Портрет идеального юноши

Муза — своенравная подруга. Сумасбродная. Непостоянная. У художницы Амадиты отношения складывались с ней сложные. За целый год — ни одной стоящей работы! По крайней мере той, которая бы нравилась самой Амадите. Несколько картин с прелестными юношами. Несколько пейзажей на морскую тематику. Но не то. Всё не то! Клиентки были с ней согласны. За целый год продать удалось всего пару работ. И то, кажется, случайно — тогда в скромную мастерскую Амадиты заглянула одна весьма обеспеченная и уже очень пожилая дама. Сопровождали её двое очаровательных юнцов, что были разодеты в шелка и кружева, а ещё и с ног до головы усыпаны дорогущими украшениями. Дама долго рассматривала выставленные на продажу варианты и всё хмурилась. Наконец, выбрала пару. Кажется, ей было просто неудобно уйти с пустыми руками, захотелось поддержать не слишком известную пока молодую художницу. А может, иначе богачка бы пожалела потраченного времени. Ведь для неё, одетой в стильный, явно дизайнерский костюм, такая покупка была пустяком. С той поры Амадите больше не улыбалась удача. Да и те деньги потрачены в основном были на холсты, рамы и краски. Мужу не перепало ничего с того случая, кроме одного букета цветов. Правда, ворчливый зануда только заявил, что лучше бы супруга прикупила на эти деньги соли с сахаром — а то те как раз заканчиваются. (Мог бы и порадоваться вниманию, неблагодарный…) Нет, Амадита понимала, что ему тяжело! Паерси приходилось до ночи работать каждый день — убираться в богатых домах. Но и он мог её понять! К тому же Паерси сам когда-то говорил, что всегда будет её вдохновлять, всегда поддерживать! Он сам обещал… *** — Когда я выходил за женщину всего на семь лет старше — я понимал, что рискую, — пожаловался Паерси. В его голосе слышалось отчаяние. — У тебя тогда ещё ничего не было. Мать предупреждала… Отец со слезами на глазах просил ещё раз подумать… Но ты же подавала надежды! Даже… все эти подарки… Я был уверен, что твоё дело принесёт тебе славу! И что-то более… материальное. Паерси готовил завтрак, пока Амадита любовалась прекрасным восходом за окном. Всё-таки она была художницей! Для неё было жизненно важно наслаждаться красками окружающего мира! Да, она могла помочь мужу — например, переставить тяжёлую кастрюлю на плиту, чтобы тому не пришлось, кряхтя и охая, нести её самому, но вместо этого она предпочитала делать то, что для семьи было важнее — обдумывать идеи будущих шедевров и не слишком прислушиваться к пустой болтовне супруга. Побурчит, выскажется и успокоится. — Лучше бы… остался помогать стареющему отцу, а не за тебя вышел. Я так больше не могу. Слышишь? Я не могу кормить семью! — управившись, наконец, с кастрюлей, он взялся за тряпку и принялся всё кругом протирать. — Ты меня слушаешь вообще? — Конечно, — фыркнула она. — А вот меня мать предупреждала, что тебе нужны только подарки. Будешь мне обузой. Будешь тянуть меня вниз. — Обузой? Да на мне весь дом! — на глазах мужа выступили слёзы. Амадите пришлось оторваться от видов — негодник, кажется, хочет скандал. За последний год, по правде, она уже устала от скандалов. (Не потому ли не получалось хороших картин?..) Но теперь Паерси перешёл все границы! — Ты жалеешь, что вышел за меня? А как же любовь? Она прошла? Неужели у тебя совсем не осталось чувств? — Я просто не хочу жить так! Я мужчина!.. — взвизгнул он, бросая тряпку. — А не конь-тяжеловоз! — Уборщик ты, а не мужчина, — она окинула склочника придирчивым взглядом. — Будто работяга. Низший. Ты-то этого не помнишь, а вот когда я была маленькой, в домах трудились только отверженные из третьей касты. Ты — позор для моей семьи. — Ты же сама сказала, чтобы я пошёл уборщиком! Говорила, что тебе всё равно! Неужели Паерси сам не понимал, что ему следовало быть скромнее и благодарнее? Они были вместе шесть лет. Сейчас ему уже исполнилось двадцать два. Когда-то очаровательный юноша стремительно начал стареть. — Тогда было всё равно, а теперь ты совсем запустил себя, — тон Амадиты был спокойным. Истеричник, конечно, пытался довести, но она сохраняла самообладание. — Мне уже стыдно выйти с тобой в общество. — А почему? Третий год я не могу купить новые туфли. Экономлю помаду! Другие жёны дарят своим мужьям сапфиры! — Красивым мужьям. Раздались рыдания. — Я не прошу ни сапфиров… ни рубинов… Я просто хочу, чтобы ты нашла работу! — Да пойми же! — она всё-таки разозлилась. — Донеси эту мысль до своих маленьких мозгов! Не стану я работать на тётю! Это ты можешь быть под кем-то, склочник! Я — художница! Она не выдержала и поднялась. Уже не до завтрака. Да, ей придётся потратить немаленькую сумму в ресторане — но Паерси сам виноват. — Обманщик. Ты просто жалкий. Влюблённый в деньги обманщик, — процедила она напоследок. — Говорил, что всегда сможешь меня вдохновить. Одна головная боль с тобой вместо вдохновения. Амадита хлопнула кухонной дверью, прихватила пиджак и вышла на улицу. В столь ранний час вокруг почти никого не было. Она предпочитала приходить в мастерскую на рассвете, а Паерси всегда вставал за полчаса до неё, чтобы накормить любимую перед работой. Любимую ли?.. Утро было свежим и ясным. Амадита даже пожалела, что до мастерской идти всего десять минут — по жилому району, усыпанному клумбами и цветущими кустарниками, хотелось погулять