2 года спустя
В полумраке торгового центра мелькает тусклый свет фонарика, рядом бродят мертвецы, скалящиеся на любой шорох и готовые вырвать из тела лакомый кусочек. Перед зеркалом стоит Юнги, прикладывает к телу бежевое укороченное худи и оценивающе скользит взглядом по своему отражению, останавливаясь на глазах — вновь пульсируют зрачки. В ушах звенит тишина, вечные мысли роем пчёл надоедливо гудят в голове, раздражая и без того воспалённый мозг. —Как тебе? — переводит взгляд на рядом стоящий труп. Тот обнажает гниющие зубы, хрипит, но стоит на месте. — Не нравится? — удивленно выгибает он бровь. Лязг цепи эхом отбивается от пустых стен, когда мертвец дёргается в его сторону, протягивая руки. Придерживая одной рукой худи, он выуживает из ремешков, оплетающих ноги, Glock 38, направляет ствол в голову мертвого и спускает курок. Звук выстрела разносится по всему торговому центру, заставляя мертвых беспокойно хрипеть и передвигаться в поисках добычи. Тело, что пыталось вырваться из опутывающих оков, повисает на них, покачиваясь. —Ну вот, кофточку запачкал. — тяжело вздыхает он, когда замечает на одежде капли гнилой крови, и с печалью во взгляде отбрасывает её на пол. Юнги обходит весь торговый центр в поисках пригодной для употребления пищи, воды и лекарств. Здесь мертвецы бездумно бродят толпами, реагируя на каждый посторонний шорох. Омега выучил их поведение, знает образ мышления, который, казалось, отсутствует. В основном они действуют по образу стадного инстинкта: куда один — туда и все, однако даже среди живых трупов находятся индивидуальности, выбивающиеся из общей массы. Их Юнги понять до сих пор не может, но он привык ко всему. Каждый божий день Юнги осматривает сотни домов и квартир, выворачивает их наизнанку в поисках чего-то полезного. Он сбился со счёта, скольких убил мертвецов, но научился выживать и жить в новом мире, который постепенно становится столь родным. Кроме него, миллиардов бродячих трупов и одичалых животных здесь нет никого. За время пандемии Юнги объехал несколько провинций и городов, задерживаясь в них на месяцы, чтобы проверить их на наличие чего-то необычного, однако больше выживших ему так и не удалость повстречать. Иногда ему кажется, что вирус, превращающий людей в бешеных трупов, оказался настолько сильным, что искоренил всё живое, кроме него самого. Ему по-человечески одиноко, и до жути тоскливо, не хватает общения с живым человеком. Редкими вечерами ему страшно засыпать: накатывают приступы тревоги, а за ними следует истерика. Тяжело жить с осознанием того, что ты остался наедине с кучей мёртвых. Не даёт покоя мысль, что ему было бы легче просто умереть, оставив всё таким, какое оно есть, но он усердно прогоняет эту мысль желанием найти лекарство, которое смогло бы излечить его от врождённой болезни. С детства родители твердили ему, что он родился необычным. Его могут преследовать, превратить в подопытную крысу или даже убить из-за, так называемой, «болезни Иисуса», которой Юнги стал счастливым обладателем. Об этом недуге не пишут в книгах, лишь в узких кругах слагают легенды. Однажды дедушка рассказал ему одно придание, в котором утверждалось, что если он найдёт все части карты, то она приведёт к лекарству. История не кажется бредовой только по одной простой причине — у Юнги на шее с рождения висит небольшой кусочек карты в виде амулета. На вопрос, что этот маленький кусочек дерева с тонкой резьбой делает на его шее, папа просто отвечал, что на третье утро после его рождения они обнаружили на нём амулет. Болезнь себя проявляет редко. В основном это просто пульсирующие зрачки, которые Юнги раньше прятал под линзами, ведь контролировать он это не умеет. Также врождённый недуг проявляет себя во время обычной простуды. В это время его клетки начинают регенерироваться