Новогодняя солянка

      Спуск на воду яхты «Предновогоднее настроение Максима Привалова» набирал обороты. Снилось, будто отправлял судно в плавание наш финансовый директор, Дирик Игорь Маркович, чудом перекачавший кубометры тренированных мышц в элегантный футляр смокинга, а весь экономический отдел, сменивший по случаю торжества короткие юбки на экстремальное мини, не держал строя — почётный караул скакал, ёрзал и повизгивал. Что радовало и возбуждало наших дам, понять было нетрудно. Водоизмещение яхты, в отличие от содержимого смокинга, не интересовало их от слова «совсем». Как и моя персона. Но одни глаза за мной всё же следили — Русалочка, сидящая на камне с поджатыми ножками так же, как на Лангелиние, но отчего-то лепленная с младшего аудитора Анфисы Олейник, смотрела на меня неотрывно и с неизбывной грустью.       Солнце сияло ослепительно, но новые зубы финансового в улыбке выигрывали 5:0 и на чужом поле. Орущие в расписанных гжелью небесах чайки вели себя подозрительно: летали и не гадили, словно их пробками позакупорили — портовая наглота давала событию на пирсе своё «добро». Такое точно могло только присниться!       Не нарушая праздничного строя своими гуччи-штанами и стоя гордым буревестником чуть в сторонке, мятежный я ждал пиздеца. Задел был положен: зиму сменило жаркое лето, а действо, вопреки устоявшейся традиции, шло без сучка и задоринки.       Нет, ну пара задоринок таки случилась…       Финдир приятным сочным баритоном, коим зовут замуж или, как минимум, в постель, заговорщицки глядя на меня, объявил, что праздник можно начинать! Я растерялся и прикинул «За что?!». Я досрочно сдал квартальный и годовой одной ведомостью? Так я ж вроде сисадмин… Женский коллектив, наконец, вспомнил о моём дне рождения?.. Мысль эту додумать я не успел — мощным размахом правой руки меня прервал Маркович. Он приготовился разбить шампанское о борт яхты имени меня и вдруг застыл — в руке его была бечёвка… без бутылки. Все дружно запереглядывались, продолжая улыбаться. У Дирика улыбка грозила вот-вот по швам треснуть, и мне стало страшно, ведь когда это произойдет, мы все увидим, что на самом деле скрывает смокинг. Холодная капля пота пробежала по позвоночнику и скатилась ниже, куда-то под ремень. Ну не люблю я Хичкока! Отпустили бы меня с этого праздника досыпать в суровую питерскую зиму, а? Но нет. Игорь Маркович удержал оскал в границах лица и прямо из воздуха вынул бутылку коллекционного коньяка цвета гречишного мёда. Я эту бутылку в его кабинете под стеклом видел, там ещё надпись была «Руками не трогать!». Этой бутылке хрен знает сколько лет! И Маркович об именинах коньяка, в отличие от моих, помнил и отмечал. И вот сейчас сей драгоценнейший напиток он как ни в чём не бывало добровольно, без слёз привязал к верёвке.       Что-то уж больно хорошо всё было даже для сна. Мне не расплатиться никакими сверхурочными с Дириком. Или моя тринадцатая премия к концу года будет выдана в эквиваленте «добра, радости и обожания», или это всё же начало кошмара в лучших традициях Голливуда. И сейчас небо — пополам, а с моря-океана — шторм-гром-всем-хана! Или нет — лучше! Гигантский спрут обхватит своими щупальцами яхту и весь пирс с людьми заодно и утянет на дно, покончив разом с этим безумием. А согласен! Не сон, а исполнение всех желаний и киношедевр на Оскар в придачу — два по цене одного. Лучший маркетинговый ход предновогодних распродаж и привал моего разгорячённого мозга. Аааааа!.. Меж тем Игорь Маркович, как зачарованный, не иначе, размахнулся бутылкой и опустил её прямиком в свежеокрашенную бортину яхты. Я аж присел — жду стыковки под высверк молний! И тут, откуда ни возьмись, Савельич наш, дворник-забулдыга, в костюме Ихтиандра, резиновых сапожищах и с метлой, каааак сиганул с пирса ласточкой! В прыжке схватил коньяк, сделал сальтуху и красиво исчез в море, погрозив всем кулаком. Камера, наезд: только сапоги на берегу и остались. И разом всю картинку как корова языком слизала. Напоследок Дирик успел меня перекрестить. Или это он фак показал?..       Проснулся я без Оскара, но с предчувствием, что уже сегодня начнётся!       Тридцатое декабря пробросило снежком, старательно присыпав вчерашний ледок, опустило столбик термометра ниже двадцати и немного усилило ветер, чтобы пригнать побольше предновогоднего настроения — деревья за окном уже вовсю разминались в плясовой, прогибаясь почти до земли.       