Sex & Retribution

Поначалу мысль «если твой парень не хочет тебя ― заставь его захотеть» казалась Чимину гениальной. Он систематически вытягивал информацию из Чону́, пытаясь понять, что ему нравится, и извлечь из этого максимум выгоды. Однако чем больше Чимин копался в чужих предпочтениях, тем меньше понимал, на что стоит у его парня, и как подвести его к неизбежному, а именно к сексу. Они встречались уже несколько месяцев. Чону был обходителен и нежен, старался произвести на Чимина впечатление всем, чем только мог: водил его по любимым местам, делился дорогими вещами и даже познакомил со старшей сестрой. И это устраивало Чимина — ровно до тех пор, пока он не рискнул сподвигнуть парня к чему-то большему и неожиданно для себя получил отказ. Три раза подряд. Нужно признать, Чимин не умеет проигрывать. Нет, не так: он ненавидит проигрывать. И если сначала его здравомыслящая половина твердила, что Чону просто не готов и ему требуется чуть больше времени, то позднее ход его мыслей кардинально изменился. Не то чтобы Чимин был помешан на сексе (он даже навскидку не сказал бы, когда в последний развлекался с кем-то — игрушки не в счет), но в какой-то момент желание пересилило принципы, а вот моральные устои Чону оказались гораздо крепче. И это с ощутимым зудом грызло самооценку, да так сильно, что Чимин решился на отчаянный шаг: купил комплект женского белья, на которое частенько заглядывался в торговых центрах его парень, с четким намерением столкнуть его (и себя) с кульминацией их отношений. День «Х» был назначен на четверг: Чимин знал, что в этот день у Чону мало пар, а все оставшееся время он проводил дома, за бестолковой зубрежкой чиминовых конспектов. Чимин решил, что попытка пригласить Чону в гости будет отличной идеей ― он ведь не сбежит из его квартиры, не сможет придумать новую отговорку, чтобы улизнуть? Звучало, впрочем, не очень правдоподобно, но Чимин не был бы Чимином, если бы не решился проверить свою теорию на практике. Вы: «Хэй, не хочешь заглянуть ко мне после пар? Я приготовил для тебя сюрприз ;)» Чону ♡: «Надеюсь, это обед, потому что я чертовски голоден. Увидимся у тебя» Этот план был безупречен. Чону охотно согласился на встречу, пусть и не совсем догадывался, что ждет его в стенах миниатюрной однушки, а Чимин, впопыхах разыскивающий пакет с говорящим брендом, был как никогда взволнован предвкушением чего-то большего, чем невесомые, почти родительские поцелуи и крепкие объятия на прощание. От квартиры Чимина до университета было рукой подать. Когда-то он специально выбирал жилье для съема поближе к кампусу, чтобы иметь возможность бегать между парами домой и просыпать чуть дольше, чем все остальные. Сейчас это тоже играло на руку: пары заканчивались всего через полчаса, а это означало, что Чону не заставит себя долго ждать, и пришло время приготовиться к долгожданному событию. Чимин осторожно разложил перед собой аккуратное белое кружево: миниатюрное женское белье, пояс с подвязками и прозрачные капроновые чулки. Никогда раньше ему не доводилось носить что-то подобное. Да куда там! Все его эксперименты в постели заканчивались футфетишистами и рослыми парнями из команды по лакроссу, которые жаждали видеть его не то связанным, не то плачущим, не то в подгузниках и с соской наперевес — в общем, и вспоминать не хотелось. Здесь же дело обстояло немного иначе: впервые ему доводилось испытывать настолько сладкое, томительное возбуждение от одного лишь прикосновения к тканям. Нельзя питать подобную слабость к таким простым и осязаемым вещам — Чимин был уверен, но не мог перестать касаться белья и представлять тот самый момент, когда Чону, наконец, решится распаковать свой подарок… Или воспользуется им прямо в обертке. Натягивать на себя нечто настолько легкое и красивое