Статуэтка лягушки
«Становится всё теплее…» – подумала Мисака Микото, всё ещё находясь на грани сна, когда слабые лучи солнца стали проникать в комнату через окно, закрытое тонкой шёлковой занавеской, дававшей лишь лёгкую полутень. На дворе царила зима, поэтому можно предположить, что слово «теплее» означало, что стало всего на пару градусов теплее, чем вчера. Прогноз погоды обещал, что сегодня должен был пойти снег, но всё же солнце успело ненадолго появиться, согревая воздух своими рассветными лучами. Тонкая полоска света медленно достигла век девушки, давая понять, что ей пора просыпаться. Хоть это и была довольно слабая мотивация, но её хватило, чтобы разбудить «Рейлган». Мисака потянулась, зевнула и легко соскочила с кровати. Подбежав к окну, она откинула занавеску и слегка приоткрыла створки, впуская в комнату морозный воздух. Лёгкий ветерок воспользовался шансом и наполнил комнату кариеглазой девушки той живительной свежестью, что можно почувствовать лишь зимним утром. Поёжившись от приятной прохлады, обдавшей её стройное тело, Микото развернулась и обежала комнату взглядом из-под полуопущенных век, остановив свой взор на соседней, уже опустевшей кровати. В её голове тут же мелькнула мысль о некой девушке с рыжими* хвостиками, которая была её соседкой уже больше года. «Где Куроко?» Первое, что возникло в ответ на этот вопрос: подозрение. Всё, что «телепортер» делала в любое время дня, а не только утром, было чем-то таким, что Мисака считала идиотским, потому что Ширай поступала точно так же, как и любая другая лесбиянка. Не то чтобы Микото знала много лесбиянок, но то, что порой делала Куроко, чтобы привлечь её внимание, было чем-то невообразимо пугающим и часто выходило за рамки здравомыслия. Не верите? Ну а кто недавно купил афродизиак, явно желая затащить кое-кого в постель? Да какой продавец вообще согласился продать школьнице такую вещь?.. Мисака вздохнула, чувствуя, как в ней начинает крепнуть философское равнодушие. Да, это явно было отвратное качество, но ведь оно не было тем, что определяло Ширай Куроко как личность, верно? Девушка вновь вздохнула, устало прикрывая глаза, словно эти действия могли принести хоть немного облегчения в этом непростом деле. Закрыв окно, она бросила взгляд на будильник, стилизованный под Гекоту. Лягушка широко улыбалась своей поклоннице, что Мисака считала очень милым. Проследив за неторопливым ходом стрелок, Микото ещё раз потянулась и направилась в ванную… Спустя некоторое время, когда она уже собиралась выйти из комнаты, её внезапно охватило тревожное предчувствие. Утренняя атмосфера общежития не была тем, к чему можно было быстро привыкнуть, но за прошедшее время у неё успела выработаться некая интуиция на неприятные события. Это было странное чувство. Оно не было схоже с тем мрачным настроением, которое она могла бы испытывать выходя в коридор, где её ждала бы толпа возмущённых студенток (например, из-за того что она случайно повредила электросеть общежития и не смогла быстро это исправить). Нет, это было нечто другое… но даже пройдя через множество опасных для жизни ситуаций девушка никогда не испытывала ничего подобного. Собравшись с мыслями, она открыла дверь и тут же была ослеплена вспышкой фотокамеры. Её ладонь инстинктивно прикрыла глаза, защищая их от яркого света. Со всех сторон посыпались аплодисменты, перемешанные с громкими поздравлениями, которые накрыли её, подобно шторму в безветренный день. Произошедшее было столь неожиданным, что она некоторое время не могла понять, что происходит. Конечно, она понимала, что это не могло быть что-то опасное, потому что даже сильнейший эспер Академия-сити вряд ли бы решил напасть на неё с такой странной прелюдией. Но она по-прежнему была озадачена вспышкой фотоаппарата и нестихающими аплодисментами. Это длилось до тех пор, пока она не опустила руку, и её внимание не сосредоточилось на некоем эспере четвёртого уровня, которая держала в руках овальный торт, украшенный огромной вишней. — С днём рождения, сестрица! Мисака удивлённо моргнула. День рождения… её? Сегодня? Вот уж не было печали. Она забыла про свой день рождения. Что ж, Микото действительно получала подарки от родителей каждый год, но всегда вечером, а не утром. Обычно она никогда не забывала про свой день рождения, даже когда ей не напоминали об этом, но последние несколько дней были… как бы это сказать? Утомительным и разочаровывающими. Свидание, которое она должна была провести с неким колючим парнем, было разочаровывающим, потому что ей пришлось драться с «Анти-навыком», а вчера её наказали за то, что она нарушила комендантский час и т.