быстрее в несколько раз, из-за чего быстрее отрастают волосы и ногти. Весенний ветер пробивает до дрожи в теле, заставляя сильнее кутаться в кожанку, придерживая её полы одной рукой. В торговом центре Юнги удалось отыскать пригодные для употребления консервы, воду и баллончик с белой краской в аэрозоле. Он в спешке рисует на асфальте перед входом свои новые инициалы «L-M», оглядывается на толпу мёрвых, следующих за ним. Подбежав к своему, почти новому, мотоциклу Yamaha YZF-R1, Юнги открывает багажное отделение, складывая туда добытую пищу, убирает подножку, поворачивает ключ зажигания и срывается с места в поисках ночлега. Сегодня Юнги следует за самой яркой звездой на небе, как делал это иногда. Она каждый раз приводила его в замечательное место или к золотой жиле, а сейчас привела его сюда, за город. Прохладный освежающий ветер бьёт в лицо, расслабляя уставшего от очередного изнурительно дня омегу. Уголки губ сами ползут вверх, позволяя появиться лёгкой улыбке на его лице. Юнги потерял всё, остался один во всей чёртовой вселенной, но он улыбается, будто сумасшедший. Может оно и так. Иногда ему кажется, что он стал сумасшедшим, но сегодня иначе невозможно. Он не скрывает свои эмоции, больше ни для кого. Сказка в театре закончилась ещё два года назад, когда он приехал на летние каникулы к дедушке с дедом. Он позволяет быть себе слегка умалишённым, потому что ему так хочется. Потому что по-другому нельзя. Потому что он один. По крайней мере, так думал Юнги. Мотоцикл проносится среди зеленеющего поля по асфальтированной дороге. Над ним нависло звёздное небо с яркой луной, освещающей местность. Кажется, что с гибелью людей природа стала по-настоящему красивой, чистой. Вокруг ни единого мёртвого, лишь свежий воздух, которого так давно не хватало, ведь запах человеческой гнили въелся уже даже под кожу. Вдалеке виден еле заметный свет и Юнги сначала не обращает на него внимание, приняв его за одну из триллионов звёзд. Однако улыбка с лица стремительно сползает, когда свет становится слишком ярким, чтобы его не замечать. Справа на небольшом зелёном холме стоит дом, подсвечиваемый огромными прожекторами, лучи которых рассеиваются высоко в небе. Огромное двухэтажное здание стоит на световой панели и сияет среди темноты. В голове проносится вихрь мыслей, среди которого находится заветная: «выжившие». Если там живые люди, то какие они? Жестокие или, возможно, такие же, как Юнги? Если он там окажется, то что с ним будет? Его превратят в игрушку, а потом убьют или примут с улыбкой и тёплыми объятиями? Неизвестность манит в свои цепкие лапки и Юнги решает, что терять ему уже нечего. Он либо станет частью чего-то более значимого, либо умрёт. Повернув мотоцикл вбок, Юнги едет прямиком в неизвестность. Подъезжая ближе, его встречает мощный забор высотой около четырёх метров, который полностью ограждает дом. Кажется, внутрь легко не пробраться и Юнги уже придумывает план под названием «как не умереть сразу» . В голове вырисовывается несколько вариантов и он слезает с мотоцикла, отстёгивая новенькую блестящую цепь, обмотанную вокруг туловища в несколько раз. Он готовится закинуть её на одну из тех арматур, что торчат из самого верха стены, когда каменные ворота перед ним разъезжаются в разные стороны, открывая доступ к территории. Юнги замирает в ступоре на несколько секунд. Яркий свет, подсвечивающий огромный дом, слепит глаза, от чего Юнги выставляет ладонь. Прищурившись чуть сильнее, ему удаётся заметить несколько вооружённых до зубов людей, стоящих напротив. По очертаниям он замечает, что они взяли его на прицел. Быстро среагировав, Юнги бросает цепь на землю и вытаскивает пистолет из портупеи на ноге, целясь в ответ. Glock, конечно, не сравнится с автоматами, но это лучше, чем ничего. —Мы не собираемся