Ты – мой грех

      Ночь вступила в свои права, и остроконечный серебряный месяц поднялся высоко на усыпанном звездной крошкой черном небосводе, выторговав у дневного светила драгоценные часы. Дворец спал, погруженный в сладкую и желанную дрему, преисполненную яркими сновидениями и фантазиями, что волей-неволей посещают каждого, стоит сомкнуть наполнившиеся тяжестью веки и забыться на мгновения.       И лишь одна фейри не спала в эту ночь. Только она не желала погружаться в царство Морфея, забывая дневные проблемы и сомнения.       Нуала шла по темному и пустому коридору, медленно ступая по полу, ощущая голыми ступнями холод камня. Ее сердце бешено билось в груди, а дыхание было рваным и громким, словно после долгой и изнурительной погони. Фейри с силой сжимала тонкую молочную ткань своей сорочки, пытаясь унять дрожь, что волнами пробегала по ее хрупкому алебастровому телу.       Фейри дрожала всем телом, с каждым шагом все более и более приближаясь к двери, что вела в покои ее брата. Нуале было не просто боязно, нет, это слово слишком нежно, слишком просто и заурядно — оно не в состоянии описать бури, что переполняла сердце и мысли принцессы, вынуждая ее поступать необдуманно и неправильно.       О, чтобы сказал ее драгоценный и любимый отец, узнай он, что его послушная и скромная дочь, его гордость и отрада, желает сделать, переступив через все возможные нравственные законы и, главное, через собственный разум и убеждения? Нуала даже не желала думать над ответом на этот вопрос.       Испуганно и напряженно озираясь по сторонам, словно вор, что скрывается в тени, не желая, чтобы случайный свидетель заметил его, Нуала шла в сторону до боли знакомого коридора и двери в покои, каждую деталь в которых она знала наизусть.       Остановившись возле знакомой темной деревянной двери, Нуала прикусила ярко розовую тонкую губу, прикрыв на мгновения глаза. Тело до сих пор дрожало, а внутренности, казалось, сжимались с каждой секундой все более и более.       Нуала, сильнее сжав ладонь, впиваясь короткими ногтями в бледную кожу, потянулась к узорной медной ручке. Медленно и почти бесшумно открыв дверь, фейри легкой тенью скользнула в темные покои, освещаемые лишь лунными лучами, что пробивались сквозь тонкие шелковые занавески, падая на широкую постель.       Фейри осторожно и бесшумно закрыла за собой дверь, не отводя напряженного и неуверенного взгляда от эльфа, который лежал на широком ложе. Нуала медленно подошла к постели с высокой витиеватой спинкой и остановилась совсем рядом, не в силах сделать более ни одного движения. Фейри завороженно и очарованно смотрела на своего брата, который мирно спал на темных простынях.       Нуала скользила взглядом по обнаженной алебастровой коже плеч, груди и живота, которую не скрывала ткань одеяла, раздираемая желанием провести узкой ладонью по ней, ощутив каждую малейшую неровность, малейший шрам или затянувшуюся царапину.       Однако тело, вмиг налившееся свинцовой тяжестью, отказывалось слушаться свою владелицу, и Нуале не оставалось ничего, кроме как с нескрываемым восхищением и смущением смотреть на расслабленное лицо любимого брата, на его едва приоткрытые черные уста, на покрывало платиновых волос, разметавшихся на кровати.       Тонкие губы фейри дрогнули в легкой и смущенной улыбке, а щеки зардели, покрывшись едва заметным на бледной коже румянцем. Однако, в следующее мгновение веки принца раскрылись, и Нуалу обожгло взглядом янтарных выразительных глаз, в котором не было даже отголосок усталости и удивления, словно эльф не спал, а наблюдал за ночным гостем, посмевшем потревожить его.       От неожиданности Нуала вздрогнула, чуть ли не подпрыгнув на месте, сгорая от стыда за глупость и необдуманность своего поступка, который в эту секунду показался ей настоящим безрассудством, даже безумием. Не в силах смотреть на брата, который не сводил с нее своего внимательного и сосредоточенного взора, фейри смущенно и трусливо потупила взгляд, ощущая, как щеки горят, а дыхание учащается.       — Что произошло, сестра моя? — спустя бесконечно долгие мгновения спросил Нуада, и фейри показалось на долю секунды, что в его голосе она услышала напряжение и едва уловимую хрипотцу.       Тем временем Нуада приподнялся на кровати, позволяя ткани одеяла сползти еще ниже, обнажая низ живота. Эльф не сводил с сестры внимательного и напряженного взгляда, словно ожидая ее дальнейших слов или же действий. Когда же Нуала подняла на брата робкий и напуганный взор, в глазах Нуады отразилось понимание мотивов принцессы, и он, сглотнув невидимый ком, незаметно сжал ткань одеяла.       — Тебе лучше уйти, Нуала, — негромко и глухо проговорил Нуада, отводя взор от сестры, чувствуя, как по телу пробегает горячая и необузданная волна.       — Не прогоняй меня, брат мой, — почти бесшумно ответила Нуала, из последних сил стараясь не прятать смущенного взора и лица, которое теперь сравнялось цветом с бутонами роз.       — Тебе не стоило приходить, сестра моя, — не поднимая взгляда на Нуалу, проговорил Нуада. — Ты даже не понимаешь, насколько необдуманно поступаешь, — сказал эльф, вставая с постели и делая несколько шагов в сторону принцессы, вынуждая ее напрячься всем телом и опустить белокурую голову.       — Прошу тебя, брат мой, — одними губами проговорила Нуала, ощутив, как эльф сделал еще два шага, почти поравнявшись с ней. Фейри в этот же момент обдало теплом чужого тела и древесным и терпким запахом, который ассоциировался у принцессы лишь с одним мужчиной, лишь с ее братом.       Подойдя к сестре почти вплотную, Нуада посмотрел на нее сверху вниз, отчего Нуале показалось, что она стала еще ниже и слабее, словно зверек перед голодным и опасным хищником, загнавшим жертву в угол. Едва слышно сглотнув, фейри подняла на брата взгляд, в котором проскальзывали неуверенность и страх.       Нуада наклонился к сестре, обдавая ее своим теплом, вынуждая напрячься всем своим хрупким телом. Нуала поняла, что брат просто пытается напугать ее, заставив отказаться от своей идеи, уйти, пока не стало слишком поздно и она сама не пожалела о случившемся. Однако фейри не хотела отступать, даже несмотря на то, что ей было действительно боязно и неуютно под внимательным и напряженным взором янтарных глаз.       — Ты же знаешь, что произойдет? — хрипло прошептал Нуада на ухо сестре, внутренне действительно уповая на то, что она одумается и перестанет искушать его.       Нуада любил свою сестру. Являясь с ней частью единого нерушимого целого, принц просто не мог не испытывать к Нуале болезненной и недопустимой привязанности. Нуада мог с легкостью читать все мысли, чувства, страхи и сомнения сестры, словно они являлись письменами в древних свитках. Еще до того, как Нуала пришла к нему, он знал, что это произойдет, ведь как можно скрыть потаенные мечты и желания от самого себя?       Теперь же, когда Нуала стояла совсем близко, хрупкая и нежная, но полная внутренней уверенности и решительности, все мысли принца путались, а выстроенные в разуме и сердце неприступные стены рушились, словно карточный домик под порывом ветра. Он не мог поступить с сестрой подобным образом, не смел переступить через невидимую черту, которая привела бы их обоих к всеобщему порицанию и неприятию. Но, вместе с тем, Нуада более всего на свете желал, чтобы Нуала сделала этот последний ничтожный шаг, чтобы ее чувства и желания взяли верх над целомудренным разумом.       Они стояли совсем близко друг к другу, и ни один из них не решался сделать последний шаг, будто ожидая чего-то. Наконец, Нуада, не в силах противиться неожиданному порыву, протянул свою бледную ладонь к лицу сестры, проводя большим пальцем по длинному рубцу шрама, что пересекал лицо, чувствуя, как Нуала часто и слышно задышала, прикрывая глаза.       — Подумай, сестра моя, — глухо и напряженно предупредил Нуада, желая, чтобы Нуала отступила пока не поздно, ведь он остановиться не сможет.       Желание обладать сестрой казалось Нуаде почти осязаемым, оно заставляло его сгорать изнутри, однако он никогда не переступал через черту, не желая напугать Нуалу, вынудив ее бояться его и избегать. Но сейчас фейри по собственной воле стояла рядом с ним, напуганная, робкая и полная противоречивых чувств, однако упорная и твердая в своем решении. Это будоражило кровь сильнее, нежели долгая и кровавая битва, и Нуада из последних сил сдерживал себя, чтобы не овладеть сестрой против ее воли.       