108 ударов колокола

Да кто и когда сказал такую глупость? Может, Дазай? Тот идиот, который неделю готовился к красивому уходу из жизни и слег с отравлением? Впрочем, он даже обрадовался. Теперь уговаривал очаровательную медсестру вколоть совместную инъекцию чего-то там смертельно опасного, и девушка почти согласилась. Ничего удивительного. Чуя бы тоже согласился на что угодно, лишь бы отделаться от проклятого липучки. Или Гин? Она каждый год звала в гости, но в этот раз, похоже, по привычке и из вежливости — решила переключиться на брата и устроить «случайную» встречу с Хигучи. Что-что, а уж сакэ и сожжение хризантем должно свести этих двоих! Ну и кто же придумал такую чушь? Желания не исполняются, и Чуя доказывал это из года в год, семь раз подряд загадывая одно и то же. Ничего не менялось. Он снова был один, ночью, возле дома, держа в руке тлевшую и забытую сигарету, от которой тянулось слабое тепло. Сколько раз нужно повторить заветные слова? Столько, сколько ударят в колокол? Нет, Чуя произносил их гораздо чаще. Столько, сколько снежинок спустится с неба? Бесконечное множество белых крупинок кружились в воздухе, начинали путь от облаков и не долетали до земли, превращаясь в грязь и воду. Желание не достигало адресата, тая в пространстве и времени. Каждый удар изгонял из человека порок, а из Чуи еще и надежду. — Пусть Рандо будет жив! — зажмурившись, скороговоркой прошептал Чуя с последним гулким эхо. Колокол отзвенел, в ботинках хлюпала вода, и настала пора возвращаться домой. Одиночество стало привычным и тяготило лишь где-то в глубине души, а всё та же фраза, произнесенная в новогоднюю ночь, стала ритуалом. Он обязательно попытается снова. Слякоть звонко чавкала и разлеталась из-под подошвы — даже чересчур звонко и громко. Чуя остановился, но звук шагов не смолк. — Подождите! Извините! — запыхавшийся голос приковал к месту. Мужчина в светлом распахнутом пальто торопился так, словно за ним гнались бандиты или свора бешеных собак, как будто Чуя был единственным человеком на планете и его нельзя упускать из виду. Он остановился резко и, похоже, скользнув на мокром тротуаре, покачнулся и откинул длинную вьющуюся от сырости прядь, налипшую на лицо. Бледный, и такие же обескровленные пальцы — будто вампир, явившийся из загробного мира. Или мертвец, которого вызвал Чуя. — Где-то я свернул не туда и заблудился, а дорогу уточнить не у кого, — продолжил тот, медленно проговаривая слова, забывая и вспоминая заново, как те произносятся. Он завороженно смотрел Чуе в глаза. Кто кого гипнотизировал? — Мне нужно было встретиться с друзьями где-то поблизости, в храме, но я катастрофически опаздываю. Не подскажете? Он должен быть где-то рядом. Синтоистский. Хрупкие снежинки слипались хлопьями и оставались лежать на черных волосах, не таяли, и с каждым мгновением их становилось больше. Он будто бы стремительно седел, в одночасье свершилось то, чего избежал за минувшие семь лет. — Месье? — А? — Чуя вздрогнул. — Да, конечно. Вам нужно пройти улицу до конца, повернуть налево и перейти трассу. Дальше увидите. Не заметить невозможно — туда сейчас стекается весь народ с округи. Тот стоял еще несколько секунд неподвижно, после чего сделал пару шагов и искоса глянул снова: — Шляпа тебе очень идет. — И направился дальше. Метр, два, три, пять… Чуя не выдержал: — Рандо! — Тот замер, обернулся, склонил голову набок. — Я забыл кое-что. Чуя в один миг очутился рядом и, пока ночь не завершилась и мираж не рассеялся, потянул того за воротник, запустил пальцы в сырые от снега и дождя волосы и поцеловал. Удивительно горячие губы и невероятно отзывчивые. — Необходимо поцеловать кого-то, чтобы желание исполнилось наверняка, — прошептал Чуя и вдруг хитро улыбнулся, заметив свечение в устремленных на него золотисто-теплых глаз. — Мне давно не пятнадцать, и ты не одолеешь меня, даже лишив дара. — Рад, что тебе не пятнадцать, — Рандо скопировал его лукавую усмешку, — но я всё еще могу тебя победить. — Победишь? Как же! — хвастливо начал Чуя, но мигом спохватился: — Ох, тебе разве не холодно?! — он внезапно вспомнил, что Рандо вечно кутался в теплые вещи. Сейчас же стоял в расстегнутом пальто и без перчаток, а тело всё равно источало жар. Тот отрицательно мотнул головой. — Если что, у меня дома можно согреться и заодно перекусить, хоть не в изобилии и не слишком празднично. А еще там сосновые ветки и… — он смущенно осекся, осознав, что городит чушь, лишь бы не отпускать Рандо и удержать еще на пару минут. Упавшим тоном закончил: — И мандарины. — Конечно, если выбирать между бочонком сакэ и сосновыми ветками с мандаринами, — будто всерьез задумался тот, — второе звучит привлекательней. Кроме того на все новогодние церемонии я уже опоздал. — В следующем году будут новые сто восемь ударов колокола, — Чуя не мог не предложить, хоть и с дрожью в голосе, чтобы убедиться, что перед ним не видение, а живой человек. Не мог не обнимать и не прижиматься к его губам, чтобы поверить, что всё по-настоящему, а не галлюцинация. — И мы могли бы пойти туда вдвоем, чтобы ничего не пропустить. — Согласен. — Я ведь убил тебя семь лет назад, — тон, поневоле пропитанный горечью и слезами. — Не-ет, — выдохнул Рандо, опускаясь поцелуями вдоль шеи к ключицам. — Может, только на крошечный миг, и за него спасибо. Благодарил за убийство? За возвращение? Кто знал? Сколько еще не рассказано и как много вопросов не задано, но покидать ночную улицу и разрушать волшебство они не спешили. Их окружала сияющая грань, они закрылись в собственном измерении, где не шел снег, где белые слипшиеся крупицы таяли, и с черных волос спадала «седина». Не мираж — настоящее и навсегда. Если в новогоднюю ночь загадать желание, то оно обязательно сбудется, и Чуя стал тому живым доказательством.