С ветки за окном, требуя ежеутренней горбушки хлеба, на меня каркнула косящая под Эдит Пиаф охрипшая ворона. Или ворон? Интересно, среди пернатых есть трансвеститы? Этот представитель отряда воробьинообразных — вылитый: наглый здоровяк, а только глянешь на него, жеманничает и глазки строит. А весь парадокс тут в том, что, кроме некоторых полярных подкаблучников, на яйцах у птиц сидят тётки…       Погладив свои в размышлениях об утренней мастурбации, выматерился в потолок в ответ повтору будильника и в знак протеста вытянулся на большой двуспальной кровати — я тут главный.       Да, сплю один. Не женат и не тороплюсь. Мой дядя Слава из Южно-Сахалинска любит повторять, что меня делали из бракованного мужского набора — внешне вроде, как на картинке от инструкции, а внутри сэкономили. Я, кстати, собой доволен и дискомфорта недокомплекта не ощущаю. Если не бросаюсь на каждую юбку — так я же и не моль. Тем более для меня главное не то, что под юбками. Вот сейчас прошу понять меня правильно! А то дядя Слава сразу вынес приговор, что я из «этих». Правда, не уточнил, из которых, и я долго думал, что он инопланетян имел в виду… А мужик по ГОСТу — это изделие «молоток» или «трактор». А я? Не пью, не курю, не понимаю романтики подлёдного лова и вообще любой рыбалки, не служил, не мечтал о собаке. Машину чиню в автосервисе, в парикмахерской не только стригусь, но и привожу ногти в порядок. И на маме в детстве жениться не хотел…       Даже в самых смелых мыслях, кстати.       Даже ребёнку мне было ясно: ну какой я папе конкурент?       Я замкнутых пространств и шума-суеты не выношу с рождения. И это не идиома. Ибо на свет я появлялся в Новый Год. Мама, дыша «паровозиком», выдох озвучивала протяжным «Не подкаачааааай!» и тужилась ровнёхонько под бой курантов, а акушерка с врачом считали. На счёт «восемь» я мячиком выскочил из скользкого-узкого-тёмного-тесного, на «девять-одиннадцать» получил от акушерки палец в рот, шлепок ниже пояса и самостоятельно заорал протокольным криком. Я у мамы третий, поэтому стремительный. К тому же она очень хотела, чтобы я родился Змеем, а не Лошадью, вот и торопилась. И акушеры тоже торопились. За новогодний стол. Где оливье и селёдка под шубой. Запах рыбной закуски из ординаторской разносился по всему отделению, и, видимо, с тех пор у меня аллергия на морепродукты. Так вот, когда я «не подкачал», то эскулапы оценили меня не на десять максимальных, а на двенадцать апгаробаллов, добавив в обход бабушки Апгар два премиальных очка по количеству ударов на Спасской башне, не иначе. На бирочках в графе «имя» написали Привал, а там, где фамилия — Маринин. На радостях перепутали, конечно — праздник, как никак, двойной. У мамы аж давление скакануло, тоже, наверное, от радости. Ей сделали укол и отвезли отдыхать. А меня определили в унылое место, слабоосвещённое, но зато тихое и просторное, сытно покормили и «закупорили» любые возможные возражения соской. С тех пор и помалкиваю, взрываясь иногда и только по делу. Для удовлетворения потребности общения мне вполне хватает внутреннего диалога, но даже его постоянно кто-то норовит прервать. Мама это делает с первого дня. Уже через пять часов, шатаясь и держась за стеночки, она вернулась за мной в палату новорождённых и забрала с собой. А ещё позвонила отцу. Сказала, что ей страшно… Папа примчался через полчаса защищать свою Маринку, потому что настоящий полковник ничего не боится. Даже приехать ночью в родильный дом. В приёмном покое ему открыл уставший праздновать охранник и, критично осмотрев, сказал:       — Не вовремя вы рожать надумали…       — Сам в шоке! А что делать? — отрубил отец.       Пока отец раздевался, паковал вещи в тёмные мешки, охранник потерялся вместе с его документами. Видимо, пошёл за врачами и по дороге забыл, куда и зачем. Папа в пижаме и одноразовых шапочке и халате созвонился с мамой. Та его встретила, и они укрылись от всего мира в её платной послеродовой палате. Это был мой самый счастливый День рождения и мой единственный Новый год, в котором суета и шум были в мою честь. Я был счастлив, хоть и спал почти всё время на руках то у мамы, то у папы под их счастливый шёпот. Но вот утром меня разбудил шум в коридоре. И раньше, чем появились производители нечеловеческого топота, в резко открывшуюся дверь проник добротный запах перегара. Мы с папой были деморализованы, атакованы и взяты в плен. Маме повезло, как раз перед этим она вышла «ловить сеть» в коридорах больницы, чтобы отзвониться бабушкам и дедушкам о рождении внука.       — Кто принимал роды? — хрипло спросил самый солидный из явившихся и обвёл мрачным взглядом весело отпраздновавший коллектив.       — Владимир Борисович… Может, обойдётся? — пискнула дежурный врач.       — Обойдётся?! Шурочка Ивановна, у нас в отделении ночью родил полковник милиции… Как?!       — Как-как… через задницу! — проворчал невыспавшийся батя.       Кто-то из персонала ушуршал в обморок. Зав послеродового отделения пялился в карту и сращивал очевидное с невероятным — роженик и младенец были не ошибкой! Всеобщее помешательство отменила акушерка, которая за всех закусывала и меньше всех пила.       — Да что вы в самом деле?! Мамочка ихняя рожала, а оформили отца!       — Так теперь разоформляйте! — проорал Владимир Борисович. — Как вообще тут посторонний оказался?!       — Какой это я, мать вашу, посторонний! Я — отец! А вас всех надо привлечь… за бардак!       И понеслось! Все разом говорили, кричали и возмущенно пыхтели. Шум-гам-суета! Уровень перегара в воздухе в тесной палате достиг точки угара. Я стал задыхаться и синеть. Меня распеленали, расступились и я, ухватив последний глоток воздуха, разорался так, что мама в коридоре услышала. Она прибежала и выгнала всех, кто был в палате. Оставшихся. Основной состав консилиума разогнал мой ор. Так мы и стояли с батей перед её глазами — он грозным Одином, а я Тором, у него на руках.       С тех пор я уяснил, что отец — сила! Он защитник, а я при нём громоотвод.       Вообще-то я добрый и весёлый. А что кажусь угрюмым и недовольным жизнью, так это меня обстоятельства сформировали. У меня, знаете ли, украли личный праздник и велели довольствоваться общественным. Змея хотели? Он — я: свернулся кольцами и медитирую. Родился бы Лошадью, может, отношение к труду было бы иным. Пахал бы в радость даже в именины, а не раздувал детские обиды о совмещённых подарках, грея холёное тело за столом в офисе между блондинкой и брюнеткой. Кто мне больше нравится? Женщины из многодетных семей. Такие на мужчину смотрят, словно они занесены в Красную книгу и встретить их в природе на свободе великая удача. Потому что мужчина в многодетной семье — явление нерегулярное, вечно работающее или крепко спящее после трудов праведных. Вот наша заведующая архивом и назначенный библиотекарь Анфиса, пережив два брака и нажив троих сказочных сыновей, готова к моему подножию цветы носить и любоваться даже на расстоянии. Цветы я категорически запретил. А смотреть — пусть смотрит. Я в женском экономическом отделе, кроме Дирика, единственный мужчина. Экзот, не имеющий к финсредствам иного отношения, кроме проводки по зарплатной ведомости. Системный администратор. Сисадмин. «Куратор базы адских сисек». Слышал я, как меня в офисе компании мужики в курилках погоняют. От зависти, понимаю. Наши же «бюстгалтерки» меньше третьего размера грудь не носят. Дирик их, видимо, по этому критерию в отдел отбирал. У Анфисы — шестой, поэтому и сослана в архив. Ибо даже очки в строгой оправе и скромная кофточка не маскируют очевидного. Анфиса — тяжёлая артиллерия шефа во время пожарных проверок, когда дело доходит до просроченных огнетушителей, он её фактуру бессовестно эксплуатирует, посылая её проверяющим в гид-сопровождение. И выводит Анфиса все инспекции, не хуже Сусанина: грудью по маршруту прямиком к выходу. А смысл ведь не в груди, а в… глазах. Вот где погибель! Как она смотрит!.. Когда я в библиотеку заглядываю — последнее с себя снять хочу…       Откуда библиотека? Так это Игорь Маркович решил сделать из нас читающий коллектив: в обеденный перерыв или, если на работу на час раньше кто примчался — читать! Я подозреваю, это, чтобы хоть иногда отдыхать от несмолкаемого гула разговоров. Тоже люблю тишину, говорил уже. Вот и зачастил к Анфисочке Егоровне… Иммануила Канта попросить. Третий том. Важнейшее произведение мыслителя «Критика чистого разума»! Разум действительно теряет позиции, когда Анфиса подкатывает глаза, выдыхает грудное «Ах-х!», наклоняясь к нижней полке, берёт нужный экземпляр и, распрямляя позвоночник мне навстречу, протягивает томик. И глаза у неё голубые-голубые… Действительно, только в таком месте и понимаешь тщетность слов.       