стрелять! — подходит высокий парень ближе. — Опусти оружие, пожалуйста. — он кажется достаточно спокойным, что подкупает и внушает доверие. —Я не стану стрелять первым. — сипит Юнги неразработанным горлом, параллельно прикидывая, хватит ли ему патронов, чтобы расправиться со всеми. Не хватит... Он поднимает руки вверх, признавая чужое преимущество. Юнги нервничает и ужасно волнуется, что его обманут, но высокий парень взмахивает рукой и все опускают оружие. —Брось пистолет мне под ноги и подойди ближе. — приказывает всё тот же парень. — Не бойся, мы просто поговорим. — Он выставляет руку перед собой в успокаивающем жесте, когда замечает нервозность незнакомца. Юнги же склоняет голову к плечу и поднимает бровь, выказывая своё недоверие безмолвным жестом. — Обещаю, мы не тронем первые. — Он разворачивается и подходит к своим людям, становясь рядом с ними. Немного помедлив, омега всё же решает рискнуть, бросая Glock к ногам мужчин, и проходит за парнем, который с ним разговаривал. —Меня зовут Сокджин, — представляется он, а потом указывает на мужчину, стоящего справа от него: — Это Намджун, рядом с ним Тэхён. — затем он указывает на ребят, что стоят по левую сторону и продолжает знакомство: — Тут у нас Чимин и Хосок, — на его лице расползается тёплая улыбка. — А как зовут тебя? — обращается он к Юнги. Омега не успевает обрабатывать информацию, зависая на несколько секунд. За последние десять минут его мозг получил больше пищи, чем за два года скитаний. От усердного мыслительного процесса в висках начинает неприятно пульсировать и Юнги думает, что, наверное, его зрачки пульсируют также. —Я Ла-Мортис, — отвечает наконец Юнги. —Что это значит? — хмурится Сокджин. — Это ведь не имя, я прав? —Верно, не имя. Считайте, что это моё альтер эго. — он дёргается, когда за его спиной съезжаются ворота. — Я могу забрать свой пистолет? — обращается к хозяевам дома, но получает недоверчивые взгляды вместо ответа. — Да ладно вам, я все равно не смогу отсюда сбежать. — указывает на стену, что только что перекрыла единственный путь отступления. Немного подумав, Сокджин кивает, давая добро. Он понимает, что омеге, как минимум, некомфортно находится перед ними — незнакомыми альфами без возможности защитить себя. Джин узнал, что Ла-Мортис омега только по запаху, ведь по телосложению понять было сложно из-за кожанки и свободного худи под ней. — Мы зададим тебе ещё несколько вопросов, — предупреждает Сокджин, когда омега заправляет пистолет за ремешки на ноге. — Ты тоже можешь спрашивать всё, что тебя интересует. — получив короткий кивок от Ла-Мортиса, он продолжает: — Ты один или есть ещё кто-то? —Один. — кивает, осматривая альф перед собой. — Что на счёт вас? — задаёт встречный вопрос Юнги. —Шестеро. — отмахивается Сокджин. — Ты сказал, что тебя зовут Ла-Мортис, но я хочу знать твоё настоящее имя. —Разве это так важно? — в последнее время он ловит себя на мысли, что имя, которое дали ему родители, плохо описывает его настоящего. Он сильно изменился. — Думаю, Ларджьито Мортис подходит мне больше. Юнги действительно стал тем, кто смерть дарует мертвецам, завершая их бесконечные попытки найти и разодрать живое существо. Он убивает мёртвых и считает это правильным, потому что так он освобождает их от оков вируса, что превратил их в нечисть. Иногда ему кажется, что он ощущает каждое их движение и ловит их мысли, которых априори быть не может. Омега общается с ними и время от времени думает, что они понимают его и отвечают. Но часть здравого ума продолжает твердить, что это лишь плод его воображения. Тем не менее, там, где появляется Ла-Мортис, образовывается масса тел живых трупов. Там всё умыто гнилой кровью медленно разлагающихся мертвецов. —Сокджин, отстань от него. — улыбается омеге Намджун, от чего у него появляются милые ямочки