д. и т.п.. Одно наложилось на другое, и девушка настолько вымоталась, что просто физически не могла вспомнить о чём-то настолько радостном, как день рождения. Но сейчас… Она стала с улыбкой принимать поздравления, которые дарили ей с тёплыми и искренними улыбками. Однако она всё ещё была удивлена количеству собравшихся в коридоре. Кроме Куроко здесь находились Конго Мицуки, Авацуки Мая, Ваннай Кинухо и ещё несколько десятков студенток, с которыми она была едва знакома, но при этом точно знала, что встречалась с ними хотя бы пару раз. Даже Цучимикадо Майка была здесь, несмотря на то, что она была вечно занята из-за своей учёбы. Хоть она и познакомилась с ними недавно, все эти люди всё равно пришли сюда, чтобы поздравить её, и эта мысль согревала Мисаку. Наконец, Ширай Куроко дождалась момента, когда поздравления стали стихать и протянула своей соседке тарелку с аккуратно отрезанным кусочком торта. — Этот торт для тебя, сестрица! – сказала она с радостной улыбкой, которая практически никогда не исчезала с её лица, когда Куроко находилась в компании Микото. – Пожалуйста, попробуй. Мисака с благодарностью приняла торт из рук Ширай и стала с любопытством его разглядывать. Надо было признать – торт был невероятно красивым на вид. Первый слой был сделан из белого шоколада, а второй имел розоватый оттенок, глядя на который, девушка сразу же подумала о клубнике. Но вдохнув приятный аромат, она поняла, что второй слой был сделан из смеси клубники с другим ингредиентом, определить который она не смогла. Помимо верхушки, украшенной вишней, в края торта были аккуратно вставлены ягоды клубники, которые придавали ему ещё более красивый и аппетитный вид. Композиция выглядела настолько изумительно, что ей не терпелось отведать эту сладость… …пока одна недавняя мысль внезапно не заставила её нахмуриться. — Ты ведь что-то добавила в него, не так ли? – спокойно спросила Мисака, всё также разглядывая торт. Когда она произнесла эту фразу, все разговоры тут же стихли, и толпа устремила свои взгляды на Куроко и Микото. Но в этих взглядах не было пренебрежения или отвращения, а лишь молчаливое сочувствие, словно все они прекрасно понимали, что подразумевает «Рейлган» под своим вопросом. В наступившей тишине был слышен лишь шелест веера Мицуки, которая, как многие думали, появилась на свет вместе с ним. Ширай натянуто улыбнулась, чувствуя, как капелька пота возникла у неё на виске. — К-конечно же нет! – ответила она, слегка запинаясь. – Не понимаю, как ты могла такое подумать… Видимо, где-то на этаже в этот момент открыли окно, потому что её слова прервал порыв морозного ветра, который заставил всех поёжиться, а заодно поднял в воздух листок бумаги, лежавший в кармане юбки Куроко. Она попыталась схватить его, но Мисака оказалась быстрее. «Телепортер» протянула руку, чтобы забрать листок, но при этом она выглядела настолько бледной, что Микото одной рукой удержала соседку на месте, а другой раскрыла листок. — Ну и что тут у нас? – скучающим тоном спросила она, чувствуя, как Ширай пытается вырваться из её хватки, и прочла следующее. – «Операция “День рождения сестрицы”. Первое: приготовить торт. Второе: добавить немного афродизиака. Третье: дать попробовать торт сестрице. Четвёртое: увести её обратно в комнату и…». Ты хоть знаешь, что за бред здесь написала? – спросила Микото, мрачно взглянув на свою соседку. Её взгляд был таким, словно в неё вселился демон из самых глубин ада. — Я сейчас в крайне плохом настроении и стресс вымещу на тебе! – крикнула она, схватив Куроко за воротник, и стала трясти её, сотрясая коридор криками, которые нарушали мирное утро общежития. Со стороны это выглядело довольно жутко, но собравшиеся всё также улыбались. Действительно, ни для кого не было секретом, что Ширай испытывала к Мисаке далеко не дружеское влечение, но, увидев проявление этого влечения, они просто не могли сдержать улыбки. Эта радостная сцена продолжалась ровно до тех