тоже было в новинку. Чимин не был ханжой и тысячу раз натыкался на порно с самыми изощренными практиками, поэтому испытывал едва ощутимое волнение, кутая тело в нежную материю. Тонкая белесая сеточка плотно обхватывала стройные ноги, а искусные ажурные узоры без лишней грубости укрывали талию, ягодицы и острые тазовые косточки. Смотреть на то, насколько твердым он становился, расправляя краешки белья и подтягивая резинку чулок, было попросту стыдно, но взгляд то и дело возвращался ниже — туда, где под местами просвечивающимся кружевом в геометрической прогрессии возрастало возбуждение. Дело оставалось за малым: привести в порядок квартиру и накрыть подобие обеда на кухне, потому что Чону действительно голоден, и Чимин с радостью накормит его и сразу во всех смыслах. Спустя десяток минут кухня благоухала ароматизированными свечами из дешевого магазинчика под окном, а на столе, вместе с сервировкой и бутылкой дорогого вина, красовался поделенный на несколько порций сет. Чону не был любителем романтических вечеров и ужинов, тщательно приготовленных (зачастую в ресторанах у дома) на двоих, но Чимину это казалось чем-то особенным. Настолько же особенным, как и первый секс с человеком, в которого он, по видимому, был влюблён. Звонок в дверь раздался внезапно и громко. Конечно, Чимин ожидал — по крайней мере, надеялся, — что Чону явится как можно раньше, поэтому без задней мысли бросился к двери. Что-то внутри трепетало, жажда увидеть чужую реакцию подбивала на слабую дрожь, и отчего-то Чимин был уверен, что получит ее сполна и наконец почувствует, каково это — когда тебя хочет любимый человек. Окрыленный немного наивной мыслью «он, должно быть, отпросился пораньше; наверное, успел заскучать на парах», Чимин схватился за ручку и резко дернул на себя, представая во всей своей красе — с ласковой улыбкой и лишь немного прикрытый пошлыми тряпками, — перед Тэхеном. Тэхеном? — Блять. — Согласен.

***

Трудно сказать, когда Тэхен впервые задумался о том, насколько Чимин, парень его одногруппника, все же красив. Возможно, это произошло в их первую встречу, когда Чону привел Чимина на репетицию театрального кружка — посмотреть, как проходит подготовка к спектаклю, и скрасить приятной компанией сумбурный вечер. Тэхен помнил тот день, словно это было вчера: Чимин долго не отлипал от Чону, а когда репетиция подошла к концу, все-таки выпросил у него прогулку до дома. По-щенячьи преданный Чимин был слеп — в упор не видел, как его горе-возлюбленный смотрел по сторонам и искал взглядом ту, в которой был по-настоящему заинтересован. Но Тэхен точно знал — Чону был неверен; знал о каждой девице, в которую тот успел засунуть пальцы в перерывах между занятиями. Казалось, Чону получал от этого истинное удовольствие — рассказывая тут и там о глупых первокурсницах, что велись на него по юной дурости. И будь у Тэхена чуть больше совести, чуть меньше терпения и уверенности в собственной непричастности, он бы давно выложил Чимину все как есть. Но до сих пор тянул, полагая, что тот скорее покрутит пальцем у виска, чем поверит в бесчисленные измены своего драгоценного парня. Сошлись ли звезды в этот четверг, или Тэхен начал жалеть счастливо улыбающуюся бестолочь, но сегодня он решил покончить с затянувшимся представлением Чону и открыть глаза-щелочки его единственному зрителю. И нет, он абсолютно точно не преследовал личные мотивы. Да и какие мотивы у него могли быть? Тэхен готов был поклясться, что его намерения были благородны и чисты. Настолько, что он без какого-либо смущения купил у старосты Чимина его адрес. Последней деталью плана был поиск доказательств (желательно неопровержимых) чужой неверности. Что оказалось не так-то сложно: прямо у входа в университетский спортзал Чону жарко зажимал очередную