В ночь, когда из нас лезут черти

— Нахуй иди! — Уен с визгом убегает от умирающего со смеху Минки, держащего в руках прозрачный пакет с недвусмысленно коротким нарядом горничной из секс-шопа. Один бог знает, откуда он у парня, но скорее всего Уен отказывается его надевать лишь потому, что уже надевал его в другом месте и при совершенно других обстоятельствах. Есан, безмолвно наблюдающий за происходящим цирком, предпочитает ради собственного душевного благополучия не задумываться об этом. Пьяный Минки был человеком, который совершенно не умеет контролировать свое большое тело. Сейчас он, одурманенный азартом погони, не замечает низко висящей люстры и со всей дури впечатывается в нее лбом, ловя разноцветные мушки перед глазами и утягивая задыхающегося Уена за собой на пол. Тот сидит верхом на Минки, хохочет ужасно, просто ужасно заразительно, заставляя хихикать всех в комнате, и проверяет на наличие серьезных травм его лоб, пострадавший в схватке с люстрой, предварительно развязно и громко поцеловав его в губы. Есан от скуки перетасовывает карты, откинувшись на изножье дивана, и переводит взгляд с разыгравшейся парочки на Сонхва, сидящего прямо напротив него. Он выглядит умиротворенным и слегка пьяным, потягивая из бокала оранжевый сок, который Уен почему-то назвал пуншем с двадцатью градусами алкоголя. Рядом с ним болтает Хонджун, то и дело забавно клацающий накладными вампирскими клыками. Он зябко закутывается в свой длинный черный плащ, и у Есана где-то далеко в сознании проскальзывает мысль, что надо бы закрыть окно, но она как-то быстро улетучивается, стоит Хва изящно подняться со своего нагретого места для того, чтобы взять новый бокал. Цепи на его талии позвякивают при каждом движении, и Есан не может и не хочет отрывать взгляда от ничего не подозревающего Сонхва. На нем белая, почти прозрачная рубашка, едва ли застегнутая на половину пуговиц, широкие брюки, которые под некоторыми углами совершенно непозволительно напоминают длинную юбку, и этот чертов кожаный ремень с кучей мелких переплетающихся цепочек на красивой тонкой талии. Есан незаметно прикусывает губу, скользит глазами по длинной цепочке, лежащей на бедре тонкой серебряной нитью, перебегает на небрежно завязанный тонкий галстук, мажет взглядом по крепкой, но утонченной фигуре с идеальной осанкой, что так явно просвечивает сквозь тонкую белую ткань. Он молит всех богов прекратить его мучения и дать ему сердечный приступ прямо сейчас, потому что это просто пиздец. Его влюблённость в Сонхва не была такой яркой и всеобьемлющей уже давно. Возможно, потому что он влюблен так долго, что уже прошел все стадии, от чувственной и волнительной до уютной и почти семейной, но сегодня, глядя на него, Есан едва ли может удерживать себя в сознании, потому что Хва выглядел грехоподобно. Не больше и не меньше. Если бы не годы тренировок и великолепное умение мастерски скрывать свои эмоции, весь личностный кризис, который он переживает сейчас, оказался бы более публичным, чем он того хотел бы. Он досадно вздыхает и откидывает карты, впервые за сегодняшний день желая по-настоящему напиться. ᅠ ᅠ ᅠ ᅠ Есан никогда не проигрывал в настольные игры, особенно в его любимую. А Чонхо никогда в нее не играл. Поэтому поверить в свой проигрыш и осознать его Есану пришлось уже в тот момент, когда Уен настойчиво впихивал ему штрафной стакан пунша. — Пей до дна, иначе я волью это в тебя силой, — Уен коршуном кружит вокруг него, пока тот закатывает глаза и опрокидывает в себя целый бокал разом. Толпа вокруг веселится, беснуется, и лишь Сонхва, все также сидящий напротив, с прищуром и загадочной улыбкой