Чуя до ужаса боится темноты. До крупных мурашек по всему телу, до слез и прерывистого дыхания, до дрожи, которую он не может унять по несколько часов, до крупных царапин на руках, остающихся от его же ногтей, когда он обнимает себя за плечи, с силой впиваясь в кожу, сам того не замечая.
На город давно уже опустилась темнота. Непроглядная и сухая в зимнюю морозную ночь. Фонари мигают желтым и белым, проливая свет на серебристые сугробы и узкие дорожки, расчищенные утром. От холода буквально трясет, несмотря на теплые вещи, надетые в несколько слоев. Футболка, свитер, кофта и куртка поверх, на ногах двое штанов, теплые носки и дутые сапоги, на голове шапка, поверх которой надвинут капюшон, а лицо закрывает шарф, но даже при всем этом ветер каким-то образом пробирается внутрь, под одежду. И если Дазая почти не смущает то, что его трясет, то Чуя нервничает и кусает губы, пытаясь понять от чего он дрожит. Может, как и его спутник от холода, а может скоро он снова начнет видеть то, чего на самом деле нет и зажиматься по углам, подворотням, пытаться зайти в ближайший магазин, не обращая внимания на то, что он уже давно закрыт и свет льется там только из окна сторожа. — Нам еще долго идти? — нервно спрашивает рыжик, прерывисто выдыхая после произнесенной фразы, уже в которой раз выдавая дрожь в голосе и не стесняясь этого. — Ты же знаешь где я живу, — Осаму повернул к нему голову, потому что по-другому из-за капюшона спутника будет не видно, да и вряд ли хоть что-то услышит, а так хоть сможет понять говорит Чуя или уже молчит. Заметив то, что его слова совершенно не успокоили парня, он вздохнул, глянул на дорогу перед ними и почесал подбородок, нехотя пряча руку в толстой варежке обратно в карман. — Мы скоро дойдем, не волнуйся. Накахара помолчал, пытаясь сам вспомнить дорогу до дома Осаму, но сейчас это уже давалось ему с трудом. В воспоминания лезли только те темные дворы, через которые они ходили так же поздно, ветки деревьев, которые переплетались там непонятными узорами, похожими то на людей, то вообще на несуществующие тени с когтистыми лапами, протянутыми в стороны и к небу. После минутного молчания парень все же кивнул, посмотрел еще с секунду на Дазая и отвернулся, тут же потеряв собеседника из виду. Теперь перед глазами осталась только дорога с высокими сугробами по обеим сторонам, из которых тянули к прохожим свои верхушки кусты, почти полностью скрываясь в снегу. Окна пятиэтажек смотрели почерневшими глазницами, а на балконах и проводах лежал слой снега, делая их белыми и выделяя на почти черном небе. В просвете между домами было видно двор, еще один дом, тоже всего в пять этажей и тоже темный. Фонари здесь почему-то не горели нигде, да и столбов, на которых они могли бы расположиться, не было. Только темная пустота ночи, где не было на улице ни одной живой души, и ни в одном из смотрящих окон не горит свет. — Там ведь нет никого? — снова повернувшись, Чуя заглянул в карие глаза, скрытые наполовину под залепленными снегом ресницами, подрагивающими от ветра. — Вон там, за углом… — растерянно добавил парень, указывая на дорогу впереди, затем чуть левее, на угол дома, чтобы Дазай точно его понял. Шатен и правда посмотрел туда, куда ему указывали, продолжая шагать вперед, не сбавляя темп, чтобы не замерзнуть тут вместе с Накахарой, который наоборот, начал немного замедляться, но, чтобы не отставать от товарища, пересиливал себя и шел с ним вровень. — Ну может кто-то и есть… Хотя, тогда бы он скорее всего включил фонарик, там же ничего не видно, — парень пожал плечами, что с таким количеством одежды сделать было довольно трудно, но все же возможно. Еще с минуту он смотрел вперед, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, что могло бы напугать рыжего, но так ничего не обнаружив повернулся к нему, тут же прикусив язык, понимая, что ляпнул лишнего. Это было не трудно определить, достаточно только раз взглянуть на Накахару и уже заметишь, как сильно его трясет, а на лице четко читается страх. — Нет, погоди, я не то хотел сказать… То есть там может кто-то быть, но я имел ввиду, что это точно человек, — шатен остановился