***
Эхо оборвавшегося крика, такого странного, такого неправильного и неестественного, еще не стихло в разуме Богоискательницы. Она и не могла подумать, что Бог способен так кричать. Что Бог способен ощутить столь сильное отчаяние и бессилие, столь много боли и страданий — и все же, они чувствовались в том жутком звуке. Он раз за разом повторялся в закоулках оцепеневшего сознания искательницы, пока взгляд ее скользил по ниспадающей на божий кров тьме. Медленные, вязкие и дымчатые водопады сочились сквозь облака там, откуда раньше падали лучи божественного света. Подобно ожившему морю чернил, тьма стекала по колоннам, разъедала стены, заполняла воздух. Богоискательница видела и ощущала ее — Пустоту. Бога среди Богов. Она была вокруг нее, в живых в тенях, в черном дыме, в непроницаемом ничто, что затмило собой небо — медленно расползаясь и распространяясь, заполняя собой все. Она контролировала каждую свою частичку в пугающем и гипнотическом единстве множества движений — неспешных, плавных. Тьма была не то что бы растеряна или потеряна, нет. Она была подобна сытому хищнику, привыкая и играясь, пробуя на вкус абсолютную власть. Кажется, искательница забыла как дышать, смотря за тем, как ее Божий Кров погружается во тьму, в священном ужасе и трепете. Она была не в силах пошевелиться, не в силах полностью осознать произошедшее. Сила, способная разорвать и уничтожить, стереть сильнейших из Богов без остатка. Был ли у угасшего Света шанс на победу против подобного? Был ли исход схватки предрешен в миг, когда тля бросила вызов древнейшему из божеств этой священной земли? Облаченная в золотую маску жучиха, что застыла на своем троне, не знала ответов. Все, что она знала, что она стала свидетелем и соучастником Вознесения чего-то ужасающего и прекрасного — чего-то, что этот мир еще не видел. И, когда небеса разверзлись, оно предстало перед ней во всей своей красе. Тело Пустоты соскользнуло с небес к трону Богоискательницы. Огромный божественный лик непроницаемой, поглощающей свет тьмы застыл напротив нее, с восьмью полыхающими силой провалами глаз. Жучиха чувствовала на себе их взгляд — тяжелый и давящий, холодный и… пустой. Взгляд, который отличался от взора прочих богов. Чистый и беспристрастный, без намека на сострадание или гнев. Богоискательница смотрела в глаза Пустоты, и не кричала от восторга лишь потому, что он смешался с ужасом, отнимающим дар речи. Она… она сделала это. Она нашла Бога среди Богов, и через их связь — он вознесся. Она чувствовала себя художником, чей Magnum Opus сошел с картины, превратился из мечты в реальность. Это было прекрасно. Ожившие тени оплетали ее терзаемое мелкой дрожью тело, скользили по нему, заливали его жидкой тьмой. Жучиха чувствовала, как она проскальзывает под одеяние, ощущала ее потусторонний, леденящий холод на своем хитине. Она чувствовала, как осязаемая пустота постепенно заливает каждый сантиметр ее тела — подобно вязким живым чернилам расползаясь по жучихе. Она не сопротивлялась этому, пусть ее била дрожь, а в воспаленном разуме мелькали испуганные мысли. Если божество обратит против нее свой священный гнев, заслуженный за дерзость, которую когда-то позволяла себе жучиха — это будет для нее наградой, ощутить всю его мощь и силу, всю его власть над ее жалкой смертной жизнью. Однако, она не была готова к тому, что Пустота не будет сжимать ее хрупкую оболочку мира Грез, а решит вместо этого проникнуть в нее всюду, где могло. Тело Богоискательницы вздрогнуло, рефлекторно попыталось дернуться, но хватка теней не позволила ей. Она ощутила колкий холод, пронзающий ее тело изнутри, заполняющий его снизу вверх. Она попыталась закричать — но ее крик