рассматривает ни разу не поморщившегося Есана. Они встречаются взглядами, когда тот вдруг осознает, что Хва больше не выглядит таким же опьяненным, что и секунду назад. Горло едва заметно жжёт, но он игнорирует это ощущение, когда Сонхва вдруг вновь встает и идеально ровной походкой проходит мимо всей пьяной компании, останавливаясь в проходе на кухню. — Я схожу за пуншем. Есан, поможешь? ᅠ ᅠ ᅠ ᅠ — Думаю, нам нужно отнести напитки парням. Будет странно, если мы уйдем и вернемся с пустыми руками. — Есан закрывает дверь на кухню, прислоняясь к ней спиной, и смотрит на то, как Сонхва достает из коробки на столе маленькое зеркальце и поправляет смазавшийся макияж. — Они достаточно выпили, чтобы не заметить нашего отсутствия. — Он закрывает зеркальце и украдкой кидает на Кана быстрый взгляд. В его сосредоточеных плавных движениях ни намёка на недавнюю пьяную рассеянность. — Даже Хонджун? — Он называл себя графом Дракулой и кусал меня в плечо. Хонджун. Уверяю, он последний, кто заметит, что нас нет. — Ты же не пьян, верно? Сонхва, кажется, позабавлен этой игрой. Он лукаво улыбается, выглядя совершенно невинно, и лишь в глубине тёмных глаз плещутся дьявольские огоньки, когда он оборачивается и прислоняется спиной к холодильнику, стоя теперь лицом к Есану. — Конечно нет. — Он находится в непозволительной близости, в каких-то двадцати сантиметрах, носы их ботинок соприкасаются, а сам он может говорить так тихо, что кроме Есана его больше никто не услышит. — Ты правда думаешь, что двадцатиградусный пунш затуманит мой разум? Есан качает головой, посмеиваясь, потому что потерял бдительность, позволил себя одурачить, а когда поднимает глаза — впечатывается взглядом в пухлые, чуть приоткрытые в мягкой улыбке губы, накрашенные темно-красной помадой. Чистое безумие. — Но зачем ты тогда пил? — Он спрашивает, даже не пытаясь скрыть откровенное рассматривание лица напротив. Едва ли осознает смысла собственных слов. — Ради веселья. — Хва хмыкает позабавленно. — Смешно наблюдать, как вы все думаете, что я пьян. Что насчет тебя? Почему ты не пил? Парень спрашивает из чистого любопытства, уже заранее зная ответ, и отвлекает внимание, чтобы иметь возможность беспрепятственно полюбоваться человеком напротив. — Это как сок. Не имеет никакого эффекта. Слишком слабо, чтобы помутнить сознание. Двадцати градусов мало, а от одного Сонхва в голову бьет не по-детски. Они больше не говорят, просто смотрят друг на друга, ведут безмолвную борьбу, и неясно, за что идет битва. Расстояние сокращается до минимального, Есан нависает холодной скалой и бурлящим вулканом над Хва, смотрит тяжело и проницательно, раздевает глазами, даже не оглядывая тело, придавливает своей аурой. Сонхва выглядит так, будто потерял в какую-то секунду контроль над ситуацией. Он больше не ведет в этой игре, раздражается этим, старается вернуть себе первенство, доминировать, как делал это всегда, но Есан лишь с прищуром наклоняет голову ниже, ловит своим взглядом глаза Хва и не дает даже дернуться. Тот тушуется, не выдержав, будто сжимается, он явно расстроен, хоть и старается максимально скрыть это, и нет, это явно не то, чего хотел Есан. Все, чего ему хотелось — это распалить костёр, но никак не заставить Хва чувствовать себя слабым и потерянным. Надо быть осторожнее. Есан едва заметно отодвигается, смягчает взгляд, ослабляет свой контроль и передаёт его в руки Хва, потому что сам он не боится сдавать позиции, и если Сонхва некомфортно, то Есан отдаст этот контроль в его руки. Он улыбается совсем слабо, одними уголками губ, извиняясь, показывает, что он безоружен и безопасен, так же уязвим в этой