. Но будучи партнёрами по миссиям не первый год, казначей прекрасно знал, что означал этот взгляд. — Жаль, что ты атеист, — с наигранной грустью в голосе сказал Хидан, облизнувшись. В малиновых глазах плясали черти, водя хороводы с отблесками ржавого огня костра. — Мне не нужна религия, чтобы жить. Мне нужны только деньги. Огонь постепенно прогревал воздух пещеры, и в плаще становилось душно. Какудзу нарочито медленно стянул с себя тяжёлые черные одежды, ставшие почти второй кожей, и расстелил рядом, дабы они просушились от тепла костра. Хидан неотрывно следил за каждым его движением, пробегаясь глазами по обнажившимся сильным рукам с огрубевшей кожей, покрытой черными нитками швов, словно орнаментом. Остальное тело было скрыто за футболкой, но даже через ткань виднелись очерченные мышцы. Хидан закусил губу, представляя, какими твёрдыми на ощупь были кубики, и как легко можно было обвести языком каждый из них. Потом он снова вернулся к лицу, на котором играла едва заметная ухмылка. Ядовитые зелёные глаза с прищуром смотрели вызывающе, а непринужденная расслабленная поза – вытянутые к костру ноги, чуть разведенные в стороны, и руки, сложенные в замок, покоящиеся на животе, – будоражила сознание язычника. Как же ему хотелось разрезать косой его самодовольную ухмылку до самых ушей! Медленно, аккуратно, прямо по линии уже существующих швов. Смотреть в зеленые глаза, горящие страхом смерти, слизывая ещё теплые капли крови с кончиков всех трёх лезвий одну за другой. Пусть Какудзу видит, как его кожа окрашивается в черный, и следом проявляются белые костяные изображения. Но он не мог позволить себе проиграть, пусть уже и довольно долго изнывал от желания смачно выругаться и помолиться Джашину. К тому же ему до дрожи нравилось наблюдать за плохо скрываемым удивлением напарника, который явно не ожидал от него такой выдержки. Казначей сначала было напрягся – уж слишком безумно таращился на него Хидан. Успокаивало только то, что коса лежала в стороне, да и специального ритуального круга для убийств язычник вроде чертить не собирался. Значит, пока терпел. Ну-ну. До рассвета ещё долго. И рукав грел один давно залежавшийся козырь. Какудзу и сам, честно говоря, был на пределе. Врезать бы по этой сумасшедшей роже, чтобы череп треснул от удара, и мозги разлетелись по всей стене. И никакой ритуал не помог бы. Но тут Какудзу вспомнил, что как-то видел сумму вознаграждения за голову пепельноволосого, и решил пока повременить с посягательством на ценную часть тела, скользнув взглядом ниже. Одежду Хидан не носил, ограничиваясь штанами и плащом Акацуки поверх голого торса. И сейчас на обнаженной смуглой коже играли блики костра, и тени красиво ложились в каждом изгибе. Пришлось даже едва заметно сглотнуть, когда глаза упёрлись в резинку штанов, боясь сдвинуться на миллиметр ниже. Хидан, кажется, и белья не носил, потому как его достоинство отчётливо виднелось сквозь плотную ткань меж раздвинутых ног. Язычник усмехнулся и игриво качнул бедрами, пока Какудзу старательно отвёл взгляд на огонь, сделав вид, что ничего не заметил. Безмолвная перепалка продолжалась пару часов. Обжигающие языки костра лизали воздух, и тихо потрескивали ветки, сгорая в огне. На улице давно стемнело, лишь белая луна заливала светом выход из пещеры. Хидан метал молнии глазами, ерзал на месте, поджимал губы и в конце концов, как и предполагал Какудзу, не выдержал первым. — Че ты все пялишься на меня, а?! — нервозно рыкнул язычник, и его низкий грубый голос эхом прокатился по пещере. — Думаешь, как скоро я помашу у тебя перед носом белым флажком? Ха, не дождёшься! Джашин дал мне достаточно сил, чтобы выдержать это испытание. Какудзу растянул губы в ухмылке и придвинулся ближе к огню, так что пламя почти задевало кончики его волос, а в зелёных глазах блеснули огненные языки. Хидан замер, прикусив язык. — Плевать мне на твоего ничтожного "бога". Это стало краем. Самообладание Хидана, итак очень стремительно трещавшее по швам, лопнуло, словно мыльный пузырь. Он вскочил на ноги и ловко перепрыгнул через огонь, в считанные секунды оказываясь перед Какудзу. Ловкости у язычника не занимать, поэтому казначей даже дернуться не успел. Все же возраст берет свое. Да и эффект неожиданности сыграл