Пой мне ещё

Конец девяностых начало двухтысячных в Питере были насыщенными, хоть и, как всегда, серыми и дождливыми. Хотя почему дождливыми и серыми? Стереотип. Те, кто желает видеть Питер именно таким — пожалуйста, на здоровье, но те, кто желает увидеть его цветным и солнечным, увидят, не сомневайтесь. Этот город способен на многое, способен удивлять. Но атмосфера Петербурга останется независимо от погоды. Просто либо дождь, либо солнце и птички поют Чайковского. В старых питерских коммуналках и по сей день живут люди. Только в большинстве случаев они живут уже не несколькими семьями, а по одной. Но в этой одной семье может умещаться сразу по семь, по восемь человек. Внучатые племянники, троюродные бабушки, сестры мам и приезжие в культурную столицу родственники-студенты из Ростова или Кирова. Так они и живут большими оравами родни, обходясь двумя тремя комнатами, общей гостиной, ванной и кухней. Думаю, многие со мной согласятся, что питерские коммуналки очень эстетичны. О! Эстетика питерских коммуналок меня всегда поглощала и завораживала! Предметы мебели почти никогда не сочетались друг с другом; обои где-то понемногу отходили от стен; почти в каждой коммуналке в гостиной стояло фортепиано, перешедшее по наследству хозяевам квартиры от чьей-то бабушки, жившей в конце 19 века; вместе с фортепиано к наследникам перешли и тома книг с потрепанными переплетами и пожелтевшими от старости страницами, которые в беспорядке расположились в книжном шкафу с пыльными стеклами; по нескольку раз перекрашенные окна пропускали лучи тусклого солнца; а в белые ночи можно было забраться на подоконник и смотреть на спокойную Ниву, по которой плывет одинокий маленький ранний кораблик. Благодаря всем этим пошарпанным недостаткам, находясь в таком помещении создаётся ощущение уютной неопрятности. В одной из таких коммуналок — в угловом доме напротив реки — жил парень со своей невестой. Обоим было по двадцать пять лет, жили не бедно, но и не богато, периодически впускали под крышу проезжих родственников : "Только на неделю, пока не найдет квартиру!" В итоге наилюбимейшие братья сестёр их троюродной бабушки задерживались на месяц, пока хозяева не начинали чуть ли не пенками под зад гнать за порог. Ну а что вы хотели? Себя бы прокормить, не говоря уж о приезжих родственниках, которые совсем неэкономно использовали воду и свет, думая, что в культурной столице России деньги из воздуха берутся. Друзей они тоже могли взять под крыло в тяжких ситуациях, но те уж не больше недели были, ибо понимали, что молодым хозяевам хочется личной жизни, на которую времени и так почти никогда нет. Молодость нужно проживать не заморачиваясь на посторонние проблемы приезжих родственников и любовные романы друзей. Своя личная жизнь должна быть бурной хоть когда-нибудь. А когда, если не в молодости? Так вот и жили они вдвоём, в двухкомнатной бывшей коммуналке с гостиной, совмещённой с кухней, и крошечной ванной. В одной комнате была спальня, заваленная иностранными книгами и журналами; на столе лежали кипы бумаг, которые, при любом неосторожном движении, падали на пол, застилая его практически целиком; напротив кровати стоял старый книжный шкаф со словарями, научной фантастикой, светилами русской литературы 19 и 20 веков и современниками, писавшими про события их жизнь до и после развала советского союза; слева от кровати стоял шкаф для одежды с поскрипывающими дверцами, которые уже давно пора смазать. Комната сама по себе была настолько крошечная, что, несмотря на белые обои с бежевыми цветами, которые, якобы, должны визуально расширять комнату, походила на спичечный коробок. Вторая комната была не менее маленькой. Там находилась мастерская парня. Он был инженером, мечтающим о машине времени и о создании новой цивилизации в плане технологий. В свободное от работы время, он приходил в свою мастерскую, садился за письменный стол, в котором дверца, закрывающая выдвижные полки, была заклеена вырезками из газет и журналов со Сталлоне, Шварценеггером, Брюсом Ли, AC/DC, Битлами, Металликой, Цоем, Королем и шутом, Машиной времени, Сплинами и местами Земфирой, и читал научно-популярные книги и журналы, углубленно изучая понятия времени и пространства. Порой