Последний

Поцелуй в висок прилетает как-то запоздало, и губы у него и то – холодные. Неживые. В принципе, зато это реально. И жестко. А в итоге – это просто жестокая реалия, и все. Зато это так, как есть. И ей хочется от этого заходиться истеричным смехом. Губы у него – холодные, безжизненные и сухие. Даже кровь из-за сломанных ребер на это не влияет, и она в очередной раз горько усмехается, даже чересчур на нее непохоже – Микаса оборачивается к ней, смотрит с долей удивления и соболезнования. Только Саше это не нужно и подавно – она просто смотрит, смотрит, пытаясь вспомнить годы обучения. Пытается вспомнить момент, когда она привязалась к этому странному мальчугану со странным мышлением и ехидной ухмылкой. Все-таки, Конни всегда был и будет собой – как и держал руку неправильно у сердца, так перед смертью ее и держит. Саша не выдерживает и улыбается, сглатывая слезы. И почему-то, ей кажется, что уже здесь картошка не поможет. По крайней мере, не здесь и не сейчас. Может, когда они выберутся отсюда, снова глотнут гнилого воздуха за стенами, она сможет-таки заесть горе картошкой или чем еще, что там Криста предложит?.. но сейчас Саше и кусок в горло не лезет. Конни перед смертью улыбается – тонкие губы расходятся в последней усмешке, обнажая ровные зубы, глаза прикрыты – да и весь его вид говорит о счастливом уходе в тот мир: редкости в их-то время. И, не будь у него кучки мяса и еще чего-то вместо правой ноги, Саша бы просто посчитала, что он спит, и ткнула бы его привычно в плечо. А он бы назвал ее Картофельной Маньячкой, или как-то в этом роде. Но так уже не будет. Не здесь и не сейчас. И поэтому, Саша заходится в истерическом смехе и как-то отстраненно целует старого – можно даже сказать – друга в лоб, будто провожая в последний путь. И – смеется, резко и как-то отчаянно под понимающий взгляд Микасы. Солнце в зените может освещать поляну, залитую кровью гигантов и людей. Только вот Браус на них на всех плевать – она просто опускает голову, боясь смотреть на умиротворенную улыбку товарища. И только растянутые в хитрой улыбке-усмешке губы хранят память о ее первом – и, кажется, последнем, думает Саша – поцелуе. «И точно – последний» - отстраненно думает Браус, смотря на приближающиеся фигуры гигантов. Шестиметровые, штук восемь точно будет. Шансов почти нет. Ну, разве, что у Микасы и у нее самой. Но Саше уже не хочется уходить.