подольше. Впрочем, ничего же не мешало ей побродить и час, ведь так? Отверженные из третьей касты уже заканчивали уборку улиц и проходили к своим аэробусам, чтобы покинуть город до начала рабочего дня и не оскорблять своим уродливым видом добропорядочных гражданок. Ещё чуть-чуть — и улицы станут совсем пустынны… В последние лет двадцать кастовые законы ужесточились. Теперь третьесортным мужчинам разрешалось заходить в города только на пару часов перед рассветом. И то лишь для общественных работ под строгим наблюдением надзирательниц. Отверженных, закованных в ошейники, завозили, давали им задания, и вскоре отправляли назад в их трудовые поселения. Но Амадита, однако, находила этих мужчин весьма интересными. Их рабочей формой были короткая юбка и полупрозрачная блузка. Озорникам разрешалось даже украшать себя, так что многие из них продолжали надевать в город каблуки, дополняя свой облик необычной причёской. На очень скромные суммы, которые выплачивало отверженным государство, они покупали косметику. Так что некоторые из них ничуть не уступали второсортным. Впрочем, оно и понятно. Каждый из них верил, что именно ему улыбнётся удача — в него влюбится дама. Выкупит у государства в свой дом, то есть переведёт во вторую касту. Это удавалось единицам, но мало кто из третьесортных терял надежду. А что ещё им оставалось, кроме как мечтать о любви с первого взгляда? Как в сказках! Иначе их ждала совершенно другая судьба. Каждого по наступлении тридцати лет переводили в четвёртую касту. Отправляли в трудовые лагеря, поближе к пятым — ко всем мужчинам, преступившим закон. Ведь имели женщины всё-таки право очистить свои улицы от совсем уж дряхлых тел! Уродцы должны были сказать спасибо дамам уже за те немалые права, что им оставили. Однако большинство современных мужчин не переполняла благодарность, о нет. Юношеской мудрости и мужественности кругом было немного. Взять хотя бы Паерси. Когда мальчикам исполнялось шестнадцать, они выпускались из Пансиона Хозяюшкинов и проходили Комиссию. Та оценивала как их умения, так и внешность. Амадита познакомилась с будущим мужем за год до его выпуска. И Паерси пошёл в Комиссию с заявлением, что та хочет взять его поджену! Фактически это означало, что юношу точно припишут как минимум во вторую касту. Кто знала, куда бы определили Паерси, если бы не заступничество невесты? Для первой склочника посчитали недостаточно красивым и услужливым. Что неудивительно. Хотя Амадите так было и лучше — иначе компенсация, которая положена матери жениха, возросла бы в несколько раз. Больше разве что можно было получить от государства за сыновей, определённых в третью касту. Но Амадита, конечно, в ту пору не слишком раздумывала о подобном. Она была влюблена! Даже не замечала недостатков Паерси… Правильно ей говорила родня — этот юноша слишком своенравен, расчётлив и независим. Только кажется, что он будет вдохновлять. На самом деле он потянет жену вниз. Собственно, предсказания сбылись. А ведь Паерси обещал быть лучшим мужем, клялся, что с ним она непременно напишет шедевр!.. Погуляв с полчаса, Амадита, наконец, добралась до мастерской. *** Домой особо не хотелось. Поужинать можно было и снова в не слишком дорогом ресторанчике. Потом вернуться, продолжить работу над новым пейзажем. К истеричнику прийти только ночью… Размышления о планах на вечер прервал стук в дверь. Амадита поспешила открывать… На пороге стояла весьма странная клиентка. Вся в тёмном, в излишне плотном для тёплой погоды плаще и такой же шляпе, прикрывавшей чёрные волосы, которые доходили ей до плеч. Внимательные тёмные глаза из-за очков казались ещё более сужеными и придирчивыми. Она была несколько тучна и довольно молода — казалось, ей едва за пятьдесят. — Вы художница? — осведомилась незнакомка, а на её сухих тонких губах не проскочило и тени улыбки. — Да… Да, я художница. Можете звать меня Амадитой. — Очень приятно. — Что ж, проходите, — любезно пригласила даму она. Гостья, так и не представившись, зашла и начала осматривать небольшое помещение пренебрежительно-надменным взглядом. Амадита уже успела разочароваться — кажется, та ничего не купит… Нет, мастерская не была роскошной — одно помещение для выставки, второе, поменьше, для работы, а ещё небольшая уборная. Неплохой вид на парк из окон. Картин немного, места — тоже. Зато потолки высокие! Но раньше клиенток ничего не смущало, раньше-то продажи были! — Много заказов? — голос дамы в тёмном был уверенным, сухим и резким. — Не очень. Сейчас работаю всего над одной картиной, — уклончиво ответила Амадита. — Значит, время у вас есть? — Да, а вы хотите заказать что-то конкретное? — она оживилась. — Меня интересует портрет. — Кого же? Нарисовать с натуры или… — Нет, вы не поняли, — перебила гостья нетерпеливо. — Мне нужен портрет того, кого не существует. Портрет… идеального юноши. — Что ж, если вы опишете, кого хотите увидеть. Какие у него черты, какая фигурка… для меня не составит труда его изобразить. — Нет, — на её губах проскочила снисходительная усмешка. — Всё ещё не то. А ведь когда-то я была такой же, как и вы сейчас! Не белокурой, конечно, и у меня никогда не было голубых глаз, в которых мелькало столько беспечности, но в остальном… Мне нужен портрет идеального юноши. Не того, кого я могу увидеть. Какие черты, какая фигура — что за вопросы? Вы