не ему на руку. Сначала он хотел рассмеяться в искривленное злобой лицо напарника и оттолкнуть его прямо в костер, но внезапный удар под дых выбил весь воздух из лёгких. Какудзу, не ожидав такого подвоха, закашлялся, сглатывая ком слюны и крови, вставший в горле. Хидан опустился перед ним на корточки, уперевшись ладонями в стену по обе стороны от головы напарника, отрезая пути к отступлению. Он тяжело дышал, а его тело влажно поблескивало от пота в свете костра. Малиновые глаза застлала пелена. — Ты ответишь за свои слова перед самим Джашином, — прохрипел Хидан, склоняясь ближе к лицу казначея. Это прозвучало довольно устрашающе, но пока в руках у Хидана не было косы – это лишь слова. К тому времени боль в груди уже унялась, и Какудзу смог оторваться от стены навстречу Хидану, сокращая расстояние между ними до непозволительного минимума. Чужое дыхание опалило приоткрытые губы, а жадный взор кроваво-красных глаз не был похож на тот, что Какудзу обычно видел на поле боя. Жар распылялся по их телам мощнейшими волнами. Каждый чувствовал дикое возбуждение и прилив адреналина. Хидан был настроен довольно агрессивно, и Какудзу готов был незамедлительно защищаться, давая достойный отпор противнику. Но пока ни один из них не шел в наступление, ограничиваясь молчаливым разглядыванием друг друга. Глаза казначея вновь заскользили по телу Хидана. Наконец, возбуждение всё-таки взяло над ним вверх, придавая сил. Он грубо схватил руки пепельноволосого и одним рывком сменил позу, прижимая Хидана к земле, где сидел секундой ранее. Сначала Хидан не понял, что произошло. Но недвусмысленное положение его тела быстро привело его к логическому умозаключению о том, что он явно не в выигрыше. — А ну отпусти меня! Не знаю, что пришло тебе на ум, но этим ты точно нарываешься! — меняясь в лице, проговорил Хидан. Не успел он открыть рот для следующего потока брани, казначей прервал его, накрыв его губы ладонью. — Тихо. Я же вижу, что ты тоже этого хочешь, — прохрипел ему на ухо Какудзу, одной рукой сохраняя руки напарника над его головой, а второй оттягивая резинку штанов, под которыми уже можно было увидеть возбужденный член Хидана. — Не смей ничего делать! — снова попробовал угрожать язычник, дёргая руками, безуспешно пытаясь выбраться, но Какудзу его не слушал, крепко оплетая запястья Хидана черными нитями. Мацураси шикнул – нити до крови впились в кожу – и тут же поджал губы, сдерживая стон. Как же ему нравилась эта боль! — Какой грозный… — прошептал от возбуждения Какудзу и жадно, напористо поцеловал Хидана, чувствуя на языке привкус крови. Хидан не собирался подчиняться и, не имея возможности врезать напарнику кулаком, начал кусаться в поцелуй, стараясь причинить Какудзу как можно больше боли, то и дело задевая зубами ловкий язык и швы в уголках рта. Казначей шумно выдыхал от неприятных ощущений, но держался, пока в лёгких не кончился воздух. Убедившись, что руки Хидана наконец хорошо закреплены нитями над его головой, он отстранился и начал изучать тело "жертвы". Озлобленный, но возбужденный взгляд, судорожно сокращающиеся мышцы тела, чуть припухшие и кровоточащие от поцелуя губы, а также торчащий из штанов сочащийся смазкой член. Умопомрачительный вид. Какудзу стянул штаны прижатого под собой парня, отбросил их в сторону и силой раздвинул его ноги. Всё-таки есть свои плюсы в том, что язычник не носил нижнего белья – меньше мороки с раздеванием. — Ну и что ты собираешься делать, ублюдок? — ухмыльнулся Хидан, собираясь нанести удар ногой прямо в челюсть зеленоглазому. Но тот предвидел такое развитие событий и заранее прижал одну ногу язычника к земле коленом, а вторую – рукой, до синяков сжимая пальцами напряжённое бедро. Хидан раздражённо цыкнул и тут же покраснел, невольно раздвинув ноги ещё шире – Какудзу дразняще задел головку указательным пальцем свободной руки, и мозг почти отключился от дикого желания. Внизу живота тянуло и пульсировало, горячими волнами расходясь по всему телу. — Не придуривайся. Ты прекрасно понимаешь, чем мы сейчас займёмся, — поняв, что Хидан в таком состоянии не причинит ему вреда, он отпустил его ноги, снял с себя футболку и приспустил штаны, в которых было уже предельно тесно, и вновь наклонился к лицу напарника. — И я