слова

если бы мелло попросили описать ниа несколькими словами — он бы задумался. сильно. надолго. нерешаемая задачка, как и всегда, вызывала лишь раздражение, но оно будто бы покачивалось на волнах, было фоном, было лишь чем-то отдаленным, а взгляд мелло не был презрительным, его брови не были сведены к переносице, он лишь смотрел на затылок, спину и одетые в носки с цветочками ноги своей вечной соперницы, и никогда не мог отвернуться. эта девчонка никогда не была… девчонкой. если бы однажды она не вцепилась в его, мелло, руку, попросив привести медсестру, а он потом не отмывал ее белые брюки от крови, то он, наверное, никогда бы и не узнал. ниа не заплетала волосы — даже не держала длину, которая была у остальных девочек из дома. в ее поведении не было чего-то обличающего ее пол, она была нейтральной, истинно нейтральной, умело мимикрировавшей под мальчика, и, наверное, до сих пор оставаясь таковой для остальных воспитанников — ведь знали маленькую тайну только роджер, медсестра и мелло. он хорошо помнит вечер того дня — каждое слово, каждую минуту. каждое свое движение, и каждую ее попытку оттаять, показать что-то, что было спрятано ото всех. мелло сидел возле окна и изредка приподнимался, чтобы посмотреть на то, как ребята доигрывали свои игры, постоянно отговариваясь от воспитателей, будто бы переводя будильник позже и позже. он должен был заниматься домашкой, но наблюдать за футболом и дракой за мяч было гораздо интереснее, и тетрадка с учебником были отодвинуты — небрежно убраны пинком — в сторону. ниа сидела в противоположном углу, укрытая одеялом, и тихо перебирала детальки пазла. не складывала — именно перебирала. из одной кучки в другую, собирая в небольшие стопки. — мелло, — тихо позвала она, сжавшись в своем одеяле сильнее. — мелло, можно я?.. — можно ты что? — он нехотя отвернулся от окна и посмотрел на девочку. — я не хочу тратить свое время на всякую чушь, так что не мямли. — ты никому не скажешь? и его как будто по голове ударили. тяжело, сильно, с размаху. — ой, да кому это будет интересно? — он фыркнул, свешивая ноги с подоконника и глядя на ниа. — это ведь даже не смешно — просто ты девчонка, просто запачкала штаны кровью. неинтересно. скучно. — я не хочу, чтобы кто-то знал. она не поднимала голову, и говорила тихо, тщательно скрывая все эмоции в голосе. на мгновение мелло показалось, что она как-то не так вздохнула — будто бы рвано, тяжело, как вздыхают маленькие дети и девчонки после того, как долго поплачут. но она ведь не плакала? не плакала же?.. — ладно, — он махнул рукой в воздухе, — черт с тобой. храни свои секретики, я — могила. — спасибо. и это «спасибо» его как будто еще раз ударило. прямо под дых. слово пацана — он сохранил эту тайну. делать это было несложно, на самом-то деле, ведь ниа ничем не выдавала себя и выглядела прежде, а те несколько дней раз в месяц просто скрывалась из виду, что для такой незаурядной личности, как она, не было трудностью. все было как раньше, мелло не чувствовал изменений, никто не замечал ничего подозрительного, ничего из ряда вон выходящего, ничего нового. ниа, как раньше, ни с кем не разговаривала, собирала пазлы, отсиживалась в углу, оставаясь тихим наблюдателем, который знает все обо всех, и о котором никто ничего не знал. мелло, как раньше, был в центре компании, менял книжки на беготню по заднему двору, хранил секретик ниа, смотрел ей в спину, прожигая взглядом дырки, а потом, однажды, стоя за ней, заметил что-то неладное. вывернувшийся ярлычок рубашки. обычно он бы сказал ей об этом, и ниа сразу бы поправила его, но сейчас она была занята разговором с учителем, а ее руки держали тетрадь. мелло окинул класс взглядом — никому до них нет дела — и осторожно заправил его обратно, стараясь не задеть пальцами кожу шеи. и в этом не было ничего такого, типа, кому вообще есть дело до ярлычков на одежде? кому это интересно? кто на них смотрит? но он несколько раз относил ее одежду в стирку и знает, что у нее другой размер. меньше. на один размер меньше, чем тот, что она носит сейчас. выросла? она не казалась выросшей — низкая, как и обычно. и ему не то чтобы интересно, просто хотелось как-то закончить эту мысль в своей голове. просто убедиться. мелло стоял, прислонившись лбом к двери в ванную, и изо всех сил сдерживал желание с размаху удариться об нее прямо сейчас. второй по уму? серьезно? он прямо сейчас пойдет и передаст этот статус кому-нибудь другому, потому что, черт подери, умные парни придумывают умные планы, и уж тем более, черт, не строят какую-то ерундистику, когда хотят узнать, почему соседка по комнате начала носить одежду на размер больше. они используют свой рот, чтобы спросить об этом в лицо, а не… в его руках полотенце и сухая пижама. когда он думает о том, почему находится здесь сейчас, ему хочется удариться об дверь еще сильнее. он вылил сок на ниа, чтобы она точно пошла в душ, а у него точно был повод сделать сразу несколько дел: убедиться в том, что размеры пижам разные; отвести от себя подозрения по первому пункту; иметь небольшое право зайти к ней сейчас. чем дольше он думает об этом, тем сильнее ему хочется постучаться головой. — ниа? — он собрал силу в кулак и