художница, а не я. Найдите его. Найдите идеал. Такой, каким видите его вы сами. Поселите его на моём холсте. — Я, конечно, могу попробовать… — Я хорошо вам заплачу. Если дело только в деньгах… У вас же сейчас есть время? Та картина — это несрочный заказ? — Она вполне может подождать. — Тогда вот предоплата. Она порылась в больших карманах плаща, достала пухлую чековую книжку вместе с элегантной чёрной ручкой и вскоре выписала чек на весьма приятную сумму. — Я зайду через неделю, к этому времени вы как раз сможете подготовить немало набросков. — Скажите хоть что-то о своих пожеланиях, — Амадита не могла так просто отпустить столь странную клиентку… Но та продолжила упорно твердить про идеал, который должна показать ей именно художница. Повторила, что не знает деталей — всё решить должна муза. Ну хоть с размером холста дама определилась — указала на большой, чтобы изображённый юноша уместился на нём в полный рост. Предвкушая пусть сложное, но зато прибыльное дело, Амадита с улыбкой распрощалась с женщиной. Художнице даже расхотелось есть. Что-то в ней потребовало немедленно приступить к работе! Идеальный юноша по её мнению. Какой он?.. Карандаш заскользил по бумаге, и уже скоро вырисовался силуэт юного кудрявого прелестника, которому не исполнилось и семнадцать. Полуобнажённый (в одних чулках и кружевных трусиках), он утром перед зеркалом наносил макияж… О, это, разумеется, мужчина первой касты. Тот, кто по карману лишь обеспеченным дамам. Редкий цветок, диковинка… Загадочная женщина хотела, чтобы Амадита нарисовала свой идеал? Это было не так сложно. Волосы до колен. Пышные, мягкие. Очень светлые. Глаза зелёные, выразительные. Длинные светлые реснички подведены чёрной тушью. Бровки тоже подкрашены, изогнуты. Пухлые розовые губки приоткрыты — всё-таки юнец ещё совсем молод и пуглив. Он трепещет, предвкушает, только готовится ко взрослой жизни. В конце концов, и собственный муж Амадиты когда-то был почти таким. Это теперь он нелепо заплетал свои длинные кудри и неумело подводил глаза, круги под которыми не могли скрыть даже те весьма качественные краски, на которые их семья регулярно тратилась… Художница освободилась только к ночи. Было готово два наброска — в карандаше и в цвете. Уже закрывая мастерскую, Амадита с неудовольствием отметила два факта: она весьма проголодалась, и её совсем не тянуло домой к истеричнику. Ему совершенно не хотелось рассказывать про заказ или даже сообщать про деньги. Как часто говорят, если муж не любил в нужде — зачем его любовь в богатстве? Но куда Амадита ещё могла пойти отдыхать, если не в собственный дом?.. К счастью, когда она вернулась, супруг уже спал. Впрочем, скоро она заметила, что тот лишь притворялся. Паерси беззвучно рыдал… Глядя на эту жалкую, чрезмерно тощую фигурку под одеялом, Амадита не чувствовала ничего, кроме отвращения. В былые годы она бы принялась его утешать. Но теперь… *** Паерси готовил завтрак молча. Так что утро Амадиты проходило в гробовой тишине. C мрачным, кислым лицом тот накрывал на стол. — Сколько можно! — не выдержала она. — Скажи хоть что-то! — Сахар закончился. Сегодня придётся чай пить без него. Эта мелочность разозлила Амадиту ещё больше молчания... — Пакет сахара ничего не стоит! — возмутилась она. — Неужели так сложно было сэкономить на помаде? — Я давно её уже не покупал, — его унылый, слишком смиренный голос тоже раздражал. — Значит, тушь. Ты вечно ходишь с тушью. Зачем, интересно, тебе украшаться на работу? Уж не потому ли ты меня разлюбил… — Амадиту пронзило понимание. — Да ты ведь кого-то встретил! Влюбился! — Нет, конечно! — он оскорбился. Возможно, только напоказ. — Богатые клиентки лучше нищей художницы… Ну смотри, склочник! Узнаю про измену — защищать тебя не буду. Донесу и потребую самого строгого наказания! Тебя ждёт пятая каста. А может, даже показательная казнь! — Как ты… как ты смеешь так оскорблять меня! — взвизгнул Паерси, а его уставшие глаза заметно увлажнились. Амадите снова захотелось хлопнуть дверью — всё равно теперь у неё появились деньги, чтобы целыми днями питаться в ресторанах. Она решила не противиться порыву и поднялась, так и не притронувшись к еде. — Вчера я получила предоплату за крупный заказ. Всё пыталась рассказать тебе. Да так и не представилось возможности… — Я не изменял! И я… я… люблю тебя! Просто хочу быть для тебя мужчиной! — Как же запел, когда узнал про деньги, — Амадита усмехнулась. — Всем вам только одно от женщин нужно. Продажные вы. На уме — отдаться даме побогаче. Любить не умеете. Жалкий истеричник опять расплакался. — Я почти год… работал за двоих! До ночи… мыл чужие полы!.. Тёр унитазы!.. Возвращался по тёмным улицам! — И? Ты героиня-мужчина теперь, что ли? А я не работала? А остальные мужья?.. Скажи лучше спасибо женщинам за всё, что имеешь. Второсортным, наконец, разрешили трудиться. А вам всего мало... И по улицам можешь ходить свободно — всех отбросов оттуда убрали. Не то, что в прежние времена. Ночью ходишь, а до сих пор жив и здоров! Куда уж вам такое понять… Скажи спасибо и мне в том числе. Как и за то, что вообще взяла тебя в дом. Были у меня на примете юноши и покрасивее. Ты даже не ценишь. Он не ответил. Только всхлипывал. Его плаксивость вызывала в Амадите только злость и презрение. Одно дело, когда слегка расстроен милый, юный чаровник. Это