вижу, что ты этого хочешь так же сильно, как и я. После, он положил руку на бедро Хидана, медленно ведя ей выше, вызывая у язычника табун мурашек. Дойдя до конечной точки, казначей плотно сжал член Хидана у основания, отчего тот всхлипнул и судорожно вздохнул, закусив губу. Кроваво-красные глаза возбуждённо блестели, а на лбу выступила испарина. — И ты будешь слезно умолять меня долбится в тебя ещё сильнее и глубже, забыв о своем боге. Я стану твоим новым богом! Какудзу наклонился к шее Хидана, грубо кусая, оставляя не просто багровое пятно, но и след от зубов, обрамленный кровоподтеками. Изо рта язычника вырвался полустон полукрик, и член в руке казначея дёрнулся. Какудзу ухмыльнулся и продолжил кусать шею, опускаясь ниже к острым ключицам, а потом снова вверх, ведя кончиком языка по кадыку. Рука Какудзу медленно скользила вверх-вниз по разгоряченной плоти, а яркий контраст холодной серебряной цепочки на груди и обжигающих поцелуев доводили Хидана до исступления. — Какудзу, сукин ты сын… — промычал Хидан, двигая бедрами, толкаясь возбуждённым до предела органом в горячую ладонь. Все мысли об их споре ушли на второй план, и проигрыш казался уже не таким херовым исходом. Не особо церемонясь с телом под собой, Какудзу в последний раз укусил Хидана за мочку уха, лизнув ушную раковину, и резво перевернул его на четвереньки, обеими руками разводя упругие ягодицы в стороны. Из-за связанных запястий, Хидан едва успел найти точку опоры, чуть было не рухнув лицом на пол, но удержался на локтях, все же оцарапав щеку об шершавую стену, чувствуя каменную крошку на зубах и металлический привкус во рту. Другой на его месте бы уже взвыл от боли и попытался прекратить это любыми способами, однако Хидана это только раззадорило и доставило ещё больше удовольствия от процесса. Какудзу, сученыш, прекрасно знал, как довести его до пика. Казначей с упоением разглядывал оттопыренный зад напарника, проводя большим пальцем по сжимающемуся колечку мышц, слыша неодобрительное мычание Хидана, когда попробовал ввести его внутрь на одну фалангу. — Давай, помоги себе, — почувствовав чужие пальцы во рту, Хидан едва сдержался, чтобы не сжать челюсти и не откусить их к чертям собачьим, но все же постарался обильно смочить их слюной. — Тварь, Джашин покарает тебя за все грехи! — дрожащим голосом выдавил Хидан, пытаясь сморгнуть звёздочки в малиновых глазах, когда почувствовал влажные пальцы, толкающиеся внутрь него. — Интересно, ты осознаешь насколько сильно хочешь быть оттраханным мной, или это осознаёт только твой анус? — проигнорировав его слова, ехидно произнёс Какудза и ввел смоченные слюной два пальца до основания, максимально раздвигая их внутри. Хидан томно простонал, кусая черные нити на запястьях, и прогнулся в спине ещё сильнее, почти касаясь животом пола. — Блять, Какудзу… Что ты со мной делаешь? — разум отключился окончательно, и теперь все ощущения Хидана были сосредоточены в одной точке, которую нечаянно задевали умелые длинные пальцы. Какудзу добавил ещё один, толкаясь внутрь уже тремя. – А ты посмотри-ка, твоя дырка хорошо приняла мои пальцы. Может, я зря церемонюсь? — казначей вытащил влажные пальцы, обтирая лишнюю смазку об напряжённую спину Хидана, слыша его возмущенный стон. Какудзу чувствовал, что сам уже на пределе, ещё даже не вставив пепельноволосому. Стоящий член начинал ныть, прося разрядки, а вид смазанного зада Хидана и его умоляющей позы, звуки его стонов, которые он старался заглушить, ткнувшись лицом в связанные запястья — вводили в состояние подобное трансу. Какудзу смахнул прилипшие к мокрому от пота лбу волосы, закрывшие обзор, и провел рукой по своему члену, тихо рыкая от приятных ощущений. Хидан обернулся через плечо, хитро и возбуждённо косясь на напарника, и вильнул задом, призывая к действию. — Вижу, тебе плевать, что за этот грех мы будем расплачиваться перед Джашином вдвоем, — хмыкнул Какудзу, глядя на раскрасневшееся лицо напарника, касаясь кончиком языка уголков губ, где поработали острые зубы Хидана, и парочка швов все же разошлась. — Не волнуйся, атеисты у Джашина мучаются похлеще неугодных последователей, — хищно улыбнулся Хидан, слизывая выступившие капельки крови на искусанных губах. Какудзу ничего не ответил, лишь