озеро

Тарасов Алексей Николаевич, недавно получивший погоны лейтенанта, бодро трусил по лесу в поисках родного батальона. Он слегка задержался в уже эвакуированной деревне, выискав немного махорки и засохшего хлеба в одном из домов, и теперь старался нагнать остальных. Всё было — пока — спокойно. Винтовка слегка оттягивала плечо, полная кобура патронов била по ноге, а в глаза через густую крону деревьев даже пробивалось солнце. Эта осень была теплее, чем прошлая — 1941го — но эту осень Алексей ненавидел гораздо сильнее. Отпнув мешавшую ветку, он свернул на короткий путь — вдоль озера и наверх, где должен был найти своих. Своими приходилось обозначать всех сослуживцев мысленно — но вслух Алексей так называл совершенно других людей. Больше звать так было, правда, некого. Муха погиб под Москвой в самый холодный день ноября, Графа расстреляли, как врага народа, а Чингиз где-то в Крыму. Был. На секунду зависнув у тёмного озера, Алексей старался прислушаться к звукам леса — безопасность никто не отменял. Он даже успел увидеть скачущего по своим делам зайца, уже успевшего начать менять свою обычную серую шёрстку на белый зимний окрас, и усмехнулся нормальности такой встречи. Словно из прошлой жизни пахнуло, когда они детьми в деревне кролей кормили и плакали, прося их не есть. Молчаливая ностальгия нарушилась звуком выстрела откуда-то из кустов. Алексей, машинально отследив траекторию пули, быстрым шагом подошёл туда, держа оружие наготове. С обратной стороны лицом в землю лежал длинный парень, подняв руки над головой. Его пистолет был брошен рядом, форма разодрана, а нога превратилась в кровавое месиво. — Ты стрелял не в меня? — удивленно спросил Алексей, не забывая держать его на мушке. Он ещё раз осмотрел окрестности — вокруг не было ни одного лишнего шороха или писка. Парень только больше вжался в землю. Белесые волосы были покрыты слоем пыли и крови, и, выдохнув, Алексей присел, ткнув его винтовкой в плечо. Немец медленно перевернулся на спину и сел, продолжая держать руки над головой. Так было легко оценить — выше его раза в полтора, судя по форме — летчик, лицо худое и несчастное, только глаза блестят на фоне грязи. Добрая половина его головы выглядела ещё хуже ноги, и он ужасно щурился, пытаясь отодвинуться от света. — И делать ты мне что предлагаешь? — присвистнул лейтенант, оценивая ранения. Воздушные бои гремели здесь дня три назад, немецкие Мессершмиты завывали ночами, сбрасывали бомбы, но удалились быстро — видимо, не в полном составе. Парень, видевший терзания, тут же расстегнул форменную рубашку, показывая, что у него больше нет оружия. Алексей кивнул, не сводя взгляд и палец с курка. Немец ногой подвинул к нему пистолет, и опустил одну руку в карман, быстро достав документы и провернув ту же схему. Алексей присел, раскрыв потрепанную бумажку. Оттуда с черно-белой фото на него смотрел тот же немец, только в лучшем виде — вздернутый подбородок, ухмылка, идеально причесанные волосы. Он точно видел его где-то — осознание током прошибло, чуть не заставило выронить всё. В боях не мог, в газетах фото не было, но взгляд вот этот знаком был будто также, как любое другое воспоминание детское. — Аркадиус Рудольф Гурланд, — прочитал Алексей, хмыкнув, — Так ты Аркадий или Рудольф? — Ja, ja, Arkadius oder Ark, — закивал парень. Алексей не разделял его дружелюбие, и дернул за винтовку слишком резко, дав волю эмоциям. Последнее письмо Мухи всё ещё перед глазами стояло — может, такой вот его и убил. Немец, заметив, вжался ещё больше в куст и простонал, явно задев одну из ран. Алексей держал палец на курке. Палец дрожал ещё больше этого несчастного лётчика. Убивать в бою проще было, сейчас же — за что? Он даже сдался уже. И непонятное чувство мешало — будто было уже так, и выстрел, и нога, только где? — Аркаша, значит, — процедил Алексей, сплевывая. Немецкий у них не знал никто, но судьбу его, как пленного, Алексей легко предсказать мог. Не офицер, никакой ценности, в лучшем случае бросят умирать где-то, в худшем — закончат всё побыстрее, когда поймут, что ничего не скажет больше. Немец опустил глаза вниз, оставив только уже явно усталые руки.  — Чо делать-то будем, Аркаша? Я по-вашему не говорю. Нихьт шпрехен, слышал? Услышав родную речь, парень вздрогнул и осмелился посмотреть в глаза ещё раз. Разглядывал тоже, пристально, осторожно правда, но что-то шепча под нос себе. Убрав винтовку, Алексей достал из кармана бережно завернутую в холщовую тряпку краюху хлеба. Хотел отломить сначала, но, махнув рукой, бросил ему весь. Взял котелок из своего мешка и подошёл к озеру. Ледяная вода просочилась сквозь рукав, заставила его зашипеть и тихо выругаться. «Застрелил бы тебя сейчас со спины, придурка» — вещал насмешливый голосок внутри, — «Защитник хренов». — На, пей, — поставив припасы рядом, Алексей сделал шаг назад, окончательно убрав винтовку на плечо. — Danke, — немец стыдливо вгрызался в хлеб, стараясь не проглотить сразу весь. Алексей кивнул, завязывая вещмещок, и поднимая его пистолет с земли. Внутри патронов не оказалось — видимо, последний для себя берег. — Убить собирался зайца, или надеялся, что я тебя? — Алексей жестами показал выстрел из пистолета в него. Немец кивнул, бережно убирая вторую половину хлеба в карман. Разодранная нога немца вещала о скорой гангрене или заражении крови, да и видел он явно только на полметра от себя. Но ресурсы помощи закончились, никаких волшебных микстур в карманах не было. Алексей уже боялся не найти своих, и, помахав ему, устремился вперёд — чтобы сомнения догнать не успели. Загадка знакомства — помутнение рассудка, вот и всё. Ночевать они, оказывается, собрались в деревне всего в километре от озера. Пустой уже тоже — но это было последней остановкой перед марш-броском на линию фронта. Алексей пережевывал сухпаёк, сидя на деревянном крыльце, и смотрел на затянутое тучами ночное небо. Ни звезды, ни самолета, ни шороха. Немец, наверное, так и пролежит с этим видом, пока не умрёт — или не съедят. Докурив найденный табак, Тарасов Алексей Николаевич поднялся, проверяя, что с собой есть ненужные тряпки на бинты. Все спали уже, а он шёл к лесу медленно, едва слышно насвистывая под нос и сжимая флягу в кармане брюк.