Nightmare

Фиалковые глаза резко раскрываются, утыкаясь взглядом в тёмный, но совершенно обычный потолок. Девушку колотит, как от 30-ти градусного мороза и это-то при учете теплого одеяла, да камина прямо в комнате. Пространство вокруг плывет, превращая ночной пейзаж за окном в картины из сна. Раз. Свеча, одиноко стоящая на тумбе, кажется ей бледной рукой в кружевах. Два. Дуновение ветра за окном в испуганном разуме отдает ужасающим смехом, прямиком из её кошмаров. Таким знакомым и таким далеким. Три. Девушка зарывается в одеяло и трясется, трясется, трясется. Молния, сверкнувшая за окном, становится последней каплей. Баскервилль вскакивает, отбрасывая одеяло на пол и судорожно зажигает злосчастную свечу, обжигая руки. Алисе хочется прямо сейчас выбежать из этой чертовой комнаты, добежать до Оза и заглушить страх очередными ругательствами в сторону своего глупого служки. Или поругаться с Водорослью, да даже противные шутки Зарксиса сейчас она стерпит, лишь бы прогнать эти образы из головы. Но те, как назло, прочно в ней засели, заставляя девушку забираться в самый дальний угол комнаты, обнимая колени и едва не вырывая тёмные пряди. Она головой трясет, наваждение сбрасывая и разочарованно отмечает свой жалкий вид: руки кажутся бледнее обычного, и все не перестают трястись, под глазами зияют чёрные пропасти, а губы в кровь искусаны. Алисе бы рассмеяться, да заявить, что она, великий чёрный кролик, так жалко выглядеть не может. Но из зеркала на неё смотрят собственные заплаканные глаза, растрепанная копна чёрных волос и....абсолютно тоже лицо, что она видела в кошмарах. Алиса уже и не помнит, когда это всё началось, просто однажды в её сне появилась до боли знакомая белая макушка, одинокая зала, усыпанная поломанными игрушками и леденящий душу смех. В её сне по зале кружится кто-то ей знакомый, подкидывает эти самые игрушки, говорит о каком-то чаепитии и...внезапно оборачивается к ней. Её собственно лицо искажает безумная улыбка, “она” смеется невпопад, вместе с вдруг ожившими куклами. — Алиса, ты ли это? Как тебе твоя с ч а с т л и в а я жизнь? — вопрошает до жгучих слез и звона в ушах, голос знакомый. Знакомый, но узнать она его все также не может. Отсутствие воспоминаний в который раз пощечину дает, криво усмехаясь, и Алиса нервно кулаки сжимает. Незнакомая знакомая головой вертит, смеется жутко и вдруг к девушке кидается, до посинения бледными пальцами горло сжимает и проклинает, проклинает, проклинает. А Алиса и двинутся не может, будто её тело и вовсе не её, веки тяжелеют, сознание во сне угасает, а в ушах все также раздаются чужие проклятья. Просыпается Алиса от влаги на лице и чудится ей, что та девушка во сне плакала или может она сама от страху и непонимания, обиды и горечи, а может быть, вины? Баскервилль вновь головой трясет, отгоняя неприятные мысли. Да, она точно знает эту девушку из сна. И она обязательно найдет осколки, связанные с ней, а пока....А пока стоит натянуть недовольную ухмылку и пойти будить Оза. А ещё закусывать мясом. Что, как не вкусная еда, будет лучшим лекарством для потерянной дамы? И она обязательно найдет “её”, узнает за что ей те проклятья, за что дыра, разрастающаяся в груди от одного лишь воспоминания об этом сне и горький, почти невозможный привкус вины. А пока... — Эй, просыпайся, глупый служка! — дверь в спальню выбивает, наблюдая за тем, как зеленоглазый растерянно сваливается с кровати, моргает с пять секунд и падает под её же натиском, бормоча что-то о позднем времени и том, что им спать надо. — Глупый Оз, я сказ — на полуслове обрывается, будучи в тёплые объятия притянута, да в одеяло завернута. И кричать ей больше не хочется, тремор ужаса утихает, а до носа долетает приятный запах корицы и яблока. Быть может, рядом с этим солнечным мальчиком и кошмары её покинут, вслед за тревогой и страхом?