постучался. — я захожу. в ванной было жарко и душно, зеркала запотели, а ниа казалась очень маленькой в большом помещении. мелло не смотрел на нее — быстро отвернулся, складывая одежду в стопку и оставляя ее на туалетном столике. вот рубашка, вот брючки, вот белье. он извиняется за инцидент с соком, он же не мудак какой-нибудь. вода перестает литься. вентиль немного скрипит. босые ноги ниа наступают в образовавшиеся на полу лужи. — дай полотенце, пожалуйста. она прямо позади него. прямо за его спиной. мелло видит ее размытый силуэт в зеркале. она прикрывает тело руками. все происходит быстро — он поворачивается, быстро вглядывается в ее обнаженное тело, а потом набрасывает полотенце и усмехается. — не стой у меня за спиной, — небрежно бросает мелло, отходя в сторону и прикрывая лицо ладонью, — ты похожа на призрака, а я не хочу умереть от испуга. он издает нервный смешок и идет к двери. он нормальный парень. все парни так делают. ниа не изменилась — все такая же худая, похожая больше на ребенка, чем на подростка, и ее бедра не похожи на бедра других девушек, а плечи больше угловатые, чем плавные, и нет ни одного намека на грудь, и мелло чувствует себя полнейшим болваном за каждую секунду сегодняшнего вечера и не разговаривает с ниа до самой ночи. не то что они активно общались в обычные дни, просто в этот раз это ощущается сильнее. ночью мелло бегло пробегает глазами по страницам книжки, карандашом записывая на полях номер задачки и ответ, сразу же, рядом с номером. если его спросят, он ответит устно. может быть, выйдет к доске и покажет, как это решается. он делает больше, чем нужно, потому что отчаянно не хочет заканчивать с делами и выключать свет, ложиться в кровать и видеть, как в соседней кровати в одной рубашке устраивается ниа. мелло не знает, чего не хочет больше — видеть ее или попадаться ей на глаза. оба варианта ужасны. — ты спишь? он бы предпочел умереть прямо сейчас, но поворачивает голову набок, вглядываясь в темноту, там, где должна лежать ниа. — не сплю. чего тебе? — ты сказал, что я похожа на призрака. это правда? мелло хочет провалиться сквозь кровать на пол, а там под ним расколется земля и он упадет куда-нибудь глубоко и далеко, где его никто и никогда не найдет. он не хочет отвечать. — тебя это так волнует? я думал, тебе все равно, что о тебе думают. — просто ответь на мой вопрос. — мне кажется, что ты мыслишь, как девчонка. типа, как обычная девчонка. думаешь о чужом мнении на свой счет и все такое, — он переворачивается набок, улыбаясь в темноту. на самом деле, он уже освоился, его глаза уже привыкли, и он различает кровать, подушку, светлую голову ниа, но ему приятно думать о том, что их диалог анонимен. — ты не такая. — а какая? — она уже даже не надеется на ответ, который хотела получить изначально. — то, что тебе без разницы на то, что о тебе думают остальные, делало тебя… гм… классной? не знаю. — ты думаешь, что я классная? — мы возвращаемся к тому, с чего начали. — мы начали с призрака. это ты начал обо мне. она его, кажется, снова обставила, как дурака. ему, кажется, даже не обидно. — ну похожа немного, — говорит мелло после затянувшейся паузы, переворачиваясь на спину и убирая руки за голову. — призраки классные. — я классная? — спи давай. девчонкам нужно много спать. девчонки слабые. нет. ниа — не девчонка. мелло все еще хранит эту тайну. ниа — слабый. то, что остальные завидуют ему, неудивительно. то, что остальные бросают злобные взгляды ему в спину, ожидаемо. то, что кто-то захочет попытаться спихнуть его с первого места, было вопросом времени. а то, что мелло будет проходить рядом, было случайностью. то, что он из нейтрального безразличия переметнулся к агрессии, было неожиданно. то, что он оттолкнул ниа в сторону, подставляясь под кулак, а потом навалял и за него, и за себя, было странным. и его, и тех выскочек отстраняют от занятий, ниа задают много вопросов, выпытывая, в порядке ли он, не нужно ли ей тоже освобождение, но она уворачивается от них, сохраняя безучастие на лице, а глазами выискивая мелло. что априори не было сложно — его слышно. — заткнись, слышишь? — он огрызается, обращаясь к парню, что стоит в очереди к медсестре. мелло собирался уходить, когда привели этих, и он искренне сдерживался, но- — я был лучшего мнения о тебе, знаешь, — он использует свою репутацию для того, чтобы эти слова были весомыми. — бить слабых — низко. даже для тебя. он шипит ругательства и сильно бьет плечом в плечо, когда уходит, и он почти видит белую рубашку на горизонте, как- — а защищать сопляков типа благородно? парня под руки держат его друзья и медсестра. в руку мелло, уже занесенную для удара в челюсть, вцепилась обеими руками ниа. — он не сопляк, — выплевывает он, сжимая свободную руку в кулак, — и им займусь я. мой соперник. слышишь? — он рычит следующее слово. — мой. мелло кладет ладонь ниа на плечо и уводит ее оттуда, считая от нуля до десяти и обратно, силясь сдержать себя, овладеть собой, подчинить себя самому себе, а потом заталкивает девчонку в их комнату и запирает дверь, прижимаясь к ней спиной и сползая вниз. он не смотрит на нее и не пытается что-то сказать, выдавить из себя какие-то слова, объясниться в