залебнулся в потоке чернильной тьмы, проскользнувшей сначала стыки маски, а потом и в провалы глаз. И когда тьма заволокла ее взор, обжигая холодом глаза, кричать она уже просто не могла. Перед взором Богоискательнрцы мелькнул образ Выгребной Ямы на мгновение — прежде чем он утонул в шторме тьмы. Она ощутила свое настоящее тело. Грезы и реальность слились воедино, и она больше не могла провести грань, теряясь в ярких, жутких, заполняющих тело и разум ощущениях. Все ее существо превратилось в чувство пронзительного холода, в чувство движения, в чувство заполненности через край. Она не могла даже дышать. Жучиха лишь ощущала как Пустота скользила сквозь ее тело, ставшее для тьмы вратами в реальный мир. А потом, она ощутила, как тьма впилась в плоть ее реального тела. Она разъедала ее изнутри, уничтожала, поглощала… Перестраивала, изменяла, создава. Богоискательница ощутила, как божественная сила разрывает ее тело и душу на кусочки, обращает ее в пыль — дабы в тот же миг спользовать как топливо и материал для создания чего-то нового. Первого божественного творения. Это было чувство экстаза разума на грани агонии тела.«Мост. Вера. Сила.»
Не столько слова, сколько образы — чужие мысли приказами разрывали потерянный, помутненный, агонизирующий разум. Они отпечатали в нем процесс Вознесения, процесс сонастраивания с Богом. Процесс, включащий в себя Богоискательницу, и через нее — еще сотни жуков в черных масках.«Маяк. Столп. Надежда.»
Руины, обращаемые тьмой в чернеющие города, с подпирающими небеса шпилями, с потоками жуков, стекающихся со всех уголков мира. Жучиха ощутила эйфорию сквозь боль и наслаждение. Да.«Вестица. Слуга. Инструмент.»
Богоискательница… Или скорее нечто, что ощущалось в мыслях как отражение ее самой — читающая проповедь в окружении множества жуков, склонивших головы в молитве. Да. Да!«Пророк.»
Богоискательница, за спиной которой вовызашалась Пустота, ужасающая и величественная. ДА! С этой оглушающей мыслью, на пике экстаза, Богоискательница растворилась во тьме.***
Потухнув, свеча вспыхнула вновь. На мгновение, она и вправду показалась затухшей. Казалось, будто бы то был лишь дым, поднимающийся от остывающего воска. Однако, в темноте, едва различимо и бесшумно, танцевало пламя. Холодное черное пламя не бросало отсветов, не развеивало сгустившуюся вокруг него тьму. Оно пылало в полном мраке, беззвучно и яростно. Языки нечестивого огня плясали на конце свечи, горящей с новой силой, и оставшиеся в полной темноте силуэты, стоящие вокруг, в тишине наблюдали за этим танцем. - Как интересно, — нарушив молчание вновь, произнесла Первая. Теряющееся в наступившей темноте тело пришло в движение, и когти в задумчивом жесте плавно легли на острый нижний угол маски. Узкие, хищные провалы глаз слегка сощурились, — Я и не думала, что подобное возможно. — Шанс был. Один к миллиону, — ответил ей высокий силуэт Третьего, плавно склонившегося над свечой. — И то, что этот шанс был вырван у судьбы клешнями в настоящей битве… Какая прелесть, — хмыкнула Вторая. Лезвия взвившегося подобно змее чудовищного тела встопорщились, ощетинились, заблестели в темноте, — Надо отдать этому существу должное. Я не помню, чтобы на моей памяти возносились новые боги. Они лишь обращались в прах. — Я слышу в твоем голосе предвкушение? — тихо засмеялась Первая. Ее потусторонний, многоголосый смех потерялся меж свободов темной комнаты, пока подрагивали длинные крылья. — О, это иное чувство — голод, — свернули во тьме ярко-зеленые огни зрачков. — Не позволяйте себе повторить ошибки богов, коим с высоты божественной гордыни не видно, как стачиваются столпы их власти, — задумчиво протянул низкий голос силуэта, расправившего