За двумя прекрасными зайцами

Инженер вытирает слёзы, и на лице остаются грязные разводы, потому что все руки в болоте и крови. Он судорожно выдыхает и продолжает тащить тяжёлое тело. Эта история просто не могла закончиться никак иначе. Кто-то обязательно должен был умереть. *** С Ромой было сложно. Рома… Он хороший очень, несмотря на то, что бандитником был. А как президентником стал, так вообще… Но Рома будто никогда не подпускал Кешу слишком близко. Как только между ними появлялось какое-то общее ч у в с т в о, когда хотелось притянуть к себе и поцеловать, сказать что-то такое, что изменило бы всё — Рома сразу тему переводил или вообще убегал. Кеша понимал. Он и сам боялся первый шаг делать. Так они и кружили вокруг да около, изводя сами себя. Нет, с Ромой было приятно время проводить. Даже просто поболтать, когда он заезжал вечером на чай. Правда, как президентствовать начал, то заезжал уже редко, но звонил регулярно. Кеша понимал, что он сам виноват. Настолько жалкий, что придумал себе Особу — так хорошо придумал, что уже и сам поверил, будто она существует. И рассказывал всем о ней. Всем. Просто так не хотелось, чтобы думали, чтобы знали, насколько он на самом деле одинок. Что в его жизни не осталось никого, о ком он мог бы заботиться, кто заботился бы о нём. Особа вобрала в себя черты его бывших пассий и черты идеальной девушки, девушки-мечты. А когда в его жизни появился Рома, Кеша врал про Особу уже как дышал. И чувства свои к бандитнику давил. Потом с Ромой они подружились и… Кеше уже не хотелось несуществующей Особы. И давить чувства не хотелось. Ему хотелось с Ромой быть. Рома, может, поэтому и не делал шаг. Не хотел становиться разлучником. Какой же он всё-таки хороший… И как такому признаться во вранье, в том, что настолько убогий и сумасшедший… Кеша решил, что Особа просто уедет. Ну, и не вернётся. Ещё больше вранья, но представлять, как Рома утешает его, как говорит: «Ничего, ты ещё лучше себе найдёшь кого-то», а Кеша ответит: «А может…уже нашёл» и поднимет взгляд на Рому, сожмёт его руку чуть сильнее и Рома всё-всё поймёт. И наконец-то поцелует. Да, это было бы отвратительно и нечестно, но могло сработать. Могло. Если бы Рома не был так занят президентствованием, что они уже две недели не виделись. Если бы Кеша случайно не получил должность Виктора Сергеевича. Если бы не появился Герман… С Германом было ещё сложнее, чем с Ромой. Поначалу Кеша побаивался этого Инспектора из комиссии, с подозрением к нему относился. Да все так относились — чужак, который ходит везде, вынюхивает. Чужак, который может разрушить весь привычный уклад в НИИ. Он и разрушил. Кеша не понимал, почему именно его выбрали на должность начальника. Почему Герман Модестович лично, как он узнал от Лёшки, советовал комиссии именно его. Кеша вообще сначала думал, что Инспектор его ненавидит. Тот смотрел всегда так пристально, что по телу пробегали мурашки. Смотрел и чиркал там что-то у себя в блокноте. А потом вся эта история с назначением совершенно Кешу сбила с толку. Он не знал, что движет этим человеком. В первый день, когда Кеша пришёл в НИИ уже в качестве начальника, сразу произошла эта история с Зинкой и хотя всё разрешилось удачно, но… Могло ведь случиться намного хуже, чем удачно. Он мог не справиться совсем. Потом к нему зашёл Герман Модестович и полчаса говорил про фундаментальное значение науки для советского общества, про ответственность, которая ложится на плечи молодого, но подающего большие надежды сотрудника в лице Кеши. А Кеша бледнел с каждым словом. Инспектор, кажется, заметил эту неуверенность и страх, замолчал на секунду, сверля своим взглядом, в котором было что-то… Что-то. Подошёл, положил руку на плечо, чуть