жертву. Проходящему мимо Тэхену он только подмигнул, улыбаясь немного нагло и расслабленно, на что получил тройное сальто глаз и беглую попытку сделать несколько фото — на случай, если упрямство Чимина окажется сильнее тэхеновой настойчивости. А дальше — дорога до чужого дома, бесполезные потуги в надежде придумать объяснение своим действиям и непримиримое решение заложить глуповатого казанову. Стоя на чужом пороге и неловко нажимая на звонок, Тэхен готов был принять ругательства, недовольства и даже стремление спустить его с лестницы, но никак не Чимина, улыбающегося так соблазнительно в этом дорогущем женском белье. Глухое «согласен» вырвалось раньше, чем Тэхен осознал: все это предназначалось совсем не ему, и нагло пялиться на обнаженные бедра, поджарый живот и грудь с золотистым загаром как минимум нетактично. Однако прежде чем он успел отодрать прилипшие к полупрозрачному кружеву глаза, дверь перед его носом с глухим стуком захлопнулась, а причина его необдуманных ребяческих раздумий в краснощеком смущении скрылась в глубине крошечной квартиры. Да, Тэхен представлял этот диалог совершенно иначе. А Чимин, вообще-то, совсем не представлял этот разговор. С Чону — запросто и не только болтовню, но с этим парнем, выглядящим безразлично-загадочно и вечно скалящимся квадратным подобием улыбки, Чимин даже здороваться не спешил. И вовсе не потому, что Тэхен ему не нравился, а потому, что Чимин без каких бы то ни было причин был убежден, что Тэхен его недолюбливает. И что же они имели теперь? Тэхен пришел к нему домой (Чимин все гадал, откуда он вообще узнал его адрес) и недолго бродил своими недовольно-отстраненными глазами по телу Чимина, пока тот, наконец, не одумался и не смылся, чтобы прикрыться хоть чем-то. Остервенело натягивая поверх почти обнаженной туши банный халат, он думал, как теперь смотреть на этого болвана, вломившегося в его дом без приглашения, и как объяснить Чону, который вот-вот придет к Чимину на обед, какого черта Тэхен забыл у его квартиры. Чимина осенило. Точно, Чону! Наверняка он и послал Тэхена. Знать бы еще зачем... Невозмутимо затянув махровый пояс на халате с такой силой, что сдавило под ребрами, Чимин вернулся в коридор и глянул в глазок с опаской, почему-то надеясь, что Тэхен уйдет. Но тот не ушел: стоял под дверью с максимально безучастным видом и выдавал свою нервозность только пальцами, что без конца гоняли бегунок молнии на кармане куртки вверх и вниз. — Ну, — сказал Чимин, едва-едва приоткрыв дверь и поежившись от холода. — Зачем пришёл? Тэхен вскинул голову, отчего выпавшие из-под шапки пряди слабо защекотали лоб. Он глянул на Чимина, уже одетого — какая досада — и показательно запахнувшего даже горловину халата, и не сдержал смешка. — Хочу поговорить, — ответил просто и дернул плечом, не находя покоя от мысли, что кроется под этим самым халатом. Тэхен чуть сощурился и пробежался языком под губой. — Можешь считать, что это касается Чону. Услышав заветное имя, Чимин заметно расслабился и пусть до сих пор не питал особого доверия к парню по другую сторону двери, все же пошел на поводу у его ухмылки, пропуская в квартиру и мягко кивая в сторону кухни. — Заходи. Тэхен всегда и везде чувствовал себя как дома, вот и сейчас, небрежно скинув кроссовки и на ходу стянув огромный цветастый пуховик, вальяжным шагом направился на аромат еды и воска. Чимин, все то время следующий по пятам, недовольно нахмурился, когда Тэхен смачно плюхнулся за стол и уже было протянул руку к бокалу, но тут же получил смачный шлепок по затылку. — Эй! — возмутился он с деланной оскорбленностью, пока Чимин отодвигал от него вино и блюда подальше. — Это не для тебя, — бросил Чимин небрежно и наконец опустился на стул с противоположной стороны от незваного гостя. — Говори, что