чем-либо, он просто… он правда это сказал? вот эту чушь? вот правда открыл свой рот и сказал это? ниа тоже не верила в реальность происходящего. уже за полночь, все давно спят, а мелло все никак не ляжет, все слоняется по комнате, ходит из угла в угол, садится там, тут, маячит перед глазами, но еще сильнее маячит его беспокойство, и оно, разумеется, в голове, но ниа чувствует его кончиками пальцев. оно как плотный воздух, нет, вакуум, не дающий дышать, и нужно открыть окно, и она забирается на подоконник, но тянется не к ручке оконной рамы, а к мелло. — дай посмотреть, — просит она тихо, держа ладонь близко к его лицу, но не прикасаясь. — хочу убедиться, что ранка заживает. мелло ничего не говорит в ответ — просто поворачивает свое лицо так, чтобы было удобно рассмотреть, и прикрывает глаза, чтобы не смущать девчонку своим взглядом. у нее холодные тонкие пальцы, но прикосновение не вызывает отторжение, наверное, не вызывает ничего. мелло врет, подавляя желание взять эту холодную ладошку в свою и согреть. — ну как? заживает? он приоткрывает один глаз, и первое, что он видит, это полное отсутствие эмоций на лице ниа, и… ее глаза не такие. они не безразличные. они не смотрят холодно. и ее ладонь совсем не холодная. —ты заступился за меня, — ее голос очень тихий, и мелло кажется, что будто бы нереальный. — ты… — я просто не хочу, чтобы кто-либо вел себя как мудак по отношению к тебе. эта роль уже занята мной, так что- — ты не мудак, мелло. скорее всего, она никогда не видела настоящих мудаков. гоняя эту мысль в голове, мелло думает о том, что хочет, чтобы это так и оставалось — чтобы ей не причинили вреда. — спасибо. в комнате выключен свет, и только далекий фонарь на улице немного освещает их, но этого достаточно, чтобы мелло разглядел лицо вечной соперницы, разглядел треснувшую ледяную маску, разглядел каждую эмоцию девочки. он мог бы отмахнуться от нее, закрыться, сказать ей закрыться, проигнорировать этот треснувший лед, ничего не делать, но он- ее руки совсем не холодные. по-девчачьи аккуратные, тонкие, теплые. мелло поглаживает большим пальцем просвечивающие венки. — если это произойдет еще раз — я сделаю это еще раз. не благодари. не забивай голову ерундой. ниа с ним не спорит. не пререкается. ее лед сносит течением, таким быстрым, что на мгновение становится страшно, и она сжимает его руку пальцами, аккуратно кивая и опуская голову, чтобы не позволить себе ни уйти на дно, ни выплыть наружу. пусть останется на неизвестной середине. пусть продолжит быть нейтральной. — уже поздно, — второй рукой мелло берет ее за подбородок и заставляет посмотреть на себя. его взгляд не насмешливый, не злой, не какой-либо — он нечитаемый. — иди спать. ниа не пререкается. убирает руки, слезает с подоконника, быстро стягивает брючки и ложится под одеяло, укрываясь с головой, прячась от собственных эмоций. лед тронулся. мелло тоже. на нем все заживает, как на собаке, но он продолжает присаживаться или нагибаться, чтобы позволить ниа рассмотреть ранку. он послушно закрывает глаза каждый раз, когда это происходит, а она послушно не забивает голову ерундой, когда вспоминает о том, как это произошло. кстати об этом. все быстро забыли про драку и его слова, но иногда мелло чувствовал на своей спине чужой взгляд, и иногда шел позади ниа, чтобы прикрыть ей тылы. когда на это обращали внимание, он отшучивался, говоря, что не хочет, чтобы ее затоптали, а потом развеивался и расслаблялся в своей компании. и не поглядывал на ниа. неа. совершенно не поглядывал. он уверял себя, что ему все равно. что та ночь ничего не значит. что слова, которые они говорили, ничего не значат. он пытался обыграть самого себя в мысленных шахматах, и, конечно, для него это не является сложной задачкой, просто- просто мелло не играет в шахматы. ниа умеет играть, она изучала это, когда ей было семь или восемь, но сейчас ей четырнадцать, и она уже занимается по программе старшей школы, и вместо шахмат нагоняет литературу, которой предпочла точные и естественные науки. ее взгляд не выражал заинтересованности, и это не было удивительно, но смотреть на нее, снежную королеву, держащую в руках томик шекспира, было просто смешно. ниа далека от этих эмоций. она не джульетта. в ее голове вьются эти глупые мысли про любовь, про поцелуи, про нежность, и она пытается отмахнуться от них, вернуться на прежний лад, не думать ни о чем, кроме важных дел, и, когда она перестает думать о сцене с балконом, то считает, что успешно справилась. думает, что успешно справилась. надеется на это. ей просто интересно. это нормально — интересоваться тем, чего в твоей жизни никогда не было. испытывать интерес к неизвестному. желать прикоснуться к этому. это нормально. она нормальная. она повторяет это как мантру. повторяет чаще, когда мелло оказывается рядом. завтрак пропускать нельзя, и это не тоталитарный режим дома, а банальный факт — пропускаешь завтрак и чувствуешь себя плохо весь оставшийся день. ниа, может быть, не горит желанием общаться с остальными, но ей так же не хочется голодать. когда мелло машет рукой и предлагает сесть за одним столом, мысли о голодании в ее голове замирают, как и все остальные, как и весь ее разум, как и