сдавив, и сказал: «Вы, Иннокентий, не переживайте. Уверен, вы станете достойной заменой своему предшественнику. А я буду здесь, прослежу за порядком. Удостоверюсь, что вы полностью освоились». И Кеша покраснел. То ли от того, что руку эту было приятно ощущать на плече, то ли из-за того, что в него кто-то поверил. Или же потому, что Инспектор имя его произнёс, да ещё таким тоном — мурлыкающе растягивая «эн» чтобы выстрелить «ка» в середине… По имени никто в НИИ Кешу не звал — Инженер да Инженер… Он тогда заикаясь только спасибо выдавил, а Герман улыбнулся, без ехидства — не так, как на комментарии Виктора Сергеевича. Мягко как-то улыбнулся. Внутри у Кеши что-то трепыхнулось в тот момент. А потом, когда уже сидел один в своём (своём!) кабинете, он подумал о Роме. И ему сделалось почему-то очень стыдно. Будто тем, какую реакцию эта улыбка у него вызвала, он Рому предаёт. Хотя Рома не принадлежал ему. А он не принадлежал Роме. Вообще никому не принадлежал. Абсолютно ничейный и одинокий Инженер. *** После первого дня на новой должности Кеша вернулся домой совсем выжатый. Думая о том, что надо бы Зине Кашиной какое-нибудь печенье подарить за вредность, он щёлкнул выключателем в комнате и подпрыгнул от испуга. В кресле — не инвалидном, а его собственном — сидел Рома, заложив ногу на ногу. — А… Вы… Т-ты как ту…здесь оказался? — Кеша хлопал глазами, вжимаясь в дверной косяк. — Извини, отец. Привычка, — пожал плечами Рома и, поднявшись на ноги, сделал несколько шагов к Инженеру. — Ходишь… Н-на ногах… Своих… — Кеша приоткрыл рот. Он сделал это не раздумывая, просто порыв, который не смог сдержать. Бросился Роме на шею, крепко обнимая и смеясь в ворот белого пиджака. А тот нерешительно положил руки Кеше на плечи, но уже через несколько мгновений прижимал к себе так же крепко, поглаживая сквозь тонкую ткань рубашки острые лопатки. — Я так рад… Что ты… Что то, что я тебе… Ну, ноги и-и… — Всё нормально, забыли, — ответил Рома на сбивчивый, едва различимый шёпот. — Как говорят американцы: зачем ворошить прошлое, если с ногами и так всё теперь хорошо. — Н-но… Как? — Кеша почувствовал, что щекам стало мокро, значит всё-таки не сдержал слёзы. Как-то неудобно, ещё пиджак Роме испортит. — Ну, так получилось. Я вроде как мог ходить, позвоночник-то целый. Но не мог. А тут взял и встал, чтобы… Ну, вот так, просто встал и всё. Сам в шоке. — Это же… Рома, ты п-прости меня, прости меня за то… За тот… Ромочка… Бывший Лидер, а теперь действующий Президент не ответил ничего. Но чуть повернул голову и Кеше показалось, будто Рома поцеловал его в висок. Легко, едва касаясь, но всё же, переступив внутренний барьер, он это сделал. Сделал и тут же испугался. Отодвинул Кешу, вдруг осознав, что обнимаются они как-то слишком долго и пылко. — Как твоя… Особа? — спросил Рома и неловко откашлялся. — Особа… — Кеша медленно моргнул. — Х-хорошо, да. Особа хорошо, она… — Знаешь, мне пора. Дела мутить надо всякие президентские, — Рома попытался улыбнуться. — Н-но… — Кеша закусил губу и протянул руку, будто пытаясь ухватить Рому за лацкан пиджака. — Ч-чай… Не чай… Не попьешь, ну, со мной… — В другой раз. На связи… Кеша. — С-стой… — прошептал Инженер, но Рома уже выскочил за дверь. — Она уехала… Особа уехала н-навсегда… Не успел. Он снова не смог всё сделать так, как нужно. Всю свою жизнь он всё делает не так. Другой, н о р м а л ь н ы й человек уже давно бы признался, уже давно бы эту проблему решил. Да чего уж там, нормальный человек не придумал бы себе несуществующую девушку, от которой никак не мог избавиться. Нормальный человек… Кеша нормальным не был никогда. *** После этого целых две недели он Рому не видел. А за две недели произойти, как оказалось, может очень