паучьи лапы над канделябром, — Подобное было бы пиром во время чумы. На сей раз, нам нужно действовать иначе. - Боги, какими бы путями они не вознеслись, останутся богами, — ответила Первая, повернув голову к Третьему, — Когда один бог сменяет другого, это значит лишь то, что он еще коврнее, сильнее и опаснее предыдущего. Надеюсь, ты помнишь об этом. — Можешь не сомневаться, — бесстратсно ответил ей тот, продолжая наблюдать за беззвучным горением темного пламени. — И что же тогда свершвишееся чудо означает для нас? — спросила Вторая. — Это означает, что теперь у нас тоже есть шанс, — произнёс в ответ искаженный глас Третьего. Он развернулся, тихо зашелестел плащ и тяжело клацнул о каменный пол металл с тем, как был сделан первый шаг прочь, — Время пришло. Судьба благоволит нам. Силуэт двинулся прочь от темной комнаты, оставляя две фигуры растворится в темноте позади. Распростертые в стороны паучьи лапы скользили сквозь воздух коридора — мимо витражных окон. Падающие через них преломляющиеся лучи едва ли освещали его облаченный в плащ силуэт, выступающий из-под расшитой золотистыми узорами серой ткани. Он шел неспешно и уверенно, воплощая в мерной своей поступи неотвратимую целеустремленность. А где-то далеко внизу играли огни гордого города. Это место было величественным. Оно пылало роскошью, золотом, своей богатой и гротескной красотой резких форм и углов, возносящихся к небу шпилей, перелетенных бесконечными переходами и многочисленными ярусами — подобно паутине, расходящейся от самого сердца, где оно подпирало едва видимый в провале между скал небосвод. Оно дерзко выставляло свое великолепие и мрачное величие, бросая вызов всему, что его окружало. И раз за разом выигрывало этот поединок. До недавних пор. Массивная рука в перчатке сделала небрежный взмах, и все, кто был привязан к ее когтям нитями марионеток, услышали ударивший подобно кнуту глас. «Последний Светоч угас.» — прогрохотал голос Третьего в умах десятков и сотен жуков, и застыв на мгновение, они пришли в движение — исполняя отданный им негласный приказ. «Последняя крепость старого мира пала, и более, не можем мы оттягивать этот миг, ибо рискуем утратить все, ради чего было принесено столько жертв и приложено столько усилий.» Древний и громоздкий механизм, движимый волей сотен созданий, живых и мертвых, сдвинулся. Магические символы засияли на с грохотом сдвинувшихся огромных шестернях. «Во имя собственного выживания и нашего священного долга перед самой жизнью, мы должны снять печать забвения с Забытого Королевства. Мы должны рискнуть.» Третий шел по коридорам к сердцу города, продолжая свою речь, которой внемлили столь многие. Он ощущал вибрацию и рокот, с которым оживало сотворенное из стали и магии чудовище. «Ищите ответы в архивах, собирайте товарищей, исследуйте пути. И помните — на кону не только жизнь каждого живого существа, но и существование самой свободы. Пришло время великих свершений.» Из коридора, силуэт выскользнул на балкон, под которым разверзлась бездна. Из темноты ее колодца доносился медленный и ритмичный стук и грохот. Рокот нарастал. Всполохи магической силы заметались где-то в недрах, выхватывая из темноты сотни движущихся тел и шестерней огромного механизма. «Таков мой приказ.» И с этими словами, шестерни сомкнулись. Мир содрогнулся с оглушительным звуком потустороннего крика, и столб чистой, необузданной магической силы пронзил бездну снизу вверх. Древняя паутина заклинаний и пут горела в магическом огне, пожирающем могущественные и древние заклятия. Третий стоял на краю балкона, смотря на трещащий, грохочущий, бурлящий поток. Он выиграл много сражений — и выиграет в этом, насколько бы не был многочисленным, могущественным или хитрым его враг. Конечно, он не был богом… Но что есть истинный бог, как не простой смертный, достигший подобной его власти?***
