Двое в пути

      Так мы шли, пока не начало потихоньку темнеть. Рина постоянно крутила головой, высматривая что-то, или следя за тем, чтобы не наткнуться на кого-нибудь. Витрины магазинов были, в основном, разбиты. Я понимаю, что люди тащили из магазинов еду, одежду, медикаменты. Но зачем, не понимаю, ЗАЧЕМ тащить телевизоры, смартфоны, компьютеры, ноутбуки? Если электричество пропадёт, какой от них толк будет? Мы с Риной заглянули по пути в пару аптек, набрали самых необходимых медикаментов, бинтов. Взяли немного одежды, обуви. Вроде, всего понемногу, а поклажа наша потихоньку росла. Вот и Рина уже, кроме забитого рюкзака повесила на плечо объёмистую сумку. Сначала я предложила было взять машину, на что подруга лишь мотнула головой. Потом я поняла, почему. Почти все улицы были забиты брошенным и разбитым транспортом, завалены мусором, телами убитых или умерших. Несколько машин выглядели, как тот джип, что возле нашего дома. Следы от пуль были с трёх разных сторон, тела людей внутри… Даже дети. В двух таких машинах были тела детей. В одной мальчик лет двенадцати, в другой две девочки, близняшки, лет по восемь. Я не сразу поняла, что заставило мой взгляд остановиться. Это был брелок. Какой-то пушистый зверёк, такой же, как там. Значит, вот где этот урод его взял. И это они убили и ограбили этих людей. А не взял он второй потому, что одна из пуль попала в него и почти разорвала его. И испачкала кровью. Сглатывая слёзы горя, боли и ненависти к таким вот отродьям, я шла вслед за подругой, думая, что хоть тут справедливость взяла своё – они сполна получили то, что заслужили. И не когда-то в другой жизни, а вот сейчас, здесь. Хотя, было бы лучше, почувствуй они всю боль и страдание тех, кого убили. Но, хотя бы, больше они не убьют никого. ДжонСи время от времени беспокойно ворочался в переноске – видимо, его беспокоила смена обстановки, или множество новых запахов, или ещё что-то, не знаю. Неожиданно он зашипел. Я не сразу это поняла, даже когда подняла глаза и увидела трёх людей, движущихся к дороге от небольшой рощицы в скверике. Что-то в их движении не сразу, но насторожило меня. Их движения были какие-то… Сонные, что ли. Они едва передвигали ноги, руки безвольно свисали вдоль тела. Глаза, даже издалека, казались слишком белыми. Лица измазаны чем-то бурым или тёмным. Порыв ветра донёс до меня жуткий смрад с их стороны. ДжонСи шипел, уже не прекращая, и беспокойно ворочался, так что переноска у меня в руке ходуном ходила. Я только открыла рот, чтобы утихомирить его, как вдруг ледяная рука, зажав мне рот и нос и прижав к другой руке, на затылке, принудила меня опуститься на колени. Это была Рина. Но напугало меня не это. Напугало другое – я никогда не видела подругу такой. Она была белее мела, только косметика выделялась на её лице цветными пятнами, а в глазах застыл первобытный, животный страх. Я не могла себе представить, что могло её так напугать. Даже когда при нас, с год назад, с крыши соседнего дома сорвалась какая-то девчонка-экстремал, и упала так, что из неё кости в разные стороны торчали, и при этом она ещё живая была, Рина была холодно-собранной и организовала зевак для оказания помощи. Девчонка выжила, но осталась инвалидом. А я потом месяц нормально спать не могла – всё снились эти торчащие кости. Сейчас она смотрела на меня испуганными глазами, прижимая палец к губам – мол, ни звука. Потом она аккуратно приподнялась и сквозь стекло машины посмотрела в том же направлении. Трое продолжали «идти» в нашем направлении, но было похоже, что они просто идут, а не идут именно к нам. Дальше по дороге что-то стукнуло, и все трое повернулись и двинулись туда. Скорости, впрочем, они не прибавили, так и шли, словно лунатики. С той стороны раздались выстрелы. Было видно, как пули, попадая в тела троицы, заставляли их дёргаться, вырывали куски плоти из их тел, разбрызгивая кровь, или что там было вместо крови уже, вокруг. Никакого вреда, видимого, впрочем, им это не причиняло – они продолжали двигаться, как ни в чём ни бывало. Одной из них, по виду девочке-подростку, одной из пуль оторвало часть головы, забрызгав двух других – старика и женщину средних лет. Одним из выстрелов старику оторвало руку, но ни то, ни другое не оказало на их движение никакого воздействия. ДжонСи затих и замер в переноске. А у меня в голове почему-то звучало из «Сплина»: «Девочка с глазами из самого чистого льда тает под огнём пулемёта» Или там синего было? Не помню уже. Теперь и ей руку оторвало, почти у самого плеча. Меня начало мутить, и я, отвернувшись и прижавшись спиной к дверце машины, закрыв лицо, сползла на землю и уселась, обхватив локтями колени и спрятав в коленях же лицо.       