невестка приносила ему невесть откуда взявшиеся иностранные книги по физике, по которым учились, ну, например, в Оксфорде, а порой это были обычные иностранные школьные учебники по физике, которую так люто ненавидела девушка, но с усердием сидела и переводила их для любимого человека. Она работала в редакции переводчиком статей в иностранных журналах. Денег давали не мало, однако за них ей приходилось сидеть с девяти часов утра и до восьми вечера, чтобы успеть перевести побольше статей к следующему утру, дабы не сидеть долго в субботу и со спокойной душой уходить в воскресенье отдыхать. Она любила свою работу. Ей с детства было интересно, что же происходит там, за границей, в высококультурной Европе, в дикой Африке, в заоблачной для неё Америке, в сказочной Азии и маленькой Австралии. Но ей запрещали узнавать что-то оттуда. Нельзя, это бесы, у нас — лучше, зачем куда-то ехать? Поэтому, когда она выросла, и людям разрешили узнавать что-то о заграничной жизни, она всеми силами стала помогать им в этом. Ей казалось, что это безудержно интересно народу, жившему почти в неведении. И она трудилась для них. Но порой, девушка совсем выбивалась из сил, потом долго копила в себе обиду на начальство, которое велело ей сокращать прекрасные статьи о культуре Японии и технологиях США, и, в конечном счёте, приходила домой и слёзно разглагольствовала на темы мира и остатках советского союза в гражданах "старой закалки", коим являлось её начальство. В такие моменты у неё был только один слушатель. Всего один, но внимательный, понимающий, слушающий слушатель, простите за тавтологию. Каждый раз, когда она приходила домой в подавленном состоянии, её молодой человек откладывал в мастерской инструменты, которыми пытался починить старые, но дорогие людям вещи ( магнитофоны, видики, радио и прочую технику), за которые люди платили сумму денег, хватавшую на два-три добротных ужина или на один поход в ресторан, шёл на кухню, ставил чайник, садился за выскобленный стол напротив девушки, которая, облокотившись о спинку стула, закрывала глаза и глубоко дышала, пытаясь сдерживать гнев, и смотрел на неё, ожидая момента, когда она, наконец, взорвется. Но из-за добродушного характера, переводчица каждый раз пыталась сдерживать себя и не доставлять парню "удовольствия" наслаждаться её криком, но он снова спрашивал её: - Что прекрасного в этот раз велели сократить? И после этих слов, девушка не сдерживалась и почти сразу срывалась на истерический крик. И после пятнадцати минутного изливания души, она обречённо падала на стул и вытирала, проступившие в порыве гнева и негодования, слёзы. За сим, парень вставал из-за стола, выключал давно свистевший чайник, заваривал чай, добавляя туда листья мяты и какие-то пряности, (девушка точно не знала их названий, но после этого чая она, в скором времени, засыпала), ставил перед ней кружку, вновь садился напротив со своей кружкой крепкого чая и говорил: - Не думай о том, что говорит тебе твоё начальство. Отдавай переводы пишущим статьи. Они-то откуда знают, что ты убирала, а что нет? В любом случае читатели узнают правду. Какая тебе разница знают люди или нет? Им возможно вообще плевать. Главное, что это знаешь ты! Ты как Джордано Бруно... - Да плевать я хотела на то, кто я! Как ты не понимаешь?! — снова вскакивал девушка, яростно опираясь руками о стол,— Люди все эти годы жили в неведении, как дикари! И вот! Открылась прекрасная возможность узнать всё то, о чём они не знали! Но другие не дают им такого шанса! Разве это справедливость? В чём тогда заключается смысл отмены советского союза? - Ты перебарщиваешь — спокойно отвечал парень, помешивая ложкой сахар в кружке, — а стереть все запреты невозможно. Никогда. Ты сама это знаешь не хуже меня. Девушка вновь обессиленно падала на стул, хваталась руками за голову и устало говорила: - Да, ты прав, невозможно, прости — она вытирала большим пальцем слезинки, на мгновение закрывала ладонями лицо, потом вновь открывала и, уже вяло улыбаясь, смотрела на любимого. - Пей, а то остынет — говорил он, допивая свою порцию, вставая и идя к раковине. Девушка брала в руки кружку и делала несколько глотков, затем задумчиво смотрела в полукруглое окно, спустя