Братья Не не любят делиться

      Вступление в отношения всегда подразумевает под собой какие-то изменения в плане общения между партнёрами — они отпускают все формальности, ранее сковывающие их в рамках приличия; они позволяют друг другу вести себя с возлюбленным так, как им комфортно; они вплетают в будничные диалоги определённые романтические элементы, представляющие из себя, например, ласковые прозвища. Вступление в отношения подразумевает под собой какие-то изменения, так и не произошедшие после того, как Мэн Яо начал встречаться со своим непосредственным начальником — Не Минцзюэ. Всё произошло удивительно обычно — раз, и А-Яо живёт вместе с Не Минцзюэ — периодически с ним трахаясь — и его братом, с лихвой восполнившим весь недостаток сантиментов, на которые был скуп Минцзюэ.       Не Хуайсан стал отдушиной — нежный и отзывчивый малыш (который был уже совершеннолетним студентом и под определение «малыш» в принципе не подходил, но своим поведением создавал такое впечатление), охочий до ласки, пленил сердце Мэн Яо. Какое-то время он разрывался между братьями, нравившимися ему в равной степени. Он не видел свою жизнь без хмурой, колючей и грубоватой любви Минцзюэ, но в то же время не представлял и без сладкой, искренней и мягкой любви Хуайсана. Но вскоре всё разрешилось — Мэн Яо узнал о том, что братья Не уже давно состоят в отношениях друг с другом, до момента его появления в их семье бывшими свободными (он испытал в момент осознания лишь облегчение, иным другим, более негативным эмоциям и чувствам в его сердце места не было). И вновь все произошло как-то слишком обычно — раз, и А-Яо теперь встречается не с одним Не, а с целыми двумя. Он наконец-то почувствовал, что все встало на свои места.       Но, несмотря на то что, вроде бы, конфликт был задушен в зародыше, они всё обговорили и пришли к удовлетворившему всех троих решению, братья Не продолжали испытывать терпение своего возлюбленного тем, что играли им в «перетягивание каната». Один, целуя или прикасаясь к Мэн Яо, всячески поддразнивал этим второго. Ни тот, ни другой делиться драгоценным А-Яо не хотел (при этом не предпринимая никаких попыток вмешаться, когда один из них занимался с А-Яо любовью, что сводило всю их игру на нет).       Это было забавно, порой мило, но неизменно выматывало Мэн Яо, чувствовавшего себя в такие моменты косточкой, которую два пса никак не могли поделить между собой.

***

      Будний день Мэн Яо начинался с приведения себя в божественный вид после того, что с ним творили ночью. Как и старший братец, Хуайсан отличался большой потребностью в том, чтобы пометить любимого везде, где было можно и нельзя, так что отметин на его теле было в два раза больше.       Закрасить здесь, прикрыть одеждой там, заправить волосы немножко иначе — и большинства видимых засосов и укусов как не бывало. Мэн Яо был очень хорош в сокрытии улик, потому найти на его теле что-то, не зная, что именно, было практически невозможно.       После этого А-Яо принимался за приготовление завтрака и обеда на вынос. К этому времени просыпались оба брата с некоторым временным промежутком, дававшему одному из них фору в виде утренних поцелуев.       Сегодня первым проснулся Хуайсан. Сонный, в большой и помятой футболке старшего брата, которая смотрелась на его теле как короткое, но не по размеру широкое платьице, он ловко нырнул под руку Мэн Яо, собиравшего для него обед в университет, и кошечкой прильнул к его груди, обвив талию руками и положив голову на его плечо, лицом к шее.       — Доброе утро, А-Сан, — нежно шепчет Мэн Яо, отложивший контейнер с едой и погладивший возлюбленного по спине. Тот в ответ приподнимает голову и оставляет лёгкий поцелуй на гладкой щеке, заглядывая в золотистые глаза напротив с игривой улыбкой.       — Доброе утро, — мурлычет Хуайсан в губы возлюбленного, тут же подаваясь вперёд и вовлекая его в неспешный, но вместе с тем глубокий поцелуй, сопровождающийся влажными звуками, разрушающими утреннюю тишину, и тяжёлым, горячим дыханием, опаляющим и без этого горящие губы.       Когда Мэн Яо вжимает Хуайсана в кухонную тумбу, оторвавшись от его губ, чтобы приникнуть к нервно дергающемуся кадыку, сзади к нему подходит Минцзюэ, которого он если и услышал, то не обратил на него должного внимания, полностью поглощенный стоящим перед ним загнанно дышащим юношей.       — С ума меня сводите, — бормочет Не Минцзюэ, прижимая Мэн Яо к себе и вместе с тем не давая ему отстраниться от Хуайсана, который на его слова тихо смеётся, положив голову на плечо любимого. А-Яо поднимает голову, встречаясь взглядом с тёмными, весело сощуренными глазами, глядящими на него сверху-вниз.       — Минцзюэ-гэ тоже хочет порцию утренних поцелуев? — с любопытством интересуется Мэн Яо, поглаживая по спине начавшего целовать его шею А-Сана. Не Минцзюэ издает низкий утробный звук и наклоняется, яростно врываясь в желанный рот, податливо раскрывшийся в тот же миг.       А-Сан недовольно ворчит что-то насчёт тонального крема, которым Мэн Яо замазал засосы на шее, и жалобно добавляет, когда его брат отрывается от алых губ их драгоценного возлюбленного:       — Дагэ, — говорит Хуайсан, вынимая рубашку Мэн Яо из его брюк, — А-Яо такой сладкий, что я возбудился, только целуя его, — одновременно с произнесенными словами ловкие пальчики юноши юрко проникают за ткань брюк и трусов, касаясь полувставшего члена. — А! — весело восклицает Хуайсан, проходясь несколько раз по всему стволу, вместе с застонавшим возлюбленным. — Не только я один возбудился, смотри, дагэ, — он вынимает руку, показывая белесые капельки, блестящие на ладони в свету утреннего солнца.       — А-Сан, — Мэн Яо то ли хочет укорить возлюбленного, то ли просто произносит его имя от переизбытка чувств, но его голос звучит и недовольно, и просяще, и призывно. Минцзюэ ухмыляется и ловит довольный взгляд брата.       — Мы должны решить эту проблему, потому что и я, — он трется вставшим членом о задницу А-Яо, задрожавшего и что-то тихо простонавшего на это, — тоже возбудился, — Хуайсан смеётся, его смех — нежный и мягкий, но вместе с тем лукавый, бесовской, и опускается на колени перед Мэн Яо. — Умница, — хвалит его Минцзюэ, тут же наклоняя возлюбленного над кухонной тумбой. Хуайсан снимает с него брюки и нижнее белье.       Мэн Яо громко стонет, отдаваясь рукам братьев, которые пусть никак поделить его и не могли, но работали вместе невероятно слаженно и гармонично, совместно доводя своего драгоценного А-Яо до грани.