Сколько я так просидела, не знаю. Из прострации меня вывела рука подруги, трясущая меня за плечо. Стрельбы слышно уже не было, слышалось только что-то вроде чавканья. Рина, медленно и бесшумно поднимаясь и подбирая нашу поклажу, подбородком указала мне на дом за нашей спиной. Кот по-прежнему сидел в переноске без звука, испуганными глазами глядя то на меня, то в сторону «троицы», точнее, туда, куда, как мне казалось, он направлялась. Я не хотела думать о том, что за чавканье до нас доносилось, но воображение художника имело своё мнение на этот счёт, и услужливо подсовывало мне различные образы. Как бы вопрошая: «А как тебе такая картинка? А такая? Не нравится? А такая? А у меня вот ещё есть». Так что волосы у меня на голове, скорее всего, не просто стояли дыбом, а, судя по ощущениям, бегали по голове, словно тараканы таскали их корни, в панике мечась внутри моей пустой сейчас черепушки.       Мы медленно и осторожно прокрались в дом, на который показала Рина. Не заходя внутрь, мы прошли через двор, и вышли метрах в пятидесяти вновь на улицу. Рина смотрела куда-то, рукой удерживая меня за спиной, а в правой держа пистолет. Только зачем ей пистолет, если пули ничего не могут им сделать? Я не понимала, да и голова уже думать отказывалась. Я только глянула туда, куда был направлен её взгляд. Все трое сидели на корточках, возле машины, и что-то делали руками – мне не было видно, что, хотя воображение опять услужливо, с ехидной ухмылкой, подсунуло мне свою «творческую идею» и мне вновь стало тошно.       Мы прошли ещё полквартала, прежде чем немного расслабились.       - Что это было? Кто они такие? Почему пули на них не действовали? Что вообще происхо… - Пощёчина подруги привела меня в чувство и пресекла начинающуюся истерику на корню, хотя было и обидно.       - Не ори. Они на звук реагируют. Иди сюда, привал. Отдохнуть надо, уже спина ломится. – Мы уселись на лавочку возле одного из подъездов высотки. Рина скинула рюкзак, с наслаждением потянулась, выгнувшись и хрустнув позвонками, и села, вытянув и скрестив ноги и облокотившись на низкую спинку. Мне так и виделись бабульки, которые обычно любят сидеть на таких вот лавочках.       - За час до моего звонка тебе, когда я только оделась, чтобы выйти из той хаты, я выглянула в окно. Там, посреди дороги, стояло тело. Я думала, что это просто какая-то девка стоит. Но потом слева раздался голос. Это был полицейский. Он спрашивал её, всё ли в порядке и не нужна ли ей помощь. Та повернулась, и я увидела её глаза. Совершенно белые. Как снег. И лицо, то ли кровью, то ли чем-то похожим залито. Она двинулась к нему, он её пытался остановить, там ещё что-то кричал, потом, видя, что она не реагирует, достал пистолет и начал стрелять. Ну, что с ними стрельба делает, ты уже видела. Напугало меня не это. Когда она подошла к нему, у него кончились патроны. А она… - Рина содрогнулась. – Она просто протянула руку и оторвала ему щеку. Полностью. Оторвала и принялась жевать. У меня до сих пор в ушах его крик стоит. Когда я выходила на улицу, её уже не было. А он… Он ещё был. Только уже не весь. Его тело ещё дёргалось. Я тебе звонила из того магазина, где рюкзаком разжилась – телефон зарядить только там удалось. – Рина вздохнула. – Надо уже о ночлеге думать, где переночевать сможем. Темнеть уже начинает.       Мы снова взяли свою поклажу и двинулись дальше, стараясь производить как можно меньше шума. Даже Рина на каблуках умудрялась идти так, что её не было слышно.