Воспоминания прошлого являются кошмаром

      Резко проснувшись ночью от очередного кошмара, Итадори, тяжело дыша, хрипя проклятия в пустоту и растирая дорожки слёз по щекам, ещё долгое время не мог собраться с мыслями, выкинуть из головы дурной сон и поспать ещё пару часов до будильника. Его тело мелко подрагивало от эмоций и неприятного холода              заокномбылолето               словно температура тела понизилась на несколько градусов. Уже свернувшись под одеялом в позе эмбриона, шаман пытался спокойно всё обдумать — сегодня заснуть снова уж точно не получится — справиться с ненормально реалистичными образами.              Мрачные сны в последнее время всплывали в ночное время всё чаще — почти каждую ночь — но на утро большинство четких образов тех событий теряли краски, сменяясь абстрактными понятиям: «война», «кровь», «смех», «больно». А ко дню, наполненному самыми разными событиями, и вовсе забывались, полностью стираясь, поэтому и рассказать об этих кошмарах и не получалось — в первое время какими-то несформулированными и обрывистыми фразами Итадори вызывал у Фушигуро только растерянность и непонимание. А потом Юджи и вовсе перестал что-либо говорить о своих почти бессонных ночах, придумывая отговорки              друзьятебенепомогут              События сна покадрово мелькали перед глазами — и Юджи мог поклясться, что это не может быть простым воспоминанием сюжета какого-то документального фильма, который он смотрел во время тренировки. Потому что столь ожесточенные и кровавые сражения не может снять ни один режиссёр — никто не сможет сделать настолько реалистично. Так, словно на этом поле битвы присутствовал он сам — топтал врагов              людей              в грязи, крови и удушающем смраде смерти. Словно это действительно он своими руками ломал руки, ноги, головы множеству противников, шел вперед по трупам, упиваясь собственной мощью и всесилием. И словно это действительно он смеялся, возвышаясь над горой человеческих тел.              Итадори высунул руку из-под одеяла, всматриваясь в линии ладони и очертания пальцев в темноте. Тонкие полоски лунного света едва освещали комнату.              — Это ведь твои воспоминания, да? –тихо спросил Юджи, прикрывая глаза. Присутствие Сукуны ощущалось в теле, как нечто среднее, живое и передвигающееся в полости, у самых органов — можно было легко понять, когда он открывает глаза, двигает ими или закатывает, когда двигает губами или клацает зубам, или же когда с силой изнутри сжимает трепыхающееся сердце, угрожая. Он был инородным элементом, но уже таким родным и знакомым, что иногда, когда Рёмен пропадал на длительное время, Юджи одолевало чувство сродни волнению и нервозности, постепенно заменяясь открытым беспокойством.              Сознаться самому себе в слабости оказалось на удивление легко — сейчас они были одним целым. Поэтому, когда Итадори признался сам себе, что слишком привык к присутствию проклятия в себе, даже дышать стало легче.              Прислушавшись к изменениям в теле, он почувствовал, как на тыльной стороне ладони открывается пасть.              — Решил, что тебе будет познавательно, — бесстрастно отвечает проклятие, внутри привычно восседая на своём законном месте. — Больно тихо вокруг тебя, а мне не хочется, чтобы это тело одеревенело. Так ты хоть какую-то нагрузку получаешь.              — Очень странный способ заставить меня заниматься активностью, — задумчиво мычит Юджи, переворачиваясь на спину в попытке расслабиться и унять дрожь в ногах. Сукуна открывает глаза. — Мог бы просто сказать, я бы начал проситься на более тяжелые задания. Годжо-сенсей был бы в восторге, а второгодки затаскали бы меня до обморока. Тебе же только этого и хочется.              — Ты поглотил достаточно моих пальцев, поэтому сейчас привлекаешь слишком много внимания. Сила довольно легко прощупывается даже в воздухе, — Сукуна двинул рукой по воздуху, хрустнул лучезапястным суставом, словно отмахиваясь от чего-то. — Ты не заметил, что Годжо Сатору не выпускает тебя даже в город без Фушигуро Мегуми? Как курица-наседка возится с тобой, даже сам длительные миссии не берёт и в общежитии постоянно, с вами, неопытными придурками, сидит. Куда ты вообще смотришь? Они все следят за каждым твоим шагом, потому что у самих поджилки трясутся. Горстка жалких проклятий объединилась, а эти самовлюблённые шаманы считают, что справятся, отправляя тебя в самое логово врага. Слишком много самомнения и доверия к такому слабаку, как ты.              Юджи тихо засмеялся, накрывая лицо ладонью с пастью. Почему-то слова проклятия больше не били в самое больное место, не выводили на бурные эмоции. Они больше веселили, даже как-то успокаивали, давая понять, что этой темной ночью он не один.              — Ты сегодня чересчур разговорчивый. Настроение хорошее?              — Отхватить хочешь? Так спускайся.              — Чтобы ты тело забрал? Обойдёшься. Годжо-сенсей будет недоволен.              — Плевать. Убью его.              — Хочешь потом скрываться от всего мира?              — Найдешь оставшиеся пальцы и распрощаешься с человечеством. Мне надоело бездействовать.              — Какой ты злой.              Юджи понимал, что за такую фамильярность скоро придется поплатиться, потому что Рёмен точно не оставит его действия безнаказанными, а будет изощренно мстить. Но сейчас его это мало волновало — он бы всё на свете продал за подобную спокойную атмосферу на этой стадии их взаимоотношений. Потому что, если честно, ему уже надоело постоянно ссориться с проклятием, драться с ним до тяжелого вздоха и сломанных конечностей, выяснять правильность чьей-то точки зрения на повышенных тонах. Ему надоело вести борьбу с самом собой.              Перевернувшись на спину, Юджи потянулся, тихо постанывая от приятного натяжения мышц. Послесонный страх полностью развеялся, оставляя после себя только странный трепет. Пелена сна спала полностью, оставляя после себя только легкую усталость — хотелось развеяться, прогуляться по темным улицам, вдыхая морозный воздух, и поговорить о чем-то отвлечённом и домашнем.              — Ты правда хочешь повторить события? Хочешь уничтожить всех людей?              — Не забывай, что меня породили люди, — резко и довольно грубо сказал Сукуна, морщась от недовольства. Не хотелось бы продолжать эту изъезженную тему. — И я буду делать то, ради чего рожден. И мне плевать на этих ничтожных созданий, они мне не интересны.              — Но ведь не все люди плохие…              — Мне плевать.              — Как знаешь.              Юджи медленно поднялся с постели и стал разминаться, потягиваясь из стороны в сторону. После легкой разминки он быстро переоделся, с опаской оглядываясь по сторонам              глазабылииустениуполаспотолком              словно в поисках чьего-то взгляда.              — Давай прогуляемся.              

И воспоминания развеялись в утреннем восходе.