P.S.Письмо в морозилке

Для семьи Музыченко этот Новый год стал особенным. Хотя бы потому, что из-за всевозможных запретов на массовые мероприятия и нежелание быть разносчиками заразы для близких, отмечать его пришлось очень уж в узком семейном кругу, который на самом деле ограничился только их семьёй, состоящей из мамы Ани, папы Юры и их прекрасной дочурки Елизаветы Юрьевны, за пару часов до наступления праздника обидевшейся на папу за его отказ брать её с собой в магазин за очередной банкой ананасов, которых маме не хватило для салата. Салат этот с ананасами никто и не ел никогда, кроме Юры, а ему хватило бы и той порции, на которую консервированных ананасов как раз хватало, но Серговна настаивала на своём. Только понаблюдав с балкона за женой в процессе готовки Музыченко заметил, как та незаметно раз за разом вытягивала фрукты из банки и вместо салата отправляла себе в рот. Улыбнулся. Он и ещё пару раз сбегает в магазин, раз ей так хочется. Дома пахло праздником. Для полного счастья только живой ели не хватало. Увы, не могли себе позволить, собаки бы быстро расправились с новым предметом в доме, так притягательно благоухающим, несмотря на свою колючесть. С двух часов дня Аня проторчала на кухне, изредка довольствуясь помощью залетавшего домой буквально на десять минут мужа, который с редкими перерывами мотался туда-сюда по городу по супружеским поручениям, развозил друзьям подарки да решал все дела, которые оставлять в проклятом две тысячи двадцатом уж точно не следовало. Одним словом, Аня чувствовала себя примерной женой в канун любого семейного праздника, а Юра всячески старался избежать домашних предновогодних хлопотов, делал всё возможное, лишь бы Аня не заставила его мыть полы и наводить порядок в ванной. Серговна ругалась и хмурила брови, тихонько жаловалась, что устала и плохо себя чувствует, Юра резко обнимал со спины, сцепив пальцы на животе, целовал в щёку, воровал какой-нибудь кусочек огурца или горошек и снова убегал по делам. На первых порах даже не знали, как отмечать Новый год вне сцены и работы, а потом успокоились и решили принимать подарки судьбы, нравится им это или нет. Дочке нравилось, Лиза была безгранично счастлива, что ей наконец будет что рассказать в школе о том, как она провела новогоднюю ночь с родителями дома, а не в театре либо же с бабушкой и только наутро с уставшими родителями, то и дело делающими вид, что совсем не устали на работе и не мечтают выспаться вместо того, чтобы лопать прошлогодние салатики. Ей хотелось постоянно виться вокруг мамы, просить какое-нибудь нетрудное задание, которыми Серговна с удовольствием делилась, хотелось помогать в каждой мелочи и почему-то крепко-крепко её обнимать и получать нежные объятия в ответ. Мама была какой-то удивительно тёплой, хотелось согреться. Папа же, наблюдая эту картину, шутил что-то про «день нежностей» и молча присоединялся. Предыдущие несколько дней они с мамой то и дело ругались в пух и прах, ни дня не обходилось без упрёков и криков, которые Лиза слышала из соседней комнаты. Поэтому папа маму обнимал как-то по-особенному нежно и осторожно. В девять вечера Серговна закончила с приготовлением последнего салата, нервно сорвала с себя фартук и, хлопнув дверью, заперлась в ванной. Она не наготавливала стол, будто на свадьбу, нет, ни в коем случае, просто сегодня из-за необъяснимого волнения всё выходило как-то медленно. Долго-долго наводила марафет, не пуская никого из домашних и заставив этих двоих, особо пассивных в отношении домашних хлопот отвлечься наконец от просмотра фильмов и зазывания новогоднего настроения, сделать хотя бы что-то, а именно так яростно откалывавшуюся весь день уборку. Не хотелось ей в праздничный день ещё и химией дышать, до блеска натирая полы, подоконники и раковину на кухне. Спустя практически час, закончив с протиранием пыли и мытьём полов, Юра стал вредничать и долбиться в двери с настойчивой просьбой впустить его. Времени до Нового года оставалось всё меньше. Ему тоже следовало хотя бы усы подравнять к празднику, а то те совсем распоясались и торчали в разные стороны, Анна Серговна отбивалась ёмким «Нет!» и не реагировала даже на козыри, вроде «Мне срочно нужно в туалет». — Солнышко, ты и так у меня самая красивая, — уже минут