на щеках, которые совсем не соответствуют такому брутальному альфе. Юнги сразу понял, что он альфа из-за тяжёлой энергетики и здорового мускулистого тела. Кажется, все парни перед ним являются альфами. Это немного напрягает, поэтому Юнги сильнее сжимает руку, лежащую на пистолете. — Сколько тебе лет? — Девятнадцать... — задумавшись, отвечает он. Юнги от ненадобности совсем забыл про свой возраст, ведь мертвецам абсолютно плевать, кого они съедят. — Где ещё один? Я вижу только пятерых. — меняет тему, когда замечает на себе удивлённые взгляды. — Ах, вот и шестой, — ухмыляется Юнги, наблюдая за тем, как один из альф оборачивается в недоумении. —Чонгук, я же сказал тебе остаться внутри! — тихо рычит Тэхён, подходя к нему вплотную, но он остаётся проигнорированным. Всё внимание Чонгука приковано к новому человеку. К омеге. —Миленько, — отрывает взгляд от парочки Ла-Мортис, возвращаясь к остальным. — Они встречаются, я прав? —Что-то вроде того. — хихикает Чимин, но быстро берёт себя в руки, становясь серьёзным. — Давайте перейдём к сути. Ты хочешь остаться с нами? Не успевает Ла-Мортис и губ разомкнуть, как его перебивают: —Омега и смог выжить сам? — зло смотрит на него Чонгук. — Небось подставлял альфам задницу, чтобы тебя защищали взамен, а теперь совершенно случайно оказался здесь? — он показывает пальцами кавычки, притворно сладко улыбаясь. Чон всё норовит подойти к Юнги, но его останавливает рука, успевшая ухватиться за локоть. — Тэхён, отпусти. Он здесь не останется! — пытается вырваться из цепкой хватки, но всё тщетно. Юнги забавляет эта картина, но в глубине души его это цепляет, поэтому решает ответить на все вопросы. Однако он не чувствует из-за этого раздражение, вероятно очень рад встретить живых людей. —Мой дед был охотником, его ружьё и машина помогли мне выжить. — вкратце вещает он, решая не рассказывать всё полностью. — И ещё... — он возвращает взгляд на Чонгука. — Я не встречал живых людей, кроме вас. — продолжил он. — И да, я бы хотел остаться, если это возможно. — обращается уже к Чимину. Юнги говорит достаточно спокойно, немного отстранённо. В его глазах читается усталость и отчаянность, он взвинчен и растрёпан после езды. Но больше всего привлекает внимание та печаль, что появляется на его лице, когда он над чем-то задумывается. —Извини, но где твои родители? — вырывается из уст Намджуна, за что ругает себя почти сразу. Глупый вопрос в данной ситуации. — Прости, можешь не отвечать... — вновь извиняется альфа, на что Юнги лишь пожимает плечами. —Как и все, наверное, умерли. — внутри него зарождаются какие-то непонятные ощущения, отчего он хмурится. В груди неприятно сдавливает, а в голове всплывают картинки из той ночи, когда всё перевернулось с ног на голову. Он старается быстро прийти в себя, перекрывая огромными пластами безразличия свои чувства. Юнги устремляет взгляд под ноги, когда чувствует одинокую слезу, покатившуюся по щеке, и сразу же стирает её. Вспоминать о смерти любимых людей больно. Боль отравляет разум, туманит его, оставляет глубокие шрамы, которые начинают кровоточить, когда их трогаешь. Иногда Юнги кажется, что он и сам уже мёртв, стал одним из трупов, бродит по земле вместе с ними, оставаясь в заточении мыслей и одиночества. В такие моменты он вспарывает те самые шрамы, чтобы достать из глубин воспоминания о родных. Тогда он думает, как хорошо было любить и быть любимым. Юнги бы хотел полюбить кого-то вновь, но рядом никого. —Боже, — выдыхает один из парней, громче остальных, с грустью смотря на омегу. — Ты сильный. — Хосок дарит ему улыбку с нотками грусти, но уютную и домашнюю, вызывая ответную улыбку у Юнги. —То есть ты хочешь сказать, что в свои семнадцать ты остался один на один с кучей тварей? Вот же драма! — вновь плюётся ядом Чонгук. Непонятно только чего