пор, пока в коридоре не послышались шаги, сопровождаемые жуткой аурой. Все вокруг сразу же напряглись, услышав эти шаги. Даже обычно невозмутимая Ваннай ощутимо побледнела, как и все находившиеся в коридоре. Куроко оказалась ближе всех к обладательнице этих шагов, и, хоть Микото уже отпустила её, девушка мертвецки побледнела. И мрачные тени сгустились в коридоре, когда женский силуэт навис над «телепортером». — Моя дорогая ученица, – сказала обладательница силуэта с мрачным выражением лица. – Можешь ли ты объяснить, что вы здесь делаете? Это была комендант общежития академии Токивадай – высокая, стройная леди, одетая в строгий тёмный костюм. Её глаза за прямоугольными стёклами очков горели подобно огню ада, в глубины которого предстояло отправить любому нарушителю порядков общежития, а тёмная аура, окружавшая её, только подкрепляла этот образ. Её боялись все и не важно, были ли это жильцы общежития или случайные гости – её правила были одинаково строги для всех. Её взгляд остановился на Куроко: — Вы можете объяснить, Ширай-сан? — Мы просто… – «телепортер» нервно сглотнула, уже представляя, как руки этой женщины смыкаются на её шее, и попыталась что-то сбивчиво объяснить. – Понимаете, у нас не было подходящего помещения… а мы хотели… — Шуметь в коридорах строго запрещено. Так сказано в правилах, – глухо прервала её комендантша. Все собравшиеся, включая Мисаку, также нервно сглотнули, словно они присутствовали на суде инквизиции, и обвиняемый вот-вот должен был получить смертельный приговор. Вновь подул холодный ветер, и не было ясно, поёжились ли все от него или от жуткой атмосферы, заполнившей коридор. — Ну, у нас ведь выходной… и… Последние слова Куроко оказались прерваны, когда комендант схватила её за шею и заломила её влево. Послышался неприятный хруст, после чего она бросила «труп» своей «жертвы» на пол. Студентки стали наперебой кричать имя Ширай, словно пытаясь убедиться, что «телепортер» ещё жива. К их ужасу безжизненное тело всё-таки ответило, но таким голосом, словно она только что пережила что-то жуткое, что-то такое, что нельзя было описать известными словами… Смертоносный взгляд комендантши скользнул в сторону Микото, будто выбирая себе новую жертву. — Разве я не права, Мисака-сан? – спросила она холодно. — Конечно, п-правы, – быстро закивала девушка, слегка заикаясь. — То-то же, – более мягко произнесла женщина и, развернувшись, двинулась в сторону лестницы. Все уже вздохнули с облегчением, как вдруг она остановилась и, резко развернувшись, добавила: — И да, Мисака-сан… «Рейлган» вновь встрепенулась, чувствуя смертельную опасность в голосе коменданта, но женщина лишь усмехнулась и закончила: — …с днём рождения. И, не дожидаясь благодарностей или хоть какого-то ответа, она ушла, оставив студенток заботиться о полумёртвой Ширай…***
В Академия-сити начал идти лёгкий снег, придававший всему вокруг тот безупречно-белый оттенок, с которым у людей и ассоциируется зима. Близился вечер и постепенно становилось всё холоднее. Благо, снега всё ещё было немного, чтобы на нём можно было случайно поскользнуться. Правда… лёд и снег были далеко не единственными вещами, на которых можно было поскользнуться. Во всей красе это подтвердил один из студентов, который грохнулся на землю в тот зимний вечер. Этим студентом был самый невезучий человек в мире, «тот, кто очищает Бога», более известный миру как эспер нулевого уровня Камидзё Тоума. Его голова с такой силой ударилась о мостовую, что юноша даже успел удивиться, почему он сразу же не потерял сознание. Тоума растянулся на твёрдой поверхности, всем телом почувствовав тяжесть удара. Но каким-то образом он всё же сохранил ясность мыслей, и это было не из-за того, что он слишком часто падал на землю, а скорее из-за его невезучести, ибо судьба решила в очередной раз дать ему прочувствовать всю жестокость закона гравитации. Теннисный мячик, ставший причиной его падения, прокатился рядом с его головой, словно насмехаясь над ним. «Чёрт возьми… откуда здесь взялся этот мячик? Сейчас ведь зима? Какой дурак додумался играть в теннис зимой?» Тоума приподнялся, потирая рукой затылок, будто надеясь, что одного прикосновения его руки хватило бы, чтобы рассеять всю боль, но, увы, он знал, что это бесполезно. Камидзё застонал от