***
По комнате гулял осенний ветер, играя с тонкими оконными занавесками, загоняя внутрь опавшие пожухлые листья. Да, Джеймс очень глупо поступил, оставив распахнутыми окна, когда уходил на ночную прогулку у озера вместе с Лили. Где пропадал Питер — одному богу было известно. В последнее время он стал всё больше времени проводить с, как бы странно это не казалось, Северусом — они оба нашли в себе страсть к изучению мелкой фауны Запретного Леса. А так же, им обоим было попросту некому высказаться о своих невзаимных влюблённостях, потому они начали находить утешение друг в друге. Температура воздуха в спальне резко контрастировала с температурой за закрытым балдахином одной из четырёх кроватей. Римус очень любил находиться в объятиях Сириуса. Но ещё больше он любил, когда Сириус издавал эти приятные звуки, будучи прижатым к постели худощавым телом. Ему нравилось изводить его, держать Сириуса за горло и оставлять следы от зубов по всей груди. Ему нравилось, когда Сириус, не сдерживая себя, оставлял царапины на его спине, пусть и похожие на шрамы, но несущие в себе совершенно иные воспоминания. И в этих воспоминаниях Блэк своим сладким стоном заменял Римусу все звуки, бывшие в комнате. Иногда даже мелькала мысль, что оглушающее заклинание может не помочь, но пока никто не жаловался. В этих воспоминаниях Сириус обхватывал его бёдра ногами и старался прижаться к нему всё ближе, даже когда пространства между ними не оставалось. Ему хотелось оказаться у Римуса под кожей, и тот был бы совсем не против. Люпину нравилось, как, когда он отстранялся от Блэка, тот смотрел на него — предвкушающе. Как жадно Сириус рассматривал его оголяющееся тело, освобожденное от футболки — с ним и только с ним Римус мог не стесняться своих шрамов. Только с ним он мог почувствовать себя действительно красивым. Желанным. Римусу нравилось, как Сириус откидывал голову обратно на подушки и закусывал губы, когда он снимал с Блэка пижамные штаны и целовал его бёдра, не задерживаясь надолго нигде — дразня. Люпину нравилось, когда Блэк, такой возбуждённый и измученный поцелуями и ласками, умоляюще хныкал, прося большего. Ему нравился румянец на щеках Сириуса, появлявшийся каждый раз, когда Римус разрабатывал его, постепенно вводя в него палец за пальцем. Ему нравилось, как Сириус в такие моменты, не смея трогать Римуса, сминал простыни на его постели, в попытках найти опору и остаться в этом мире. Бесполезно — перед глазами каждый раз виднелись созвездия, когда Римус наконец входил в него, заполняя собой всего Сириуса. Дальше Римус не смотрел. Дальше он отдавался своим чувствам и животному инстинкту, затмевающему его разум в такие моменты, даже не смотря на то, что до полнолуния ещё было далеко. Римус, как и Сириус, забывался, растворялся в процессе. Сейчас существуют лишь они двое, их руки, ноги, губы и стоны — и ничего больше. Одеяло давно сбилось где-то в конце постели, простынь постепенно следует за ней, а Римус лишь ускоряет темп своих движений, слушая, чувствуя Сириуса. Кажется, тот всё же сумел пробраться ему под кожу — Римус был уверен, что никто кроме Блэка не сможет захватить его разум и сердце. Римусу нравилось, когда Сириус доведённый до изнеможения, открывал рот в беззвучном стоне, в который Люпин тут же впивался поцелуем, со всей ещё возможной ему страстью, немедленно получая ответ. Что же чувствовал Сириус? Сириус был одержим этим человеком.***
— Это Римус. Я уверен — это Римус нас предал.