он добивается и чем ему так не угодил омега. —Чонгук, хватит! — Тэхён дёргает его, разворачивая лицом к себе, и смотрит с призрением прямо в глаза. — Тебе внимания не хватает? Как сука крутишься здесь! — злится он, совершенно не контролируя свою речь. Он никогда не позволял себе такие слова в отношении беты, но сейчас младший перешёл все границы. Чонгуку обидно слышать подобные слова от Тэхёна. Обидно настолько, что к глазам слёзы поступают и в носу щипает. По замершей в тишине площадке проносится звон сильной пощёчины и короткое «пошёл ты» от Чона. Тэхён прикладывает ладонь к горящей щеке, подмечая не слабый удар малого, медленно поднимает на уходящего Чонгука потемневший взгляд и срывается за ним. У Ла-Мортиса от шума этих ребят уже голова кругом идёт, но он безумно рад, что встретил их. Они создают особый уют, что бесконечно ему нравится. —Пойдём внутрь, пока они не убили друг друга? — предлагает Намджун, проследив за тем, как Тэхён влетает в дом. Получив одобрительный кивок от Сокджина, парни проходят следом. —Дикий он какой-то. — тихо буркнул себе под нос Юнги, смотря вслед уходящим. —Ты уж прости его. — до ушей Юнги доносится приятный голос, на который он сразу оборачивается. — Он просто ревнует. Юнги кивает, стараясь не придавать большого значения обидным словам, брошенным в его адрес. —Я могу забрать свой мотоцикл? — указывает за своё плечо большим пальцем. Кивнув в согласии, Чимин идёт к стене и водит пальцем по сенсорной панели, после чего ворота вновь разъезжаются. Юнги поднимает свою цепь, лежащую на траве, цепляет её обратно вокруг туловища и садится на мотоцикл. Он не двигается несколько долгих секунд, обдумывая, правильно ли он поступает. Происходящее кажется нереальным, хорошим сном, который вот-вот рассеется, как мираж. Но не станет ли этот сон ошибкой? Пристальный взгляд облокотившегося на стену альфы не даёт полностью погрузиться в себя. Юнги поднимает на него глаза и вопросительно выгибает бровь. —Будет слишком грубо, если я спрошу тебя о том же, о чем спрашивал Чонгук? —Вы тоже у меня не вызываете доверия, — вздыхает Юнги и опускает взгляд на гладкую поверхность мотоцикла под собой. Он проводит пальцами по металлу, еле касаясь его и все же решает ответить: — Я и сам не знаю, как у меня получилось выжить в одиночку. Не могу сказать, что это было легко, — он тяжело вздыхает, вспоминая те времена. — Мне было страшно, до сих пор бывает, но теперь я обычно смотрю на всё с безразличием. — Юнги вновь смотрит на альфу и, склонив голову к плечу, опирается на руль. — Человек быстро привыкает к тому, что происходит вокруг, не так ли? —Верно, — соглашается Пак, отталкиваясь от стены. Он складывает руки на груди и кивает, приглашая внутрь. Улыбнувшись уголками губ, Ла-Мортис заводит мотоцикл и заезжает на территорию. —Сокджин ваш лидер? — спрашивает он, когда они заходят в дом. —Нет, у нас нет лидера. Мы принимаем все решения вместе, поэтому, если чего-то захочешь, то советуйся со всеми. — кратко объясняет Чимин, получая в ответ кивок. — Обычно мы собираемся в гостиной для обсуждения вопросов. Мы сделаем это утром, там всё и узнаешь. — омега вновь согласно кивает. Юнги показали два этажа дома. В основном место занимали просторные комнаты, которые были переделаны под склады с оружием, едой и мелкими принадлежностями, которые в будущем могли понадобиться. Спален оказалось всего четыре, поэтому в двух комнатах спали по два человека. Юнги же предложили провести эту ночь в гостиной на диване, пообещав что завтра они разберутся с комнатой для него.***