вся она. кажется, что даже столовая затихает и замирает, что воспитанники не едят и не болтают, обратив все свое внимание на этих двоих. их физическое присутствие не ощущается — ниа чувствует лишь взгляды, множество взглядов, десятки пар глаз, смотрящих ей в спину, ждущих от нее действий, ждущих чего-то интересного. они оценивают ее, и ниа благодарна мелло за место, которое он выбрал — она стоит так, что никто, кроме него, не видит ее лица. испуганного лица загнанной в угол девочки. голод не ощущается. взгляды не ощущаются. ниа ничего не ощущает. — не стой столбом, — небрежно бросает мелло, отодвигая для нее стул и садясь на свой, сбоку от ее, — не хочешь — так и скажи. — я сяду, — тихо-тихо отвечает ниа, пододвигая стул и садясь, всеми силами отводя взгляд от мелло. она на него не смотрит. она смотрит в тарелку. она мысленно хвалит саму себя, а потом берет вилку и приступает к своему завтраку, постепенно расслабляясь, когда столовая наполняется свойственным ей звоном столовых приборов и разговорами, и когда ее спину перестают испепелять взглядами. все на своих местах. она тоже. стол с ними делит еще один человек — друг мелло, кажется, — и он не так уж плох. он сидит напротив и пытается завязать с ней диалог, но мелло обрывает его, говоря не оставлять свою еду в одиночестве, иначе разделит ее между собой и ниа. она тихо хихикает. парнишка напротив бурчит и кладет на стол приставку, беря в руку вилку и приступая к своей немного остывшей еде. оказывается, социальная жизнь не так уж плоха. тут интересно. если прислушаться к тем, кто сидит за другими столами, можно узнать пару свежих сплетен. ниа это не интересно, но как факт и вариант — вполне неплохо. документ со статистикой и графиками в ее голове пополняется и обновляется каждую минуту, если не чаще. от анализа происходящего вокруг ее отвлекает скрип сдвинувшегося стула и шевеление на периферии зрения — друг мелло садится к ней поближе, немного грубо вторгаясь в личное пространство, но не отвлекая ее, а дожидаясь, пока та сама обратит на него внимание. — я не удивлюсь, если он не представил меня, — говорит парниша, взяв в руку свою чашку чая, — мэтт. — ниа. — я знаю твое имя, но мне приятно, что ты уточнил, — он улыбается, и его улыбка кажется ниа интересной. в ней нет ничего особенного, но она отличается от улыбки преподавателей, мелло, ее собственной, и это… хорошо? наверное, да. — сегодня снег пойдет, как думаешь? и ниа, и мелло смотрят на него с недоумением. у мелло оно немного озлобленное, его извечная реакция на ерунду и чушь, а у ниа — холод и невозмутимость. — темнота, — бросает мэтт и откидывается на спинку стула, — так говорят, когда происходит что-то необычное. сегодня, к примеру, ты не шкерился черти где, а сидел тут. могу подчеркнуть, что сидел с мелло — но я не хочу града или снежной бури. мелло прыскает и усмехается, но ничего не говорит. ниа поджимает одну ногу к груди и кладет ладонь на свою шею, пальцами зарываясь в волосы. по отдельности они такие же, как и всегда — у мелло едкая усмешка на губах, ниа крутит прядь на палец, — но они вместе, не по отдельности, и это рвет шаблон. — не думаю, — говорит ниа, стараясь звучать как нормальный подросток, — мелло стал терпимее ко мне в последнее время. — не надо говорить обо мне так, как будто меня здесь нет. мэтт улыбается. он говорит мелло, что полезно иногда снять корону с головы, из-за чего почти получает ложкой в лоб, но ниа тихонько просит свою ложку обратно, и стычка не случается. завтракающие воспитанники как бы живут свою жизнь, но как бы поглядывают на их стол. смотрят на спину мелло, который собой загораживает мэтта, смотрят на профиль ниа, поддерживающего беседу с новым приятелем, смотрят на всю эту компашку и обсуждают шепотом меж собой. вот мэтт склоняется к ниа и шепчет что-то на ухо, отчего тот выпускает прядь из пальцев и прикрывает рот ладонью, и в ту же секунду мэтт дергается, когда мелло пинает его в ногу. вот мелло скрещивает руки на груди и, очевидно, говорит что-то, что вызывает у мэтта улыбку и плохо сдерживаемый смех, а у ниа недоумение, которое мелло игнорирует, а мэтт объясняет и срывается на смех, вновь дергаясь из-за пинка. вот ниа говорит что-то, крутит прядь на пальце, а мэтт смотрит на мелло и улыбается, ничего не говоря и дожидаясь его реакции. никто не верит в то, что это происходит на самом деле. мэтт потирает свою ногу — вскоре там будет синяк — и что-то говорит им обоим, смотря на реакцию и анализируя ее. ему, ближе всех остальных подобравшемуся к новому тандему, было до боли интересно посмотреть на него в действии. посмотреть на новые возможности, открывшиеся этим двоим, увидеть что-то действительно необычное. его вопрос заставляет ниа тщательно скрывать каждую эмоцию, которую она испытывает. мелло же просто ударяет его ребром ладони по голове и фыркает. после завтрака у них учебные занятия, и все воспитанники медленно разбредаются на группы, уходят из столовой, заполняя сначала коридоры, а потом кабинеты, оставив дуэт и мэтта в одиночестве. обычно ниа уходила вместе с остальными, если не раньше них, но с недавних пор находиться в классе без учителя стало… «интересно, что ты сделал для мелло, чтобы он