многое. Например, может начать зарождаться новое, непонятное чувство к человеку, к которому никаких чувств зарождать не стоит. *** — А это чего… Куд… Мне? — Кеша перевёл удивлённый взгляд с тарелки, опустившейся перед ним, на возвышающегося над письменным столом Инспектора. — Вы не были в столовой сегодня, а голод плохо сказывается на трудоспособности. Что ж вы себя совсем не бережёте, товарищ директор, вы ведь дурной пример подчинённым подаёте, — тон Инспектора был серьёзным, но уголки губ подрагивали, будто вот-вот собирались растянуться в улыбку. — И-извини…те… — Иннокентий сглотнул: аромат ещё тёплого пюре с отбивной напомнил о том, что с самого утра у него и росинки во рту не было. — Тут просто всякие эти бум…отчёты. Разобрать…разобраться надо со всем, а тут ничего не разобрать вообще… — Это кто так пишет некаллиграфично? — Герман Модестович наклонился, едва не опустив край пиджака в тарелку с пюре, и Кеша почувствовал как колыхнулись кудряшки на голове от дыхания Инспектора — так близко тот оказался. — Э-э-э… Это Лёшка, он-н курица…ну, в смысле пишет т-так… Как ла-лапкой куриной… — сосредоточиться было довольно трудно, потому что синий галстук Германа выбился из пиджака и покачивался прямо перед носом. — Ну это не дело совсем, — Инспектор нахмурился, развернув папку с отчётом к себе и разглядывая лёшкины каракули. — Вам же тут сидеть часами, терять время… А время — оно ведь ресурс ценный. Особенно ваше. — Н-ну что вы, у меня этого времени, з-знаете сколько — вагон там и тележка, и-и…корзинка ещё. Маленькая… — стараясь не сталкиваться взглядом с Инспектором, Кеша развернул отчёт обратно к себе, но задел его руку и вздрогнул. — Тогда, товарищ директор, — хмыкнул Герман, — найдите в этой корзинке время для обеда. Приятного аппетита. — Спасибо, товарищ проверяльщ…э-э-э…инспектор. — Ну что вы, называйте меня просто Герман. Модестович. Всё-таки мы с вами, так сказать, на одной стороне воюем. Во благо науки. — Д-да, во благо… — Иннокентий сомневался, что это сотрудничество будет во благо конкретно ему. Очень сомневался. *** Рома умел делать сюрпризы. Когда через две недели одним утром среды Кеша вышел из подъезда и увидел Рому, облокотившегося на новенькую салатовую Волгу, то сначала решил, что это у Ромы такая новая машина появилась. Очень удивился, ведь Мерседес всё-таки солиднее и по статусу больше подходит. Нет, Волга была ошеломительная. Он так Роме и сказал. — Нравится? — улыбнулся тот широко. — На, держи. Ключи протянул. — А… Красивые ключи. — Кеша не знал, что ещё сказать, переминаясь с ноги на ногу. — Твои теперь, — пожал плечами Рома всё так же лучезарно улыбаясь. — Спасибо, конечно… А… А как ты, ну, ездить будешь без ключей? Ну е-если у меня они… — растерянно заморгал Кеша. — А я и не буду ездить. Ты будешь. Это твоя машина. Считай президентским подарком за заслуги перед отечеством. — Как… Какие заслуги? Я-я ничего не заслуживал…не заслужил… Ну т-ты чего, Ром… — Заслужил-заслужил, — Роман сжал его плечо. — Научными трудами своими. Тем более ты начальник теперь, будешь на колёсах, как положено. И ночами не будешь из НИИ своего пешком чесать по всяким подворотням. — Нет, ну это… Н-ну как же э-это… Подожди, а ты откуда знаешь, что я чеш…хожу, ну, поздно возвращаюсь там домой? — Инженер нахмурился. Его уже второй раз за эту неделю «отчитывали» за то, что на работе засиживается. Герман ему то же самое говорил. И пару раз даже предлагал проводить, но Кеша вежливо отказался — это барышень провожать надо, которые за себя постоять не могут. Не то чтобы он очень мог постоять за себя… Да и барышень некоторых знал, которые любых грабителей уличных лишили бы всяких чувств — вон Яшки Шершанского новая подруга, например. — Птичка