О кодексах и фиалках

Окна просторной спальни глядят на север. Когда она открывает глаза, не разбуженная неосторожным лучом, а выспавшаяся и довольная, Геральта давно уже рядом нет. Он не способен избавиться от дурной привычки подниматься с рассветом, сумрачной тенью бродить по дому и наконец исчезать до вечера, не встречаясь с ней. Сибаритствовать ему не пристало — может, это ещё одна статья ведьмачьего кодекса, — поэтому он всегда возвращается на закате, пропахший эликсирами, тиной и чьей-то кровью, затаптывает изгвазданными сапогами офирские ковры. В тёмную залу льётся сквозь витражи свет, скользит по стальному и серебряному лезвиям. Геральт — бледный и грязный — смотрится здесь до того нелепо, что хочется лишь усмехнуться. Усмешку Йеннифэр никогда не прячет. «И как только Венгерберг до сих пор стараниями доблестного Геральта из Ривии не избавился вконец от всевозможных тварей?» — тянет она, ленивым жестом наполняя бадью водой. Лязг мечей заглушает его ворчливый ответ. От ведьмака фонит чуждой ей магией — и это до сих пор подогревает профессиональный интерес. Когда позже, приподнявшись на кровати и подперев голову рукой, она задумчиво разглядывает переплетение старых и свежих рубцов на почти белой от остаточного действия эликсиров коже, ведет по ним пальцами, Геральт терпеливо ждёт. Он давно знает, что с ней спорить нет никакого смысла. Йеннифэр к этому не привыкать — случалось видеть и больших гордецов, рядом с ней превращавшихся едва ли не в агнцев. Только ведьмак отчего-то не так прост, его не раскусишь с первого раза, не поймёшь, в чем заключена его странная сила — не в ширине плеч и не в двух мечах за спиной. Может быть, в жёлтом взгляде, ясном даже когда она смотрит на него, — Йеннифэр терпеть не может слащаво-подобострастные выражения лиц, такие мужчины всегда напоминают ей дуреющих по весне котов, а Геральта трудно уличить в лакействе или попросту в чрезмерном обожании, даже если очень постараться. В его глазах — раздражающее до зубовного скрежета всепонимание, от которого иногда делается даже жутко. Она не выносит попыток залезть к ней в душу — а ведьмак случайно, мимоходом, в первую же встречу это сделал, добрался до самого сокровенного, забитого в дальний угол, спрятанного за надменной усмешкой. У Йеннифэр тоже есть свой кодекс, и первой статьёй в нем значится — не позволять себе ни к кому привязаться. Привязанности — глупая слабость, совсем не нужная в её положении. Ей не хочется признавать, что в этом бою за независимость и отстраненную холодность она давно проиграла самой себе, — но эта мысль уныло скребется где-то внутри каждый раз, когда Геральт читает её безо всякой магии. Йеннифэр не любит лезть к нему в голову, но это случается иногда само собой, неосознанно. Ведьмак ни в Предназначение, ни в прочные нити проклятия д’ийни верить не хочет, и ей кажется, что она понимает: может, так легче — думать, что нечто большее, чем ни к чему не обязывающая страсть, всегда обходит его стороной. Может, стало бы легче и ей — да только черт знает, где взять это неверие. Прежде чем приняться за работу, Йеннифэр обычно долго ещё не покидает постели — сонно тянется, ворочается на смятых простынях. Теперь же, кажется, на улице солнечно до того, что от рези в глазах не спасают даже северные окна, а место рядом совсем остыло — ведьмак давно встал. Пахнет летом, жарким ясным днем, и взгляда в сторону достаточно, чтоб выхватить из обилия ярких пятен появившийся откуда-то на столике фиалковый свежесорванный букет. Отчего-то сразу все становится простым, отвратительно понятным. Йеннифэр спускается вниз не одеваясь. Нехитрый запас одежды, склянки из-под эликсиров и два меча — вот и все, что исчезло из огромного чародейского дома, да только пусто стало и до звона в ушах тихо. Нет ни ярости, ни обиды — все это позже придёт, — только горечь, где-то глубоко саднящее разочарование, может, в самой себе — не удержалась, подпустила много ближе, чем следовало. Поднимаясь обратно, в спальню, и усталым взмахом руки задергивая портьеры, Йеннифэр думает, что трудно заглядывать через плотную завесу будущего, да и не любит она гадать. Правда, одно ей известно точно. Геральт всегда возвращается.