несколько секунд, она получала нежный поцелуй в висок, наполненный заботой, допивала чай, уходила в спальню, укладывалась на кровать, заворачиваясь в колючий бабушкин плед, предварительно ставя на древнем, как жизнь на Земле, магнитофоне кассету с Земфирой. Вот и сейчас магнитофон стоял на столе в кухне-гостиной с темно-зелеными обоями в белый мелкий горошек, и на нем крутилась кассета Queen. Кроме песен в комнате не было ни единого звука. Но вот кассета кончилась, и Хиро нажал на кнопку перемотки. **Пой мне ещё. Тихо. В обратную сторону крутится магнитофон** Хиро. Парень помнит, как получил такое прозвище. Одним осенним утром парень с девушкой гуляли по Питеру. Было солнечно и не очень холодно. Подходя к светофору, пара увидела даму в шляпе, которая яро кричала: "HELP! HELP!" , а в сторону парочки бежал мужчина с сумкой в руках. Юра (так зовут парня) быстро среагировал, подставил подножку вору и, когда тот начал падать, подловил его, при этом слегка ударив его в живот, отчего вор выпустил из рук сумку, схватившись за больное место. Юрик подхватил сумку и дал вору пинка под зад. Он протянул сумку подбежавшей женщине, и та заохала, проверяя всё ли на месте: - You are a hero! - Welcome to Petersburg! — только и смог выдавить он. Женщина посмеялась и ушла, ещё раз поблагодарив. Вор уже успел скрыться. - You are MY hero — нежно сказала Дар, беря за руку парня и целуя его в щеку. - Don't "Hero". Хиро! — коряво сказал парень, на что девушка засмеялась. Надо сказать, что у неё такое прозвище тоже не с проста. Дело в том, что у нее с рождения невероятные способности к языкам. Девушка великолепно говорила по-французски, прекрасно знала немецкий, свободно разговаривала на английском, на носу был экзамен по итальянскому, потихоньку приступала к изучению испанского и, в свободное от работы и учебы время, учила чешский. Но это так, в качестве хобби. Дело в том, что буквально за месяц, два она могла вполне сносно научиться говорить на любом языке, то есть она за пару недель проходила программу с первого по четвертый класс. И вот, в очередной свободный вечер, закончив подготовку к экзамену по итальянскому и изучению некоторых правил по испанскому, она уж собиралась открывать книги по чешскому, разложив всё на просиженном диване и на полу, разместившись в центре этого книжного хаоса. В комнату вошёл Хиро и спросил: - Всё учишь? Не устала? Может, мне немного времени уделишь? - Ты понимаешь, когда люди узнают, что я свободно разговариваю на четырех языках, они говорят мне, что я наделена каким-то божественным даром. Так вот я каждый раз думаю, что надо его тратить с пользой, — отвечает девушка, отрываясь от книги и смотря на молодого человека который сейчас раздвинул все её книги, лежавшие на полу, и сел по-турецки, глядя ей в глаза. Растрёпанные черные пряди кажутся девушке ватными, а уставшие глаза парня хочется закрыть и сказать: "Мой бедный ребёнок, ты слишком устал, тебе давно пора подумать об отпуске". - Я точно знаю, Дарья, что ты МОЙ дар свыше — юмористически-настойчиво говорит инженер, забирая у девушки книгу и демонстративно закрывая её, — и поэтому я требую, чтобы ты хоть на один вечер забыла о своих многовековых словарях и разделила со мной вечерний променад по скверу, — он неуклюже обнимает её, утыкаясь головой ей в живот,– ведь я знаю, как ты любишь гулять по вечернему Питеру осенью. Даша действительно любит это, и она просто не может отказать. Перебирая в пальцах пушистые черные пряди Хиро, девушка думает о том, что ей действительно повезло с её героем. Она целует "бедного ребёнка" в макушку и говорит: - Пойдем собираться, Хиро, мой Хиро. С тех пор парень и называет свою невестку Дар. Только в женском роде. Только всем вокруг девушка говорит, что это сокращённо от "Дарья". Ей просто кажется, что весь этот диалог — сплошные сопли в сахаре. Ей не стыдно, ей приятно, просто ей никогда не хотелось, чтобы вся эта ванильность распространялась дальше их двоих, их миниатюрной коммуналки. Это их личное, сокровенное. Ни в одной комнате не горит свет. А зачем, если для починки походного радио достаточно иметь налобный фонарик? Нужно экономить, после очередного внепланового визита дальней родственницы Дар из