напела, — ухмыльнулся Рома. — Не ломайся, отец. Бери машину и катайся в своё удовольствие. Москвич твой ушёл по моей вине, а эта ласточка тебе вместо него. Не возьмёшь — обижусь. Сильно. И говорил это всё Рома без обычных «бандитских» угрожающих ноток. Каждое слово было пропитано какой-то такой…нежностью что ли. А Кеша чувствовал, как внутри разливается сгущёнка или сироп там какой-нибудь. И так тепло-тепло становится. Может и не слишком удачный момент был для этого, но Инженер выпалил быстро, пока Рома не убежал или ещё что-то не случилось: — А Особа уехала! Представляешь… Взяла и-и…уехала там в город другой… По работе. Своей. Улыбка Ромы дрогнула и сползла при упоминании Особы. Он откашлялся и выдавил: — Ну, ничего. Вернётся же. Письма писать будешь. — Может и не вернётся, ска…говорит, что ей там нравится…ну, в этом городе…который другой совсем го-город. — Ты… Хочешь переехать к ней? — голос Романа сорвался в середине предложения, рука в перчатке сжалась в кулак. — Ч-что… Нет! Я… Ну как, у меня же тут…ну, работа там всякая. И-и родился я здесь… — Кеша судорожно пытался подобрать нужные слова, но мысли все в голове разбегались как перепуганные крысы. — Да всё нормально будет, не гони волну. А то ты любишь загнаться по проблеме, которой и нет пока. Вернётся твоя… Особа. — А может… М-может она там себе отыск…найдёт кого-нибудь? Может вообще жен…за-замуж выйдет… За человека другого. Который не я воб…совсем. — Кеша… — Рома улыбнулся как-то грустно. — Как тебя можно променять на кого-то? Ты ведь… Ты. Если замуж она и выйдет, то только за тебя. — Ага… — Кеше стало так хорошо от слов Романа о том, что он такой особенный и незаменимый. И в то же время стало так мерзко от того, что вообще придумал всю эту историю. Закрутил и запутался совершенно. В голове всё казалось довольно логичным: сказать, что Особа уехала, а потом выждать немножко и заявить, что она там, в этом городе, жениха себе нашла. И все были бы счастливы. Ну, Кеше немного пришлось бы притвориться несчастным. Хотя мысль о том, что его мог кто-то бросить уже делала его несчастным. Пусть даже и несуществующая Особа. Но Рома почему-то не вёл себя так, как Кеша в голове представлял. Он даже на известие об отъезде Особы не обрадовался, а как-то расстроился, подумал, что Кеша тоже уехать решит всё-таки. От этого голова вся разболелась и, пока Инженер ехал в НИИ на своей новой машине, он жмурился и кривился, стараясь не отвлекаться от дороги. Хотя желание вывернуть руль и встретиться с ближайшим столбом присутствовало, Кеше было жалко машину. Всё-таки подарок да ещё и от Ромы. Некрасиво как-то. Лучше придти в НИИ и с Германом чай ромашковый выпить. Может у Инспектора и таблетка от головы найдётся — он такой, всё у него находилось: и ручки на замену непишущим, и конфета шоколадная («шоколад для ума полезен, а вы умственным трудом занимаетесь, держите»), и слова, чтобы Кешу поддержать и настроение поднять. Можно сказать, что они как-то даже подружились за это время. С Германом нравилось и хотелось время проводить. Прямо как с Ромой. Только Рома вечно занят был, президентствовал. А Герман рядом находился почти постоянно. *** — Кто это сделал? — в голосе Германа сквозил такой холод, что температура в помещении, кажется, упала на несколько градусов. Работники молчали, опустив головы, даже не переглядывались между собой. Будто нашкодившие котята, Кеше даже жалко их стало. Он не хотел, чтобы кого-то из-за него уволили. Как Виктора Сергеевича. — Товарищи, это вопиющий случай нарушения дисциплины в коллективе и неуважения к начальству, — Инспектор чеканил каждое слово, проходясь ледяным взглядом по каждому. — Виновный должен понести наказание по всей строгости. Как