боли, закрывая глаза, и с равнодушным видом, словно он делал это с самого первого вздоха, произнёс всего одно слово, прозвучавшее плавно и трагично, вмещая в себя весь печальный опыт его жизни: — Невезуха… Всё ещё сидя на земле, он стряхнул с одежды снег, что прицепился к нему при падении. Одет он был довольно просто: в тёмное пальто и такого же цвета брюки, которые нельзя было назвать последним писком моды, но зато они отлично защищали его от холода. Встав на ноги, он ещё раз отряхнулся, после чего с опаской коснулся переднего кармана пальто, который сильно выпирал, словно в нём лежало что-то объёмное. К его счастью, лежавшая там вещь не пострадала при падении, за что он частично простил судьбе столь нелепую ситуацию. Вздохнув, он достал из кармана этот предмет и взглянул на него с таким любопытством и теплотой, будто это был подарок от самого Бога. Впрочем… он прекрасно понимал, что эта вещь была недостаточно элегантна для такого описания. На его ладони находилась небольшая статуэтка. Это было качественное, очень хорошо запечатлённое воплощение зелёной лягушки, или, если быть точнее, маленькая фигурка милого анимированного персонажа. Это была художественная работа, которая, по его мнению, нисколько не уступала творениям Да Винчи. Статуэтка стояла перед ним с широкой улыбкой на лице, как будто она могла свести на нет все негативные мысли в мире и подарить радость всем людям на свете. Его рука осторожно прошлась по поверхности фигурки, пока внезапно он не наткнулся на резко выступающие буквы у основания статуэтки. Приглядевшись, он попробовал прочесть то, что было там написано, после чего счастливо улыбнулся.«Любовь – это то, что вращает миром»
Если задуматься, то поначалу он считал покупку этой статуэтки глупой затеей. Он уже давно вышел из того возраста, когда замечаешь такие простые, детские вещи – такова уж особенность взросления. Тем не менее, он просто не смог не купить эту фигурку. Он увидел её случайно в одном магазине, в котором она была выставлена на отдельном месте, так и бросаясь в глаза покупателям. Взглянув на неё, он почувствовал некую манящую силу, словно статуэтка сделала что-то, что могло привлечь его внимание. И как-то незаметно, глядя на фигурку лягушки, он вспомнил об одной девушке с каштановыми волосами, что невольно вызвало у него улыбку. Неизвестно почему, но после этого он без раздумий вынул деньги из кошелька и купил статуэтку. Надо добавить, что на это ушла половина его суточных. И теперь лягушка смотрела на него, но не взглядом сожаления оттого, что её купил такой неудачливый юноша, но радостным взглядом ребёнка, который наконец-то нашёл своего родителя. Тоума не мог назвать себя романтиком или чувствительным человеком, но, видя этот взгляд, он улыбнулся, удовлетворённо прикрывая глаза. Спустя какое-то время Камидзё вернул статуэтку в карман, делая это с максимальной осторожностью, и каждый родитель мог бы позавидовать ему, потому что не мог сделать так же со своим ребёнком. После этого он продолжил свою прогулку, наслаждаясь редкими минутами тишины и спокойствия. Так продолжалось до тех пор, пока краем глаза он не заметил знакомую обладательницу каштановых волос. В метрах двадцати от него на скамейке грациозно сидела Мисака Микото, волосы которой свободно касались плеч. Её карие глаза идеально гармонировали с их цветом, что юноша не раз замечал про себя, украдкой разглядывая её в моменты их частых встреч. Как и всегда, она была одета в форму своей академии, лишь с тем исключением, что поверх неё было надето бежевое пальто с длинными рукавами, на котором гордо красовался значок Токивадай. Быстрыми движениями она растирала свои руки, почему-то не спрятанные в перчатки, и временами приближала их ко рту, согревая их своим дыханием. Розовый шарф завершал представшую перед ним картину. Тоума вздохнул, выпуская небольшое облачко пара, словно готовясь к непростому разговору, после чего двинулся в сторону девушки, которая довольно часто вызывала его на дуэли, хотя причин для этого он никогда не находил. — Привет, «Бири-бири»! Словно его голос испугал её, она подскочила, выпуская в воздух ворох синих искр, которые были порождением её силы. Когда искры исчезли, она удивлённо посмотрела в его сторону, прекрасно понимая, что это был Камидзё, потому что