прекрасно! Другое — когда рыдает тощий, уродливый работяга. Это лишь отталкивает. — Брак для тебя уже не важен? Домой к отцу хочешь?! — разошлась она. — Или, может, надеешься, что одна из клиенток поджену позовёт? На ужин меня сегодня не жди! Она, как и вчера, хлопнула дверью, забрала пиджак и поскорее покинула дом. *** В мастерской Амадита продолжила работать с набросками. Казалось, идеальный юноша найден. Вот он! Но чего-то не хватало... На следующем рисунке Амадита сделала ему более выразительные глаза, вдобавок посадила его в весьма пикантную позу — теперь он выпячивал аппетитные круглые бёдра, склоняясь над зеркалом. А трусики ему она подрисовала ещё более бесстыдные — которые вряд ли наденет даже чей-то смелый игривый муж, не то что юный невинный мальчик. Но ведь идеал как раз такие и носит! Однако всё больше Амадиту что-то смущало. Души в работе не было. Индивидуальности. Слишком просто и многовато клише… Она попробовала начать заново. На этот раз молодой муж лет восемнадцати хлопотал по дому. Он вновь выпячивал бёдра, когда возил по полу шваброй. В задумчивости красавец положил один из своих изящных нежных пальчиков в чувственный ротик. Амадита рисовала прелестника до вечера. Правда, с перерывами на еду — наконец-то она могла заглянуть в хорошие рестораны и ни в чём себе не отказывать! Тем более, в окружении роскоши думалось лучше. После ужина новые идеи не закончились. На этот раз героиней-мужчиной стал другой юноша. Похожий на уборщика в заведении, где Амадита изволила ужинать. Форма юнца представляла собой коротенькие обтягивающие шорты, высокие каблуки и блузку, открывающую поясницу. Было видно, что мальчик не первый сорт, впрочем, выглядел он всё равно неплохо. Особенно в таком наряде. Амадита даже удивилась — неужели это был чей-то муж? Вот она бы своего ни за что не отпустила работать там, где выдаётся настолько вызывающая форма!.. Нет, скорее всего, уборщик был свободен, пусть ему и исполнилось, кажется, уже не меньше двадцати. Стареющий чаровник всё надеялся кому-то понравиться. А его мать, небось, даже и не знала, как бесстыдно ведёт себя сын. Но для прототипа идеала он годился. Уже скоро Амадита перенесла его на лист бумаги. Вот он накрывал на стол. Только в ещё более соблазнительном виде. Теперь на смуглом красавце, чьи буйные чёрные кудри закрывали поясницу, было надето белое кружевное бельё, а его ноги украшали игривые чулки. Образ дополнялся шёлковой повязкой, выгодно подчёркивающей чуть выступающую, аппетитную грудь. Разумеется, его промасленная кожа казалась идеально гладкой, а ниже ресниц не было ни одной волосинки. Потом озорник был поставлен у плиты. Потом у раковины со щёткой. Но всё было что-то не то… На следующий день Амадита решила пересмотреть задумку. Она хотела подчеркнуть, естественно, что идеал не только красив, но и трудолюбив, услужлив. Вот и выбирала бытовые сюжеты. Но, может, стоило показать личные качества не так прямо? Скоро был готов новый набросок. Стройный и нежный юноша извивался на лугу в цветах. На нём совсем не было одежды — только длинные локоны закрывали самые пикантные части тела. Однако опять чего-то не хватало… Впрочем, зачем идеалу что-то скрывать? Но даже с полностью обнажёнными прелестями чаровник не порадовал художницу. Он был поставлен в разные позы, его макияж побывал и нежным, и ярким, его взгляд — и глубоким, и беззаботным… Всю неделю Амадита искала идеал. Пыталась его увидеть. Но в последний момент тот словно от неё ускользал… Отношения с Паерси тем временем не складывались. Вернее, их почти не было. Возвращалась Амадита поздно, к тому же она была слишком увлечена творчеством. Да и муж почуял скорые деньги и, кажется, немного успокоился. Вдохновлял ли он? Нет. Но хотя бы не мешал. *** В назначенный день загадочная дама в тёмном вновь появилась на пороге. Амадита проводила её прямо в мастерскую, где показала множество набросков. Более проработанных и менее… — Нет, это не то, — разочарованно заключила клиентка. — Да. Я и сама вижу. Вечно чего-то не хватает. — Значит, вы тоже заметили. Амадита не знала, что ответить. — Наверное, я не ждала, что вы сможете найти тот самый идеал. Мне лишь захотелось, чтобы вы поискали его вместе со мной, — голос заказчицы звучал сухо и отчуждённо. — Думаю, вы слышали о моей жизни. Она объясняет, почему для меня это так важно. — К сожалению, не слышала, — учтиво отозвалась художница. — Вы, наверное, меня не узнали. Но вообще-то я очень известна в мире науки. — Признаюсь честно, я не очень разбираюсь… — Когда мне было двадцать восемь, — перебила та, — я разработала альтернативное топливо для крупных судов. Оно пусть немного, но изменило мир. Это первое из моих известных достижений… Обо мне порой пишут, что я знаю естественные науки лучше, чем наши матери, придумавшие пять законов Келитары, теорию Дааритс Второй… Амадита изобразила жуткий интерес — раз уж гостья решила поболтать о жизни, следовало внимательно выслушать. — Можете не прикидываться, я же знаю, что для вас это лишь неизвестные слова, — на лице дамы появилась тень улыбки. — Моё настоящее имя Флидерис. Кажется, оно ни о чём вам не говорит? Ну и хорошо. Я, в свою очередь, совершенно не разбираюсь в искусстве, поэтому можете не волноваться. Так вот, я с давних пор не нуждалась в деньгах и, как вы догадываетесь, могла