можно скорее. Кеша, забывшись, потёр раненую ладонь и зашипел. Кто-то намазал ему все ручки крепким клеем (собственная разработка НИИ) и отодрать злополучную ручку он смог только оставив на ней приличное количество кожи. Тогда Герман и вошёл в кабинет, увидел всё, ну и… Это был уже не первый раз, когда над ним «подшутили». Раз ножку у стула подпилил, а однажды крысу мёртвую в карман халата подсунули. Просто все видели, что он сдружился с Инспектором, а уж после того, как у него появилась машина, то слухи начали ползти по институту со скоростью оборотов в центрифуге. К Кеше отношение совсем поменялось. Все начали его сторониться, даже Лёшка, начали шушукаться за спиной, будто он Виктора Сергеевича подсидел, а едва заступив на должность, уже начал прикарманивать деньги на исследования, вот и машину купил. Только Зина Кашина была с ним дружелюбной. Хотя, наверное, не было в мире человека, с которым Зина не вела бы себя мило и дружелюбно. — Я спрашиваю ещё раз, — слова звучали в тишине конференц-зала будто выстрелы. — Товарищи, если я не услышу ответ, то наказаны будут все. Я вам это гарантирую. — Ну вы чего, ну это с-случайное необразудумение, я-я уверен, что никто бы не сделал этого, ну, специально… — Кеше ужасно не хотелось, чтобы кого-то наказывали, особенно всех — даже безобидную Зину. — Может, это даже я там, ну, случайно разлил к-как-то и забыл, у-у меня бывает, а тут всех, ну нельзя ж-же так… — Иннокентий, вы уверены? Если речь идёт о моральном разложении и дисбалансе в коллективе — это нужно обрубить на корню, — Инспектор повернулся к нему, наклонив голову так, что шляпа почти закрывала глаза. — Ну, Модест Ге-германови…э-э-э… Ге-герман Модестович, не надо никого рубить, это просто непонят…непонимание страшное, тут всё исчерпано быть д-должно… — Если вы действительно так считаете… Вы здесь начальник. — Герман закусил губу и побарабанил пальцами по блокноту. — Тогда все могут быть свободны. Но если инцидент повторится… Я этого так не оставлю. Все разбежались в секунде. Кеша как-то виновато пожал плечами, глядя на Германа, когда в зале остались только они одни. А Герман раздражённо выдохнул через нос и начал ходить взад-вперёд, покусывая указательный палец. Кеша никогда его ещё таким нервным и злым не видел. — Это же не в первый раз, да? — каким-то другим, неофициальным тоном произнес Герман. — Но ты молодец, молодец, что заступился за них. Это тебе авторитета поднимет, да… — Т-ты… Вы о че…почему так переживаете?.. — Кеша испугано глядел на мельтешащего Инспектора. Тот замер в нескольких шагах от Кеши и посмотрел прямо в глаза. Странно так посмотрел. Подошёл медленно, почти вплотную. Осторожно взял за кисть поврежденной руки и, подняв её к лицу, замер. Будто… Будто собирался поцеловать. Но не поцеловал. Вздохнул и произнёс тихо, но чётко: — Я не люблю, когда обижают хороших людей. А ты… Вы очень хороший человек, Иннокентий. И отношения такого не заслуживаете. Вы другого заслуживаете. Самого лучшего. Кеша стоял приоткрыв рот и не мог произнести ни слова. Никто ему такого в жизни не говорил. Никогда-никогда. Герман опустил его руку и улыбнулся, не отрывая взгляда от широко распахнутых глаз за стёклами очков. Кеша понял, что влюбился. *** Противоречивые чувства и миллион миллиардов мыслей разрывали Кешу на части. Ему казалось, что ещё немного и голова просто взорвётся, разлетится осколками по комнате, испортив ковры и стены. Хотя это казалось не таким уж плохим вариантом. Судьба решила сыграть с ним злую шутку. Он так сильно хотел, чтобы кто-то его любил, чтобы кто-то о нём заботился, а он мог любить и заботиться в ответ. Невыносимое чувство одиночества давило на него годами, мимолётные Особы не задерживались надолго