там у тебя. И побыстрее, скоро придет Чону. — Как невежливо с твоей стороны, — заметил Тэхен, всеми силами сохраняя прежнее амплуа, затем стащил с головы черную шапку, растрепав слегка кудрявые локоны в разные стороны, и потянулся к карману джинсов. Несмотря на его попытки казаться внешне непробиваемым и безучастным, вся эта ситуация (с изменами и грязью чужой личной жизни) выбивала из колеи и внушала слабое чувство вины. Хотя, впрочем, вина была не за ним, она всецело принадлежала Чону. Однако тем, кто принес недобрую весть, все еще был Тэхен. Тэхен, нагло сунувший нос в чужие дела. Тэхен, который не хотел видеть Чимина — очаровательного и крайне негостеприимного — расстроенным. Тэхен, абсолютно не интересующийся сидящим перед ним парнем. — Думаю, твой бойфренд задержится, — произнес он немного приглушенно, неохотно выцепив группу недавних фото на телефоне, и, чуть погодя, все же предлагая их Чимину. Тот, до сих пор следящий за каждым чужим движением, за телефон схватился не сразу. Горькое зудящее чувство появилось где-то внутри, едва Тэхен сменил тон, и заторможенный взгляд опустился на светящуюся картинку. Туда, где Чону, его Чону, обнимал какую-то девушку. Туда, где следующим слайдом шел поцелуй, а дальше — все более откровенные объятия и ласки. Сомневаться в достоверности увиденного не приходилось. Наверное, этого следовало ожидать, и причин подозревать Чону в неверности было предостаточно. Возможно, Чимин даже ловил себя на мысли, что происходит что-то, о чем он не подозревает, но без конца искал все лучшее в человеке и поэтому не разглядел подвоха. И сейчас ему следовало расстроиться, почувствовать себя брошенным, но почему-то это открытие не расстроило, наоборот, заставило выдохнуть и наконец понять, почему Чону так старательно избегал уединения. Поэтому, вопреки ожиданиям Тэхена, Чимин не нахмурился и не надулся. Только опустил глаза в пол, отодвигая от себя чужой телефон, и ненадолго завис, переваривая информацию. Глупо было бы дернуться к нему навстречу, потянуть к себе для объятий и сказать, что этот ублюдок, нагло использующий Чимина невесть зачем, не заслуживает его, не заслуживает всего этого. Поэтому Тэхен понимающе дал минуту на размышления, затем выжал из себя не совсем сожалеющее «прости», а после нагло перехватил откупоренную бутылку вина и сделал мощный глоток прямо из горла. Чимин, до сих пор растерянный и немного фрустрирующий, внезапно зашевелился и устремил взгляд, полный негодования и легкого чувства абсурда, прямо на Тэхена. — Какого… — Тут же одумался он, и Тэхен, удовлетворенный ожившей статуей, в своей необычной манере заулыбался. — Не пропадать же добру. Повисла неловкая тишина. Чимин, ошарашенный поведением Тэхена, еще пару секунд пялился на него, облизывающего винные губы и пожимающего плечами, и вдруг разразился заливистым смехом. И вообще-то Тэхен даже не надеялся на такую реакцию (максимум на подзатыльник или допрос о подробностях случившегося), однако такой исход его порадовал даже больше. Совершенно искренне усмехнувшись, затем еще и еще, он все-таки дополнил высокий смех Чимина своим басистым и в который раз заметил то, насколько тот непредсказуем в своих реакциях. Насколько он, черт возьми, хорош. — Чимин, — сказал Тэхен, когда комната вновь наполнилась молчанием. — Ты в порядке? Чимин, все еще улыбающийся каким-то своим мыслям, хмыкнул и, повторив ранний жест Тэхена, отхлебнул из горла. — Я все гадал, почему Чону… Отталкивает меня. — Он устало откинулся на спинку стула и потер пальцами переносицу. В его глазах читалось сожаление о потраченном времени и что-то еще, схожее с разочарованием. — А все оказалось так просто. Ему нравятся девушки, а я… Лучший студент на курсе? — Чимин фыркнул, припоминая, как часто Чону приходил за помощью по