вместе с парнем, взяв его за плечи, заставляя смотреть на себя. — Если он вообще там есть, — поспешно добавил Осаму, про себя заметив. — Ну и как мне теперь его успокаивать? Его речь очевидно нисколько не успокоила рыжика, потому что он по-прежнему смотрел испуганно, широко распахнув свои голубые глаза, неестественно чистые и яркие, без какой-либо примеси серого, как это обычно бывает. Сейчас он походил на загнанного в угол зверька, окруженного хищниками, который уже не надеялся выбраться, но все равно попытался бы сбежать при первой же возможности. Куда — не важно. Ноги сами бы понесли его, а глаза начали бы искать источники света, к которым в конечном итоге и прибежал бы парень, не помня дороги и того, где он теперь. Дазай видел это, поэтому и не отпускал, сжимая его куртку как можно сильнее. — Чуя? — парень уже хотел было пощелкать пальцами у него перед глазами, но заметил, что два небесно-голыбух озера наконец смотрят на него, а не сквозь. — Там точно никого нет? — уточнил парень, настойчиво, уже более ровным и требовательным голосом, какой был у него, если он о чем-то задумывался или злился на что-то. — Обещаю, — ответ последовал такой же твердый и уверенный, но Осаму не решился бы на вранье и на риск потерять доверие парня, поэтому, перестав держать его, уже более тихо добавил: — Кроме людей там никого нет. Рыжий смотрел на него еще с минуту, поджимая губы, чего было не видно за шарфом, затем коротко кивнул, снова отвернулся и побрел дальше, глядя ровно вперед. Страх, что там кто-то есть, никуда не делся, но было хотя бы понятно, что то, чего так боится Накахара — нереально и не настигнет его, как только он зайдет в ту пугающую его темноту.Губы искусаны из-за постоянных переживаний, нервы расшатаны так, что порой он срывается с какой-то безобидной на первый взгляд мелочи. Он боится оставаться один после заката солнца, поэтому уходит ночевать к Осаму и, кажется, проводит у него времени больше, чем у себя дома, потому что не может спать один и не знает, когда в следующий раз начнет задыхаться из-за своих страхов.
Сердце бешено колотится в грудной клетке, ударяется о ребра, которые мешают дышать. Им остается пройти всего несколько дворов и они будут дома. Зайдут в теплую квартиру, где пахнет чем-то пряным, похожим на имбирь, и елью, купленной перед Новым Годом. Там будет светло от яркого света лампочек, будет уютно и шумно, потому что сестра и брат Осаму наверняка еще не спят, а его родители тщетно пытаются их уложить. Чуя знает, что в итоге они обязательно сдадутся, посмотрят на настенные часы и скажут, что завтра все равно не нужно никуда идти, поэтому можно лечь и попозже. Хоть бы дойти до этого безопасного уголочка, поселившегося в море сплошной темноты и холода. — Хочешь, я фонарик включу? — Дазай мягко улыбнулся, опуская взгляд на вцепившегося в его руку парня. Его что-то напугало еще больше, и теперь шатен переживал за него сильнее обычного, потому что раньше такого не видел. Все те разы, что ему приходилось успокаивать Накахару, тот не так нервничал и сам примерно понимал, что с ним происходит, но сейчас он явно перестал соображать, где реальность, а где его собственная фантазия. — Чу, давай фонарики включим? — снова предложил парень, надеясь достучаться до спутника, что ему удается на удивление быстро, ведь он и не рассчитывал на то, что его услышат. — Не надо фонарик, — чуть ли не выкрикнул рыжеволысый, тут же спохватившись, начиная испуганно озираться по сторонам. — С ним страшнее… — робко добавил Чуя, виновато опуская взгляд. Кажется, в этот момент он совершенно забыл о том, что тревожило его всю дорогу, начиная от его дома, так что он даже отпустил руку парня и перестал жаться к нему.Он не видит того, что его пугает, не видит рук или глаз, не видит Тенейтех существ, которых он боится увидеть за поворотом, дверным косяком или в темном переулке. Но его трясет от одной мысли о том, что все это может находиться в темноте.
Оно даже днем прячется в щелях, выглядывает оттуда и норовит затащить в свой темный мир. Вряд ли Чуя хоть когда-нибудь перестанет этого бояться, но, когда его окружают люди, ему становится спокойнее.