Алупки, которую сама Дар помнит очень смутно. Уже девять часов. За окнами темно, и собирается дождь, а девушки всё нет и нет. При каждом скрипе старых половиц или позвякиванию чьих-то ключей в коридоре парень вздрагивает, надеясь, что Дар наконец-то пришла с работы. *В доме темно. Шорохи, скрипы сводят с ума* Его начинает одолевать тревога, и он уже хочет подскочить со стула и отправиться искать девушка, но тут до его слуха доносится то, как кто-то копошится у двери, позвякивая ключами. Через секунду в замочной скважине оказывается ключ, а ещё через две в коридоре появляется шатенка с мокрыми от дождя кудряшками. Она устало кинула связку ключей на обшарпанную тумбу при входе и вяло опустилась на явно довоенную табуретку, которая раньше была зеленой, ныне с облупившейся белой краской. Девушка вытянула ноги и закрыла глаза. Глубоко вздохнув, она протерла глаза и снова их открыла, «роняя» свои руки на колени ладонями вниз. Получился громкий хлопок. Перед собой Дар увидела своего молодого человека, с налобным фонариком на голове и, скрестив руки на груди, смотрящего на девушку с укором. - Ты представляешь. Я сегодня сделала 20 переводов статей, и каждая статья была на 3-4 страницы и ещё их напечатала, потому что Сонька ушла на больничный – истерически-спокойно (как бы это не казалось невозможным) улыбаясь, проговорила Дар. - Давай договоримся, что, как бы ты не любила свою работу, ты будешь себя ограничивать и уходить из конторы не позже шести! – сурово проговорил парень, пристально глядя на девушку, - А сейчас ты оставишь свою работу у вас в отделе и не вспомнишь о ней до понедельника. Пятница! Почти десять часов вечера!.. – негодовал парень, раздраженно размахивая руками, - Я уже успел починить старого детского робота, разобрал и почти собрал приёмник!.. Дар лениво встала и сняла пальто. Она привыкла, что Хиро ругал её почти каждый вечер за то, что она засиживалась в печати. Он понимает её порыв, но ненавидит её чрезмерную добросовестность и слишком сильное трудолюбие. На Дар был красный свитер крупной вязки, а под ним черная рубашка, воротничок которой окантовывал её шею, вылезая из-под свитера. Дар медленно стянула сапоги и, вставая с табуретки и ровно укладывая шарф, сказала: - Скоро тебе и меня придется собирать, потому что мне кажется, что я рассыпаюсь, как ColaCao из банки (Какао такое в 90-ых было). *Кончился день. Не имеют значения цифры. На лепестки рассыпался мак.* Парень возвращается в комнату, девушка следует за ним. Они садятся за стол друг напротив друга: Хиро продолжает возиться с радио, а Дар, положив руки на стол как первоклассница-растяпа, наблюдает за старательной и чёткой работой парня. - А ты знаешь… Мне всё надоело! – в один миг говорит девушка. Хиро удивлённо поднимает на неё глаза и, про себя уже ликуя, спрашивает: - Что конкретно? А точнее, из-за чего конкретно всё надоело? - Да из-за всего! Все эти переводы, иностранцы с их гениальными изобретениями, дурацкое начальство, советские замашки, друзья с их вечными утешеньями: «Тебе, конечно, тяжело, но любой труд вознаграждается! Денег зато сколько будееет!» И где, спрашивается, всё это несметное богатство?! Нету! Потому что я – сотрудник взятый «Чисто по доброте душевной» и мне вообще «Должно быть стыдно, что я требую повысить мне зарплату на ТАКУЮ сумму»!.. - Ты требовала повысить тебе зарплату? – удивлённо спросил парень. - Да! – раздражённо воскликнула Дар, шагая по комнате взад-вперёд. - Зачем? Девушка умоляюще посмотрела на потолок, села за стол и уперлась в него взглядом: - Мне было стыдно перед тобой, что я допоздна сижу на работе, тебе времени не уделяю и приношу при этом копейки. Хиро замер и сидел, глядя на девушку, не в силах что-либо сказать ей. - Я боялась, что в один прекрасный вечер приду домой, а тебя нет. Твоя мастерская пуста, а в шкафу не висит твоя единственная рубашка. Девушка сильно сжимала руки в замке. Коленки у неё тряслись. - Знаешь что, моя дорогая? Ты доработалась. Летишь с катушек. Крыша у тебя начинает ехать. Напереводилась своих итальяно-французских романов и напридумывала себе чепухи. Если ты считаешь, что я вот так запросто могу отдать тебя кому-то ещё или бросить на произвол судьбы, то каким же ты эгоистом меня считаешь? Я тебя, к тому же, ещё и люблю, неподдельной любовью! Не забывай – ты – мой дар. *Пой мне еще. Рано, заветную карту вытаскивать из рукава.