ситуации, как и Хва, и каким-то образом это работает. Тот будто делает нормальный вздох впервые за последние пять минут, собирается с мыслями, старается вернуть то внутреннее равновесие, что было раньше, и надо отдать Есану должное — своим поведением он помогает. — Как насчет того, чтобы… — голос внезапно хрипит, Сонхва судорожно сглатывает, взгляд метается по чужому лицу, с губ на глаза и обратно. Слишком близко, Есан слишком близко, чтобы быть в состоянии думать. — Как насчет того, чтобы выпить по-настоящему? — Уверен? — Вопрос скрытый, значащий на самом деле не готовность выпить горячительное, а продолжить ту игру, в которой он в какой-то мере пострадал. Хва выгибает бровь, снова держит все в своих руках. Он выглядит практически так же, каким он был, когда они только вошли, но что-то в нем переменилось. Теперь он признает, что Есан с лёгкостью может завладеть ситуацией, повернуть все в свою сторону. Раньше это пугало, но сейчас возбуждает. Он согласен продолжать игру, он хочет этого, но при этом теперь существуют определённые рамки дозволенного, которые они установили сами, и играть становится интереснее. По крайней мере он твёрдо уверен, что Есан достаточно отдаёт отчёт своим действиям, чтобы Хва получал от игры удовольствие, а не боль. — У тебя есть что-то крепче вина в пунше? — Обижаешь. Есан давит в себе ухмылку и отходит, позволяя ему пройти. Сонхва не спускает с него взгляда. Он одергивает себя и достает из ближнего ящика кожаную коробку. Есана съедает любопытство, пока тот маленьким кончиком открывает замки по бокам сундучка. Когда с последним замком покончено, стенки коробки падают в разные стороны, показывая свое содержимое — 0.7 литра «Zacapa Centenario», элитного золотого рома 23-летней выдержки. — Ему лет столько же, сколько мне, — Сонхва бросает взгляд в сторону парня. — И тебе. Подарок отца на день рождения. Великолепный алкоголь. Хва любовно поглаживает закалённые стеклянные бока, убирает с них сплетение пальмовых листьев — традиционная упаковка гватемальского рома. — Не жалко открывать такую памятную вещь? — Есан облокачивается плечом там, где раньше стоял Хва, и складывает руки на груди. — Это не вещь, это напиток. Худшее наказание для напитка — остаться невыпитым. Этот заслуживает распития как ни один другой. — Он рассуждает вслух, пока достает с верхних полок тяжёлые толстостенные стаканы. Встает на носочки, чтобы дотянуться до второго, цепляет его, но теряет равновесие, едва ли не встречаясь носом с полом. Есан вовремя подхватывает его за талию одной рукой и берет второй стакан другой, и у Сонхва почти получается не покраснеть, когда широкая горячая ладонь скользит по тонкой рубашке, прежде чем отпустить. — К тому же, я ненавижу долго хранить подобные подарки. — Продолжает он и щёлкает по крышечке рома, которая с металлическим лязгом выкручивается и отлетает в сторону. — Позёр, — фыркает Есан. — Ну почему же. Просто любитель эффектных жестов, — Сонхва победно ухмыляется. — Признай, тебе это нравится. Есану нравится. Даже слишком. Ром с плеском наполняет половину стакана, грани на нем подсвечиваются янтарным сквозь свет лампы, дают красивые рефлексы на тёмную поверхность стола. В соседний бокал отправляется несколько кубиков льда. Сонхва берет бокал в руку, и его ладонь выглядит поразительно маленькой с таким большим стаканом. Впрочем, его это ничуть не смущает. Он стоит спиной к барной стойке, облокачиваясь, и задумчиво рассматривает блики жидкости на своей ладони, в то время как взгляд Есана прикован к аккуратным ногтям, накрашенным черным лаком. Блядский сборник фетишей. Сонхва переводит взгляд точно в глаза Есана и без предупреждения делает небольшой глоток. Он не отрывает взгляд, даже когда алкоголь обжигает глотку, лишь слегка морщится, а после блаженно улыбается от потрясающего сладко-терпкого вкуса выдержанного напитка. Есан впечатленно вскидывает брови, наблюдая. Сколько там градусов, что он так спокойно пьёт? 20? 