— Братик пришел! — маленькая девочка лет пяти с густыми черными волосами подбежала к Накахаре, обнимая его ноги, довольно улыбаясь, пока тот немного удивленно смотрел на нее. Сложно привыкнуть к таким теплым приемам, особенно после того холода и страха, что сковывали на улице. — Вот бы и мне так радовалась, — фыркнул Дазай, осторожно отстраняясь от своего спутника, хитро улыбнувшись, оставляя его одного разбираться с девчонкой, сам усаживаясь на диван поближе к Рюноскэ, заглядывая ему через плечо, несколько секунд бесцельно пялясь на паззл, помолчав, подпихнув ему под руку одну из деталей, которая подходила к углу картинки. — А отпустить братика ты не хочешь? — все еще непривычно произносить это слово. Оно вертится на языке, но так редко срывается с губ, что у девчонки каждый раз загораются ее темные глазки, стоит парню произнести это вслух. Ничего не остается кроме как подхватить Гин на руки, пройти с ней через гостиную под пристальным взглядом Кое, устроившейся в кресле, и опуститься на диван. Наконец-то можно хотя бы немного расслабиться и почувствовать себя в безопасности на коротких полчаса. Дьявол, Чуя действительно будет рад если он не начнет дрожать и задыхаться еще тридцать минут, сидя в этой светлой комнате. Включенный телевизор заметно отвлекает от гнетущих мыслей и отдаляет рисующиеся перед глазами образы. Во всяком случае, они не кажутся такими реальными. Может сейчас, если он посмотрит в окно — темный прямоугольник, залепленный по краям снегом, он увидит там улыбающееся ему существо. Оно будет полностью черным, с когтистыми лапами и чем-то, напоминающим очертаниями взъерошенные волосы, а на лице будут выделяться лишь широко распахнутые глаза без век, смотрящие прямо на него и окровавленная широкая улыбка. Или из щелей, чернеющих за шкафами, тумбами, под ними и под креслами потянуться к нему такие же черные, как сам тени, руки. Странные существа будут коситься на него своими белыми глазами, а то и вовсе решат, что тела им не нужны и оставят лишь яблоки, повисшие на полупрозрачных вьющихся как дым ножках, выглядывать из-под мебели. Жутко, но терпимо. И дети рядом спокойно играют, не думая о тех, кто скрывается в темноте, и их голоса, звонкие, беззаботные, отдаются будто бы в висках, перекрывая белый шум, состоящий из шорохов, которые начинает слышать Чуя. Ему тепло, уютно, по-настоящему приятно здесь находиться, но голову постепенно начинают забивать новые образы. — Главное только чтобы из стен не полезли руки. — Парень передернул плечами, откинул волосы назад, резким движением стараясь отпугнуть от себя все плохое.Иногда его успокаивают объятия. Крепкие и надежные. Кажется, в такие моменты весь его мир исчезает и остается лишь один единственный человек — тот, кто обнимает его. А иногда приходится включать абсолютно весь свет и ходить вместе с ним по дому, заглядывать во все окна и на лестничную площадку, чтобы парень сам убедился, что там никого нет.
— Чу, пойдем спать? — голос Осаму выводит из оцепенения. На замедленную реакцию рыжика уже никто и не обращает внимания, только иногда поджимают губы, если он не отвечает, а кивает вместо этого или молча делает то, что ему предложили. — Может сделать тебе чай, чтобы ты быстрее согрелся? — Мне не холодно… — тихо, но его все равно услышали. — Хотя, если есть красный, я не откажусь. Парень завел за ухо несколько прядей, прикрывая глаза, не глядя никуда, а просто наблюдая за пустотой вокруг. Казалось, сейчас он смотрит на воздух и видит его, как нечто не совсем прозрачное. Возможно потому, что там кто-то есть. Пришлось мотнуть головой и подняться, дабы в голову не лез больше всякий бред, от которого становится не по себе. В конце концов, в комнатах даже не темно и бояться ему совершенно нечего. Дазай уже успел подняться и скрыться за углом, как только Чуя поднял на него глаза. А он и не заметил как тот кивнул, встал с дивана и прошел чуть ли не под носом. Нужно собраться, взять себя в руки, не давать страху снова брать верх, как это было на улице. На сегодня с него уже хватит. Дети тут же оказались на кухне. Вместе со старшими братьями, куда же без этого. Свет от лампы, такой же желтый, как и свет фонарей на улице, тихо проливался на стол и гарнитур, заполняя собой затемненное пространство, не давая полностью черным теням пробраться в кухню. Чуе нравилось, что вся мебель здесь плотно прилегает к стенам и между ней и полом нет никакого расстояния. Ему так гораздо спокойнее. Напрягает только дверной проем, но оттуда слышен шум работающего телевизора, а рядом не умолкают детские голоса. Точнее, только один из них. Второй же только иногда на что-то отвечает, более тихо и хрипло. — Тебе две ложки, Чу? — рыжик