одним взглядом зелёных глаз приказал язычнику не отворачиваться. Хидан все понял и продолжил наблюдать за ним, чуть сощурившись, чтобы лучше видеть его лицо. Взмокшие темные волосы прилипли ко лбу и щекам, глаза, казалось, светились в полутьме пещеры, из приоткрытого рта вырывались сдавленные рыки, обнаженный торс, который хотелось изрезать по переплетённым линиям швов, сильные руки, не дающие возможности двинуться, и торчащий возбуждённый член, который Какудзу приставил к разработанному пальцами колечку мышц. Казначей, придерживая член рукой, толкнулся вперед, резко вводя его полностью до основания. Внутри было так узко и горячо, что сносило крышу. Хидан сжимался от новых, пока слегка болезненных ощущений и стонал в голос. Какудзу не дал ему времени привыкнуть, вышел наполовину и снова вошёл до конца, наращивая темп. Язычник царапал живот мелкими острыми камушками пола пещеры, стирал колени и локти до крови, кусал свой язык и губы, закатывал глаза, шумно дышал. — М-м-х-х, ещё… — хрипел он сорванным голосом, позабыв о споре, Джашине и всем мире вокруг. Тогда для него существовал лишь он сам, трахающий его напарник и маленькая пещера, в которой эхом в унисон разносились их громкие стоны и шлепки влажных горячих тел. — Скажи мне, кто твой бог? — Какудзу двигал бедрами максимально быстро, не в силах остановиться, чувствуя, что приближается к пику. — Ты-ы… А-а-ах, бля-ять! Какудзу-у-у... Услышав свое имя, так сексуально растянутое хрипящим от приближения оргазма Хидана, он схватил его за пепельные волосы, сжимая их пальцами, и потянул на себя. Язычник болезненно рыкнул, но подчинился, тем более, что прошлая коленно-локтевая поза была менее удобна. Навалившись спиной на грудь Какудзу, он запрокинул голову назад, и, двигаясь вверх-вниз на полусогнутых коленях, продолжил насаживаться на член сам. Казначею льстила такая инициатива, и он отпустил пепельные волосы, опуская руку на запястья напарника, распуская нити. Теперь, когда руки Хидана были наконец свободны, он, не теряя времени, завел их назад, обхватывая Какудзу за шею, путаясь пальцами в длинных темных волосах на затылке, как можно сильнее прижимая их тела друг к другу. Казначей одной рукой шарился по торсу Хидана, от лобка до груди, где в такт движениям, позвякивал серебряный кулон, царапал ногтями бледную кожу, оставляя красные полосы, трогал каждую напряжённую мышцу, зажимал пальцами соски, чувствуя, как Хидан изгибается, но продолжает двигаться. Вторая рука скользила меж разведенных ног, размазывая пальцами смазку, обильно текущую по внутренней стороне. Ловкие пальцы медленно достигли стоящего члена и полностью накрыли его, чувствуя частую пульсацию. — Хм-м-м, ещё немного… — промычал Хидан, буквально вгрызаясь в губы Какудзу, настойчиво проникая языком внутрь, очерчивая кончиком все зубы и щекотя нёбо. Какудзу рыкнул и резко схватил Хидана за бедра, насаживая его до основания и сильно прикусывая за язык в поцелуе. Язычник дернулся и обмяк, обильно кончая себе на живот. Какудзу кончил следом, шумно вздыхая и сглатывая слюну вперемешку со своей и чужой кровью. Хидан отстранился и обессиленно опустился на колени, рвано дыша и мелко дрожа всем телом от нахлынувшего оргазма. Казначей подхватил его рукой под живот, не дав ему упасть лицом вперёд, и уложил на свой расстеленный рядом плащ. Хидан свернулся в позу эмбриона, отвернувшись от света костра и уснул. Какудзу оделся, снова скрывая лицо за маской, накрыл Хидана его плащом, потому как тот светил задом и раздражал, и вышел на улицу. Разгоряченное тело быстро остывало и покрывалось мурашками, а спину немного ломило от долгого пребывания в не столь удобной позе. Рассвет давно наступил. Солнце уже больше, чем наполовину, показалось над горизонтом, освещая все вокруг первыми оранжевыми лучами. Маски шарились где-то поблизости. Какудзу мысленно подозвал их, но те, как оказалось, не обнаружили ничего подозрительного и вновь разбрелись по лесу. Тихо накрапывающий дождь заставил Какудзу вернуться в пещеру. Хидан спал уже на спине в позе морской звезды, скинув плащ, который теперь едва прикрывал его достоинство. Казначей усмехнулся, но поправил временное одеяло и сел напротив, прислонившись спиной к стене. — Я победил в нашем споре, Хидан.

