Ничего не закончилось

      Я не надеялся проснуться, однако, открыв глаза, неуклюже уперся взглядом в кристально-белый светящийся потолок. Снова.       Я надеялся, что правильно рассчитал дозу, но опять с треском проебался. И слава богу на самом деле.       Мне было тошно припоминать, который это уже был по счету раз — я даже не взвесил все «за» и «против», поддавшись порыву и не желая больше думать, совсем, мечтая в мгновение избавиться от всех мыслей и воспоминаний, не дающих мне спать ночами.       Закинул внушительного вида горсть белых пилюль в рот, с трудом проглотив все за раз. Даже не пересчитывал. Наверное, это меня и спасло.       Мне что-то снилось: в бреду я слышал, как кто-то говорит мне что-то: знакомый голос о чем-то меня упрашивает — не разобрать за грохотом ломающихся стен вокруг. Я слышал крик, треск, свист, — звук, с которым стекло вылетает из рамы, падает на землю и разлетается на миллионы осколков, трещащих потом под носками ботинок. Звук сломанных жизней и угасающего вдалеке огонька надежды на светлое будущее: в котором меня все еще терпят и любят.       Пол проваливается: я стою на чем-то мягком, стараюсь не смотреть под ноги. Вертикально потолку, над ним, под землей. Я стою на чем-то и прохожусь по себе своими же ботинками. Кто-то кричит: без конца выкрикивает мое имя, надрываясь, ломающимся от хрипоты голосом.       Конечности онемели, я лишился любых сил, не мог пошевелить и пальцем. На какую-то безумно долгую долю секунды я перестал чувствовать себя на земле — будто парил над потолком или сидел на этом самом потолке, щуря глаза от через чур яркого света люминесцентных ламп.       Глаза слезились, все, кружась, плыло и растекалось пятнами. Хотелось просто закрыть их и притвориться мертвым: меня уже нет, я там, наверху, под землей...       Из коридора послышались чьи-то приглушенные разговоры и характерный шаг, — стук внушительного размера каблука, ускоренный, тревожный и тяжелый. Я затаил дыхание.       Скрип двери резкой молнией расчертил мою и так покалеченную жизнь еще на две половинки. Отчертил меня настоящего от меня будущего: все, чем я дорожил раньше, безвозвратно проебано, а все, что меня ждет впереди — обломки.       Обломки, обрубки, ошметки счастья, которое я опять не смог удержать в руках. Упало на пол, треснуло, разбилось.       Я чувствовал, как вместе с его тяжелой темной фигурой в комнату проникли гнев и волнения, вмиг очернив собой и отяжелив воздух маленькой комнаты, преждевременно достигнув моего все еще чуть затуманенного разума. Я не хотел смотреть, не хотел замечать его.       Кроме нас — никого. Я видел его на периферии, видел, как он застыл на входе темным неподвижным пятном, сцепив руки. Я знал, что он заметил — я не сплю. Я знал, что он сверлит меня взглядом, но боялся даже предположить, каким именно.       В животе заворочился нервозный ком, сердце больно заколотилось.       — А если бы я не успел?       Голос хрипел. Тишина укоризненно нависла над нами. Я открыл было рот, попытавшись что-то сказать, но никакого, даже самого невнятного хрипа не смог из себя выдавить.       — Поттер?       Я почувствовал, как в уголках глаз задрожала влага. Я слышал, как он упрекает меня в одном только этом слове, я чувствовал его негодование.       Он сделал шаг вперед. Из моей глотки вырвался шумный выдох, похожий на всхлип. Предупреждение: не подходи, прошу тебя, не подходи, не надо. Я не сводил глаз, смотрел в потолок. Боялся, стыдился. Он меня не послушал: понял, я знал, но не послушал.       Слышно было, как он волочит что-то — наверное, стул, чтобы сесть ближе. Его лицо нависло надо мной — расплывчатые очертания, не разобрать, что за эмоцию выражающие.       Его холодные шершавые пальцы коснулись моей щеки. Нежно и трепетно. Я был готов к тому, что эти пальцы сделают мне больно, сомкнуться на моей шее тугим кольцом, закончив то, что за эти долгие четырнадцать лет не смог закончить я сам, что не смогла закончить ударная волна или буря из обломков и пыли.       Но он только любовно обвел мою скулу подушечкой большого пальца и я, не выдержав, зажмурился, чувствуя, как слезы стыдливо покатились по щекам вниз. Он убрал руку. Он их почувствовал.       — Балда ты, Поттер.       Усмехнулся, как-то болезненно и слабо.       Ничего не закончилось.