Eyes Closed

Здесь тепло и влажно, и воздух ещё тяжёлый после первого серьёзного ливня в этом сезоне. С каждым дуновением ветра промокшие листья над головой затаившегося в кустах на берегу реки человека трепещут и крупные капли с них холодным душем падают вниз. Но человек не шевелится — лишь часто смаргивает стекающие со лба в глаза струйки воды, избегая прикрывать их оба одновременно. Его прятки здесь, как прятки какой-то трусливой лесной твари, гнусны, непростительны. Но он всё продолжает стоять, заворожённый открывшейся перед ним одним картиной, совсем не заботясь о надвигающейся угрозе его неизбежного разоблачения. Они находятся на миссии уже неделю, и стандартная форма шинигами, аккуратно перекинутая через нижнюю ветку дерева, под которым стоит лейтенант, явно нуждается в стирке. Хотя грязь, кровь и пот и теряются в чёрной ткани шихакушо, белоснежное хаори, обозначенное цифрой шесть, выдаёт долгие дни неустанных сражений, участником которых стал его обладатель, что сейчас чуть ниже по склону, в холодном потоке реки, смывает с волос запёкшуюся кровь. Он стоит, повернувшись спиной, и река ему доходит до бёдер. Он зачерпывает воду пригоршнями и опрокидывает её на себя — она ручьями струится по его плечам, тёмно-малиновая на фоне гладкой бледной кожи, что слабо мерцает в мягком сумеречном свете. Глаза Ренджи жадно скользят по его фигуре и впитывают каждый её штрих — стройную мускулатуру рук, узкую талию и бёдра, дразнящий изгиб упругих ягодиц, наполовину скрытых в порозовевшем потоке. И ни одна капля этой крови не принадлежит капитану, уверен Ренджи. Капитан слишком опытен, чтобы позволить себя ранить тем недостойным, с кем они только что вели битву. Это кровь их врагов, безымянных бесчисленных врагов, чьи останки сейчас рассыпаются в пыль на покинутом поле брани. И эта кровь всё покачивается на неспокойной воде вокруг Кучики, ожидая, пока очередной порыв ветерка не погонит её вниз по течению. Лейтенант восхищённо наблюдает, как изящные тонкие кисти проходят, расчёсывая, сквозь угольно-чёрные пряди, прилипшие к шее, ключицам, как кровавые струйки замедляются, становятся тоньше, как вода, стекающая по спине мужчины, меняет свой цвет на бледную медь. Ладони Ренджи горячие, потные, его губы слегка приоткрыты, и воздух с едва слышным свистом всё чаще вырывается через эту неширокую щель. Да, он шпионит за своим капитаном, бесстыдно нарушает его уединение, ради которого тот проделал столь продолжительный путь до реки, но Ренджи не чувствует к себе отвращения — ноющий жар между ног на корню губит все попытки попридержать пыл. Отвращение… В мозге второго офицера для него попросту не осталось места, а капитан Кучики… Его тело будто вываяно из мрамора. Сильное, крепкое, безупречное. И Ренджи хочет его так, как не хотел никогда прежде. Он хочет ступить в эти прохладные воды, хочет трепетными руками мягко смыть с гладкой кожи и шелковистых волос капитана последние кровавые следы минувшего боя, хочет впиться зубами в его широкое плечо и посмотреть, как на нём будут выглядеть оставленные им, Абараем, иссиня-лиловые отметины, а затем… Затем он хочет упасть на колени и, лишённый последних крупиц достоинства, хочет почувствовать руку капитана Кучики, крепко, безжалостно стягивающую его волосы на затылке, в то время как сам Ренджи будет зарываться лицом меж его бёдер, запечатляя в памяти вкус своего капитана. Он хочет. Хочет получить зримое, осязаемое доказательство того, что Шестой заметил его, нашёл ему применение, пусть даже и в такой ничтожной задаче. Он хочет признания от человека, что всегда смотрел будто сквозь него, мимо. Медленно, осторожно, чтобы случайный