30? Тогда зачем это все? Сонхва ужасно нравится все происходящее. Он притягивает парня к себе за шею одним быстрым движением, оказываясь в каких-то двух сантиметрах от чужого лица. Его губы блестят золотом на темной помаде, и Есан может рассмотреть каждую трещинку. Хва горячо прижимается к сухим мягким губам, мажет по ним языком, чтобы дать распробовать ром во всей его красе, распаляет одним своим дыханием и так же резко отрывается. После его губ горячее послевкусие и ломка, мурашки в тех местах, где касались его пальцы. Есан тянется вслед уходящему теплу и ловит тихий смешок едва заметной улыбкой. Это в самом деле происходит. Невероятно. — Теперь ты, — Хва не ждет реакции и отдаёт стакан Есану. Если он едва мог удержать большой стакан одной ладонью, Есан полностью обхватывает его и с лёгкостью удерживает почти полным. Парень, не задумываясь, делает большой глоток и отшатывается, жмурится и кашляет. Сонхва рядом смеется в чужое плечо и хлопает его по спине. — Черт побери, как ты, блять, это делаешь, — он хрипит, не ожидав такого градуса, глубоко вздыхает и сразу делает глоток поменьше. Горло жжёт нестерпимо, кровь будто раскаленная лава, и Есан крепче прижимает к себе Хва, пачкая его и без того смазанные губы алкоголем. Теперь они целуются по-настоящему. Жадно, горячо, шумно. Руки Есана на осиной талии Сонхва, вжимают податливое тело в себя. Хва кусается, зализывает укусы на губах, стонет в поцелуи, когда длинные пальцы путаются в мелких цепочках на его талии и резко тянут на себя. Он обнимает Кана за шею, царапает ключицы короткими ноготками и внезапно вскрикивает, когда парень подхватывает его под бедра и сажает на барную стойку. — Подожди, постой, — Сонхва стонет в чужие губы, слабо отталкивает, пытаясь вслепую нашарить на стойке стакан. Есан же выцеловывает мокрые дорожки по плечам, стягивая рубашку все ниже. — Да стой же ты, присосался. Парень с трудом отрывается от шеи, и Хва хрипло смеется, стирая с его подбородка собственную помаду. Представляет, что сам выглядит совершенно непристойно. Потемневший взгляд Есана — тому доказательство. — Выпей еще, — Сонхва впихивает стакан ему в руку. — Да кому вообще нужен этот алкоголь, когда можно целовать тебя, — Есан едва не рычит, возвращаясь к прежнему занятию, но цепкие руки останавливают его. — Ну уж нет, у нас была цель напиться. Вижу цель — не вижу препятствий. Они делают по глотку каждый, а после Хва пальцами осторожно цепляет полурастаявший кубик льда и отправляет себе в рот, притягивая Есана для нового поцелуя. Это мокро, это холодно, это совершенно не похоже на то, что люди обычно чувствуют во время поцелуя. Лед должен остужать мозги, тушить огонь — у Есана лишь срывает тормоза, когда кубик льда в очередном поцелуе оказывается в его рту. Его низкий стон бархатом проходится по телу, вызывает мурашки по позвоночнику. Сонхва выгибается в спине, когда Есан заводит его ноги за себя и заставляет обхватить ими поясницу. Ближе уже некуда, а они все не могут оторваться. Есан сжимает чужие бедра, медленно переходя на задницу, ловит губами очередной сломанный стон, и в самое ухо голосом, не терпящим возражения, припечатывает: — В спальню. Живо. Подхватывает Хва на руки, не разрывая поцелуя, и стакан под тяжёлой рукой валится со стойки, с грохотом разлетаясь по полу вместе с остатками второй