десять стоя, оперевшись спиной на дверь в надежде, что через секунды защёлка всё-таки щёлкнет и Аня выпорхнет при полном параде, дав ему наконец возможность побриться и принять душ, Юра использовал все козыри, все уговоры, но на жену ничего не действовало. Он-то мог запросто открыть дверь со своей стороны и с вызовом и неким укором наблюдать за тем, как она завивает волосы и красит ресницы до тех пор, пока сама Серговна не сдастся и уступит ему место, но применять такие меры не хотелось. Нервишки потихоньку закипали, усы стали мешать ещё сильнее. — Аня, да имей ты совесть, — договорить не успевает, дверь начинают толкать изнутри и он, дабы не провоцировать лишний раз ни пока ещё пребывающую в хорошем настроении Аню, ни себя, отходит. И вот скажите, что всего час назад эта эффектная женщина стояла у плиты, закутавшись в старый халат и собрав волосы в нечто непонятное, но такое родное и привычное, высоко на макушке, и нарезала салаты? Богиня, а не женщина. Оставалось только поцеловать для полноты картины, да любимым парфюмом сбрызнуть, и всё, прощай, крыша Юрий Юрьича. — Красивая? — довольная, растянула идеально красные губы в ослепительной улыбке, откинула тёмные завитки волос за плечи и взмахнула ресницами, лишив при этом Юру всех слов восхищения, но при этом не лишив его желания привести себя в порядок. — Восхитительна и превосходна, зай, — спешно, чтобы отвлечь и проскочить в ванную пока Анечка пребывает в блаженной радости от полученных комплиментов, целует её в щёку, чтобы не дай бог помаду не смазать, и проскальзывает в приоткрытую дверь. — Зараза, — кулачок с грохотом опустился на дверное полотно, приложилась слишком резко, не рассчитала силу. По ладошке неприятно растекались волны боли, как бы не ушибла ничего. — И я тебя люблю, — слышит ехидные смешки мужа сквозь звук уже вовсю льющейся воды, а на кухне как раз срабатывает таймер в духовке. Про курицу-то она и забыла! В полночь, как и в любой семье в это время, было шампанское в потолок под бой курантов, обмотанный вокруг шеи мишурой и подравнявший усы папа, разливающий игристое им с мамой в бокалы, наспех загаданные желания, миллион объятий и поцелуев и впервые за год ощущение, что всё действительно будет хорошо. Аня глядела на трепетно зацеловывающего дочкины щёки мужа, улыбалась и едва сдерживала слёзы. Вернуть мысли в голове в относительный порядок было непосильно трудно, крохотная слезинка всё же скатилась из уголка глаза. От счастья. Всё будет. С ним обязательно всё будет. Ее слёзы не остались незамеченными, и уже спустя секунду после Лизиного громкого и возмущённого «Мам!» Юрий Юрьич касался уже Аниных щёк и губ и вклинивал свое «Чего ты, зай». А она не могла обьяснить, чего она. Дочкин подарок в яркой бело-красной с оленями оберточной бумаге стоял под ёлкой и ждал своего часа. Лиза преспокойно спала, зная, что Дед Мороз не подведёт и подарит ей именно то, о чём она написала в письме, родители продолжали бодрствовать, пусть и весьма пассивным образом. Пока ждали момента, когда дочка наконец железобетонно уснёт и у них будет возможность положить подарок под ёлку под видом сказочного волшебника, Музыченко благополучно уничтожили половину запасённых мандаринов, а Юрий Юрьич при этом ещё и Анькиными фирменными салатиками успел догнаться, чтобы не пропали. К четырём утра на удивление стали слипаться глаза, а все старые фильмы сменились повтором попсовых и однотипных концертов. Аня давным-давно лежала у него на плече, периодически просила подать ей что-нибудь из вазочки с конфетами и не отпускала Юриной ладони, муж изредка целовал в лоб и поглаживал по тонкой ткани платья. Смотреть второй раз за ночь выступление Литл Биг и Юры в их составе с легендарной «Уно» Ане не хотелось, как бы прекрасно и артистично ни выглядел в записи её мужчина. — Сходишь за подарком? — шёпотом спрашивает, Музыченко лишь кивает. Юра успел замёрзнуть даже за те пару минут, пока выбегал на улицу, чтобы забрать дочкин подарок из машины и теперь, вернувшись в тёплую квартирку, где в придачу ещё и вкусно пахло цитрусовыми, искал жену, чтобы поскорее согреть о неё свои ледяные ручонки. — Думал, ты сорвалась и ушла курить, — Аня выходит с балкона и на ходу снимает красную тёплую кофту, связанную её мамой, оставаясь в