учёбе, как выпрашивал его конспекты и эссе. — Я думал, что мы это переросли. Знаешь, университет отличается от школы, и мне казалось, что другие это тоже понимают. — Не все, — возразил Тэхен, сложив недовольно руки на груди и задумавшись о чем-то своем. А спустя время добавил, безразлично пялясь куда-то в стену. — Очевидно, этот придурок прихватил с собой из школы не только детские манипуляции, но и убогий вкус. Серьезно, ни одна из этих кукол не смогла бы сравниться с тобой. Удивленный чужими словами Чимин не сразу нашел, что ответить. Своеобразная поддержка его не смутила. Она внушала слабое чувство лести, обмана, но это ощущалось неожиданно приятно, словно Тэхен — его хороший друг, который пытается найти слова утешения в гадкой ситуации. И тот, очевидно, понял, что сморозил глупость, потому что опустил взгляд на запястья, где то и дело теребил целую уйму браслетов, а затем, приняв чиминово молчание за зеленый свет, заговорил снова. — Как вообще можно променять все это... — Он окинул взглядом накрытый стол и самого Чимина. — На пыльный коридор с неумелой девчонкой? А это звучало уже решительнее, Тэхен пер прямо в лоб. Он, смотрящий на безобразно одетого и одновременно раздетого Чимина, все никак не мог понять: неужели тот настолько бестолков в отношениях, что не видит, какими глазами Тэхен пожирает его тушу и какими стараниями выкуривает любые мысли о неудачном бывшем из высветленной головки? Не бывает ведь, чтобы открытые намеки врезались в столь толстую стену непонимания. А Чимин бил все рекорды и моргал своими наивными глазками, будто и не догадывался, что нравится Тэхену. — Похоже, что можно, — произнес он неуверенно и, проследив за играющими с украшениями пальцами — длинными, жилистыми, с аккуратными костяшками и редкими шрамами, — спросил осторожно. — А ты бы променял? Тэхен не колебался. — Нет. И эта честность вперемешку с неумелым флиртом и осознанием откровенной симпатии совсем не входила в его планы. Подумав секунду-другую, Тэхен поднялся с места. Напротив цели, которую он ставил себе до прихода в квартиру Чимина, а конкретно разоблачения Чону, уже красовалась жирная зеленая галочка. Задерживаться здесь, зная, что вскоре заявится виновник неудавшегося торжества, совершенно не хотелось. Наверное, думал Тэхен, стоило оставить Чимина наедине с самим собой: дать возможность обдумать случившееся и решить, что делать дальше. Однако Чимин хотел чего-то иного. В выяснении отношений с человеком, которого отныне не было желания видеть даже на пороге, он не видел смысла (словно после всего, что Чону успел натворить, у них могло быть хоть какое-нибудь будущее). А вот попросить Тэхена, смотрящего с непривычной преданностью и восхищением, остаться ненадолго было почти необходимо. Поэтому Чимин и подорвался следом, поймав Тэхена за руку, и замер точно напротив, несмело стискивая в ладони предплечье. — Останься со мной. Выжать просьбу, которая задумывалась Чимином изначально, оказалось немного сложнее, чем представлялось: что-то отчаянное и требовательное вырвалось задолго до того, как пришло осознание спонтанного поступка. Тэхен, не сразу разобравшись в мотивах Чимина, напряженно уткнулся взглядом в стремительно краснеющее лицо, а после сполз глазами к пухлым пальцам поверх своей руки. — Зачем? — только и спросил он, прекрасно понимая, к чему все идет: Чимин, вероятно, жаждал забыться, а что отвлекало лучше присутствия рядом другого? Но Тэхен не был против — уж лучше Чимин найдет утешение и успокоение в его компании, чем потянется к тому, кто воспользуется его потерянностью, — и все же держал себя на плаву, хватаясь за буйки трезвомыслия и с горем пополам борясь с желанием коснуться в ответ. — Не пропадать же добру. Узел на поясе халата распустился слишком податливо — Чимин его