позволить себе отборных красавцев. Чувствуя, что разговор будет долгим, художница указала на кресло. — Присаживайтесь. Так вам, наверное, будет удобнее. — Спасибо, но нет, — Флидерис подошла к окну. — Позволяла ли я себе очаровательных юношей? О да, конечно! Я перепробовала стольких мужчин! Вы, возможно, меня осудите, но интересовали меня не только свободные. — Почему? Они давали клятвы, а не вы. Так что за свои ошибки должны отвечать сами, — Амадита сама устроилась в кресле. — Не все их жёны считали так же. Какие-то говорили, будто я пробую надкусанное. Но я ведь только помогала другим женщинам! Если смотреть шире, — усмехнулась учёная. — Именно благодаря мне они выяснили, что их любимые не более чем грязные изменники. Двух красавцев из-за меня даже казнили! Если несчастные знали, что их супруга так строга — зачем вешались мне на шею?.. А уж сколько раз я была мужената! Но ни один брак не продержался дольше года. Я считала… Флидерис обернулась и бросила взгляд на художницу. — Видите ли, Амадита, я была высокого мнения о себе. Что неудивительно. Я считала, что могу позволить не просто юношу, не просто драгоценность, а редчайший бриллиант — идеального. И как вы думаете, смогла ли я найти такого? Не дождавшись ответа, она продолжила свой рассказ. — Сейчас я, конечно, не менее высокого мнения о себе. Разве что поставила перед собой новые вопросы, оказавшись в вашем городе. — Вы… переехали к нам? — Нет, я в командировке. Через несколько недель вернусь в Столицу. Флидерис медленно начала ходить меж набросков, придирчиво оглядывая каждый из них. — Засыпая в одном из местных отелей (я недавно бросила очередного мужа), я задумалась — кого всё-таки ищу? Кто он — идеальный мужчина? Я поняла, что не могу даже его описать. Всё время… — …будто чего-то не хватает? — Верно. Достойный, но не тот, рядом с которым мне бы хотелось прожить много лет. Не тот, кто меня заслуживает. Не тот, кто всё время сможет меня удивлять и вдохновлять… И вскоре я, прогуливаясь в вашем районе, увидела вывеску — портреты на заказ. Я посчитала, что вы сможете мне помочь. Если у меня не получается встретить того самого в нашем мире — может, получится в новом? В альтернативном мире некой художницы? Амадита, конечно, очень сомневалась, что ей по плечу просьба требовательной дамы. Но терять настолько богатую заказчицу… К тому же та, как сказала, не разбиралась в искусстве. Наверняка отвалила бы немаленькую сумму за картину, которая… не совсем идеальна. — Я могу, но мне всё ещё нужна хоть какая-то конкретика, — любезно ответила Амадита. — Что у вашего идеала должно быть непременно? — Длинные волосы. Мягкие ли на ощупь? Необязательно. Главное, чтобы выглядели здоровыми. И должны быть прямые. Да, непременно прямые… А знаете, — она оценивающе оглядела небольшое помещение, — давайте лучше сходим куда-нибудь и там пообщаемся. Я угощаю. Амадите ничего не оставалось, кроме как согласиться… *** Они выбрали столик в одном из самых престижных ресторанов города. Художница старалась быть учтивой и ничем не показать, что ей никогда не приходилось бывать в настолько роскошных заведениях. Флидерис взяла немало дорогих блюд. Решила не отставать и Амадита. В конце концов, не стоило показывать, что её пугают такие цены. Ведь иначе клиентка могла меньше заплатить. — Цвет глаз тоже не так важен. Вернее — у меня есть два цвета, но я не могу определиться, какой лучше. Так что выберите на свой вкус… После чего учёная продолжила описывать тот самый идеал. Нюансов оказалось столько, что вскоре Амадита поняла — она начинает путаться. К счастью, не прошло и получаса, как Флидерис принялась жаловаться на бестолковость своих многочисленных мужей. И не только своих. В каждом было нечто, с чем она никак не могла смириться. Один слишком часто улыбался, отчего выглядел каким-то дурачком. Другой, напротив, слишком редко. Поначалу казался загадочным, а уже на вторую неделю брака — занудным. Третий был красив, но в науках кулинарных не преуспел — уже через полгода возвращаться домой вечерами Флидерис стало скучно, ведь в очередной раз приходилось есть одно и то же! Четвёртый, что неудивительно, слишком увлекался экзотикой в еде. Да и сам был весьма непостоянным. Только, например, покрасит волосы, как на следующей неделе — уже другой цвет. В доме всё-таки хочется какой-то стабильности. А он так часто удивлял, что в итоге утомил. Конечно, все родственницы и подруги считали великую учёную слишком привередливой и сумасбродной. Но она так стремилась найти того самого, того идеального! В ответ Амадита нажаловалась, что собственный муж совершенно не понимает её творческой натуры. Только и делает, что бурчит и раздражает. Когда-то она верила в любовь, верила, что тот всегда будет её вдохновлять! Но супруг то и дело припоминает, мол, другим мужчинам дарят сапфиры. Хнычет, что лучше бы не выходил поджену, а остался помогать стареющему отцу… В ресторане за разговорами они так и просидели несколько часов. После чего Флидерис заявила, что ей пора. Она зайдёт через пару дней. *** Но и через пару дней наброски совсем не впечатлили учёную. Да, мол, как она заказывала. Как она и хотела. Но всё равно не вполне так. Однако за проделанную работу она новую знакомую щедро наградила. Амадите оставалось порадоваться, что заказчица не разбирается в искусстве. И