November

      Дождь, с неистовой силой бивший по окнам, не смолкал уже четвертый час. Все небо за пределами замка обрамили серые тучи, но над самим строением они совершенно точно сосредоточились с особым усердием. Темное пятно, выделяющееся, наверное, с высоты небесных светил, нависло над древним имением господина… Дракулы? Цепеша?       Лайя была бы рада дать внятный и четкий ответ хотя бы на один вопрос — из всех тех многочисленных, которые каждый день накапливались и беспощадно давили на голову. Так, что хотелось открыть витражное окно просторной комнаты и шагнуть за ее пределы. Девушка рассеянно улыбнулась этой мысли и прошла мимо отреставрированного комода, на котором уже не первый месяц разместились ее уходовые средства и всякие личные безделушки. Остановившись у окна, она смотрела, как тяжелые капли стекают по цветным узорам. Зачарованно вглядывалась в эти незамысловатые гонки, даже не пытаясь разглядеть, что там — за пределами вычурного замка. Весь внешний мир потерял свое значение, и если раньше Лайю это пугало и выводило из себя, то теперь былое бунтарство уступило необъяснимой отрешенности. Такой ли необъяснимой — девушка и не пыталась понять свои чувства и дать им хоть какое-то обоснование. Почему она здесь? Потому что она в этом замке выполняет свою работу. Почему именно здесь? Потому что работодатель так пожелал. Почему работа почти окончена, а ей не хочется покидать это место? Она не знает. Почему он не объяснит, что за чертовщина тут происходит? Она не знает, и это выводит ее из себя. Ей хотелось понять лишь одного человека. И он этому никак не способствовал.       «Чертов…», — только было подумала она, как дверь в комнату самовольно открылась, из-за чего пробежался сквозняк и расшевелил белую ткань, накрытую поверх отреставрированных картин. Девушка на пару секунд замерла, искренне надеясь, что кто-то зайдет сюда, возьмет ее за руку, скажет, что все это было шуткой и… воображение отказывалось рисовать дальше. Что будет дальше?       Лайя не спеша зашагала к двери и, остановившись на дюйм перед коридором, с силой захлопнула ее. Будто вытолкнув кого-то из своей спальни, со скандалом, эмоциями — только не произнося ни слова. Тяжелое дыхание давало понять, что нервы уже ни к черту. В одно мгновение из объятий задумчивой усталости ее вырвала горячая тяжелая ненависть. Ненависть, которая заставила ее вспомнить о той жизни — о прежней жизни, в которой не было загадочного мужчины с черным замком, но была работа в музее, вечера с подругами, прогулки по городу, йога по выходным, походы в кино, редкие свидания…       Лайя забыла, что у нее есть своя жизнь. Она забыла, что проживала ее когда-то и, самое страшное, она забыла, как ее нужно проживать. Она помнит, как в старшей школе вела колонку в газете учеников — отвечала за статьи об искусстве. Она отчетливо помнит, как в колледже на одной из вечеринок накурилась травки с однокурсниками, а на следующий день проснулась на кухне в чужом кампусе. Она помнит свою поездку в Нью-Йорк с родителями, помнит, как заворожено разглядывала картины Нью-Йоркского художественного музея и мечтала однажды давать людям возможность соприкоснуться даже с самыми древними экспонатами, выжившими в битве со временем. «Настоящее искусство — вечно. Вот ради чего стоит жить!» — ее слова, обращенные к родителям и вызывающие у них кроткие улыбки с толикой гордости. Юность в самом прекрасном ее проявлении — верить, что ты живешь ради чего-то большего.       Все воспоминания калейдоскопом закружились перед глазами, отчего девушка обессилено села на кровать. Затравленным взглядом она нашла расположенные в углу картины. Лайя ни за что бы не стала лгать себе хотя бы об этом — она полюбила их так сильно, будто сама нарисовала их больше нескольких веков тому назад. И эта мысль уже не казалась безумной. Девушка Лале, так похожая на нее — неизведанный призрак из прошлого, это она и есть, но…       И это «но» толкнуло Лайю бежать прочь из комнаты. Не разбирая дороги, она мчалась со всех сил по пустым темным коридорам замка. Лайя убегала от своих мыслей, догонявших ее своим рваным шепотом. Она убегала от Лайи, которая ночами с упоением читала книги о величайших художниках в тусклом свете ночника. Она убегала от Лале, облаченной в восточное платье, на котором остались капли красок, точно так же засохших на деревянной палитре.       Девушка на один миг искренне поверила, что ей удастся спрятаться от собственных сомнений, страхов и тревог. И миг этот был прекрасен — растворенный в беге, отдающий звоном в ушах, аккомпанирующий сбивчивому дыханию. Один миг свободы от вопросов и ответов, желания понимать хоть что-либо.       Она жестко ударилась об кого-то, удержавшись на ногах лишь благодаря сильным рукам, обхватившим ее. Вернувшись в реальность таким беспощадным способом, она резко отпрянула, борясь с желанием вновь рвануть с места. Но осознание тяжелым грузом приковало ее к земле. Никуда не убежишь, потому что некуда бежать.       — Некуда бежать, — рассеянно кивнула она, делая медленные шаги назад.       — Лайя, что с тобой? — обеспокоенно раздался низкий голос, эхом разлетевшийся по стенам коридора.       Девушка нервно сглотнула и подняла глаза на владельца замка. Виновника ее сумасшествия. Человека, безжалостно перечеркнувшего всю ее жизнь до — без каких-либо объяснений того, что будет после.       Но Лайя не испытывала к нему ни малейшей злобы. Она могла часами репетировать гневные речи, прежде чем забыться беспокойным сном. Но стоило только посмотреть ему в глаза, и ей хотелось лишь держать его за руки и понимать, осознавать одну деталь за другой, собирать в голове сложный пазл из догадок, подтверждений и… чувств.       Но она не могла смотреть ему в глаза дольше, чем на секунды — их синева больно колола веки. Она не могла касаться его — больно было ему. Почему? Она не знает.       — Влад, я … — она все еще тяжело дышала, спутано перебирая мысли, вновь хаотично гулявшие в неспокойной голове. — Мне нужно… очень нужно… в Нью-Йоркский музей, понимаешь? — она разговаривала, словно ребенок, отпрашивающийся у воспитателя в детском саду. — Я забываю, забываю…       Лайя остановилась, боясь говорить что-либо еще. Собственные слова пугали ее, но она не сомневалась в их правильности. Увидев, с какой горечью смотрит на нее Влад, сердце застучало еще сильнее и обиднее. Немая борьба, застывшая на его лице вновь пробудила ее ярость, лихорадочную волю к правде.       — Я Лале?! — вскрикнула она, надорвавшимся голосом. — Или я все-таки Лайя?! Скажи мне, Влад! Кто я? Кто я…       Несколько секунд молчания и прикованных друг к другу железных взглядов. Раскаты грома вдалеке, холодные каменные стены. Безмолвие прервал тихий голос, который одним своим звучанием заглушил все вокруг.       — Я так виноват перед тобой, любовь моя. Ты готова меня выслушать?