только тронуть успел, как полы махровой ткани отшатнулись в разные стороны, пуская к коже холод, а вместе с ним и мурашки. Решительность, играющая на контрасте с горячим смущением, ярким подтекстом читалась в неторопливых движениях, и Тэхен, будь он хоть сто раз собранным и благородным, не мог отказать себе в удовольствии глянуть чуть ниже содрогающегося кадыка — туда, где грудь ходила ходуном, и кружево щекотало тазовые косточки. Между тем он и не заметил, как громко сглотнул, затем облизнул шершавые губы и позволил Чимину оказаться ближе — опустить руку на затылок и потянуться вслед за разбитым выдохом, растрепавшим его идеально уложенную челку. — Тебе нравится? — Неуверенность в себе, глупом внешнем виде и самой ситуации вынуждала Чимина спрашивать. Необходимо было услышать, что он все делает правильно, что не обезумел окончательно, и все это, начиная с бестолковой покупки и любовно накрытого стола и заканчивая желанием покрасоваться перед тем, чьи пальцы кололо от жажды пристроить их у симметричных впадин вблизи крестца, — не апогей его отчаяния. — Да ты издеваешься… — Тэхен замешкался. Его пальцы, рванувшие сразу под халат, уже легли на поясницу, но он все еще цеплялся за то невидимое и фантомное, что предлагало Чимину путь к отступлению. А он ему словно и не был нужен. Зачем отступать, думал Чимин, ощущая, как планомерно скатывается по плечам ненужная ткань, ведь впервые рядом с ним стоял тот, кто по-настоящему жаждал его, и рядом с которым внезапно хотелось задержаться. — Уверен? Чимин дотянулся до его губ. — Уверен. Поцелуй вышел неторопливым, медовым, но лишь поначалу. Тэхен все еще тормозил, сам себя за волосы отдирал от льнущего тела и всеми силами пытался удержать какое-никакое подобие контроля. Но чем теснее Чимин вжимался, чем чаще дышал и пышными губами размыкал сухие и упрямые, тем глубже становилось желание и поверхностнее любые его проявления. И вот Тэхен уже рывками сдирал больше не греющую тряпку, ласкал шершавыми ладонями каждый невозможно ровный изгиб и позволял другим рукам, немного робким, но целеустремленным, тянуть джемпер через голову, пока Чимин привставал на мыски в попытке сдернуть чертову шмотку с лохматой башки. Когда торса коснулась разгоряченная кожа, а собственные ладони упали к ягодицам и там же дёрнули наверх, шатко усаживая на себя, Тэхен звучно долбанулся лопатками о недовольно загудевший холодильник. Неприятный звук отрезвил — заставил оторваться всего на секунду, чтобы разглядеть все то же непоколебимое упорство в лице напротив. Он-то думал, что его одного здесь кроет моментально и не по-детски. Но Чимин, очевидно, хотел не меньше: вовсю искусал свои упругие губы и уже тянул руки к тэхеновым джинсам, чтобы оставить столь же обнаженным, каким был он сам. Его глаза блестели пьяным дурманом, и как же долго Чимин терпел, думалось Тэхену, если он разложил себя без тени сомнения перед ним и так легко предложил присвоить подарок, адресованный кому-то забытому. — Ты возбужден, — констатировал Тэхен скрипучим надломленным голосом, и Чимин хмыкнул куда-то в шею, с содроганием ощущая, как его член, перепачканый предъэякулятом, рисует сквозь кружево на смуглой коже влажные узоры. — Я же готовился, — напомнил он горячим шепотом и дернул ладонь, сжимающую одну из его ягодиц, под кромку белья — к месту, где матовое основание пробки раздражало истерзанный сфинктер. — Все утро готовился. Тэхен сглотнул, почти больным спазмом проталкивая вязкую слюну вниз по горлу, и на пробу поддел пальцем крепко сидящую в теле игрушку, с восторженным упоением замечая, как дергается вместе с пробкой сидящий на его бедрах Чимин. — Блять. Да, ради таких сюрпризов Тэхен был готов заделаться в пожизненные сталкеры неудавшихся воздыхателей Чимина. А тот, не теряя времени, вновь