красивом тёмном платье в мелкий цветочек. — Вышла подышать, голова разболелась, — берётся за протянутую супругом ладонь. В пальцах свободной руки зажал её письмо, пару дней назад спрятанное наряду с дочкиным в морозилке. Аня сидела над письмом Деду Морозу гораздо дольше, чем Лиза, наверное, потому что знала, кто в этом году, как и все предыдущие, будет их личным волшебником и исполнителем желаний. Совершенно не знала, какой же особенный новогодний подарок попросить. Всё, чего ей так или иначе хотелось, появлялось в их доме само собой и не требовало даже щепотки волшебства для исполнения. Юра и без того их баловал, чего уж скрывать. Долго перечитывала написанное, перед тем, как сложить пополам, чирканула на обратной стороне листка буквально одно предложение и свернула листок ещё раз. Теперь точно была уверена, что сказала Деду Морозу всё, что было на душе. Письмо пролежало в морозильной камере несколько дней и только утром тридцать первого исчезло. Значит дошло до адресата. Оставалось только подождать, Лизе утра, а Ане буквально несколько минут, Юра смело разворачивал лист бумаги, синяя паста на котором от перепада температур слегка растеклась, но буквы, особенно те, которые оставались на обратной стороне листка и были видны Ане, остались невредимыми и вполне читаемыми. — Дорогой мой Дедушка Мороз, — не убирая ладони с Аниной талии, а лишь покрепче притянув улыбающуюся во все свои тридцать два супругу к себе, Юрий Юрьич с чувством, толком и расстановкой начинает читать то, что было написано на некогда белом листе, ныне вдоль и поперёк исписанном ее аккуратными закорючками. — В этом году я вела себя очень хорошо, — отводит взгляд от бумажки и медленно скользит до жёнушкиных глаз, которые искрятся то ли от радости, то ли от выпитого ими шампанского. К слову, они даже полбутылки не осилили, Аня, как показалось Юре, буквально глоток сделала и отставила бокал в сторону. — Ну, а разве нет? — хлопает ресницами и улыбается, так довольно и блаженно, что муж не может не согласиться. — Ладно, допустим, — возвращается к чтению, Аня только ближе липнет, руками обвила шею и красными от помады губами прижалась к щеке. След оставила, Юра лишь глаза прикрыл и буквально наслаждался теми секундами, пока Серговна нежно касалась его щеки и оставляла с каждым поцелуем все больше красной помады. — В этом году я поставила собственный спектакль и сыграла его целых два раза, чем безусловно горжусь, — Музыченко бегло пробегается по письму и хмурит брови, — так, это неважно, — бубнит и снова вчитывается, а Аня пихает его в ребро. Больно, как она умела это делать. — Да как не важно, если очень даже важно! Все тебе неважно, — бубнит и вырывается, Юра только руку с талии пониже спускает и держит крепче, чтобы не убежала. Не то, чтобы Ане очень уж хотелось повздорить с супругом в новогоднюю ночь, скорее слегка подразнить его да на нежности вывести. Важным было это её письмо Деду Морозу, ох, каким важным. — Так, тихо-тихо, стоять, читаем дальше, — хихикает, с ладонью на бедре притягивает ее поближе, а затем, добравшись до самой интересной части письма на свой взгляд, победно восклицает: — А, вот! Я практически не ругалась на дочку и делала все возможное, лишь бы мы с Юрой не ссорились, — снова глаза на неё опускает и щёлкает по вздёрнутому носику. Холодный, не успел ещё согреться после балконного променада. — И чего? Получилось? — Не особо, нужно совершенствовать навыки. — Либо менять мужа, — Аня в ответ лишь нос морщит и отрицательно мотает головой, рассыпая свои локоны по плечам ещё сильнее. От взмаха волосами в комнате снова появляется аромат Аниных духов. — А я не хочу, меня и мой вредный устраивает. Юра ничего не отвечает, просто тянется и мокро целует кончик носа несколько раз, пока супруга сама не отталкивает его, намекая, что пора бы продолжить чтение. А ему совсем не хочется. Псы содрали с ёлки блестящий шарик и теперь шумно дрались за него на полу, рассыпая вокруг и измазываясь в блёстках. — Не информативное какое-то ваше письмо, Анна Серговна, одна вода, — складывает листок, убирает его в карман клетчатой рубашки, теперь обе руки освободились и он без труда мог обнять свою женщину так, как ему хотелось, а не так, как позволяла ситуация. — Говоришь, была хорошей девочкой