* На плите засвистел чайник, и Хиро пошёл его выключать и готовить мятный чай. В этот раз для них обоих – что-то они вдвоём разнервничались сегодня. Парень достал из шкафчика две старенькие кружки – подбитую красную и выцветшую темно-зеленую. Добавив в кружки заварки и пару листиков мяты, Хиро налил в кружки из белого, разрисованного цветами, чайника кипяток. Он поставил одну кружку на стол перед Дар, а из другой отхлебнул. Напиток сначала обжог горло, а потом по телу разлилось приятное тепло. На языке чувствовался вкус мяты. Наступила гробовая тишина. Парочка наслаждалась чаем, который дарил тепло. Из крана монотонно капала вода, заставляя непроизвольно отсчитывать секунды до следующего удара капли о днище раковины. *Чайник кипит, капля из крана медленно-медленно-медленно падает вниз.* Девушка медленно помешивала чай старенькой, слегка блёклой ложкой, изредка касаясь ею стенок кружки, отчего в комнате раздавалось глухое дребезжание. Зеленоглазая не решалась поднять очей на инженера. Ей всё равно было стыдно. Хотя она и сама, на самом деле, толком не понимала, за что. Но совесть ей кричала, что она дура, что пора уже… А что пора? Она не знает. «Боже мой! Какая же я беспомощная! Кто может объяснить мне, что я должна делать дальше?..» Точно. Ей стыдно за свою беспомощность. Она не может постоять за себя даже перед самой собой. Она не может урезонить себя. Она не может зачеркнуть все бессмысленные оправдания, которые придумывает она же сама. Вернее, она просто закрывает глаза. И продолжает делать то, что ей не нужно, не обязательно. Например, убиваться по поводу начальства. Карить себя, что мало переводит статей, что совсем не уделяет времени своим родным, друзьям. «Потом увидимся. Перезвоню завтра. Вечером. Или, может, не смогу…» Хиро прав: так и с ума сойти недолго, а, может, всё-таки, уже сошла?.. - Мне кажется, что мы с тобой, как Мастер и Маргарита. Только вот, местами поменялись… – голос у переводчицы слабо дрожит: не то от накатывающих слёз, не то от слабости и безграничной, в последнее время, усталости. – Я Мастер, потому что потихоньку схожу с ума и скоро сама пойду и сдам себя в психушку, а ты… Дверь в спальню резко хлопает от сквозняка, прервав высказывание девушки и заглушив её тихий всхлип. Но Хиро улавливает это приглушённое звучание. *Голос дрожит, Хлопнула дверь - это ветер* От неожиданности (а может и от нервов) девушка вздрогнула, отчего часть жидкости расплескалась, намочив стол. Хиро хотел было взять тряпку и вытереть образовавшуюся лужицу, но Дар его остановила. - Не надо. Не вставай. Не нарушай тишины. Возможно, тебе удастся запечатлеть в своей памяти момент, когда человек окончательно сошёл с ума. Парень окинул свою «умалишённую» взглядом: девушка впилась одной рукой в стол, а второй ловко ухватила инженера за руку. Она держалась за них так, будто бы это было последнее, что останавливало её сумасшествие. От сильного сжатия костяшки рук девушки сильно выпирали, кожа на них натянулась. Глаза от слёз казались ещё более огромными, чем обычно. Но, если бы не глаза, действительно можно было бы подумать, что Дар теряет свой разум. Глаза не были пустыми или отрешёнными, они всё больше наполнялись слезами и выражали потребность в помощи. Так человек смотрит, когда весит над пропастью, и его держит за одну руку кто-то, стоящий на твёрдой поверхности. «Пропащий» уже готов к тому, что полетит в пропасть, но ищет последнюю возможность избежать этого… *Голос дрожит хлопнула дверь - это ветер. Держась за края, до размеров Вселенной сужая зрачки.* Хиро сел обратно за стол, положив на свободную руку подбородок. Он склонил голову на бок, глядя в очи «потерянной», прищурившись. Через пару секунд он еле слышно проговорил: - В таком случае, тебя нужно вернуть в первичное твоё состояние. Когда ещё не было ни твоей канторы, ни задержек на работе, ни даже этой квартиры – парень говорил медленно, будто заглатывая окончание слов. Он потянулся к старенькому, только что отремонтированному радиоприёмнику и нажал пару кнопок. Из аппарата послышались звуки знакомой песни: *На рубеже этих сумрачных тысячелетий По горло в воде на дрейфующей льдине ждут рыбаки.