примкнул к губам — вылизать неиспитое и голову занять. Но не свою — чужую, зато собой. Казалось, время грустить: размазать себя вместе с ненавистью к уже ушедшему человеку, напомнить, чем оборачивается слепое доверие и каково отпускать ситуацию после. Но Тэхен, держащий так аккуратно и собирающий острые углы широкоплечей спиной, разово выкурил все мысли — заменил их своей жаждой, что вжималась в кожу сквозь жесткую джинсу. Теперь в голове не было ни грамма постороннего: только ласка, внезапно оказавшаяся такой нужной и правильной, и привкус пряного вина, гуляющий по толкающимся с новой силой языкам. — Резинки? — подал голос Тэхен между поцелуями торопливо, уже вышагивая наобум в коридор и поворачивая в спальню со стойким ощущением давящей ширинки на безбожно стоящий член. Едва не промахнувшись с постелью, он резво опрокинул Чимина на подушки и молчаливо застыл, рассматривая его, местами потрепанного и в чарующем избытке сексуального, неприкрыто голодным взглядом. — Они были где-то здесь... — Чимин задрал руки и толкнул их под подушки, пытаясь нашарить горсть припрятанных по случаю презервативов. А когда, наконец, достал многообещающе шуршащий квадратик, он уставился на Тэхена, уже не скованного лишней одеждой и склонившегося подозрительно низко между разведённых ног. — Тэхен? До сих пор Тэхен считал, что у него не было особых кинков. Ему нравились парни с объемными бедрами, он любил заниматься любовью в несколько заходов: сначала быстро и ярко, а после мучительно медленно и тягуче, все соки выжимая из партнера. Но глядя на Чимина, облаченного, как и полагается самому драгоценному подарку, в будоражащую сознание обертку, ему хотелось задержаться: изучить каждую линию, запомнить каждый вздох и стон, чтобы все, с кем доводилось делить опыт раньше, померкли на его фоне. Аккуратно сдвинув край белья в сторону, он ухватился пальцами за основание пробки, возвел наглые и жаждущие глаза к другим и потянул игрушку на себя, с пошлым хлюпом освобождая тело от давящей наполненности. Чимин болюче зажмурился — после нескольких часов сладкой пытки пустота ощущалась хуже всего — и все же позволил себе звук, такой же чувственный и жаркий, каким Тэхен видел его самого. Горячие капли смазки ринулись вниз, ускользая к простыням, но сталкиваясь с преградой в виде кружева. Тэхен, все то время наблюдавший за судорожно сжимающимся на холодном воздухе Чимином, коснулся мокрым поцелуем его бедра у края чулка и выдохнул там же, пристраивая пару пальцев к раскрасневшимся мышцам. Каким же критином нужно быть, чтобы не принять все это, думал Тэхен, а вслух выжал мягко: — Ты восхитительный. Признаться было стыдно, насколько возбуждали эти слова. Чимин лежал распластанный, податливо раскинув ноги, сжимал в одной руке одеяло, а в другой — тёмные тэхеновы пряди, и безотрывно следил за тем, что творили чужие руки, губы, собственное тело. Он отзывался на всякую ласку неравномерными вдохами, приглушенно стонал, стоило пальцам ворваться глубже, и почти захлебывался обожанием в лице другого всякий раз, как выталкивал из себя новую порцию смазки. — Сколько же ты залил в себя? — Голос звучал низко и сдавленно, а губы уже мазали слюну по члену сквозь непристойно сырое белье. Чимин задрожал, упрямо затыкая ладонью рот, когда стоны стали слишком нетерпеливыми, а движения пальцев внутри — слишком быстрыми и хаотичными. — Так давно не трахал себя, что разом истратил полфлакона? А, Чимин-и? — Т-тэхен… — Хочешь, чтобы я воспользовался этим? — Не унимался он, пока его уши ласкал смазанный скулеж, а пальцы так ловко долбили простату. — Да. — Чтобы я вытащил пальцы? Чимин замычал, виляя бедрами. — И заменил их членом. Тэхен грузно выдохнул, вынимая перепачканные смазкой пальцы, и, пока Чимин плавно переворачивался на