заступался за тебя? насколько грязно это было?» …небезопасно для ее ментального здоровья. точная формулировка, описывающая ситуацию так, как надо, и не показывая никаких эмоций, которые она испытывала в эти моменты. ничего лишнего. все так, как надо. мэтт закидывает руки за голову и потягивается, шагая рядом с девочкой — у него скучающий вид, и он не выражает особой радости предстоящему уроку, но ниа видит в его глазах блеск интереса, и пазл в ее голове начинает осторожно складываться. — и все-таки, — он немного наклоняется к ней, и это не то желание сделать разговор приватнее, не то простая логика — она низкая, — между тобой и мелло ничего нет? ты можешь доверять мне, я никому не расскажу. — это сложно, — голос ниа тихий, как и всегда, но не всегда в нем сквозит неуверенность. мелло возится с оберткой шоколадки, не обращая внимания на их перешептывания, и ниа позволяет себе немного вольности. — я не могу сказать, что мы друзья, но за его неприязнью скрывается эмпатия и, м-м… дружеская забота, наверное. — и ничего больше? — что ты имеешь в виду? — я видел, как он заходил к тебе в ванную, — он убирает руки в карманы и немного сутулится, но его глаза все так же горят интересом и желанием узнать всю правду, что заставляет ниа смутиться. она никогда не была никому интересна в таком плане. — в тот день он извинялся за инцидент с соком, — отвечает девочка спокойно, запрятав все эмоции. — между нами что-то вроде дружбы. мелло задевает мэтта плечом ровно в тот момент, когда тот открывает рот, чтобы что-то ответить. ниа мысленно благодарит его. и этот день пролетает так быстро, что она не совсем разделяет момент, когда садится за парту, и момент, когда опускается на подоконник в их комнате. голова идет кругом, потому что, помимо обычного шума в классе, сегодня добавился мэтт, который умеет шутить шутки без остановки, чем немного истощает, и иногда он становится чрезвычайно остроумным, особенно, если мелло ест, пьет или чем-либо занят, что вызывает у ниа кроткую улыбку на губах, когда она наблюдает, как один ее друг прижимает салфетки ко рту и носу, а второй покатывается со смеху, даже не пытаясь увернуться от слабого удара в плечо. после обеда, во время получасовой перемены, когда мэтт был увлечен приставкой и не говорил ничего вслух, ниа просто сидела рядом, поджав колени к груди и наблюдая за движениями его пальцев, пока мелло не предложил ей дольку шоколадки, сказав подвинуться, чтобы и ему было видно. каждое произошедшее событие давит на ее разум, она чувствует себя так, как будто память переполнена, и, прижимаясь лбом к холодному стеклу окна, ей становится немного легче — но лишь немного. и ненадолго. мелло прощается с мэттом, который шел с ним до самой двери спальни, дает ему пять и что-то шутит — она слишком истощена, чтобы прислушиваться, — а потом заходит в комнату, запирает дверь и минует кровать, аккуратно подсаживаясь на подоконник рядом. он не тревожит ее, не дергает, не шелестит фольгой обертки и не делает ничего, что делал обычно, и это заставляет ниа напрячься — ровно настолько, насколько способно ее тело сейчас. — тебе плохо? выглядишь хреново. если открыть глаза и сосредоточить зрение на отражении в окне, то можно увидеть, как он склонил голову. как его отросшие волосы падают на лицо. как в его глазах нет насмешливости, презрения, неприязни, лишь кроткое беспокойство, будто бы его беспокоит и ее состояние, и то, что он этим обеспокоен. ниа глаза не открывает. она предполагает об этом. представляет его позу, пряди волос, глаза. — ниа? я где-то облажался и ты обиделась? хотя бы пошли меня куда-нибудь, ты пугаешь. — я устала, — говорит она тише обычного, прикладывая все свои силы к тому, чтобы оторвать голову от стекла и привалиться спиной к стенке за собой, поворачиваясь лицом к мелло. — все хорошо. он молчит. это одна из тех черт, о существовании которых ниа не знала, но рада узнать — мелло не достает сильнее, если ей уже плохо. наверное, на человеческом языке это называется сопереживанием. — отнести тебя в кровать? судя по тебе, ты не особо можешь ходить сейчас. — я могу, и тебе не обязательно- старый факт: мелло перебивает, и отучиться от того, наверное, не сможет никогда. еще один старый факт: он не бросает слов на ветер. новый факт: его тренировки, беготня по полю и игры с мячом не прошли даром. еще один новый факт: прислониться головой к его плечу физически приятно. у нее нет никого, к чьему плечу можно было бы прижаться и знать, что он будет рядом до тех пор, пока она не станет достаточно сильна, чтобы встать на ноги самостоятельно. у нее нет вообще никого. это причина чтобы обнять его сейчас? да. — ты в порядке? она не в порядке, она совершенно не в порядке, она чувствует, как мысли в ее голове становятся оглушающим криком, который пытается добить ее, чтобы она сгорела, подобно фениксу, и переродилась, снова хватаясь за маску безразличия и бесчувствия, но ей плевать, ей глубоко наплевать, она обхватывает плечи мелло своими трясущимися ладонями и обнимает его, не позволяя отстраниться, уйти, бросить ее тут одну. в книгах, которые она читает, люди в подобных ситуациях собирают свои последние силы, чтобы поцеловать того, кто держит их, и