в его жизни, а Кеше так хотелось тепла. Настоящего взаимного тепла. И вот теперь сердце снова трепетало, когда в голове появлялся образ… Но образ этот менялся, черты лиц сразу двоих людей смешивались и получалось что-то неопределённое и странное. Он запутался. Окончательно и бесповоротно запутался в том, что чувствует и чего хочет. Совсем как Эстефания в «Слезах сентября». Телефон разразился противной трелью и Кеша, глянув на часы, сразу понял, кто мог звонить ему в десять вечера. Он сомневался, стоит ли брать трубку. Но всё равно ответил. — Здорово, Инженер, — от мягкого голоса внутри всё скручивалось в узел. — Не разбудил тебя? — Да н-нет, я не сплю вообще… Ну, вообще сплю иногда, конечно, но не с-сейчас. Как… Как там у тебя? — Только освободился. Сам понимаешь — президентство это всё… А ты? Всё хорошо? Кеша хотел ответить, что всё нормально, но горло сдавило от такого простого вопроса и из груди вырвался всхлип. Всё было не хорошо, всё было так далеко от «хорошо». — Кеша?.. — Д-да-да, хо…нормально, Ром. — Я приеду. — Ну т-ты чего, ты устал там, куда тебе ехать… — Ничего не устал. Приеду. — Л-ладно… Приехал Рома минут за пятнадцать. Очки и перчатки на тумбочке оставил, сел рядом с Кешей на диван. Кеша почувствовал себя персонально атакованным такой открытостью, ромиными глазами серо-голубыми — добрыми и понимающими. Расплакался как ребёнок. Рома растерялся поначалу, но потом осторожно притянул и, уложив кешину голову себе на грудь, зарылся носом в подрагивающий кудрявый затылок. А Кеша вцепился в его пиджак до побелевших пальцев и не мог перестать плакать. Просто не мог. Он казался себе невероятно жалким и ему было ужасно стыдно за то, что Рома видит его таким. Но Рома не говорил успокоиться, не стыдил за слёзы. Просто гладил его по спине и молчал. — С-скажи… — прошептал Кеша, когда наконец перестал плакать. — У тебя было в жизни твоей такое, ч-чтобы сразу два люди…людя…человека тебе, ну…чувства ты испытывал? Рука на кешиной спине застыла. Рома откашлялся и, возобновив поглаживания, произнёс: — У меня такая тенденция, что если я человеком заинтересовался, то это уже серьёзно и надолго. Хотя был один момент… Был период, когда я не очень отпустил старое и боялся браться за новое. Не был уверен, что этому новому нужен. Ну, старому уж точно не нужен оказался… — А с новым у тебя… Как? — Кеша догадывался, но не был уверен, что они говорят об одном и том же. — С новым… — Рома хмыкнул. — С новым уже не боюсь и точно знаю, что очень хочу… Счастья хочу для этого нового… С кем ты будешь счастливее, Кеша? У Инженера перехватило дух от последней фразы. Но ответил он честно: — Не знаю… Я совсем никак… Не знаю ничего… Рома приобнял его крепче. Кеша зарылся носом в его свитер, пытаясь спрятаться от жизненных проблем и сложных решений. — Как говорят американцы: если ты за двумя зайцами погонишься, то зайцам этим…не очень будет…больно им будет. И тебе. — А если оба зайца ну очень х-хорошие? И всё равно кому-то будет больно, и-и мне тоже очень будет больно и… — Кеша… — Роман вздохнул. — А иначе никак. Ты знай просто… Что я любое твоё решение приму. Я ведь тебя… Измотанный Кеша уже крепко спал у него на груди. *** Всё валилось из рук, а мысли то и дело убегали от работы куда-то совершенно в другую сторону, как ни старался Инженер погнать их в нужную. Будто неразумные овцы они блеяли и брели к размышлениям о том, что он чувствует к Роме, к Герману, и как вообще должен поступить. Уже поздним вечером Кешу привёл в себя обеспокоенный голос Германа: — Иннокентий? Иннокентий! Совсем вы заработались, товарищ, нельзя же так перегружать себя. — Д-да, я тут немного ещё чуть… — говорить о том, что ничего по работе не сделал почти, было стыдно. — Ну