особенно в расценках за труд молодых художниц. Они решили снова зайти в ресторан. На этот раз уже в другой, ведь в прежнем якобы играла ужасная музыка… Пожалуй, во всей Флидерис и вправду было что-то излишне требовательное. Но хорошо заплатившей (да и вообще единственной на данный момент) клиентке Амадита решила во что бы то ни стало угодить. За трапезой художнице вдруг пришла новая идея. — А что, если во всех ваших мужчинах… не было чего-то изначального, но очень важного? — Чего же? — крайне заинтересовалась учёная. — Вас интересует новое, неизведанное и необычное. То, что имеет индивидуальность. Меняется и развивается. Я женщина творческая, поэтому наши вкусы весьма похожи. Вот, бывает, смотришь на картину и видишь — в ней нет души, оригинальности. Нет… того самого изначального, без чего творчества не существует. Гармонии. Своего стиля. Тонкая грань — и вот уже шедевр превращается в бездарное нагромождение красок. Великая скульптура — теперь просто обработанный камень. Текст — набор букв. Может, всем вашим мужчинам не хватало… гармонии? Красивые картинки, но не более. Эти мальчики — просто дополнение к жизни, но не её часть. Будто неживые, картонные, чужие, скучные… Порой, когда я смотрю на мужа, мне думается именно так! — А вы ещё почти и поэтесса! Как же проверить? — просветлела она. — Как проверить, в ком есть гармония, а в ком её нет? Амадита поняла, что слишком разумничалась. Но надо было развить мысль. В конце концов, эта женщина и вправду заслуживала особого мужчины! И особой картины. — Красота. Истинная красота, и не столько внешняя, сколько внутренняя. Вот, что важно в юноше, — Амадита задумалась. — Ну конечно. Ошибка в том, что мы всё это время говорили лишь о качествах. Каков сам мужчина. Стыдливый в обществе, но игривый в постели. Разнообразный, но не слишком. Какие у него волосы, какие глаза. Но будь у вашего идеала другие глаза, немного другая фигура — разве стали бы вы любить его меньше? Да и есть ли вообще разница — светлые волосы или тёмные? Любят не за цвет. Ведь если супруг и вправду любим, мы прощаем ему маленькие недостатки! Тёмные глаза Флидерис смотрели на собеседницу с любопытством. — Нет, это не влюблённость, дело не в ней, — продолжила Амадита. — Некоторых особых мужчин их жёны любят десятилетия. Тела когда-то юношей становятся всё дряхлее. Тридцать лет, сорок… Разве может действительно красив быть старик? Тем не менее, супруги их не бросают. Есть в этих редких бриллиантах некая гармония, что подходит данной конкретной женщине, вдохновляет её. Это верно. Но всё-таки есть грань, где начинается неблагозвучие и несогласованность. Если мужчина не сохранил и не приумножил в себе нечто, чему даже сложно дать название, то остаётся пустая картинка. Может, бросая и яркая. Или, наоборот, спокойная, рядом с которой приятно отдохнуть. Но этого мало. У каждого юноши должна быть своя личность, наполненная истинной грацией и очарованием. Качества самого мальчика тут не показатель. Личность — вот что главное, так как именно на её основе и развиваются эти качества. — Но как же узнать, что есть личность?.. — слегка улыбнулась учёная. Вдохновлённая своей высокопарной речью, Амадита откинулась на спинку роскошного кресла и придала своему лицу самый философский вид, на который только была способна. — Женщина познаётся и реализуется через свою деятельность. А мужчина, как известно — через женщину. Это мы и должны выяснить: не каков идеал один, сам по себе, а каков он с вами. Как он относится к вам, какой посыл подаёт всем своим поведением. Вкусные блюда и чистый пол — лишь проявление его отношения, но не его суть. Вот ответьте: что любимый должен беззвучно вам говорить? Флидерис отодвинула от себя тарелку и некоторое время молча смотрела через изящное окно на ясное небо с маленькими облачками у горизонта. — Я хочу… чтобы юноша уважал меня. Это должно быть не глупое рабское преклонение. Нет, он должен осознанно уважать меня, видеть во мне хозяйку своей судьбы. Должен добровольно прислушиваться к моим словам. Наверное, мой мужчина — это тот, кто вырос в семье учёных… — Это не принципиально. Значимо лишь уважение. А что ещё? — Из уважения логично следует желание подчиняться мне и уступать. Почаще спрашивать моё мнение. Не чтобы «сохранить семью», не чтобы получить от меня подарки или добиться моего расположения, а потому что ему самому этого хочется. Нечто похожее я вижу в женщинах у себя на работе. Они прислушиваются, так как понимают, что я знаю больше. Когда я прихожу домой, я… Да, вы правы! Я хочу видеть личность, а не собачонку, которая будет глупо скакать вокруг меня, радостно виляя хвостом! Совершенно правы! Типичный современный юноша — не более чем пустышка! — Как холст, на который небрежно нанесли несколько мазков, — отозвалась Амадита. — Однако бывают юноши и душевные, осознающие своё место и свою роль, — Флидерис вновь ненадолго задумалась. — Неудивительно, конечно. Это у нас взор обращён вверх. К новому, к неизведанному, к более совершенному. К идеалам, к правде, к справедливости. Взор же мужчины обращён вниз… Они только подражают нам. Вроде такие же, но сами лишь непрерывно идут на поводу у собственных желаний, а то и пороков. Наши кривые зеркала… Но и кривое зеркало способно показать нечто прекрасное! Просто обязано показать! Иначе зачем оно