Но делом помочь девушке я не берусь.       Да не будьте же хоть вы дядей с Сахалина!       Человек к семейной жизни должен быть морально готов, созреть, чтобы потом на развалинах быта виноватых не искать. Маму послушаешь, так мужчина с рождения уже — потенциальный муж, а женщина — его надёжный тыл и погонодержатель, вот только мы, мужчины, в упор не видим, сколько хороших девушек вокруг! Нам же моделек подавай, профурсеток и студенток с театрального!..       Стоит о маме подумать — звонок.       В семь утра, помимо будильника, будит только она и мочевой пузырь.       — Доброе утро, родной.       — Угу…       — Я тебя не отвлекаю?       — Мам, нет… Я просыпаюсь.       — Точно?       — Точно…       — А…       — Мам, я никого случайно не завёл.       — А собаку?       — И собаку.       — А…       — А-а-а — особенно. Мам, не слушай дядю Славу, Сахалин — сейсмическая зона, вулканы просыпаются, вот ему голубые горы покоя и не дают.       — Максим, он в отличие от тебя женатый человек с детьми!       — Мам, мне только тридцать… будет…       — Тебе будет уже тридцать, а мама ещё ни разу не сказала тебе, что эта девушка тебя не достойна!       — Тебе скучно жить? У нас Неля на грани третьего развода, а Сашка уже родила вторую без брака. Раздолье непаханое для семейного психолога. А я никому хлопот не доставляю, мам!       — Какой-то ты, Максим, ни рыба ни мясо! — психует мама. — Я же за тебя переживаю! Как ты собрался жить? Один?       Мама, знаю, что переживаешь, вот только я — рак на безрыбье, устрица на разговение. Мне самому «ровно», значит, и вы дышите без придыханий. Таким уж я уродился. Женщин вокруг много, а мужского инстинкта их под себя укладывать нет? Я его в пещере оставил на рудиментарной куче с атавизмами. Вон финдир с меня глаз не сводит, думаешь, почему? Не увольняет, хоть по штату сисадмин отделу не положен, и премиальные каждый месяц подписывает двойные? Ааааа! Это потому, что он второе высшее, психологическое, и звание кандидата одновременно получает, а я тема его исследований — Мужчина Современный. Слышал, дядь Слава — не «бракованный» и не «из этих», а освободившийся от инстинктов. Я управляю своими потребностями, а не они мной. Так что в любую минуту могу плюнуть на убеждения и замутить с Анфисой по зову природы. Может, так и сделать? Успокою папу, маму, дядю Славу, наконец…       Растёр лицо, пригнал кровь к ушам, проснулся окончательно. Всё! С Нового года начинаю новую жизнь. Какие там витамины для активной жизни? Спорта побольше! Из качалки с индивидуальным тренером пойду в общий зал, чтобы появилась здоровая конкуренция, чтоб надышаться тестостероновыми испарениями — и в драку за самую лучшую подругу жизни! Канта третий том, наконец-то, прочту! Дирику скажу, что его грудь скоро Анфискину догонит, пусть притушит свою альфа-прыть! С папой схожу на зимнюю рыбалку, пусть все знают, что у Геннадия Привалова есть сын!..       На всякий случай померил температуру, а то аж голова от решительных желаний закружилась.       Да, объявление ещё дам: «Срочно нужна открывалка для прочной ракушки мужского пола!».       Прочь мировоззрение устрицы-отшельника. Пора выходить в открытый океан!       Сам себе в зеркало улыбнулся, оно даже крен дало от изумления.       Можно, кстати, начать изживать эгоизм и завести домашнюю зверушку немедленно. Только без фанатизма… Так… С собаками гуляют, коты метят, кошки орут, рыбки молчат, птицы гадят, на ёжиках клещи… Черепахи медленные, хомяки быстрые, крысы с лысыми хвостами, тараканы — банально… Сварил себе кофе и пожарил яйцо с куском ветчины. Представил, что ноги мне обтирает чей-то пушистый зад, а спереди мурчит… Ощущения понравились. Решено, кот. Только кастрированный. Или дать шанс?.. Мама бы с папой так думали, прежде чем меня заводить.       Еда не пошла. Пока ел на завтрак кофе, пошарился на «Барахолке» — котят как собак нерезаных. От мейн-кунов «недорого» в пол моей кровной зарплаты до «отвешу килограммами просто в добрые руки». Одна приютская усатая морда мне приглянулась, похож на дядю Славу — будет весело. Позвонил. К пятимесячному самостоятельному коту прилагались лоток, наполнитель, двойная кормушка, пакет с едой на неделю, сертификат с прививками и любимая игрушка. Договорились, что зверя заберу вечером. Это не спешка, это я себя дисциплинирую, чтобы, так сказать, после Нового года я не передумал меняться к лучшему. Девчонки, пока собирался уже в спешке на работу, ещё раз десять позвонили, уточняли.       