нет, — Герман подошёл и, взяв его под локоть, поднял со стула, — уже сотрудники все разошлись и вам нужно. Восстановиться. Сил… Набраться… Герман всё ещё держал Кешу за локоть, а лицо его оказалось так близко. Никто из них не спешил отстраняться. Глаза Инспектора даже в свете тусклой лампочки казались невероятно красивыми, будто два горящих угля — тёмные, гипнотизирующие, с искрами… Желания. Кеша первый подался вперёд, а Герман, положив руку ему на затылок, притянул ещё ближе. Спустя один удар сердца их губы столкнулись. Целовал Герман жадно, почти грубо. Целовал, вжимая Кешу в стол, сминая волосы на его затылке. — Какого… Инженер резко отстранился, едва не сшиб со стола телефон и с испугом посмотрел в сторону двери. Там стоял Рома — брови сведены, руки сжаты в кулаки. — Григорий Константинович, — Герман откашлялся, поправил шляпу и сделал несколько шагов от стола и Кеши. — Да ты не птичка, — Стрельников хрустнул пальцами в перчатках, — ты, оказывается, крыса обыкновенная. Герман на это заявление лишь приподнял бровь. А Кеша переводил взгляд с одного на второго и не мог понять толком, что происходит. Но происходило что-то ужасное, плохое. — Я просил приглядывать, — Рома (а Рома ли? Григорий?) медленно подходил к Герману, будто вот-вот собирался броситься на того и разорвать на куски. — Ну спасибо, приглядел. — А разве вас связывают какие-то отношения, товарищ президент? — ухмыльнулся Инспектор. Товарищ президент взял его за грудки и, прижав к шкафу, зашипел: — Я тебя уничтожу. — Вы злоупотребляете властью, — хмыкнул Герман, шляпа от удара сбилась на бок. — Даже на президента найдётся управа, не думайте, что у меня нет связей. — Приблизишься к м о е м у Инженеру — я тебе… Закопаю тебя. — А он ваш? В следующий момент кулак в перчатке полетел Герману в глаз, а Кеша завопил. — Ну вы чего твор…устраиваете! Что вообще… За-зачем тут драки, ну вы чего… — Серьёзно, отец? Он? А как же Особа? А как же… — «А как же я…» повисло в воздухе. Кеше сделалось дурно от горечи и обиды, которыми были пропитаны слова Ромы. — Да нет никакой О-особы… И не было воб…никогда… — прошептал Инженер, прежде чем сделал то, что всегда делал в сложных ситуациях. Сбежал. *** Телефон трезвонил всю субботу. Трубку Кеша не брал, прячась под одеялом. Это мог звонить Рома, мог звонить Герман — ни одному из них Кеше сказать было нечего. Когда он вчера пришёл на работу, Герман встретил его у входа. Под глазом у того красовался синяк, но взгляд был полон решимости. — Стрельников сделал так, чтобы меня уволили. Иннокентий, я больше не появлюсь в НИИ. Завтра я уеду в Москву. Но… — Герман взял Кешу за руку, погладил большим пальцем холодные костяшки. — Я никогда ни с кем не испытывал тех чувств, что испытываю к вам. Я влюблён, как мальчишка в вас… В тебя. Прошу, поехали со мной… Кеша сглотнул и зажмурился. Руку не отнимал. — Не говори пока ничего. Приходи на вокзал в воскресенье в десять пятнадцать. Я возьму два билета. И я буду ждать. Я буду тебя ждать, — сказал он и, наклонившись, оставил на щеке Инженера лёгкий поцелуй. Который жёг того весь день невидимой меткой. А вечером у подъезда его ждал уже Рома. На скуле красовалась царапина — видимо, когда Кеша убежал тогда, эти двое продолжили драку. Глупые, глупые, было бы за кого драться… — Кеша… — очки не снимал, видно было, что слова даются с трудом. — Мне плевать, что ты врал про Особу. Я не понимаю, зачем, но мне на это плевать. Я всё равно тебя… Люблю я тебя. Давно уже. И всё для тебя сделаю. Но я… Не могу я так. Если ты с ним… Ты выбрать должен, понимаешь? — Р-ромочка я… Погоди, ты же н-не Ромочка, да? — Ты сам не спрашивал моего имени, Ромой назвал, ну… А мне понравилось. Не стал исправлять. — Ну ты