нужно?.. Она снова ненадолго ушла в свои мысли. — Ещё я хочу (и это не менее важно), чтобы юноша говорил мне своим поведением: «Я нуждаюсь в тебе…». Это его выбор — уважать. Его выбор — служить, подчиняться, спрашивать совета. Всё это и сделало его счастливым. Он не выбрал бы стать свободным, нет. Предложи ему какая волшебница из сказки что угодно — он не пожелал бы независимости. Ведь потребность в жене — это то, что делает его мужчиной. Не попросил бы он и кого побогаче. Потому что предан. Слишком дорожит отношениями… Идеальный юноша — это не глупец. Напротив, он достаточно мудр. Он находит собственное счастье в служении и любви. Амадита улыбнулась — похоже, она всё же смогла разговорить странную клиентку и выяснить, чего та хочет. — Может, всё-таки не разных блюд или новых подвязок на избранниках вам не хватало? — Вы совершенно правы! — обрадовалась Флидерис. — Истинного уважения мне не подарил никто… А может, это я выбирала не тех мужчин?.. *** Работа над картиной шла нелегко, но теперь хотя бы Амадита знала, что надо изобразить. Именно внутренние черты должны были показать трепетность юноши перед своей любимой, восхищение её умом и харизмой, её смелостью и упорством. Например, поза и взгляд, наклон головы и изгиб бровей… Она продолжала видеться со своей заказчицей раз в несколько дней. Но обсуждение картины обычно было недолгим — учёная всё чаще принималась рассказывать о работе. Амадита же — о трудностях в творчестве… Как бы то ни было, художница поспела к назначенному сроку. Когда Флидерис увидела большой холст с красавцем, на её губах заиграла, наконец, удовлетворённая улыбка. Прямые волосы закрывали прелестнику пояс. Он не был ни одет, ни раздет — кутался в белое шёлковое покрывало, которое кто-то будто бы резким движением с него срывала. Ткань хотела упасть, но юнец сумел на мгновение удержать её, пытаясь прикрыться — это мгновение и отразилось на картине. Его плечи, руки и частично бёдра были открыты. Кожа выглядела нежной и мягкой. Взгляд чаровника, равно как и выражение лица, были слегка испуганными. Впрочем, не приходилось сомневаться, что он готов отдаться. И сам хочет этого. Он смотрел на зрительницу глубоким взглядом тёмных глаз. Без сомнения, их обладатель умел уважать. Умел служить. Хотел слушаться и подчиняться. Не из страха, но из-за любви… Он нуждался, конечно же он нуждался в сильной руке той, кого он сам выбрал. Той, кому сам отдал своё сердце… Флидерис невероятно щедро заплатила за работу. Амадита, в свою очередь, пообещала организовать доставку в ближайшее время, стараясь ничем не выдать собственного удивления. Конечно, картина не стоила таких денег (скорее, раз в десять меньше). Нет, получилась она весьма неплохой, и самой Амадите нравился финальный вариант, но своим профессиональным взглядом она видела и изъяны. Но если учёной хотелось отблагодарить художницу именно так — она безусловно имела на это право. Да и только ли в самой работе было дело? Может, Флидерис понравился портрет первым делом потому, что её выслушали? Тот лишь помог ей разобраться в себе?.. Учёная предложила куда-нибудь сходить напоследок. Завтра она уезжала, а перед этим, как заявила, хотела бы пообщаться ещё. Флидерис уже не была просто заказчицей, но Амадита, согласившись, отметила про себя, что сделала это вовсе не из вежливости. В очередном ресторане, который привередливая учёная раскритиковала за слишком тусклое освещение, они на этот раз заболтались о будущем. Флидерис всё рассказывала о собственных проектах, которые не успевает закончить к сроку. По правде, Амадита была несколько растеряна. В её кармане лежала внушительная сумма, которая так и требовала, чтобы её потратили на что-то крупное и значимое. Уж точно не на букеты для Паерси, не на сапфиры с рубинами — подарков истеричник не заслужил! Можно было продать старую мастерскую и купить побольше. О чём как бы невзначай упоминать в разговорах с каждой клиенткой в ближайшие полгода. Мол, дело в гору идёт… Можно было обновить в квартире мебель. Выбрать что-то действительно изысканное и вдохновляющее. Или закупить немало принадлежностей высшего качества для художеств — несколько новых мольбертов, роскошных рам и красок. Впрочем, где всё это хранить в такой маленькой мастерской? Она решила поделиться размышлениями с Флидерис, опустив, разумеется, детали, что касались склочника. — А вы не думали о переезде в Столицу? — выслушав, вдруг предложила та. — С вашим талантом об этом стоит поразмыслить. Больше город — куда больше возможностей. На мой взгляд, это лучшее вложение. Художница почувствовала ещё большее смятение. — Но… Здесь меня многие знают, а там… Сложно будет конкурировать с местными. Всё придётся будто начинать сначала. Первое время точно придётся нелегко. — В чём-то вы правы. Но ведь жить можно не только продажей картин… — она на несколько секунд задумалась. — Скажите, а вы когда-нибудь преподавали? — Кроме практики во время учёбы, собственно, и нет, — Амадита рассеянно повертела в руках бокал. — Я и не размышляла об этом. Кто меня пригласит, с моим-то опытом? — А что, если я вас устрою в Академию художеств? У меня там знакомые. Если не ошибаюсь, сейчас как раз освободились места… У студенток всегда полно хорошеньких младших братьев. Вас, как любимую учительницу, будут часто приглашать на семейные приёмы. Перед