Сегодня тридцатое — четверг, завтра возьму отгул и на работе не появлюсь до следующего года. Избавлю себя от ежегодных разочарований и заодно сослуживцев от мук совести, буде к восьмому марта кто вспомнит, что снова забыли о дне рождения «Максимушки». Так что пятница, она же последний день уходящего года, она же День моего рождения, пройдёт максимально комфортно для Максима. А к вечеру намудрю что-нибудь традиционно-авангардное к столу и благоустрою кота.       Мне показалось, или появился какой-то интерес в завтрашнем дне?       А сегодняшний пора догонять.       — Мама? — на какой-то безумной волне прыгаю в лифт, забыв, что опасаюсь этих маленьких подвесных кабин.       — А?! Максим, что?!       — Как обычно называют котов?       — Ты вызвал врача? Сейчас ляг и не делай резких движений. Я отправлю отца на смену и приеду.       — Мам! Вячеслав — это нормально? Славка! Славка! По-моему, звучит…       — Макс, а почему такой звук?       — Я еду в лифте!       — Выезжаю, отец сам поест!       — Мам, не надо. Давайте лучше первого ко мне? А то вы ещё мою новую квартиру не видели.       Маму я успокаивал до самой работы, а когда влетел в офис, понял, что оделся совсем не так, как обычно. Молодой, чуть разлохмаченный мужчина, покупавший кофе в фойе, в узких джинсах и растянутом джемпере мало напоминал гладко зачёсанного и элегантного до тошноты (я умею читать взгляды) Макса Привалова. Первой притормозила главбух, приподняв изящные очки, хлопнула ресницами:       — Максим Геннадье… Макс?!       — Я ночевал у друга, не успел переодеться, — а вот врать не научился — это навык коммуникативный…       — И не надо! — Светлана Львовна хищненько улыбнулась. — Ты прям помолодел. Завидую твоему другу…       Хорошо, что ей кто-то надумал позвонить — обглодала бы одними глазами. Вот подозревал, что пиранья. Я поплотнее намотал на шею длинный шарф — и по лестнице в экономический отдел. Дверь к Марковичу была на лопате: или уже уехал по делам, или проспал. Девочки зевали над стаканчиками с кофе. У нас шестьдесят процентов незамужних, вот скажите, почему они не высыпаются?       — Здравствуйте, а вы по какому… Макс?!       И дело только в старых шмотках и взорванном хаере? Или Дед Мороз мне к узким штанам бонусом выдал новую харизму… Тут же у каждой второй начались проблемы с прогой. У меня кофе остыл, пока я всех обслужил. Еле вырвался, сгонял в кадры, проверить, подписал ли мне Маркович день без содержания. Как выяснилось, «подписал не глядя», не особо и хотелось, чтобы разглядывал.       — Вы из экономического? Пусть Олейник тоже зайдёт в приказе расписаться! — торопливо попросила кадровичка.       — Анфиса? И она в отпуск?       — Она — замуж! — женщина улыбнулась. — Счастливая!       — Как замуж?!       — А так, Вениамин ей предложение сделал, она и согласилась.       — Дворник? Этот забулдыга?       — Почему это брат Игоря Марковича забулдыга? У него лицо обгорает на солнце — кожа очень нежная, а дворником Вениамин Савельевич работает ради искусства — у него по пятницам номер в Дельфинариуме! Он у брата на фирме своим тюленям на корм зарабатывает, заодно практику проходит — преддипломную!       — Не знал… что брат.       — Сводный. По маме!       Та-а-ак… Увели девчонку из-под носа!       Моя личная жизнь начала рушиться, не начавшись. Ладно, есть женщины, кроме Анфисы. Рассеянно плюхнулся в рабочее кресло, покрутился. Мысли топтались вокруг грядущих выходных, путаясь с картинками сна прошедшей ночи. Усилием воли подавил странное чувство, будто меня предали. Мне ничего и не обещали. Пошёл к мужикам в курилку — стрельну у кого-нибудь сигарету — пусть с дымом развеется и эта странная меланхолия.       В курилке ожидаемо обсуждали свадьбу Анфисы.       — Ну всё, теперь Дирику в обеденный перерыв самого себя придётся лобызать — ушла его красавица к младшему! — противно подмигивая и прицокивая языком прошелестел пенсионер из юротдела.       — Да ну! Я думал, Анфиса не такая…       — Причем тут Анфиса?! Я про коньяк! Проспорил Игорь Маркович Венечке коньяк! У них спор в институте был, когда старший уже диплом получал, Венька только документы сдавать пришёл, ну Игорь его салагой при всех и обозвал. С тех пор братья во всём соревнуются. Про коньяк точно знаю, сам пари разбивал: кто первый женится, тому и раритетная бутылка! Тьфу на тебя, Сергеич, я об Анфисочке слова дурного не скажу — ангел!       Яхта «Предновогоднее настроение Макса Привалова» плавно поползла по слипу в Неву. Я успел ухватить свои мозги, поползшие вслед за ней, и на цыпочках вышел из курилки. Курить перехотелось надолго. Так… Соберись, Макс! Третьего отдел выходит на отчёт. Первого у меня родители. Второго… я — к ним?..       Вспомнил маму — посыпались сообщения. Впервые был этому рад. Мама не подкачала. Потоком:       «Самсон, Сократ, Савва, Семён. Слава — не надо! И помни, у тебя аллергия на морепродукты и цитрусовые. Никакой рыбы, крабов, гребешков, кальмаров и мандаринов! Ты только от одного вида и запаха распухаешь!»       Игорь Маркович, сбивая с ног парфюмом, влетел в отдел двумя часами позднее. За ним вприпрыжку скакала кадровичка. В кабинете она пробыла минуту. Я ещё не успел продышать шлейф директорского Encre Noire, как он потребовал меня на ковёр. В кабинете я вообще задохнулся — ветивер накрыл меня своей дымной тяжестью, практически распластав. Обсуждать с Марковичем свои слабости я не собирался — не хватало дать ему в руки козыри против себя. Как-нибудь выдержу пять минут и закрытые двери его коробчонки, и его духи, и его самого.       Стоял в предобморочном и ждал, что он скажет.       — Привалов, что за внезапные перемены в имидже? И не надо мне заливать про ночёвку у друга… Или надо? — финдир поиграл бровями. — Развей мои голубые сомнения.       — А где Ваш коллекционный коньяк? — я кивнул на пустую почётную полку — осточертело, что мой прикид сегодня топ-тема.       — Анфисе на свадьбу подарил. Ты мне брось зубы заговаривать! Что за история с другом?       — Да какой друг?! Решил завести кота. Одевался впопыхах. А Вы мне тоже зубы не заговаривайте — продули, так и скажите.       — Обскакал меня малой, тут ты прав. Говоришь, кота… То есть ты сверху? — глаза Марковича потемнели.       — Я — сбоку! Игорь Маркович, если у Вас ко мне дело — говорите сейчас. Меня завтра не будет, так что…       — Жа-а-аль… — перебил финансовый и на том потерял ко мне интерес.       Я так и не понял, что ему конкретно «жаль»: что я не гей или что третий год отбиваюсь от коллектива, пренебрегая корпоративным весельем? Дурацкий разговор. Не прибавил мне настроения. Да и когда это Дирик с его приколами меня вдохновлял? Я тоже молодец, нашёл, на что надеяться, как дурак летя «на ковёр»: размечтался, будто в кадрах кто-то наконец раскопал «тайну» моего дня рождения, и поведал главному, что др у меня завтра, а не 29 февраля и не 32 июля… Дирику, как и всем, нужен не я. Пообсуждать сплетни и помусолить жареные слухи, чтобы хоть немного разнообразить свою заурядную жизнь и реабилитировать собственные промахи провалами ближнего.       Остаток дня пролетел быстро. Я обновил две программы, заправил все принтеры на этаже, помог повырезать снежинки и притащить в отдел два ящика шампанского и мандаринов. Смылся я тоже быстро, пожелав всем счастливого Нового года и прощаясь до следующего. Главбух, пропустив мимо ушей мои излияния, сверкнула глазами и велела, чтобы завтра я был без машины. Торопливо кивнул, убегая… Утомил меня и день, и люди.       А меня впереди ещё дело ждало.       Телефон был весь забит фотографиями котиков и щенков, а дорога — машинами. Я знал, что попаду в час пик, но надеялся, что буду в самом начале пробки. К питомнику «причалил», опоздав на два часа. Как ни странно, открыли сразу же. Две активистки наперебой расхваливали выбранного мной питомца. Мне бы, доверчивому идиоту, попросить сделать свет поярче и заглянуть в переноску, которую я, кстати, поклялся вернуть, но нет — это для слабаков. Пожертвовал две штуки денег бездомным зверям, купил пророщенный овёс по акции и вышел с полными руками в морозный вечер.       Через полчаса быстрой езды из переноски мявкнули, что я не дрова везу. Мне ещё коты не указывали! В первый же образовавшийся просвет на трассе влетел на полной допустимой и до самого дома, показывал спиногрызу, кто за рулём главный.       