Единственным, что его останавливало, было осознание того, что он обязан дать ей возможность уйти, отказаться от собственной затеи. И Нуада ждал, сгорая от пламени, что волнами растекалось внутри него, пока он проводил холодной бледной ладонью по лицу Нуалы, обводя большим пальцем розовые уста, наслаждаясь тем, как эмоции сменялись в выразительных и больших янтарных глазах.       — Я подумала, брат мой, — наконец одними губами ответила Нуала, бросив на брата уверенный и решительный взгляд, желая доказать и себе, и ему правдивость своих слов.       Нуада, услышав ее ответ, лишь печально усмехнулся, однако в следующую секунду, не в силах долее ждать, впился уверенным и резким поцелуем в губы сестры, вынуждая ее от неожиданности и резкости распахнуть глаза и чаще задышать.       Эльф же не переставал терзать ее губы, покусывая нежную розовую кожу, проникая языком во внутрь, ощущая, как сестра неуверенно и покорно отвечает на его грубый поцелуй. Это вызвало самодовольную усмешку у Нуады, самолюбие которого тешилось от осознания того, что он будет первым у Нуалы.       Проведя языком по верхней губе сестры, Нуада аккуратно, но ощутимо прихватил тонкую кожу, слегка оттягивая ее, вынуждая Нуалу громко вздохнуть. Отстранившись от фейри, эльф самодовольно и хищно улыбнулся, смотря на то, как опухли от грубого поцелуя губы сестры, как расширились зрачки, а дыхание стало частым и рваным.       Протянув руки к сестре, Нуада коснулся ее тонкой и длинной шеи, проведя ладонями по острым плечам, задевая лямки ночной сорочки и спуская их по плечам. Эльф наслаждался ощущениями ее мягкой и нежной кожи под своими ладонями и тем, как Нуала смущенно прикрывала глаза и опускала белокурую голову, пряча вспыхнувший с новой силой румянец.       Нуада же, ведя лямки сорочки вслед за своими ладонями, с каждой секундой все более обнажая тело сестры, не сводил подернутого туманной пеленой взгляда с ее лица, желая запечатлеть в памяти каждый миг этой ночи, малейшую эмоцию на лице любимой и вожделенной эльфийки.       Когда шелковая ткань сползла до колен, Нуала попыталась прикрыться руками, чувствуя, как предательски пылают щеки, а стук сердца отдается в ушах барабанной дробью, однако Нуада отвел ее ладони, предупредительно и отрицательно покачав головой. Эльф так долго ждал этой ночи, столько раз представлял себе момент их единения, с горечью и сожалением осознавая, что мечтам не суждено стать явью. Однако теперь бесплотные иллюзии обрели вес и форму, перестав быть лишь предательским миражом.       Нуаде казалось, что все происходящее сейчас — только сон, предательское, но до боли желанное видение. Эльф не мог поверить, что сестра сама пришла к нему, переступив через собственные принципы и убеждения. Пришла к нему, потому… Потому что любит его? Желает его? Нуада не знал ответы на вопросы, которые, однако, в этот момент казались ему неуместными и лишними.       — Ты прекрасна, сестра моя, — напряженно и хрипло прошептал Нуада и в доказательство своих слов прильнул губами к животу Нуалы, вынуждая ее громко выдохнуть.       Нуада же, помедлив лишь мгновения и бросив на сестру лукавый и хищный взгляд, повторил поцелуй, однако теперь он сильнее сомкнул губы на нежной алебастровой коже, зубами ощутимо прикусывая ее, оставляя темные метки, — свои следы. Будь его воля, он бы оставил их на каждом сантиметре ее хрупкого тела, чтобы никто и никогда не осмелился прикоснуться к ней.       Нуала, ощущая эти поцелуи-укусы, лишь прикрыла глаза, прикусывая губу, сдерживая готовый вырваться стон. Нуада же, видя это, разжигался еще больше. Уверенным и чуть более резким, чем хотелось бы, движением он развел стройные ноги сестры, вынуждая ее резко распахнуть веки, устремив напуганный взгляд на брата.       — Нуада? — неуверенно и смущенно пролепетала Нуала, вызвав на губах брата лукавую и довольную улыбку.       — Тише, дорогая сестра, — прошептал Нуада, и фейри пробрала дрожь от его сладострастного и напряженного голоса, предательски задевшего струны внизу живота.       Нуада же, не встречая никаких протестов, прильнул губами к внутренней стороне бедра сестры, ощущая, как Нуала вздрогнула от горячих прикосновений. Целуя, посасывая и царапая зубами нежную бледную кожу, эльф вынуждал принцессу прогибаться в спине и тихо постанывать, сжимая узкими ладонями его широкие и сильные плечи.       Нуала буквально пылала от этих откровенных ласк, от ощущения близости, и даже стеснение и стыд отошли на второй план. Нуада же не переставал терзать нежную бледную кожу, впиваясь пальцами в бедра, до боли сжимая их, словно пытаясь оставить свои следы. Эльф целовал живот сестры, посасывая и покусывая кожу, проводя языком вокруг пупка, вынуждая Нуалу тихо постанывать, запрокидывая голову и прикрывая глаза.       Не в силах более сдерживать себя, Нуада резко встал с колен, выпрямляясь в полный рост и обдавая горячую кожу сестры порывом холодного воздуха. Не дав Нуале сказать и слова, эльф впился новым грубым и жадным поцелуем в ее губы, сразу проникая языком в рот.       Резким и быстрым движением подхватив сестру под бедра, с силой, почти до боли сжав нежную упругую кожу, Нуада преодолел в два шага расстояние до постели. Опустив Нуалу на холодное мягкое ложе, принц обвел вожделенным и восхищенным взглядом фигуру фейри: ее острые плечи, высокую аккуратную грудь с напряженными вершинами, длинные и стройные ноги.       Она была прекрасна. Фейри совершеннее и красивее Нуада не встречал никогда. Даже многочисленные полоски шрамов, зажившие рубцы и тонкие линии порезов не могли умалить красоты ее тела. Нуада едва заметно улыбнулся своим мыслям и, заметив изучающий и доверчивый взгляд сестры из-под припущенных век, наклонился к хрупкому алебастровому телу, сомкнув темные губы вокруг напряженного бутона, проводя по нему языком и получая в награду тихий стон.       Проведя ладонью по телу сестры, Нуада опустил ее на вторую грудь, сжимая затвердевшую вершину между пальцами, слыша в ответ сладострастные вздохи Нуалы.       Эльф испытывал болезненное и нестерпимое ощущение внизу живота, сводившее его с ума и заставляющее прикрывать веки в попытках избавиться от него хотя бы на секунды. Возбуждение росло с каждой секундой, с каждым новым вздохом или стоном Нуалы, которая лежала под ним, бессознательно, словно повинуясь старому как мир инстинкту, поддаваясь бедрами навстречу. Эти движения лишали остатков разума принца, вынуждая его почти до боли сжимать грудь сестры, сильнее впиваясь зубами в бледную кожу.       Нуала, изнывая от столь болезненных и желанных ласк, накаляющих чресла и вынуждающих ее чуть ли не умолять брата о том, чтобы он вошел в нее, стал с ней единым целым. В этот момент фейри не боялась предстоящей боли, более того, она жаждала ее. Жаждала, чтобы брат взял ее, властно, грубо, не пытаясь сдерживать себя.       Нуада почти всю свою сознательную жизнь был воином, жестоким и сильным, быстрым и беспощадным. Он очаровал ее собственной дерзостью, обольстил грубыми и резкими повадками, уничтожил одной лишь хищной и лукавой улыбкой.       Нуала любила брата, до боли, до безумия. Только он заставлял ее сердце безудержно и желанно биться, грозясь прорвать грудную клетку. Лишь его Нуала видела единственным своим возлюбленным. И пусть за подобные мысли небеса падут на нее, или же земля разверзнется, сбросив неблагочестивую деву в бездну. В эту минуту ей было все равно.       — Прошу, — тихо проговорила Нуала, надеясь, что брат внемлет ее просьбе и избавит от невыносимого жара, который окутывал все ее тело, скапливаясь внизу живота.       Эльф, оторвавшись от груди сестры, посмотрел затуманенным и полным желания взором на Нуалу, растянув черные губы в хищной и довольной улыбке. Запечатлев на устах принцессы болезненно-отчаянный поцелуй, Нуада медленно поднялся на колени, не отводя взгляда от тела фейри, позволяя ей изучать себя.       Осклабившись, Нуада потянулся к повязке на бедрах, вызывая на лице сестры целый каскад эмоций и чувств, от стыда до любопытства и уверенности. Медленно развязав незамысловатый узел, эльф позволил светлой ткани сползти по коже и бесшумно упасть на постель.       