живот, красуясь подтянутой задницей, уже тянулся за брошенным в стороне презервативом. Еще мгновение — фольга была разорвана, и член приятно окутал латекс, а лукавые взгляды, раз за разом мелькающие из-за чиминова плеча, нашли своего адресата. — Я не буду нежным, — предупредил Тэхен едва слышно. И Чимин, сам пристраивающийся ягодицами к члену, только удовлетворенно хмыкнул, отвечая так же тихо: — Я на это рассчитывал. Он ощутил, как сдвигается в сторону кружево, и головка собирает похолодевшие капли, а следом — как Тэхен входит. Точно так, как и обещал — сразу и до конца. Хватило одного толчка, чтобы втиснуться по растянутым влажным стенкам внутрь и вбиться кулаками в подушки по обе стороны от чужой головы, с интересом двигая бедрами по кругу: насколько чувствительным может оказаться Чимин? А тот выстонал тут же, да с таким удовольствием и похотью, что все тело прошибло током, и Тэхен стиснул зубы, на пробу оттягивая и толкаясь вновь. Невероятно узко, скользко и так приятно, что почти больно. Очередь звучных шлепков не заставила себя ждать. Тэхен разогнался мгновенно, сбивчиво дыша запахом налаченных волос и всякий стон, всякий выдох, пересушенный в горле, ловя с особым удовольствием. Затянутые чулками колени снова и снова разъезжались, и Чимин, наспех впихнувший под живот одну из подушек, ощущал, как с каждым новым толчком он сам все сильнее вбивается в ее мягкость. Тэхен не щадил: почти налегал на спину, чтобы завести руку назад, оттянуть сочную ягодицу в сторону и оставить хлесткий шлепок, выбивающий из раскаленной грудины столь же громкий вскрик. Хотелось больше, хотелось сильнее, и ладонь уже метнулась к горлу, покрытому испариной, чтобы сжать у челюсти и позволить клыкам прикусить за ухом до красного следа. — Тэ-хен… Чимина трясло, и даже голос, казалось, не слушал его. Слова разлетались на слоги, стоило новому всхлипу вырваться из груди, и даже это Тэхен находил невероятно привлекательным. Под его руками плавились мышцы, золото кожи сменялось языками пламени, готовыми распуститься синяками, и было во всем этом нечто особенное — то, что заставляло его жаждать разрядки (и прежде всего чужой). Надолго бы Чимина не хватило, тот знал это наверняка. Несколько месяцев глупой выдержки, вечера за балованием с игрушками и возбуждение, которое он растил в себе накануне — все это смешалось с близостью Тэхена и вылилось во что-то прекрасное. Но что дезориентировало больше всего — насытиться поделенным на двоих чувством не получалось. Даже не осознавая того, каждый из них был уверен: этот день одним заходом не закончится, как и заходы — этим днем. — Постараешься кончить? Для меня, Чимин. — Тэхен резко выпрямился, вцепился в бёдра покрепче и до скрипа сжал в пальцах едва не треснувший пояс. Он двигался быстро, рвано, несдержанно, а Чимин под ним только несвязно кивал, кусая одеяло на беспорядочных стонах и совсем немного упираясь локтями в кровать, чтобы дать Тэхену больше — самому натолкнуться на член и сжать его внутри до блаженной улыбки на лице. Чимин сдался скоро: хватило пары глубоких толчков, глухого стона за плечом и поцелуя, упавшего на лопатку, чтобы по коже разлетелась тысяча мурашек, а в воздухе потерялся надорванный всхлип. Тэхен размазывал его по постели еще пару мгновений и неожиданно для себя кончил — в ту самую секунду, когда квартира заполнилась настойчивой трелью звонка и раздраженным голосом Чону по ту сторону двери. — Почему так долго, Чимин-а? И снова неуютная пауза, нарушаемая лишь шорохом одеяла и тяжелыми выдохами у затылка. Тэхен еще с минуту молчал, приводя дыхание и мысли в порядок, и вновь заговорил только тогда, когда на очередной благодарный поцелуй у шеи Чимин ответил другим — прямо в распаренные губы — и совсем мягкой, но явно веселой улыбкой. — Пообедаем?