Колокола смерти

***

      Ядовитые кольца сомнений обвили тугими узлами шею государя. Каждый раз сон плохо сковывал веки Иоанна, пока тосковавшая по вечности душа, истерзанная не миссией, скорее – мучением, металась в этом бренном сосуде что презренно называют плотью.       Великий царь на закате жизни был всё ещё силён, и мужество не уставало бурлить в худом да мускулистом теле. Только страшно было ему видеть лицо своё и руки, источающие пары крови безвинно погубленных людей, и среди паров этих чувствовал он ту единственную кровь, которая принадлежала лишь одному хозяину на белом свете.       И пришлось по сердцу Иоанну утром первому встречать тёплые лучи рассвета солнечного. И чувствовал царь, что готовятся его собственные подданные к концу неизмеримой по величине эпохи, где заправлял он каждым движением и каждым духом средь народа своего. Поднимет очи, всмотрится в глубину небесную, но не услышит раскат грома да не увидит слепящее сияние молний ярких. Замер вокруг мир от приевшейся буйному духу природной степенности.       – Страшные бури, чувствую, топчут порог твоей обители, светлость моя, государь, – робко отозвалось эхом по палате царской, дверь которой с неприятным шумом заскрипела.       – Сгущаются тучи, вбирая в себя гнев мой. Не ответствуешь мне, Фёдор, не слышишь речи, раздирающие грудь, – одними губами шепчет Иоанн, кажется, позабыв о дыхании.       – Государь? – нет попытки у окольничего докричаться до царя, лишь волю его добрую получить да делами заправлять важными далее.       И в полутьме впервые смыкаются очи, унося государя к воспоминаниям что окутаны пылью туманной. Задыхается, бьет себя нещадно в клетку грудную со всей силой мужицкой, взывает к бархатному голосу Басманова, а тот лишь ухом ведает, но не приветствует любовника своего по ту сторону.       Веди меня, Фёдор, веди за душою своею грешною. Раз Господь наш Иисус Христос принял тебя в сады райские, то не скитаться мне у ворот этих в надежде узреть вдалеке силуэт твой. А коль не узреть – времени много у меня, и ангельскому караулу не сбить с истинного пути.       – Анастасия. Настенька. Мать моя. Матушка... Сопроводи меня до ворот кладбищенских последний раз, Никита, – дрогнули мышцы не то страха, не то от навеянной тоски от слов Иоанна у окольничего.       Кровоточила икона Божьей Матери в последний раз перед очами государевыми.