Нуала, почувствовав невероятное смущение, прикрыла глаза, пряча зардевшееся лицо от внимательного и напряженного взгляда брата.       — Посмотри на меня, Нуала, — тихо проговорил Нуада, однако фейри лишь отрицательно покачала головой. — Посмотри на меня, — негромко, однако твердо и настойчиво повторил эльф, заставив своим тоном тело сестры напрячься.       Нуала, повинуясь приказу, открыла глаза, устремив смущенный и напуганный взор на брата, который стоял полностью обнаженным на коленях. Нуада был прекрасен, и фейри глубоко вздохнула, рассматривая каждый сантиметр сильного и красивого тела.       Принцесса водила взглядом по линии ключиц, по поджарому торсу, по косым мышцам и дорожке светлых волос, спускавшихся к возбужденной плоти, по сильным рукам, зачарованная картиной, которая предстала пред ней. Повинуясь странному порыву, Нуала поднялась с ложа, встав на колени рядом с братом. Нуада не отводил от нее напряженного и затуманенного пеленой желания взгляда, позволяя в полной мере осознать, насколько же сильно он желал ее.       Улыбнувшись смущенно и одновременно натянуто от невыносимого желания, Нуала припала губами к шее брата, проводя языком по горячей коже, покусывая ее и посасывая, слыша в ответ резкий и громкий вздох Нуады.       Не останавливаясь ни на секунду фейри продолжала терзать шею брата, чувствуя отголоски сладкой боли в собственной голове. Узкими ладонями Нуала водила по сильным плечам Нуады по его груди, задевая напряженные и твердые вершины, вынуждая эльфа тихо постанывать.       Собственные действия вынуждали Нуалу краснеть и испытывать неловкость и смущение, однако стоны и вздохи брата все более и более распаляли ее, заставляя сжимать бедра, чтобы избавиться от ноющего ощущения внизу живота.       Вскоре Нуада, не в силах более терпеть, с силой сжал бедра сестры, сильнее прижимая ее к себе, вынуждая почувствовать его возбуждение. Нуала от подобных ощущений лишь сильнее задышала, прикрывая глаза и сжимая плечи брата.       — Будет больно, — хрипло и низко проговорил Нуада, подхватывая сестру под бедра и держа на весу.       — Я знаю, — прикусывая губу, ответила Нуала, чувствуя, как возбужденная и горячая плоть брата касается лона, скользя вдоль нежных складок.       Тяжело сглотнув, Нуада поддался вперед, почти в ту же секунду приглушенно застонав от ощущения собственной плоти внутри сестры. Эльф услышал пронзительный вскрик, перешедший в всхлип. Нуала попыталась отстраниться от брата, чтобы избавиться от болезненного жжения, однако Нуада удержал ее на месте, что-то тихо и успокаивающе шепча на ухо.       Нуала же, уткнувшись в шею брата, прикусила губу, пытаясь справится с неприятной болью. Фейри почувствовала, как по внутренней стороне бедра стекает капля крови.       Наконец, когда жжение и боль немного утихли, Нуала качнула бедрами, показывая, что она готова, и Нуада, глубоко вздохнув, опустил сестру на смятые простыни, вновь проникая в нее, однако на этот раз на всю длину, вынуждая фейри прогнуться в спине и распахнуть глаза.       — Почувствуй это, Нуала, — хрипло и приглушенно от возбуждения проговорил Нуада, сильнее придвигая бедра сестры к своим и сжимая ладонями бледную кожу.       В следующую секунду, стоило Нуаде распахнуть сестре свою душу, переплетя собственное удовольствие с ее болью, Нуала громко простонала, сильнее прижавшись к крепкому телу брата. Неприятное жжение сменилось сладким томлением и чувством наполненности, а наслаждение туманило разум и путало мысли.       Теперь уже фейри сама поддавалась навстречу резким и глубоким движениям принца, который, более не пытаясь сдерживаться, с силой двигался в Нуале, не прекращая осыпать грубыми и резкими поцелуями ее шею и грудь. Нуада сходил с ума от ощущения собственной плоти внутри сестры. Его хриплое и резкое дыхание постепенно переросло в громкие стоны удовольствия.       