—Чонгук, ты ничего не хочешь мне сказать? — догоняет его Тэхён и хватает за запястье, разворачивая к себе лицом. —Отъебись, — рычит он, дёргая руку в попытке вырваться, однако у него ничего не получается. Чонгуку плакать хочется от обиды на альфу. —Что за сцены ты здесь устроил? — Тэхён дёргает его, с силой припечатывая к стене, и, отпустив запястье, кладёт руку на его ключицы и шею, немного придавливая. Чонгук шипит, когда его шею сдавливают сильнее. Дышать становится трудно и он хватается за пальцы альфы, в попытке отцепить их или ослабить хватку, но у него это не получается. Альфа крупнее и сильнее в несколько раз. По сравнению с Тэхёном Чонгук был мелким и казался беззащитным рядом с ним. — Как маленький ребёнок. — хмыкнул Тэхён на его попытки вырваться, но хватку немного ослабляет, дабы не придушить. — Серьёзно, заканчивай с этим. — уже спокойно говорит он. Альфа прекрасно понимает, что обидел Чонгука при всех, задев его гордость. Ему бы стоило извиниться за это, но бета продолжает раздражать его своими словами. —Сказал же, пошёл на хуй! — ругается он, когда всё же удаётся оттолкнуть от себя альфу. На самом деле, ему очень хочется, чтобы его не отпускали. Запах Тэхёна сводит его с ума, заставляет гореть от желания прикоснуться к его коже, пройтись по ней губами и получать ласку в ответ. Но у них не тот случай, они и дальше будут продолжать вести эту надоедливую игру, что длится уже год. —Слишком уж много ты материться стал, — твёрдо заявляет Тэхён, когда бета уходит от него прочь. — На людей набрасываешься, — продолжает он вдогонку. — Кажется, мне стоит научить тебя манерам, правда, детка? — с довольной ухмылкой на губах дразнится он. —Удачи с этим. — самонадеянно отвечает Чонгук и скрывается за дверями своей комнаты, не замечая пожирающий взгляд на себе.***
Щелчок, загорается маленький огонёк и потухает. Щелчок, огонёк освещает лицо Хосока и тухнет вновь. Щелчок... На ступеньках крыльца дома сидит Хосок, клацает зажигалкой в полной темноте, наблюдая за тем, как загорается и гаснет огонь, отражающийся в остекленевших зрачках. Глядя на оранжево-синее пламя, мысли погружаются в совершенно иной мир, который, казалось, словно и не существовал вовсе. Там было хорошо и уютно, рядом с родными людьми, рядом с ним. Хосок помнит, как красиво он улыбался ему — этого не сможет забыть. Ещё он помнит, как они поссорились в тот богом проклятый день. Слёзы до беспамятства любимого человека разбили его тогда и разбивают по сей день. Он помнит каждое мгновение, которое они провели вместе. Тепло хранит эти воспоминания в самых тайных уголках души своей. Прячет от всех, чтобы никто не смог притронуться к ним, чтобы никто не смог узнать о его личном счастье, знать о котором имеет право только он. Но прокручивая эти воспоминания, он каждый раз умирает от тоски. Они сердце его разрывают на мелкие куски, душу перемалывают, изнутри всего сжигают в прах, развеивая после по ветру. Вина, хранящаяся внутри вместе с тёплыми воспоминаниями, наполненными улыбками и счастьем, убивает всё попавшееся ей на пути. Она проникает в самые яркие моменты и окрашивает в тёмно-алый, после чего грёзы превращаются в серые обрывки прошлого. Настолько серые, что тошно становится. Кажется, лучше бы их не было вовсе, чтобы не разрывали изнутри. Но Хосок привязан к этим воспоминаниям каждой частичкой себя. Он никогда не вычеркнет их из своей жизни, никогда не сможет забыть человека, которым дышал. Он весь пропитан этим человеком, принадлежа телом и душой только ему. Любовью его пронизан насквозь. Она въелась в разум, являясь одним целым с его клетками. Его любовь въелась под кожу и блуждает теперь в поисках сердца, чтобы разодрать его остатки вновь. Хосок мёртв давно. Погиб в ту же секунду, когда увидел муть в родных глазах, что смотрели сквозь него. Хосок бродит по Земле, отличаясь от мертвецов тем, что в груди его таятся нежные чувства, а ожившие трупы любить не могут. Не умеют. С глаз срываются одинокие капельки горьких слёз, поблёскивающих на щеках от языков пламени. Сорваться с