порции рома. ᅠ ᅠ ᅠ ᅠ — Минки. Тишина, прерываемая лишь звуками хоррора. В темноте комнаты виден только его профиль, подсвеченный экраном телефона и отдалённо яркими вспышками телевизора. — Ну Минки-я. — Мм. Уен мирно устраивается на плече парня, обнимая всеми конечностями, пока тот придерживается его под бок одной рукой, второй копаясь в телефоне. — Ты давно видел Есана? Минки обводит комнату непонимающим взглядом. Хонджун, закутавшись в свой плащ, сопит на диване уже около получаса. Чонхо, сидя рядом с ним на полу, тоже проваливается в сон. Надо будет потом переложить его к Хонджуну, чтобы у малого не отвалился позвоночник. — Сонхва тоже нет, — парень хмурит брови. — Я не помню, когда они ушли. — Я тоже. — Уен задумчиво кусает губу и внезапно подскакивает со своего нагретого места. — Ты чего? — Давай вставай, — он настойчиво тянет Ки за руку. — Они же уходили на кухню за пуншем. На кухне удивительная картина: полупустая бутылка на барной стойке рядом с дорогой подарочной упаковкой, на полу разбитый вдребезги коньячный стакан и расплескавшаяся по всей кухне янтарная жидкость. — Какого хрена, — Уен обходит осколки, берет в руки бутылку, принюхивается к горлышку и чихает в рукав пару раз. — Твою мать, сколько здесь… 50 градусов. 50 блядских градусов. — Эй, смотри, — Минки подносит к свету осколок стакана с пола. На нем отчётливо видны разводы от помады. — Это же помада Сонхва? — Да, но все еще, какого хрена, — Уен забирает осколок, стараясь рассмотреть его поближе, пока Минки достает свой телефон. — Что ты делаешь? — Звоню Юнхо, — он быстро печатает выученный номер. — Зачем? — А кому еще Есан позвонит, если соберётся уходить? — Он прикладывает палец к чужим губам. — Тш, гудки. — Юнхо, тревога, мы проебали Есана, — Минки просит Уена сделать телевизор в комнате потише. За шумом из хоррора совсем ничего не слышно. — Он стопку выпил и исчез. — И че? — Юнхо в трубке странный, говорит раздражённо и как через вату. — Хва тоже хуй пойми где, — Уен возвращается, допивая последний стакан пунша, и говорит на громкую связь. — Вы все пустые спальни проверяли? — Секундная тишина, и Уен матерится, взвизгивая, а Юнхо со смешком бросает трубку. — Блять, нет-нет-нет, я не собираюсь об этом думать, пошли отсюда, — он трет глаза руками, пытаясь прогнать извращения из головы, и тянет Минки обратно в зал. — Сами разберутся, мы им там не нужны. ᅠ ᅠ ᅠ ᅠ Утро встречает Есана двуспальной постелью в чужом доме, взмокшими простынями и горячим телом под боком. Он отчётливо ощущает запах спиртного от себя, но вчерашние воспоминания мутные и сумбурные. Единственное, что врезается отчётливо в мысли — он и Хва, их беспредел на кухне и то, как он опрокинул Сонхва на эту кровать. Остальное смазано. Парень выпутывается из одеяла и поворачивается в сторону. Сонхва лежит спиной к нему, свернувшись в клубок, и, по всей видимости, Есан обнимал его ночью со спины. Кан улыбается своим мыслям и, в странном порыве нежности, целует того в выступающее плечо. Кожа под губами холодная, покрывается мурашками мгновенно, так что Есан, прежде чем встать, укрывает его своим одеялом. Он собирает с пола их одежду и отправляет что-то в стирку, остальное складывает на стул, открывает окно и выходит из комнаты. Уен и Минки спят в соседней от них спальне, мирно сопящие друг другу в шеи. Гостиная встречает его обнимающимися на диване, спящими Хонджуном и Чонхо. Есан стаскивает со спинки дивана плед и накидывает на обоих. Чей-то телефон на полу звенит новым уведомлением, он поднимает его и смотрит на время: 9:23. Нестерпимо хочется кофе. Лишь у кофемашины он осознает, что никакого похмелья нет. Муть