***

— Че-е-ерт, Какудзу, так не честно! — причитал язычник с самого пробуждения. — Ты меня вынудил! — Неправда, ты сам. Мог бы просто молчать, и тогда победа была бы за тобой, — парировал Какудзу, наблюдая за разъяренным напарником, натягивающем штаны и плащ. — Вот же ты старый гандон! Атеист херов! Джашин покарает тебя за все грехи! — не унимался Хидан, хватая косу. — Где-то я уже это слышал, — хмыкнул Какудзу. — Напомни, кто теперь твой бог? Разве Джашин? — с издёвкой подметил мужчина в маске. — Хватит блять издеваться! Я проиграл и приму проигрыш с достоинством! — в миг покраснел Хидан и поспешил отвернуться. Язычник с кряхтением закинул тела на спину, причитая от боли в пояснице, и вышел вон, не дожидаясь напарника, шагая по тропинке в сторону ближайшего пункта обмена. Какудзу затушил остатки углей от костра, призвал маски, которые вновь заняли свои места, накинул сверху плащ и последовал за Хиданом. Шли они молча, только джашинист что-то бубнил себе под нос, метая искры из глаз в сторону казначея. Какудзу не было дела до его злости, но кое-что всё-таки привлекло его внимание. — Хидан, твою налево, — окрикнул его Какудзу. — Скажи, ты реально идиот или только прикидываешься? — казначей редко нецензурно выражался, и Хидан сразу почувствовал неладное. — Да чего ты, Какудзу? Совсем рехнулся что ли? Чё опять не так? Вот, я несу жмуриков, как мы и договаривались, — нервно усмехнулся Хидан, мысленно проклиная напарника и его дебильный спор, из-за которого он оказался в таком глупом положении, выставив себя полным идиотом. Хотя, ему все же понравилось, только Какудзу он об этом никогда не скажет. Ноющая поясница и слабость в дрожащих коленях отлично напоминали о прошлой ночи. — Что я просил тебя сделать вчера, когда ты покалечил один из трупов? — тихим, вкрадчивым голосом спросил Какудзу, остановившись посреди тропы. Хидан тоже остановился, косясь на напарника через плечо. — Э-эм. Не помню, — честно ответил он. — Голова, Хидан. Ты должен был забрать голову, — Какудзу ткнул пальцем в обезглавленный труп, висящий на плече напарника. — А-а, — протянул язычник, вспоминая их разговор, — Так я ее не нашел, — спокойно ответил Хидан и пошел дальше. — Ты полнейший придурок, Хидан! Иди ищи, или я пришью ему твою голову! — рявкнул Какудзу, выпуская нити из рук, концы которых крепко обвились вокруг шеи Хидана, почти полностью перекрывая доступ кислорода. — Да ее уже поди дикие звери сожрали, я не найду! — прохрипел язычник, роняя трупы и хватаясь за горло, чтобы хоть немного ослабить хватку нитей. — Спорим? Если найдешь, то я… — Да понял я, понял! Уже бегу! — перебил Хидан, не собираясь вновь наступать на те же грабли. Оставив Какудзу охранять трупы, Хидан по памяти побрел на поляну, где вчера совершил свой кровавый ритуал Джашину. — Наверное, это твое наказание мне, о великий Джашин! — воскликнул язычник, сжимая в ладони серебряный кулон. — И я принял его! Клянусь тебе, о Джашин, я больше никогда не буду спорить! Тем более, с атеистами! Едва закончив фразу, Хидан зацепился обо что-то ногой, почти рухнув на землю, но успел ухватиться рукой за ствол дерева. Прошипев поток нецензурной брани, он наконец посмотрел под ноги. К его счастью или к сожалению, там лежала та самая голова от трупа. Посиневшая, с впалыми щеками, закатившимися глазами и высунутым языком. Но на удивление целая, никем не надкусанная. — А вот и ты, дружок, — рассмеялся Хидан, хватая голову за волосы и держа ее перед собой на вытянутой руке. — Пошли обратно. Сраный атеист не любит ждать. Молча отдав честь и своему богу Джашину, который, по мнению язычника непосредственно помогал ему в поисках, Хидан, весело присвистывая, зашагал назад к тому месту, где его ожидал напарник.