Проблемы и прелести низкого роста

      В сравнении с Чайльдом Люмин была маленькой. Не только в плане роста – помимо этого, она была еще и хрупкой. С другой стороны, в рукопашной она была верткой, быстрой и обладала невероятной реакцией и – удивительно – недюжинной силой, и из-за этих факторов в совокупности была жестким и интересным противником. Чайльд сначала и увязался-то за Люмин только потому, что хотел взять у нее реванш и одолеть в честном бою.       Он проиграл второй раз, третий раз, четвертый свел вничью, а пятый выиграл – Чайльд умел учиться на собственных ошибках. Одержав победу, он почувствовал торжество, но никак не ожидаемое разочарование – с Люмин было интересно не только потому, что она мастерски размахивала мечом и всегда лезла в самое пекло, но и потому, что ее реакции и поведение Чайльда развлекали.       Люмин чаще всего молчала и очень внимательно слушала чужие разговоры, ее лицо было малоэмоциональным и в основном непроницаемым – считывать ее мимику, как Чайльд делал обычно со всеми людьми, которые его окружали, было практически невозможно, однако Чайльд всегда любил сталкиваться с трудностями и с гордостью их преодолевать. Для него было делом чести найти какие-то лазейки, через которые Люмин можно было развести на эмоции.       Если Паймон постоянно ворчала и ругалась на него каждый раз, стоило только Чайльду появиться в зоне ее видимости, Люмин оставалась спокойна: казалось, ее совсем не тревожило, крутился ли Чайльд где-то поблизости или нет. Да, их общее прошлое было не самым радужным, – особенно учитывая все, что Чайльд натворил не более двух-трех месяцев назад, – но даже если Люмин было неуютно рядом с ним, она не подавала виду.       Сначала читать Люмин казалось делом повышенной сложности – ее мимика действительно практически ничего не отображала, а если и отображала, то уловить изменения в ней было крайне проблематично даже натасканному на это дело Чайльду. Паймон буйствовала, уговаривала Люмин прогнать «засранца из Фатуи», но Люмин из раза в раз пожимала плечами, бросая на улыбающегося Чайльда прямой спокойный взгляд.       Чайльд пялился безо всякого стеснения – наблюдал за тем, как Люмин ест и пьет, как затачивает и полирует клинок, как готовит на костре, как общается с гражданскими. Со временем он привык и стал замечать то, что не видел раньше. Например, Люмин едва уловимо хмурилась, когда ей что-то не нравилось, неосознанно перебирала пальцами в воздухе, пока о чем-то думала, выражение ее лица смягчалось во время общения с детьми, а золотистые глаза темнели на пару тонов, если ее что-то сильно беспокоило.       С самим Чайльдом Люмин не проявляла никаких эмоций, просто смотрела на него в упор, практически не моргая, и изредка кивала или вставляла пару каких-то слов, пока он сам заливался соловьем. Немигающий взгляд Люмин напрягал, но не так сильно, как взгляд Царицы, его госпожи, и к нему хотя бы можно было привыкнуть и не бояться при этом быть замороженным. Паймон сначала следила за ним практически на постоянной основе, но со временем перестала ожидать подлянки и вроде как смирилась и с постоянным присутствием Чайльда, и с его вечным желанием подраться с Люмин, и со всеми его прибабахами.       И все бы было спокойно в их взаимоотношениях, если бы в один прекрасный день Чайльд бы не наткнулся на больную мозоль Люмин: как ни странно, невозмутимая, уравновешенная Люмин терпеть не могла, когда ей всячески указывали на ее невысокий рост.       О, Чайльд был в восторге, когда обнаружил эту ее особенность. Люмин не брали ни ехидные подколки, ни злые слова, она не плакала, не расстраивалась, не показывала, что ей вообще есть какое-то дело до того, что о ней говорят, однако любые шутки про рост вгоняли ее в бешенство.       Все начиналось почти безобидно: Люмин сжимала руки в кулаки, потом низко склоняла голову, угрожающе сверкая стремительно темнеющими глазами. Правда, потом события развивались куда стремительнее, и финальным аккордом она отвешивала обидчику мощный пинок или затрещину, от которой запросто могла отвалиться голова – физической силой Люмин была не обделена.       Все стадии одна за другой Чайльд проверил сам на себе – имелись у него слегка странные наклонности, но удовольствие от процесса он получал нешуточное: ему всегда нравилось добиваться своего, пусть даже столь странным образом. Сказать, что его это повеселило, – ничего не сказать; Люмин успокаивалась практически сразу, как только умудрялась отомстить обидчику, и снова прекращала реагировать ровно до следующего раза.       Иногда ему даже приходилось вступать с ней в нешуточную схватку, итогом которой становились развороченные окрестности и до смерти перепуганная Паймон. В такие моменты Чайльд чувствовал нешуточную жажду крови, исходящую от Люмин, и этим чувством, подогревающим интерес к поединку, наслаждался на всю катушку.       Правда, со временем Люмин к шуткам подобного плана, которыми Чайльд сыпал к месту и не к месту только ради того, чтобы позлить ее, привыкла и вновь вернулась к своему прежнему непробиваемому спокойствию. На все попытки каким-то образом ее поддеть Люмин реагировала изящно приподнятой бровью и немым вопросом из разряда: «Тебе не надоело? Мне вот очень».       Тогда Чайльд решил поменять стратегию. Он больше не пытался задеть Люмин словесно, но делал это физически – якобы невзначай клал свой локоть Люмин на голову, используя ее как подставку, и делал это с таким невинным видом, что почти верил сам себе. Люмин его руку сбрасывала, окидывала очень сердитым взглядом и упорно разрывала дистанцию, чтобы Чайльд не мог до нее добраться, но он был хитрее: усыплял ее бдительность и в самый неожиданный момент вновь складывал свои локти на светловолосую макушку.       Этот метод Люмин задевал куда сильнее – Чайльд возвышался над нею на две головы и специально смотрел с нескрываемым превосходством. Дважды Люмин сломала ему нос, единожды – руку, и еще с десяток раз им приходилось оплачивать разруху, которую они оставляли после себя. Люмин просила-приказывала-советовала больше так не делать, но Чайльд давал ей остыть, убедительно кивал, прекращал, а потом через некоторое время начинал сначала.       В определенный момент вместо того, чтобы взбеситься и снова отвесить приготовившемуся к бою Чайльду люлей, Люмин сгребла его за руку, настойчиво усадила на какой-то близстоящий камень и сама уселась между его ног.       – Ты чего это удумала? – с подозрением спросил Чайльд. Напряженные плечи Люмин неожиданно расслабились, и она откинулась назад, прижимаясь спиной к его груди. Чайльд аж замер с поднятыми руками, не зная, что ему делать, и судорожно стараясь найти выход из ситуации.       – Ты мне надоедаешь – я буду надоедать тебе в ответ, – негромко ответила Люмин, перехватила его за запястья и положила к себе на живот. Чайльд настороженно уставился на голову, которую Люмин уложила ему на плечо. – Будешь издеваться – будешь сидеть и слушать шелест леса. Или шум города. Или звуки ветра. Пока мне не надоест, я с места не сдвинусь и мы никуда не пойдем.       Чайльд обиженно потянул носом воздух – от светлых волос пахло медом, хвоей и закатником, и этот аромат почему-то умиротворял. Люмин казалась совершенно расслабленной – ее глаза были прикрыты, а тонкие пальцы лежали поверх ладоней Чайльда.       Кончики ушей Люмин были красными. Чайльд ощутил, что у него вспыхнули щеки.       Сердце гулко ухнуло в груди и почему-то забилось с удвоенной силой.