встрепенулся, отходя от того сонного состояния, в котором находился почти все время пребывания в этой квартире. Несколько секунд потребовалось на то, чтобы он понял, что вообще от него хотят, а заметив сахарницу и стеклянный бокал с уже заваренным чаем, он кивнул, мягко улыбнувшись. — Я надеюсь, он не горячий? — вместо ответа последовал короткий кивок. Через пару минут уже зазвенела ложка, бьющаяся о стенки стакана. Тепло. Пахнет тем чаем, который заварил Осаму. Как будто они едут сейчас куда-то в поезде, и этот чай ему принесут в большом стакане с металлическим дном и завитками, поднимающимися с одной стороны почти до самых краев. Мимо пройдет проводник и обязательно заденет ногу, даже не заметив этого или специально сделав вид, что не замечает. Стук колес постепенно будет то стихать, то, наоборот, загремит так громко, будто ты лежишь под поездом, проносящимся над тобой. Рыжий поежился, вспоминая те поездки до бабушки и обратно, которые затягивались на два дня, а иногда и на все три, если поезд был похуже. Они всегда наблюдают, но внутри поезда их почему-то нет. Их словно пугает громкий стук колес и яркие огни, скопления людей, которые их не боятся и не замечают. А они все продолжают следить, высовываются из-за кустов и сторонятся поселений, оставаясь в лесу. Чуя прикрыл глаза, вспоминая тех существ. Они милые. Словно маленькие зверьки. А главное, совершенно безобидные, это парень знает точно. Иногда они подходят ближе к поезду, заглядывают в окно и цепляются за него, когда состав останавливается перед тоннелем или просто замедляет ход. Такие же пугающие существа, как в городе, обитают только в степи или на полях. Высокие, переломанные, словно по ним уже один раз проехал поезд и теперь в них не осталось ни одной целой кости. — Не зависай, — Осаму тихо усмехнулся, целуя в щеку, заставляя вздрогнуть и поймать на себе пристальные взгляды детей. Шатен поставил на стол стакан, от которого поднимались завитки пара, постепенно растворяясь в желтоватом свете. Рыжий неловко, мягко улыбнулся и кивнул, заглядывая в карие глаза, замечая, как там плавно переливается осень, распаленная и горячая. — Со мной спать будешь? — С тобой… — парень завел за ухо несколько прядок, смущенно отводя взгляд, отодвинувшись от края дивана, когда Дазай сел рядом, опускаясь на самый краешек. Он осторожно уложил голову на чужое острое плечо, совсем закрывая глаза, понимая, что уже начинает постепенно засыпать. — Пойдем сейчас? — На руках я тебя не понесу, — фыркнул шатен, придерживая Чую, чтобы тот не сполз к нему на колени, а сидел относительно ровно, слыша в ответ сонное «я и не просил», усмехнувшись. — Чай тебе возьму, так и быть.На полках гнездятся маленькие лучики, похожие на круглые пушистые комочки. Они тоже смотрят, переводят свои маленькие глазки с одного предмета на другой или откровенно пялятся на того, кто их видит. И таким человеком каждый раз оказывается Чуя. В отличие от тех, что постоянно прячутся в темноте, эти комочки ничего не делают при свете и только в непроглядной тьме поднимаются, скаля острые клыки, начиная скидывать с полок вещи или шуметь.
В комнате уже темно. Во всей квартире выключили свет, и звуки понемногу смолкли, оставляя существам возможность начать шуршать в углах и в коридоре. В окно бьются крупные хлопья снега, заметая карниз и залепляя края стекол белым. Слышно, как шумят верхушки деревьев от сильного ветра, а где-то далеко гремят выстрелы салютов, которые внезапно разрезают тишину на минуту, а потом снова затихают на несколько часов или до следующего вечера. Под пуховым одеялом слишком жарко, но высунуться из-под него страшно, несмотря на то, что Дазай лежит рядом, иногда осторожно поглаживая по голове, и шепчет на ухо, что все в порядке. Специально вжимает в стену, не дает пошевелиться, зная, что парню так спокойнее. Мешает дышать, сжимая в объятиях, лишь иногда ослабляя хватку, чтобы заглянуть в голубые глаза, которые с трудом получается разглядеть в темноте. — Спи, Чу… Тут никого нет, — в который раз шепчет Осаму и горячо выдыхает на ухо, отчего по коже волнами бегут мурашки. — Все хорошо… Рыжий лишь кивает, плотнее кутаясь в одеяло, утыкается в горячую кожу парня, слушая чуть хриплое тяжелое дыхание. Страшно, но глубоко внутри все равно спокойно и хорошо. Парень все еще боится увидеть силуэт над их кроватью, услышать что-то, чего не должен был слышать, заметить тень в окне, которая будет смотреть на него несколько секунд, а затем снова скроется из виду, но его уже не начинает трясти. Он лишь фыркает, закрывает шею одеялом, откидывая волосы назад, и закрывает глаза. — Спасибо, — чуть слышно шепчет Чуя, засыпая с улыбкой в крепких объятиях.