лица они не успевают, потому что альфа сразу же стирает их рукавом куртки, когда сзади слышатся тихие шаги. Чимин молча присаживается рядом, не смотрит на друга, не задаёт лишних вопросов, лишь глаза к небу поднимает. Сегодня оно сияет по-особенному ярко. Они сидят в тишине несколько коротких минут, пока Хосок не склоняет голову к земле. Чимин притягивает его к себе, укладывает его голову на плечо, и утыкается носом в макушку, тихо втягивая слабый аромат шампуня вперемешку с мягким природным — глинтвейн, в котором почти не ощущаются нотки спирта. Его хочется вдыхать глубже, больше, и Чимин невольно дышит чаще, прикрывая глаза от усталости. Тело в его руках начинает легонько подрагивать в беззвучных рыданиях, на что Чимин шикает, прижимает его за плечи ближе к себе, покачивая из стороны в сторону. —Тише, — руки скользят по спине, поглаживая в успокаивающем жесте, но Хосок лишь дрожит сильнее. Убивающие чувства завладели беззащитным, открытым для них человеком. —Больно... — через рыдания скулит он, сжимая в кулаке собственную футболку в области груди. Больно терять близких. Настолько больно, что душу выворачивает наружу, кости ломает и под раздробленными рёбрами разрывается израненное сердце. —Знаю, — шепчет Чимин, запуская тонкие пальцы в мягкие каштановые пряди друга. Хосок плачет в шею тому, кто чувствует то же самое. Чимин ощущает всю тяжесть наравне с ним. Вот только он смог двигаться дальше, а Хосок перестать захлёбывается от собственной любви не может. — Знаю... — тихо вторит Пак, прижимаясь губами к виску старшего. Всхлипы и рыдания заполняют тишину вечера. Разрывающаяся грудная клетка давит слишком сильно для того, чтобы жить. Хосок дышать не может. Ему умереть хочется, чтобы не ощущать всё это. Хосок устал. Бороться с самим собой, не ощущать рядом родного и с судьбой считаться уже невыносимо. Через некоторое время плач постепенно начинает смолкать, а тело, дрожащее в руках от истерики, успокаивается. Чимин наклоняет голову в бок, заглядывая в мокрое от слез лицо изредка всхлипывающего Хосока. Он большим пальцем стирает с его щеки солёные дорожки и сжимает в плотном кольце рук. —Всё хорошо, солнце, слышишь? — Хосок так не думает. Ему не хорошо, и уже никогда не будет. Он мёртв, разбит на миллионы осколков. Внутри него кровавое месиво, в душе пустота, но в сердце полно любви, которую некуда девать, поэтому она продолжает терзать. Это ломает. — Я здесь, рядом. Чимин придвигает трясущегося Хосока к своей шее, позволяя вдыхать свой природный аромат. Океан с отдалёнными лавандовыми нотками всегда успокаивал его. Напоминает того, кто умер давно. Хосок невольно дышит чаще, пытаясь уловить лаванду и вдоволь насытится ею. Из его груди вырывается тихий скулёж, когда он не может ухватиться за тонкую грань аромата. Чимину больно видеть Хосока таким: беспомощный, погибающий, не находящий места ни себе, ни своим чувствам. —Можешь сделать это, — разрешает Чимин, когда чувствует как по его шее проходятся носом в поисках источника аромата, а затем его кожу царапают острые зубы. Истерика прошла и теперь от неё остался только одичавший Хосок, отдавшийся инстинктам, не в силах больше сопротивляться. Он рычит, вцепившись пальцами в лямки, к которым крепится снаряжение на одежде Чимина, и притягивает ближе к себе. Ему хочется выгрызть из него настолько любимый аромат, растерзать и достать частичку души своей. Хосок дышит чаще, рычит громче, кожу чужую целует и царапает клыками до алых отметин. Чимин позволяет, потому что не может видеть таким своего друга, ставшего братом. Пальцы, зарывшиеся в каштановые волосы, массируют кожу головы, расслабляя стонущего от безысходности альфу. Совсем выбившись из сил, Хосок так и засыпает на плече младшего, уткнувшись в его шею, которую тот любезно предоставил ему на растерзание.