в голове, спутанные воспоминания, но ни тошноты, ни головокружения, ни каких-либо других последствий вечеринки. Он обещает себе разобраться с этим и с тем, что в доме помимо него пятеро потенциально голодных парней, позже. Сейчас важно только кофе. И руки, обвивающие его со спины. — Доброе утро, — Сонхва сипло шепчет в его спину и оставляет поцелуй между лопаток. — Доброе, — он говорит тихо, чтобы никого не разбудить, и достаёт вторую чашку. — Кофе будешь? Хва лишь кивает в ответ и притирается лбом к чужой спине. — Как ты себя чувствуешь? — Есан отдаёт ему в руки горячий капучино и поворачивается к нему лицом. Хва чуть бледноват, с размазанной по лицу помадой и влажными растрепанными волосами, и черт бы побрал его быть таким красивым, потому что у Есана сейчас снова встанет прямо средь бела дня. Как в средней школе. Позорище. — Честно? Ходить не могу. — Хва смеется заливисто, отпивая кофе. — Все хорошо. Я в порядке. Он хочет спать, по нему видно, но он лишь крепче прижимается и кладет голову на чужое плечо, позволяя себя обнять. Ластится, как кот, почти мурчит, когда Есан тепло гладит его по спине. Очаровательный. Некоторое время они просто молча стоят так, наслаждаясь теплом друг друга, но вдруг вспоминается кое-что. — Почему я не чувствую похмелья? В том, что мы пили было не меньше сорока градусов. — Есан спрашивает больше из любопытства, чем действительно об этом волнуется. — Пятьдесят. — Хва зевает, прикрывая рот чашкой. — Это очень хороший алкоголь. — И он не накроет в самый неподходящий момент? — Только если ты вдруг не решишь запивать элитный ром дешёвым пивом, — парень хмыкает и забирает у Есана чашку, чтобы помыть обе. — Расслабься, это дар богов. От него не бывает плохо. Есан уже хочет ответить, но со стороны гостиной слышится громкие разговоры, и через пару секунд грозный взъерошенный Уен тычет пальцем в голую грудь Сонхва, выглядя при этом слегка комично. — Ты, — он почти шипит, злостно щурясь на Хва, а потом переводит взгляд на Есана. — И ты. Где вы, черт побери, были вчера? — Ты точно хочешь знать? — Уен слегка краснеет, замечая всю красную от засосов шею и плечи Сонхва и царапины из-под закатанных рукавов Есана, но позиций не сдаёт. — Если тебе так интересно, мы показывали друг другу, что такое настоящий алкоголь и настоящий секс. — Мне не было интересно! — Минки срывающимся голосом орет из коридора под хохот Есана, вылавливая убегающего Уена. Блять, Сонхва так хорош. Секунду в комнате царит тишина, пока Есан не поворачивается к нему в смятении. Вопрос мучил его все утро, с тех пор, как он проснулся. — Ну так, эм, — парень прикусывает губу, стараясь подавить беспокойство. — Что между нами? — Разве это не ясно? — Хва молчит некоторое время, но спешит продолжить, когда поворачивается и смотрит на Есана, потому что он выглядит действительно взволнованным, и очень не хотелось бы заставлять его нервничать. — Ты нравишься мне, я, очевидно, нравлюсь тебе. Мы переспали, и, честно говоря, я не хотел бы, чтобы это был только перепих по пьяни. — Но это и не было. — Кан звучит так разочарованно, что Хва невольно думает, что сказал что-то не то. — Алкоголь — не причина, алкоголь — средство для того, чтобы набраться смелости. — Правда? — он выглядит смущенным и совсем незаметно счастливым, за руки притягивая Есана ближе к себе. — Правда. — Есан тянется чуть вниз и легко касается губ напротив без какого-либо подтекста. Хва гладит ладонями его щеки и отстраняется. Глаза искрятся безумно красиво. — Черт, надо смыть с тебя эту помаду. Это не косметика, а оружие массового поражения. Сонхва лишь смеется, притягивая его для еще одного поцелуя.