ей на мгновение кажется, что она сделает это прямо сейчас, но- — посиди со мной, пока я не усну. ее голос тихий, хриплый и жалобный, и обычно это вызывает отторжение, презрение, неприязнь, но мелло обхватывает ее талию рукой и прижимает к себе, чтобы уложить на кровать и устроиться рядом самому, а потом начинает аккуратно гладить по спине, помогая абстрагироваться, забыться, уснуть. это помогает. она чувствует себя в безопасности. она чувствует прикосновение сухих теплых губ к своему лбу, и, наверное, ей стоило задуматься о том, что ее лоб неестественно горячий, или о том, почему мелло делает это, но ей так плохо, что она просто… позволяет ему быть рядом, пока она не уснет. следующим утром мелло молится на то, чтобы никто не задавал вопросов. ни дети, ни мэтт, ни сама ниа. а вопросов много. большая часть из них звучат как «что это с ними происходит?», «я сплю?» и «ты видишь тоже, что и я?», а голоса, говорящие их, эхом отражаются в голове, как психическое заболевание. та часть, что принадлежит мэтту, немногим меньше, но это не значит, что его вопросы не могут засыпать мелло с ног до головы, или утянуть вниз за собой, как зыбучие пески: «ты в порядке?», «ты понимаешь, что делаешь?» и «чувак, опомнись». самый тихий голос говорит вопросы, которые становятся самыми громкими в его голове — вопросы ниа. один вопрос ниа. один-единственный вопрос от ниа, у которой есть и основание, и право задавать столько вопросов, сколько ей угодно, и она должна получить ответ на каждый из них. она спрашивает, в порядке ли он. после пробуждения, когда будильник трезвонит так громко, что, наверное, будит все крыло, но мелло не поднимает голову, продолжая дремать, обнимая ниа обеими руками и прижимая ее к себе. ей приходится убирать его руки, чтобы выключить будильник, а после этого бороться с собой, потому что в комнате холодно, а мелло теплый, его объятья греют, и она хочет согреться. вместо этого она садится, растирая свои плечи, а потом аккуратно тянет руку к его лицу, сначала убирая светлые пряди, заправляя их за ухо, а после похлопывая по щеке, заставляя проснуться. и это должно быть очаровательно — открыть глаза и увидеть хрупкую девочку, чьи волосы немного растрепаны и вьются после сна, которая будит его своей маленькой ладошкой, и в ее взгляде сквозят такие нежные эмоции, от которых сердце должно щемить, но- — ты в порядке? мелло вскакивает и отшатывается от нее так, как будто он абсолютно точно не в порядке. обычно он начинает утро с того, что борется с желанием швырнуть в будильник ниа — или в нее саму — подушку. возможно, находит себя проснувшимся на подоконнике, а не на кровати, как обычно. мало вероятно, но смотрит на то, как ниа вытягивает свою тонкую руку из кокона из одеяла, чтобы выключить будильник, и усмехается, когда она показывает свою растрепанную голову. не с этого. никогда. — да, все нормально, — он прижимает руку к лицу и собирает в себе силы по крупицам, переживая эмоциональную бурю, — тебе лучше? лучшая защита — нападение. — да, — ниа отводит взгляд, спуская ноги на пол и устраиваясь полубоком. — думаю, это было простое переутомление. мелло учитывает то, что ниа проходит легкую программу медицинского колледжа, и то, что ниа никогда не врет, и верит ей. — рад, что ты не умираешь. у него на языке вертится еще одна фраза, которая точно разделит их, но он оставляет ее при себе, слезая с кровати и уходя в дальний угол комнаты, где стоят комод и зеркало в полный рост. он выглядит… не так уж и плохо. волосы растрепаны, на щеке едва заметные следы от складок подушки, но его глаза смотрят не угнетенно, не удрученно, не как-либо негативно, а скорее… счастливо? мелло счастлив? да, он счастлив. он спал, обнимая девочку, взаимоотношения с которой перестали быть колкими и враждебными, а сейчас мелло начнет свой день, встретит своего друга, и все смятение, сомнение, что он испытывал, забудется. дышать становится легче, и он отпускает всю внутреннюю тревогу, причесываясь и улыбаясь отражению в зеркале. он счастлив и хочет позволить себе немного задержаться в этом состоянии. утро проходит так, как обычно — коридор, столовая, коридор, класс, коридор, снова класс, а потом начинается получасовая перемена, после которой начнутся дополнительные занятия, и все дети выходят на задний двор приюта, чтобы отдохнуть под последними теплыми лучами солнца. светлая макушка мелькает меж деревьев, но мелло позволяет ей провести время наедине с собой, если хочется, и приваливается спиной к крепкому дубу, прикрыв глаза и расслабившись. сейчас он отдохнет, потом, возможно, присоединится к игре, или двинет обратно в здание, чтобы подготовиться к дополнительным, и мелло растворяется в своих мыслях, чувствуя себя невероятно легко и спокойно, будто бы впервые за долгое время. а потом приходит мэтт. — между вами точно ничего нет? мэтт задает этот вопрос с таким уставшим лицом, что мелло на мгновение колеблется, бить его или нет. занесенная рука останавливается, и все, что он делает, это опускает ее. — почему ты так думаешь? — спрашивает он, засовывая руки в карманы и окидывая площадку взглядом — дети играют, воспитатели смотрят за ними, а в отдаленной беседке, чуть прикрытой деревьями, с