больше никто не мог называть её подобным образом. И, неизвестно почему, она закричала на него, по мере того как её щёки розовели, и только одна она знала тому причину. — Что ты здесь делаешь?! – произнесла Микото, нахмурившись, как будто этого крика было достаточно, чтобы отпугнуть его, хоть она и знала, что потерпит неудачу. Камидзё Тоума был не из тех, кого можно было напугать каким-то криком, потому что он постоянно ходил по грани, рискуя своей жизнью, и это было куда страшнее. — Мне уже запрещено гулять по этому городу? Я просто пришёл посидеть здесь и всё, – ответил он, пожимая плечами, стараясь не выводить её из себя, чтобы не получить удар током. Конечно, его рука свела бы её способность на нет, но даже малейшая вероятность попасть под её атаку вызывала в нём лёгкий трепет. Тоума неспешно сел на край той же скамейки, что и Микото, отчего она покраснела сильнее. — Боже, Мисака, тебе не следует так кричать на людей, даже если они тебя раздражают, – продолжил Камидзё, небрежно почёсывая затылок. Отсюда открывался прекрасный зимний пейзаж, настолько чудесный, что Камидзё подумал, что девушка специально села здесь, чтобы полюбоваться этой картиной. Могучие сосны поднимались в небеса, и их тёмно-зелёная хвоя была лишь немного покрыта снегом, что придавало их облику сказочный вид. Вообще этот прохладный вечер с медленно падающими снежинками и мягким светом рано зажжённых фонарей придавал миру какой-то домашний уют. — Это не твоё дело! Я могу делать, что хочу! – грубо сказала она, полностью игнорируя его слова. — Как бы то ни было, почему ты сидишь здесь одна на таком морозе? В такое время можно легко подхватить простуду, – с беспокойством заметил он, и Микото не смогла продолжить свою тираду, удивлённо глядя на него. — Эй… ты вся красная, с тобой всё в порядке? – спросил юноша, касаясь ладонью её лба, чтобы проверить температуру. Прикосновения его рук, несмотря на грубость его кожи, всегда нравились Мисаке, и от этого она покраснела только сильнее. — Я-я в порядке, – ответила она самым низким тоном, на который только могли быть способны её голосовые связки, словно девушка потеряла способность говорить. Всё её недовольство мгновенно исчезло из-за беспокойства Тоумы. Теперь она больше походила на нежного котёнка, который краснел всё сильнее. — Что? Что ты сказала?.. Вот же ж… почему ты становишься всё краснее и краснее? Мисака? – его тон из обеспокоенного превратился в отчаянный, потому что в плане медицины он был абсолютным профаном. — Чёрт, таким способом я точно не смогу определить твою температуру. Давай посмотрим, как насчёт этого. И Микото не знала, попала ли она после этих слов в ад или в рай. Камидзё нежно прикоснулся лбом к её лбу, пытаясь измерить температуру. Некоторое время он оставался в таком положении, полагая, что таким образом сможет лучше определить есть ли у неё жар. Юноша закрыл глаза и нахмурился, прислушиваясь к своим чувствам. Девушка же, наоборот, почувствовала, что вот-вот свалится в обморок. Она полностью потеряла способность трезво мыслить, словно её мозг растаял от прикосновений и близости Тоумы. Мисака слабо понимала, в каком положении они сейчас находятся и как это выглядит со стороны. Всё, что она видела, всё, что она слышала, всё, о чём она могла думать, абсолютно всё это сейчас находилось в небольшом кругу, в котором могли поместиться только она и этот колючий парень. Но ничто не может длиться вечно… — Боже мой, Мисака-сан, это твой парень? И ты пытаешься с ним поцеловаться? Весёлый и громкий девичий голос внезапно донёсся до них со стороны, когда одна из прохожих остановилась, с довольной улыбкой наблюдая за ними. Краем глаза Микото успела заметить несколько удаляющихся студенток, которые, к её большому неудовольствию, перешёптывались между собой, оглядываясь в их сторону. Это означало, что уже завтра сплетни о «Рейлгане» и её парне разлетятся по всему городу и остановить этот процесс уже невозможно. Сатен Рюико, которой и принадлежали вышесказанные слова, стала подходить к ним, сжимая в руках небольшую коробочку, которая была красиво упакована с сочетанием розового и зелёного. — С-Сатен-сан! – Мисака поспешно отстранилась от Камидзё и слегка оттолкнула его, отчего он повалился на лавочку. – Я-я не… – она замолчала, чувствуя, что не