весь год, да? — Деду Морозу виднее, — пожимает плечами и проводит по губам языком, уничтожая то, что осталось на них после поцелуев и чисто символического бокала игристого. Оба ждали друг от друга каких-то действий, каких-то важных слов, но в итоге уже несколько минут мурыжили тему её подарка. — Дед Мороз просил передать, что не понял из письма, чего ты точно хочешь за то, что была хорошей девочкой, — Аня слегла наклоняет голову к плечу и недоверчиво глядит на мужа. Ну не мог он оставить ее без подарка в новогоднюю ночь, это же Юра. Хотя бы стих, но сочинил бы, а то и танцем сопроводил его прочтение. — Поэтому решил оставить меня без подарка? — Куда уж там, оставишь без подарка, а ты сама себе его купишь, — ухмыляется и лезет в тот же карман рубашки, в который спрятал парой минут ранее ее на первый взгляд бесполезное письмо, написанное за компанию с Лизой для убедительности. Карман с самого возращения мужа домой топорщился и выдавал наличие в нем подарка и явно для Ани, догадаться, что там какое-то очередное колечко было нетрудно. Во-первых, Юра слишком хорошо знал свою жену и ее желания, а во-вторых, она столько раз за последние пару месяцев намекала на то, что хочет новое колечко, что намек был понял на первых порах, а подарок незамедлительно куплен и спрятан в машине вместе с дочкиным. Хоть где-то было у Юрий Юрьича неприкосновенное пространство. — Оно? — Аня светится от радости и кивает. Оно, именно то, которое она присмотрела и черт его знает, как Музыченко угадал, то ли настолько хорошо ее вкус выучил, то ли на свой положился, то ли просто беспардонно влез в ее телефон и порылся в закладках. По сути и не важно было. Теперь-то он точно поцелуй заслужил. — Спасибо, заинька, — обнимает за шею, проводит ладонью по затылку, Юра притягивает к себе и чувственно и нетерпеливо впивается в алые губы. Надолго дыхания не хватает, Аня отстраняется и опускает голову ему на грудь. Вот так в самый раз. Муж с трепетом убирает завитые в локоны волосы от лица и целует в горячий лоб, жена на груди пригрелась, как кошка, глаза прикрыла и медленно покачивалась в заданный супругом такт. Музыченко ничего, кроме всеобъемлющего счастья, в тот момент и не чувствовал, только счастье и умиротворенное спокойствие, как будто и не было закончившегося наконец пару часов назад портящего все на каждом шагу года. И было же в нём что-то хорошее. Совсем немного, но было. Прямое доказательство того он прямо сейчас прижимал к своей груди. — Что бы я без тебя делал, солнышко, — целует в макушку, Серговна поднимает глаза и ловит его взгляд. Все та же искра, как и много лет назад, и глаза все такие же добрые и любящие. Аня пожимает плечами и принимает очередной поцелуй, такой же мокрый и колючий, как все предыдущие. А она что бы без него делала? И всё-таки к письму стоило вернуться. — Ты там строчку пропустил, — говорит тихо, а ножки медленно подкашиваются, хочется посильнее вцепиться в крепкие плечи мужа и спрятаться за его сильной спиной от всего, что беспокоило и пугало. Ане от мыслей немного тревожно, слегка подташнивает, но руки супруга внушают спокойствие, защищают, и с каждым нежным поглаживанием и поцелуем становится совсем не страшно. — Важную, — сглатывает, во рту совсем пересохло, — там, на обратной стороне было, — заканчивает совсем уж шёпотом и на выдохе, голос будто дрогнул. — Да? — Юра выгибает брови и лезет в карман за свёрнутым вчетверо листком с таким видом, будто сегодня, сидя в машине, не перечитывал письмо с десяток раз, каждый раз вновь и вновь возвращаясь к взволновавшим его случайно обнаруженным на обороте строкам и буквально не веря своим глазам. Время вокруг во второй раз за сутки просто остановилось, только лампочки на ёлке мигали и отвлекали от жены и её блестящих карих глаз. Совсем уж растаял от её ласкового взгляда, подобно супруге переходит на шёпот, выходит хрипло. — И какую же? — Музыченко слабо улыбается, а у Ани краснеют щёки и руки мелко подрагивают. Свечи на столе всё ещё горели, наряду с приглушённым светом и гирляндой на ёлке создавая какую-то чересчур волшебную и тёплую атмосферу даже для Нового года. Аня несмело берёт его тёплую ладонь и аккуратно прижимает к своему животу. Лёгкое платье на нём совсем не топорщилось. Пока не топорщилось.