книжкой сидит ниа. — ты улыбаешься ей, когда она не смотрит. — я улыбаюсь тебе, а не ей, — отмахивается мелло и ковыряет маленькую дырочку в кармане. — хочешь сказать, ты думаешь обо мне, когда утром выходишь с ней из комнаты? мелло ощущает себя пойманным между эмоциями, и, если честно, немного не знает, что ему с этим делать. если он попытается соврать, то мэтт это почувствует. — она, кстати, тоже улыбается тебе, когда ты не смотришь. выдох застревает у мелло в гортани. улыбается? она? это, возможно, немного неочевидно, но ниа — самый безэмоциональный человек из всех, которых мелло знает. однажды на территории приюта был замечен котенок, неизвестно как здесь оказавшийся и бесхозный, и даже он оторвался от своих дел, чтобы взглянуть на него. ниа — нет. однажды у них было практическое задание: притвориться, что стал свидетелем смерти своего друга, и позвонить кому-нибудь, чтобы сообщить об этом. кто-то звонил в «полицию», кто в «скорую», кто-то, кто пытался выбить себе лучшие оценки за это задание, звонил «родителям» своего друга. воспитатели, взявшие на себя роли того, кто ответит на звонок, наблюдали, как дети театрально плакали, бросались делать слр и старались над тем, чтобы сделать свой голос дрожащим, но она? «здравствуйте, мисс?… извините, мой друг только что скончался от сердечного приступа, что мне нужно сделать, чтобы его доставили в морг?» она не повела и бровью, прикладывая пальцы к сонной артерии мелло и говоря «да» в ответ на вопрос «диспетчера» о том, хорошо ли она себя чувствует. даже он попытался войти в роль, когда стоял на коленях рядом с «убитым» мэттом, но не она. — она всегда делает это, — продолжает мэтт, заметив смятение на лице друга, — это маленькая, аккуратная улыбка. и у нее появляется блеск в глазах, когда она улыбается. — ерунда, — пытается парировать он, сползая ниже и упорно не смотря на все еще читающую ниа. она увлечена, но холодна. это книжка по анатомии, она заканчивает свой вводный курс медицины, и ей интересно. ее пальцы снова в волосах, и она съеживается от прохладного осеннего ветра. — ты снова делаешь это! — мэтт легонько ударяет его в плечо, заставляя пошатнуться. — ты улыбался ей! у мелло нет ни аргументов, ни козыря в рукаве, ни отмазки. может быть, между ними и в правду что-то есть? они встречаются за ужином — снова сидят втроем за одним столом, и мэтт, вежливо спросив разрешения, бегло листает анатомичку, задерживая взгляд на страницах с картинками и на оглавлении. когда он поднимает вопросительный взгляд на ниа, та немного мнется, запускает пальцы в волосы и поясняет — мягко раскладывает каждую главу, как карты, и мэтт кажется обескураженным, потому что… мелло думает, что это потому, что она никогда ранее не выглядела такой заинтересованной и увлеченной. ее глаза блестят, и она говорит все больше и больше, показывая свой интерес к теме, но мэтт удивлен не этим, совершенно не этим. он пинает его ногу под столом и просит наклониться к себе, чтобы кое-что сказать. — она выглядит так же, когда смотрит на тебя, — шепчет ему на ухо мэтт, прикрываясь ладонью, пока ниа размешивает сахар в своем чае. и когда это более ощутимо, чем простые слова, это… это правда? пожалуйста, пусть это будет правдой. по дороге из столовой в главный зал, где все играют до отбоя, мэтт задает ниа вопросы, порой глупые, порой сложные, и блеск в ее глазах не угасает, и она крутит прядь на палец так, что, наверное, ей должно быть больно, но она продолжает, и эта аккуратная улыбка, появляющаяся тогда, когда мэтт обрабатывает полученную информацию, она- мелло не скрывает того, что улыбается ей. он прикасается к своим губам и осознает это. она заставляет его улыбаться. у него в голове тысяча слов и еще больше обрывков, которые он хочет облечь в звуки, сказать вслух, сказать кому-то, но они втроем садятся рядом с книжным шкафом и ищут пазлы ниа, и мелло оставляет свои слова для своей головы, проглотив их. ему кажется, что этот ход должен быть за ней. он не знает, что ей тоже так кажется. когда они идут по коридору в свою комнату, все шепчутся. все обсуждают эту троицу, нет, этот дуэт — этот ненавидящий друг друга дуэт, сейчас так мило идущий в ногу, болтая обо всем и ни о чем одновременно, то втягивая мэтта в диалог, то вытесняя его. тот не рассержен и не расстроен, лишь улыбается, поглядывая то на ниа, крутящую прядь на палец, то на мелло, ногтем поддевающего край обертки. шепотки становятся тише, когда троица подходит к двери ближе, но они срываются, как волна шторма, когда мелло отламывает дольку сначала для мэтта — тот берет ее из пальцев друга без всяких проблем, другой рукой держа консоль, — а потом для ниа. и ее анатомический справочник занял одну руку, а вторая в волосах. и она не успевает освободить ее. — открой рот, — говорит он спокойно, по-доброму, кончики его пальцев слегка прижимаются к ее губам, и он не дает ей зажать шоколад зубами, просто кладет его на язык. — вот так-то. и когда он делает это, тишина накрывает весь приют разом, оглушающая и пронзительная, подобная удару в солнечное сплетение. все просто… находятся в этом. находятся в этой странной, необъяснимой, никому не понятной химии ранее враждующих гениев. и когда она