* Дар резко подорвалась с места и ринулась в прихожую. Не разбираясь особо в том, во что она одета и обута, девушка открыла входную дверь и выбежала на лестничную клетку. В голове роились совершенно «неухоженные» мысли: одни из них не имели конца, другие – середины, третьи только начинали зарождаться, о некоторых она даже думать себе не позволяла, запирая в чулан, и при малейшей их попытке вылезти наружу жмурилась, пытаясь скрыть «из виду». В ту же секунду на ум приходил рой других, не давая сосредоточится. В такие моменты, в последнее время, хотелось застрелиться. Она знала и понимала столько, что девичья наивная и добросердечная душа не способна была такого вынести! Убийство детей в «Колумбайне», взрывы жилых домов, насилие в многодетных семьях, гибель десятков собак из-за «догхантеров»… И всё это она должна переводить и упрощать для «впечатлительной публики». Как же надоели эта цензура и враньё! Сколько в мире лжи! Сколько раз люди способны закрыть глаза?! Неужели человек не достоин знать всю правду? « Кому интересна смерть каких-то дворняжек? Напиши-ка сюда лучше рецепт лимонного пирога!» И так день за днём… *Ну так и пой мне еще. Что я могу изменить, направляемый собственной тенью, Давным-давно предупрежденный о том, что начиная обратный отсчет Любой, имеющий в доме ружье, приравнивается к Курту Кобейну Любой, умеющий читать между строк, обречен иметь в доме ружье* Выбежав из дома, Дар кинулась прочь со двора, выбегая на просторную улицу, где изредка проезжали машины, смахивавшие «дворниками» капли, бежавшие по стеклам. И что? Куда дальше? Что дальше? Девушка не чувствовала, что по её лицу, волосам, шее стекают дождевые капли. Вернее, она не осознавала этого. Затмившее её отчаяние рвалось наружу в виде града скатывающихся слёз. Хотелось завыть, закричать не своим голосом, вновь почувствовать себя «живым» человеком. Обессиленная, Дар села на тротуар, прижав колени к груди и обхватив их обеими руками. Продолжая рыдать, она как-будто выплёскивала всё то, что не давало ей жить со спокойной душою. Где-то на периферии, переводчица ощутила, что её плечи обхватили чьи-то руки, накрывая плащом, и потянули за собой, заставляя встать. -… бегает, она, на улицу не одетая, не обутая, а лечить потом мне… Дар особо не придавала значения происходящему. Продолжая плакать, она уткнулась в плечо «сопровождающему», еле перебирая ногами. … Она не помнила, как Хиро доволок её до квартиры, как стянул с неё мокрый свитер и носки, как насильно завернул в одеяло и крепко обнял, чтобы, всё ещё бьющаяся в истерике, девушка не вырвалась и опять не ускакала на улицу… Её всю колотило. Разум всё никак не мог совладать с душой. Хиро не отпускал Дар ровно до того момента, пока девушка не стала ровно дышать и не заснула, тихонько посапывая. И даже тогда он боялся пошевелиться. *Пой мне еще. Я просто знаю что в последний момент, когда тебе никто не поверит Прохожий на остановке возьмет и укроет тебя под плащом Дома задрожат при появлении трамвая и когда откроются двери - Пой мне еще. Пой мне еще. Пой мне еще.* -… Да, вы всё правильно поняли – она не придёт сегодня на работу… Дар проснулась, когда уже светало. Сев в кровати и протерев глаза, девушка уставилась в открытый дверной проём: в соседней комнате Хиро разговаривал по телефону, стоя спиной к спальне. Завернувшись в одеяло, зеленоглазая поплелась в кухню-гостиную. -… в таком случае, она не придёт к вам больше никогда! Прощайте! – Хиро осторожно положил трубку и глубоко вздохнул. Дар уткнулась головой в спину своего «спасителя» и также глубоко вздохнула. - Спасибо, что не позволяешь мне сойти с ума, – пробубнила она. – И как только у тебя получается не терять рассудок? Хиро развернулся в сторону невестки, забрав у неё половину одеяла, накрываясь сам, он осторожно прижал её к себе, соприкоснувшись лбом с её макушкой. - Просто люди, которые уже сошли с ума, не могут сделать этого снова. - И когда же это случилось? Парень усмехнулся и произнёс: - Когда я встретил добродушную переводчицу, которая бросается из крайности в крайность… *Пой мне еще. Пой мне еще. Пой мне еще.*