же… Смотр…выглядишь, как Рома, ну… Я могу тебя Гришей звать. — Не надо. Мне нравится так больше, — улыбнулся Р о м а. — С-скажи… Это ведь ты Германа подослал, да? Чтобы меня директором сдел…назначили. Рома скрипнул зубами, ничего не сказал. Но Кеша и так уже понял всё. Он неловко притянул Рому в свои объятия. Просто стояли у подъезда и обнимались, будто ничего вокруг не существовало. — Определись, Кеша. — прошептал Рома перед тем, как разомкнуть объятия. — Не издевайся над… Зайцами. Кеше часто приходилось выбирать из двух зол. Но выбирать из двух…добр? Оказалось, что это в разы сложнее. Хотелось уехать с Германом и начать новую жизнь. Хотелось остаться с Ромой и сделать жизнь старую лучше, светлее и теплее. «Определись, Кеша определиськеша ты не можешь быть с двумя сразу не можешь неможешь…» — жужжало в голове. — Не могу быть с двумя сразу… — прошептал Инженер, глядя в стену с отлепившимися обоями. — Не могу… А если… От внезапного озарения перехватило дух. Кеша сорвался с места и выбежал из квартиры, забыв надеть пальто. *** Есть много преимуществ в том, чтобы быть начальником НИИ. Ты можешь без труда придти в половине двенадцатого ночи и идти по пустому коридору, пока над головой горит, чуть помигивая, красная лампочка экономного режима. Ты можешь найти в архиве нужные бумаги с грифом «СЕКРЕТНО» и «ЗАПРЕЩЕНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ». Ты можешь набрать всех нужных реагентов и спуститься в подвал, в ту самую резервную лабораторию, куда никто никогда не ходит. «А почему бы и нет?» — думал Инженер, глядя на булькающую молочную жижу в ванной. Это было большим упущением — что разработку посчитали неэтичной. Виктор Сергеевич запретил использовать и прекратил все эксперименты. Но Виктора Сергеевича больше нет. Только Иннокентий Павлович. А Иннокентий Павлович разработкой этой в своё время и занимался. С мышками получалось отлично. С людьми… Тоже должно получиться. А жижа густела, приобретала форму. Уже через два часа на Инженера смотрели большие карие глаза. Его собственные. Они улыбнулись друг другу. Это было странно и так хорошо. В кабинете нашлась запасная одежда (ботинок, правда, не было, но это ничего, можно поехать домой и взять всё, что нужно). Второй Кеша застёгивал рубашку чуть дрожащими пальцами и щурил глаза без очков. Ничего, очки можно купить. Любые проблемы можно было теперь решить. И совсем не нужно было выбирать, с кем остаться или уехать. Он — они — могли быть сразу с двумя любимыми людьми. Меняться иногда. Жить две прекрасные жизни. — Какие же мы молодцы… — прошептал Кеша, приобнимая двойника за плечи. — Какие планы мы придумываем… — добавил Второй Кеша с радостной улыбкой. Но вдруг закашлялся. Затрясся. Из испуганных глаз потекла кровь. Из носа. Изо рта. — Нет-нет, т-ты чего… — Инженер упал на колени рядом с собственным телом, которое выгибалось в беззвучной агонии. А потом затихло. Боль и ужас ушли из карих глаз, оставив лишь остекленевшую пустоту. *** Он смотрит, как болото засасывает бездыханное тело, и дрожит. Да, эта история не могла закончиться иначе. Кто-то обязательно должен был умереть. И умереть пришлось ему самому. Кеша просидит у болота почти до утра, думая о том, что невозможно всегда убегать. Что то, от чего бежишь, настигнет тебя и ударит по голове, будто вор в тёмной подворотне. Оглушит. А необходимость сделать выбор прижмёт к стене, не давая возможности вдохнуть. Утром он придёт на вокзал в чистой одежде, в пальто. И будет долго-долго смотреть, как поезд исчезает вдали. Вечером он позвонит Роме, а когда тот придёт — будет осыпать его лицо поцелуями и плакать. А Рома будет шептать, что никому его не отдаст. Рома никогда не узнает, что на вокзал Кеша просто опоздал.