Непрекращающийся вой ветра может быть довольно раздражающим. Так говорили те редкие путники, с которыми порой можно было пересечься среди голых скал и руин, в которых копошились мелкие твари. Мато искренне не понимал таких жуков — для него вой ветра давно стал чем-то обыденным. Чем-то, что балансировло его характер — медитировать в абсолютной тишине он не мог ибо она его раздражала, а вся эта шумящая жизнь и возня мелких деревушек была слишком уж заразительна для его бойкой натуры. Вой ветра, монотонный и постоянный, был именно тем, что нужно. Жаль, мало кто мог разделить с ним удовольствие подобной медитации. Равзе что его дитя и ученик. Закряхтев, Мастер Гвоздя одним лихим движением закинул тело дикого и неразумного жука через плечо, и двинулся прочь из пещеры — прислушиваясь к вою ветра, нарастающему вместе с тем, как приближался выход. Однако, еще издалека, массивный жук напрягся. Он уже давно научился различать, когда что-то было не так. И сейчас, потоки воздуха звучали… слишком тихо, и свистяще. Быть может, это был внезапно приключившийся завал, что перекрыл поток в пещере? Однако же, Мато не слышал грохота и треска камня. Возможно, вход в пещеру преградило что-то иное. Огромное чудовище, что с голода забрело в такую даль, и учуяло достойного размера добычу? Все могло быть. Гуру всегда учил их с братьями надеется на лучшее, но готовится к худшему. Мастер Гвоздя перекинул ношу поудобнее, да взялся за рукоять своего оружия, грузными шагами под шелест плаща на ветру двигаясь вперёд. Надо признаться, хорошего боя Мато никогда не избегал, и настроился было на сражение. Однако же, вход был свободен. Массивный жук не без удручения во взгляде прошел через зов пещеры, оказавшись у основания одной из скал, и… застыл, пораженный увиденным. Буря стихла. Шторм, бушевавший вокруг Халлоунеста столетиями, медленно затухал. Его могущественные потоки, что столетиями стачивали скалы, обращались в жалкие порывы. Медленно оседала серая песчаная буря, облака и завихрения ее танцевали, беззвучно терзаемые белыми молниями. Завеса, простоявшая века, упала — обнажая поразительный вид. Мато никогда не видел и не знал того, что было за пределами Халлоунеста. Ни он, ни его братья, ни, наверно, даже Гуру — никто не знал о мире вне. О подобном просто как-то не говорили — ибо на их век выдалось не так уж много странников, пришедших из пустошей вокруг. Пережить такой поход попросту было чудом. Мало кто из ушедших когда либо возвращался. А теперь, перед ним лежала пустошь — огромная, песщанная пещера, своды которой терялись в такой выси, что начинала кружится голова. Он видел прочие скалы, он видел огромные столпы подпирающие каменное небо, и видел погребенные в песке и сточенные ветром зубья величественных руин. Однако… Однако, нараставшее предчувствие не дало застывшему Мастеру Гвоздя долго любоваться видом. Такие вещи не случались просто так. Что-то произошло. Что-то очень важное. Почему-то, мысли тут же скользнули к его недавнему ученику — могучему воину в теле потчи что ребенка. Было в его вечном молчании, его манере хладнокровно и бесстрастно держаться что-то такое, что говорило о непростом пути и великих целях. Мато не мог сказать, почему, но ощутил ответственность и нужду узнать, что именно случилось. С трудом оторвав взгляд, массивный жук поспешил прочь, вверх по камням, к своему убежищу. Он должен был вернуться в тот городишко, и найти братьев. Буря утихла, но ему казалось, что за этим затишьем последует невиданный доселе шторм.