шорох не выдал этого судорожного движения, лейтенант тянется ладонью к своей промежности. А капитан тем временем завершает с волосами и теперь черпает больше воды на свои грудь и спину. Каждое его движение чётко, целеустремлённо. Ренджи видит, как бледные пальцы на мгновение впиваются в плоть плеча, разминая узловатые мышцы, и его собственная рука крепче сжимает выпуклость на хакама. Он хочет, чтобы капитан обернулся, даже если знает, что это удвоит шансы на обнаружение, и параллельно удивляется тому, как Шестой всё ещё не распознал реяцу своего лейтенанта, не услыхал хруст опавших листьев и веток под его ногами, не уловил приглушённых звуков его дыхания. Собственная кожа кажется Ренджи невыносимо пылающей, слишком туго натянутой для него; внизу живота его крутит так, что мужчине приходится прикусить губу, чтобы подавить рвущийся наружу сладостный вздох, вздох желания. Он знает, что Кучики скоро выйдет из воды и, вероятно, наткнётся на него, скрючившегося в кустах, прямо здесь, но… Ему отчаянно нужна разрядка, он хочет достигнуть её, непременно глядя на прекрасное обнажённое тело своего капитана, поэтому сейчас сгибается почти пополам и, задержав дыхание, начинает как можно скорее двигать рукой, уже запущенной внутрь хакама. Мощный всплеск адреналина, растекающегося по венам, заставляет коленки Ренджи дрожать, когда Шестой, наконец, разворачивается. Лейтенант наклоняется вперёд, чтобы тяжело опереться на ствол дерева, под которым находился всё это время, рукой и прилипает взглядом к нему. Чётко очерченные квадраты груди, подтянутый плоский живот с тонкой дорожкой тёмных волос, убегающей вниз между точёными бёдрами… Он неспешно выходит из воды, оставляя дарованное ей прикрытие самого личного сзади, и пальцы Ренджи порывисто впиваются в рыхлую кору — сам он до крови кусает губы. Ему нужна всего пара движений, движений размашистых, резких, чтоб, взорвавшись, раствориться и улететь на одуряющих крыльях свободы. Спустя несколько секунд он понимает, что зажмурился, а когда вновь открывает глаза, напрямую встречается со взором из чистой стали, в котором от всеобъемлющего удивления ещё не успел отразиться гнев. Сознание жгучего болезненнего унижения и ужас до краёв наполняют его нутро — он понимает, что его действительно поймали, что нет и шанса объяснить дрожь в теле, блеск испарины на лбу и густую влагу, просачивающуюся сквозь переднюю часть его хакама. Ренджи безмолвно склоняет голову, онемев от стыда, и молится, чтобы его смерть была быстрой и не слишком мучительной. Секунды тянутся невыносимо медленно, но ни один удар так и не рушится на лейтенанта. Когда Абараи больше не может выносить неизвестность, он вновь несмело поднимает глаза. Капитан Кучики всё ещё здесь, всё ещё рядом; он уже натянул свою форму и теперь застёгивает оби на поясе, не удостаивая своего офицера и взглядом. Его влажные волосы прилипают к щекам, и в этот момент он так исключительно привлекателен, что Ренджи едва не скулит в бессилии от одного на него взора. Закончив поправлять шихакушо, Бьякуя наконец находит зрачками зрачки лейтенанта, и в этом ледяном взгляде нет ничего, кроме безучастности и презрения. Под очередной спазм внизу живота до Ренджи отчётливо доходит — это всё наказание, на которое он может рассчитывать. Такой человек, как Кучики Бьякуя, не станет утруждаться возмездием для него, для так низко павшего существа, и потому сейчас, не обронив ни слова, он просто исчезает в шунпо в сторону недавно разбитого лагеря, проносясь так высоко над головой лейтенанта, что не остаётся сомнений — его общество ему мерзко. С тяжёлым глухим стуком колени Ренджи встречают землю.