может подобрать нужных слов, чтобы правильно объяснить ситуацию. — Как скажешь, Мисака-сан, – нараспев произнесла Сатен. – Во всяком случае, держи, – продолжила она, передавая коробку в руки Микото. – С днём рождения! – торжественно сказала она, с широкой улыбкой на лице, словно забыв о произошедшем ранее. — Ах… спасибо, – нерешительно поблагодарила её девушка, принимая подарок, и осторожно положила его себе на колени. — Мне очень жаль, но мне надо спешить на дополнительные. Уихару просила передать, что придёт чуть позже. Итак, до свидания! – сказала она и, махая рукой, побежала прочь. — Большое спасибо! – крикнула ей вслед Микото. — О, и не забудь потом представить мне своего парня! – с ехидной улыбкой добавила Рюико, прежде чем скрылась из поля зрения. И Мисака вновь ощутила жуткое смущение, поскольку чувствовала, что приятное покалывание в её сердце только усилилось. Она не знала, должна ли она винить Сатен или Тоуму, но теперь воспоминание о прикосновении Камидзё ярко всплыло в её памяти, и девушка уже не смогла отогнать эту мысль. — Твоя подруга довольно эксцентричная личность, не так ли? – спросил юноша, тяжело поднимаясь и потирая грудную клетку. Микото думала, что лишь слегка толкнула его, но со стороны казалось, что на Тоуму только что упал контейнер с пятью роялями и, по его ощущениям, сила удара девушки была именно такой. — Это не твоё дело! Я сама решаю, кто мои друзья, – сказала она, отворачиваясь, словно это действие могло погасить её смущение. — Но её слова… – Тоума запнулся и слабым тоном добавил. – С днём рождения… На секунду повисла тишина и, честно говоря, Микото не могла узнать саму себя. Она могла решать сложнейшие физические задачи, стрелять монетами, как из электромагнитной пушки, могла за мгновение обесточить весь Академия-сити, но прямо сейчас она не смогла услышать собственный голос, словно её мозг отказывался воспринимать этот слабый, тихий тон, как её голос. — С-спасибо… – произнесла она тихо с искренней благодарностью в голосе. Сама мысль о том, что Тоума поздравил её, была очень милой и простой, но очень согревала её душу. Вокруг них царила тишина, а они всё также оставались в тех же позах: Камидзё стоял рядом с лавочкой, а Мисака сидела, опустив взгляд. Словно они позировали невидимому художнику, что рисовал картину для красочного завершения этого зимнего вечера. Картину, посвящённую двум влюблённым. — Ах… – Тоума дёрнулся, словно его внезапно осенила какая-то мысль, и он опустил руку в карман. – Я не знаю, будет ли это хорошим подарком, но это тебе, – сказал Камидзё, протягивая статуэтку лягушки кариеглазой девушке. Мисака на секунду моргнула, не замечая, что делает. Затаив дыхание, она разглядывала фигурку персонажа, которым так восхищалась, и, казалось, лягушка отвечала ей взаимностью. Микото осторожно и нерешительно взяла статуэтку из рук юноши, словно это было нечто маленькое и хрупкое, как хрусталь. Затем она внимательно осмотрела фигурку, вглядываясь в каждую деталь. Наконец, её карие глаза встретились с чёрными глазами-бусинками статуэтки, и она просто не смогла подобраться слов, чтобы выразить свою благодарность. Медленно и осторожно, словно это был живой человек, она поставила статуэтку на скамейку и опустила взгляд. — Мисака?.. – прошептал Тоума, слегка наклонив голову набок. Он привык, что безмолвие «Рейлгана» – верный признак опасности… …но то, что девушка сделала дальше, было куда удивительнее неголодной Индекс. Она бросилась на грудь Камидзё, зарываясь лицом в складках его пальто. В свой день рождения она впервые дала волю слезам, выпуская на волю свои эмоции, которые до этого были заперты за стеной под названием «честь и достоинство», что не позволяли её глазам увлажниться от слёз. Слёзы радости, а не горя или печали, полились по её щекам, когда её сердце дрогнуло от вида статуэтки лягушки и мысли об одном колючем парне. Она никогда не думала, что окажется в таком положении, и, хоть она и не была эмоциональным человеком, ей хотелось плакать. Мысли и слёзы были… невыносимы. В то же время Тоума был очень удивлён поступком девушки, но в ответ лишь улыбнулся и, осторожно обнимая её, тихо произнёс: — С днём рождения, Мисака Микото… И статуэтка лягушки молчаливо наблюдала за ними, пока они находились в объятьях друг друга….