жует, проводит кончиком языка по губам, и тихо-тихо, так, что едва ли слышно ему самому, говорит: — вкусно. спасибо. двери комнат по всему этажу захлопываются разом, а в закрытых комнатах слышна возня, крики, удары подушек (или в подушки) и вопросы в потолок, стены, открытое окно и в никуда. и мэтт, единственный оставшийся здесь, он… — мне вас оставить? его голос дрожат, как и руки, как и весь он, потому что взгляд, которым мелло смотрит на ниа, неизвестен ему, он видит его впервые, в нем сквозит такая интимная, робкая нежность, что она ломает ребра, пронзает легкие, заставляет сердце остановиться, и то, что заставляет его колени прогнуться, это- — да, пожалуй. спокойной ночи. -это такой же взгляд из-под белой челки, точно такой же взгляд серых глаз, устремленный вверх, к мелло, и мэтт ретируется за считанные секунды, оставляя их наедине. чувства проламывали грудную клетку. сердце билось отчаянно, с надрывом, будто бы сейчас выйдет наружу, и, достигнув воздуха, остановится насовсем. ощущение ее губ на его пальцах не покидало, и мелло хотел открыть окно и вытянуть лицо навстречу ночи, а потом убрать опору в виде рук и сорваться вниз — лишь бы не возвращаться, не видеть, не смотреть на нее. дверь скрипит тихо-тихо, как и половицы, как и кровать. ниа отлучалась в туалет, а теперь, похоже, собирается спать. это хождение по лезвию — их слова, их взгляды, их действия. они балансируют на носках, держась за руки, шаг за шагом, шаг за шагом, а куда? без понятия. что внизу? неизвестно. мелло управляется лучше, чем она, но оказывается выбит из колеи за пару мгновений. — у тебя еще есть шоколад? пропусти мимо ушей. проигнорируй. это что, так сложно? она что, так важна? не думай ни о чем, игнорируй, живи как жил, опомнись, очнись. — не очень полезно есть шоколад на ночь, — говорит он, полубоком поворачиваясь к соседке. — я думал, ты знаешь. — мне не хочется спать. и ее голос… если у души есть струны — хотя мелло бы задумался, есть ли у него душа вообще, — то он играет на них. тихий, осторожный, искренний. она вся такая — тихая, осторожная, искренняя. ей незачем шуметь. ей незачем размахивать руками. ей незачем врать. для нее все так просто — все, как ее любимые пазлы, понятные лишь ей одной, никому из вамми, но ей одной. если спросить ее сейчас, она ответит? они сидят рядом, плечом к плечу, делят шоколадку на двоих. мелло кажется, что ее пальцы не перестают касаться его, а ниа кажется, что шоколад не кончается. она тянется снова — за очередной долькой — но не находит его руки. — последняя, — говорит мелло, показывая кусочек шоколадки, — бери. — оставь себе, — отнекивается она, так и не убрав руку. — возьми. — оставь себе. мелло вздыхает, сминает фольгу и отбрасывает на пол, а потом ломает дольку на две половинки — и, как тогда, в коридоре, заставляет ее съесть. ее серые глаза, кажется, прожигают в нем дыры, ее теплые губы снова ощущаются на его пальцах, в его голове снова тысяча мыслей, и ни одной хорошей. ниа сглатывает. проводит кончиком языка по губам. перехватывает его руку, не дает уйти. — можно? можно я?.. хочется спросить «можно ты что?», но мелло наплевать, он кивком разрешает ей все, что она может придумать, и, когда ниа встает на колени, чтобы поравняться с ним, он лишь придерживает ее за локоть, не давая упасть. между их лицами ничтожное расстояние, и хладнокровие ниа погребено под нахлынувшими чувствами, но она замирает. спасовать нельзя, и отступать некуда, и мелло берет ее замершие отчего-то руки в свои и наклоняется вперед. теплое, нежное прикосновение. приятное. губы у ниа мягкие, а у мелло обкусанные, шоколадом отдают у обоих, но никто об этом не думает. и в «ромео и джульетте» ни слова не было о поцелуях, и никто не знает, как это делается, но мелло прижимается своими губами к ее, кажется, всю ночь напролет, целует щеки, подбородок, нос, обнимает ее, маленькую такую, согревшуюся, а ниа путает пальцы в его волосах, обнимает в ответ, и кажется, что грудная клетка вскрыта, что сердце — на ладони, и мелло видит это, видит ее чувства, ее любовь, ее тахикардию, причиной которой является он сам, и целует снова, перемежая касания со словами, а что говорит — не помнит. утром мелло наступает на смятую в шарик фольгу, а ниа лежит на его подушках, смотрит куда-то, прячет улыбку за ладонью. утром они встают позже всех, и мэтт снует туда-сюда, спрашивает что-то, ждет ответа, а ниа витает в облаках, и мелло за руку держит, не отпускает. утром они идут в ванную вместе, экономя время и воду, а за закрытой дверью, где ни шепотков соседних комнат, ни мэтта, ни проблем, ниа встает на носки и прикасается к его губам сама, руками опершись на чужую грудь. сердце бьется под ее маленькой ладонью, она чувствует, и хотела бы сосчитать удары, но мелло убирает светлую прядь с ее щеки, наклоняется к ней, чтобы опустить на ноги, и мэтт подглядывает в замочную скважину, и вода льется попусту, и руки у ниа, наконец-то, согрелись. у мелло была тысяча слов для себя. сотня для каждого. может, больше. но для ниа? он не уверен, что смог бы найти и нескольких правильных, верных слов. три, может быть. глагол и два местоимения. если она не скажет их раньше. ты ведь никому не скажешь?