вами будут лучшие юноши. — Вы всерьёз мне это предлагаете? — удивилась Амадита. — А почему нет? Молодёжь должна учиться у талантов. — Бросить всё? Продать квартиру, мастерскую… — Зато найти вдохновение. И те самые новые возможности. — А как же мой муж? — Признайтесь честно — он похож на ваш идеал? Она промолчала. — Пора, пожалуй, и вам самой поразмыслить, Амадита. Кто ваш идеальный юноша? — осведомилась Флидерис с искренним интересом. — Какова ваша гармония? Учёная всё время была с ней честна, поэтому было бы справедливо ответить тем же. — Мне важно, чтобы юноша уважал не только меня, но и себя, — начала художница. — Он должен быть достойным и вести себя соответствующе. Он не согласится есть крошки со стола — он слишком горд. Скорее умрёт, чем будет унижаться. Конечно, он никогда не изменит. Не из боязни наказания, а из уважения к собственному выбору. Ему противна сама мысль предавать себя. — Ваш супруг именно такой? Если нет, то стоит ли жить с ним дальше? Я отправила на все четыре стороны немало красавцев. Могу сказать как специалистка в этом — вы не пожалеете, если положите конец скучным отношениям. — Мой муж… — Амадита фыркнула. — Он всегда тянул меня вниз. Всегда пытался взять на себя слишком много и, конечно же, терпел неудачу. Он так часто плакался, что я не вижу в нём мужчину! Но он же сам готов тащить и уступать! Дошло до того, что он содержал нас обеих. И кто, если не он, была в этом виновата? Я не заставляла его идти работать. Он вызвался, когда у меня были лишь временные трудности. Он не мог просто потерпеть — нет, он предпочёл справиться сам. Не верить в меня, не вдохновлять… Амадита перевела дух и отпила из бокала. Она не привыкла говорить так много о своей личной жизни. — Он попал во вторую касту будто бы случайно. Наверное, из-за того, что я хотела взять его в дом. Слишком была молодая и мало что понимала… Его место — не выше третьей. А знаете, я всегда мечтала о юноше из первой! Те уважают себя — вот в чём дело. Не в красоте, она только следствие. В моём же супруге — ни капли самоуважения. Нисколько не удивительно, что я совсем не ценю его. Он просто жалок… В глазах Флидерис читались понимание и сочувствие. — Если вам придёт приглашение из Академии — вы приедете? — Непременно. *** Расставание с Паерси вышло не самым приятным. Склочник рыдал и говорил, что погорячился. Умолял его простить и обещал исправиться. Но Амадита была непреклонна. Её ведь тоже интересовал бриллиант, а не тусклая бронза. Разумеется, Паерси очень хотел уехать вслед за супругой. Расчётливый и мелочный, он очень жалел, что так и не вкусит роскошной жизни. Но художнице не нужен был балласт. Уработавшийся уборщик только позорил бы её на новом месте. Красивой жизни он был недостоин. О нет, только не он, этот растерявший мужественность работяга. Его ждало возвращение в дом матери. Где та, возможно, продаст не сумевшего сохранить брак сына в третью касту. Там ему самое место. В конце концов, юноша сам решает, кем ему быть и как жить. Всё зависит только от него! Каждый мальчик может стать в свои шестнадцать первосортным, если приложит до похода в Комиссию достаточно усилий. После чего привлечь даму (более или менее обеспеченную, в зависимости от собственных качеств) и сохранить брак. Для этого нужно всего-то правильно относиться к жене и вдохновлять её даже после многих лет. Не терять своей привлекательности и быть трудолюбивым. Раз Паерси не захотел счастья, то это его личный выбор. Не могла же супруга всё время решать за него! Мужчины в их государстве были в достаточной мере свободны, а женщины были вынуждены прислушиваться к их мнению… Судьба любого мужчины в его же руках. Что он заслужит, то и получит. Если кто разрушил свою жизнь — виноват в собственных страданиях только он один. Всё-таки, как известно, беды случаются исключительно с недостойными. Тем временем хорошие, старательные мужчины непременно вознаграждаются и получают то самое своё счастье. *** Вскоре Амадита получила обещанное приглашение вместе с небольшим посланием, написанным красивым чётким почерком. «Моей дорогой подруге! Не скромничай, как доедешь, в выборе мастерской. Твой талант заслуживает большего. Лучше сэкономь на квартире. Главное, возьми её поближе к Академии, чтобы добираться пешком. Ежедневные прогулки вдохновляют. А по дороге сможешь рассматривать мальчишек, идущих в Пансионы. Кто знает, может, один из них и покажется тебе идеалом? К слову, об идеальных юношах. Так ли надо их искать? Всё-таки не мужем славится женщина, а делом. И не в мужчинах счастье — куда важнее иметь тех, кто может понять.» Ей не показалось — «подруге»? Неужели привередливая учёная посчитала её не просто знакомой? И действительно она решила, что встретила великий талант? Может, дело было не в том, что та не разбиралась в искусстве? Может, она, напротив, видела даже больше, чем сама Амадита? Видела ту самую гармонию, оригинальность, собственный стиль, который непременно проявится с годами ещё ярче?.. Амадита с удивлением отметила про себя, что признание этой учёной значит для неё намного больше, чем восхищение всех красавцев страны, вместе взятых. Неужели они и вправду подружились? Если так, то переезд в Столицу был просто необходим. Рядом с Флидерис скорее наладятся отношения с другой дамой — непостоянной и своенравной музой.