Нуада буквально вдавливал сестру в перину ложа, с каждым резким и грубым толчком вынуждая ее все более прогибаться в спине, прижимаясь грудью к его груди и испытывая запретное и доселе неизвестное наслаждение. Нуала задыхалась и сгорала от ощущений, которые дарила близость брата. Все тело фейри покрылось бисеринками пота, а между бровей пролегла глубокая складка.       Испарина образовалась на алебастровом лбу фейри, и Нуада, поддавшись странному желанию, провел по ней языком, слизывая соленую каплю. Продолжая целовать высокие острые скулы, эльф коснулся губами мочки уха, прикусывая нежную и мягкую кожу, проводя языком по хрящику, слыша в ответ приглушенные стоны.       Разгоряченные и влажные от пота тела поддавались друг к другу, двигаясь в безумном и резком ритме. Стоны близнецов вторили друг другу, а их губы вновь и вновь сливались в жестком, почти животном поцелуе. Нуада впивался в нежную кожу, прикусывая ее зубами, ощущая металлический привкус крови и слыша полустоны-полувсхлипы сестры, доводившие до грани поддернутый дымкой возбуждения разум.       Вскоре Нуада, почувствовав близость разрядки, ускорил движения, держа ладонями бедра сестры, поднимая их выше, делая ощущения еще острее и желаннее. Через несколько особо глубоких и сильных толчков эльф почувствовал, как напряглось и расслабилось хрупкое тело Нуалы, а комнату на секунду залил громкий и сладострастный стон.       Нуада, продолжая двигаться в сестре, доводя и себя до желанного экстаза, чувствовал, как прижалась к нему, обхватив за шею, Нуала, покрывая беспорядочными поцелуями его шею и лицо. Через несколько резких и глубоких движений волна наслаждения настигла и принца, заставив его издать низкий гортанный стон, более похожий на рык, и излиться в лоно сестры.       Глубоко и рвано дыша, Нуада приподнялся на локтях над сестрой и, посмотрев в полуприкрытые и затуманенные глаза, наклонился к ее искусанным и припухшим устам, даря нежный, полный невысказанных чувств и благодарности поцелуй, на который Нуала в ту же секунду ответила.       Отстранившись от сестры и опустившись рядом с ней на смятые простыни, Нуада притянул к себе хрупкую алебастровую фигуру, заключая Нуалу в объятия. Его пальцы непроизвольно скользили по спине фейри, по выпирающим позвонкам и ямочкам над ягодицами. В голове, словно в пчелином улье, было шумно, однако Нуада не желал в этот момент терзаться мыслями о том, какую он совершил ошибку, позволив тому, что произошло, случится.       Нуада прислушивался к ставшему размеренным дыханию сестры, к биению собственного сердца под ладонью Нуалы, которая выводила причудливые узоры на груди брата, касаясь старых заживших ран и шрамов. Тишина не приносила неудобства, не душила, не напрягала, наоборот, она дарила уют, позволяя наслаждаться значимостью этого момента, этой ночи.       — Я люблю тебя, брат мой, — тихо, почти шепотом проговорила Нуала, поднимая смущенный и полный нежности взгляд на расслабленное лицо Нуады, которое в лунном свете казалось более юным и красивым.       — И я люблю тебя, сестра моя, — через мучительно долгие секунды ответил ей брат, припадая легким и целомудренным поцелуем ко лбу сестры, вынуждая ее прикрыть глаза и легко, почти по-детски улыбнуться.       В эту ночь они заснули в объятьях друг друга, согреваемые теплом собственных тел. Нуала блаженно и спокойно спала на груди брата, чувствуя его размеренное сердцебиение, ощущая легкие, словно движение пером, прикосновения к обнаженной спине, успокаивающие и дарящие уверенность.       Возможно, завтра она пожалеет о содеянном. Возможно, с наступлением утра ее будут одолевать страхи и сомнения, однако сейчас Нуала не желала думать о, возможно, единственной совершенной ею ошибке, которая заставит всех придворных смотреть на нее с пренебрежением и осуждением, а отца, великого короля эльфов, и вовсе отвернуться от собственных чад.       В этот момент Нуалу не волновало, что о ней подумают придворные, что скажет отец, оскорбленный и разгневанный нравственным падением своих наследников. Фейри не боялась всеобщего порицания, не страшилась отчужденности и проклятий короля, ведь пока с ней ее возлюбленный и желанный брат, пока в их груди бьется единое на двоих сердце, она все преодолеет, все осилит.