Игнорируя существование лифта, с грохотом поднялся на шестой этаж, пару раз шваркнув переноской о перила — ни звука. Уснул котейка. Дома всё сгрузил в прихожей, походил, успокоился, переоделся. Нашёл место для кормушки и лотка. Насыпал жрачки, налил фильтрованной воды коту, горячего чаю себе и пошёл знакомиться.       На моё дружелюбное, чуть хрипловато-взволнованное «кис-кис» из переноски вышел матёрый зверь, тянувший не на пятимесячного котёнка, а на недавно отмотавшего пять лет в колонии строгого режима монстра породы кошачьих.       И этот полосатый домушник теперь мрачно смотрел на своего очередного хозяина. Спрашивать, где Славик, было глупо… Либо девочки перепутали, либо подшутили, либо решили, что я настолько добрый человек… Надеюсь, этот Славика не сожрал.       Протянув коту руку, ждал молниеносного удара когтистой лапой и море крови, но зверь ладонь обнюхал и сел статуей.       — Я — Макс, а ты… — на ошейнике кота болталась блестящая, похожая на блесну, рыбка.       Пригнулся прочесть гравировку.       — Барон? Ну естес-с-сна. Авторитетному коту — авторитетное погоняло.       Ночью мне снился шторм: корабль бросало по волнам безбрежного моря. У штурвала стоял Игорь Маркович в бусах из мандаринок, а на плече у него вместо попугая сидел Барон. Я торчал ястребом на капитанском мостике и смотрел в подзорную трубу, как и полагалось капитану. Для деревянной женской фигуры на носу корабля, судя по бюсту, позировала снова Анфиса. И каждая волна норовила по этим грудям щёлкнуть. И каждый раз из моря дельфином выпрыгивал Савельевич в рыбьей чешуе и отбивал волну. Потом Маркович запел, вторя буре на четыре тона ниже, а кот на его плече стал орать: «Кадастр! Кадастр!»       В общем, я проснулся весь в поту и почти тридцатилетним. Кот, брошенной на постель шапкой, спал строго в ногах, но с моим пробуждением быстро спрыгнул на пол и как-то ловко увёл меня завтракать. Утро оказалось добрым.       Дальше по плану были приготовления к празднику. Благо супермаркет находился в моей многоэтажке — затарился я быстро. Три салата задвинул на верхнюю полку холодильника — оставил до визита родителей, курицу замариновал, чтобы завтра с картошкой запечь, а себе на Новый год и днюху «согласовал» скромное меню из ризотто, салата из свежих овощей, коньяка, кока-колы и ананасов. Барон уплетал свежайший фарш, запивал отборным молоком и, откушав, не парясь несочетанием продуктов, улёгся на подоконник смотреть в окно на дурную ворону. Она сама не ожидала, что тридцать первого у меня из квартиры будут транслировать кота, потому весь апломб с неё слетел, и вид она имела слегка пришибленный и совсем не гламурный. За сутки с Бароном я словил себя на мысли, что вели мы себя так, будто знали друг друга всю жизнь. Кот мне не мешал, даже напротив, облазив квартиру, показал, где у меня залежи пыли, нашёл два глубоко потерянных носка и дорогую запонку. Короче, фарш отработал. Вспомнилась фраза из советского мульта: «Был бы у меня такой кот, я, может, и не женился бы никогда!». В благостном настроении лёг подремать и уснул, добирая нехватившего ночью сна.       Шампанское дожидалось боя курантов. Ощущение надвигающегося тридцатилетия не исчезало даже при наличии в крови добротной порции коньяка. Позвонила мама, потому что ей, как по электрической цепи, передавалось моё напряжение. Раз маме тревожно, через десять минут с перекура на балконе позвонил батя, а через полчаса — Нелька с Сашкой и дядя Слава. С разницей в пять минут я, как попугай, повторил каждому одну и ту же речь. Когда телефон завибрировал в шестой раз, подсунул его коту и велел ответить. Барон деловито потыкал лапой и спихнул мобилу между диванными подушками. Ничего, потом найду!       На лестничной клетке раздался чудовищный грохот, словно от чердака до самого нижнего этажа кто-то съехал на доске или лыжах. Я приоткрыл дверь, послушать, не нужно ли вызвать скорую или полицию, но Барон рванул вниз. Сбежать следом за ним мне не составило труда. Консьержка держалась за сердце… Как она его прощупывала под таким бюстом — загадка. От неё я узнал, что жилец из двадцатой «наконец-то ушёл от своей хиппи».       — То ворону она выхаживает, то лебедя с пруда, то собаку бродячую подберёт. И всех — в дом, как Доктор Айболит. Детей, главное, заводить рано, надо повзрослеть, а муж должен роды в три часа ночи у кошки принимать. А мужик у неё хороший, много получающий, ему охота не в звериный питомник, а в уютный дом возвращаться. Неизвестно, что там за срач в этой квартире!       — А если неизвестно, зачем наговариваете? — недовольно произнёс я.       Консьержка меня подозрительно осмотрела и прищурилась:       — Вы, кстати, тоже кота завели? — отвечать мне не пришлось: Барон, сидя у моей ноги и испепеляя тётку немигающим фосфорическим взглядом, зло заурчал, явно напрашиваясь на потасовку.       Я, быстро кивнув, мол, так получилось, двинулся назад в свою квартиру. Кот, не солоно хлебавши, пошёл следом.       — Лифт у нас в доме, между прочим, исправен! — язвительно крикнула в спину женщина.       Мы с Бароном, не обращая внимания на шпилечные уколы, бодро считали ступеньки вплоть до четвёртого этажа.       Дверь в двадцатую квартиру, из которой сбежал мужик, была полуоткрыта, и в проёме маячил очаровательный круглый зад в шортах: хозяйка вроде как мыла полы? Это в канун Нового года!       А у «Айболита» оказалась очень спортивная попа и длинные ноги… Мы с котом переглянулись. В этот момент девушка энергично и грациозно разогнулась и глянула на нас через плечо.       — Ой, вы ко мне, мальчики?       — Ой, Эдит! — я смотрел вглубь квартиры, за спину рыжей, где на трюмо сидел мой заоконный утренний питомец. — Так вот, значит, чей он… или она?       — Пиаф — ворон, он говорящий, — хозяйка повернулась к птице: — Спой, маленький?       Ворон преобразился, нахохолился, расставил домиком крылья, прижав кончики к туловищу:       — Nоооооn, je ne regrette riееееn…       Ощущение реальности пошатнулось — второй раз за день.       — Так вы войдёте? — хозяйка улыбалась, наверное, она привыкла, что на её «воробышка» так реагируют.       — А надо? — глупее ляпнуть я вряд ли бы смог.       — Ой как надо! — на вид ей было слегка за двадцать пять, а по глазам — восемнадцать. — Мне бы Спиридона в ванну посадить, а то я его сама от кухонного стола оторвать не могу.       Вводных для того, чтобы картина сложилась, оказалось явно недостаточно. Попытка анализа дала больше вопросов, чем ответов. Я сделал было шаг в гостеприимно распахнутую дверь, но девушка как раз резко выбросила вперёд ладошку. Теперь я рассмотрел эту курносую, стоя очень близко: Пеппи Длинныйчулок выросла и похорошела.       Цвет рыжих волос, затянутых в две тугие толстые косички, полыхал редким красноватым оттенком, брови и ресницы природа выкрасила на тон темнее, серые ясные глаза влажно блестели, нос и щёки украшала милая россыпь веснушек.       — Милана! — она сунула мне мокрую руку, даже не обтерев от половой тряпки.       В воздухе потянуло свежей рыбой.       Мне бы вспомнить истории про русалок, что заманивали и губили рыбаков, и свои недавные «морские» сны, так нет же — утонул в озёрах с дождевой водой.       — Макс, — промямлил я зачарованно и шагнул в Подводное царство.       И Барон, уличную хватку и нюх потерявший — за мной. Когда за нами тихо щёлкнула дверь, я осмотрел довольно просторную чистую прихожую. Если бы не мокрые блестящие потёки на полу, ведущие на кухню, которые Милана и отмывала, всё выглядело очень аккуратно. Обои не отклеились, вещи не были разбросаны, пахло какими-то цветами. Смущал лишь слизистый след.       Ванна… Спиридон…       Смотрю на кота — Барон как-то нехорошо пыжится, делая хвост «шишечкой», вот-вот зашипит. А Мила ведёт на кухню и приподнимает край скатерти. На меня с пола лениво смотрит засыпающий прямоугольный зрачок немаленького осьминога. Совсем не маленького… всеми щупальцами вцепившегося в ножки стола.       — Спиридоном в наказание назвали?       — Нет, просто красиво и необычно…       — А белый почему? Замёрз?       — Испугался, они так реагируют на враждебную среду, а когда сердятся — краснеют! — голосом вечной отличницы отчеканила Милана.       — А что делает в городской квартире испуганный осьминог? — сегодня я бил рекорды по дурацким вопросам, но серый взгляд собеседницы не выглядел недоумённым.       Напротив, девушка была готова отвечать немедленно.       — Муж захотел экзотическое блюдо на Новый год и купил на рыбном рынке этого бедняжку! А Спиридоша хороший! Да, Спиридошенька?       Спиридон при озвучивании своего имени нервно шуранул столом, на том аж ложка в чашке зазвенела.       — Удача, что я вернулась с фитнеса пораньше и не дала этому живодёру совершить преступление! — Милана с возмущением вздёрнула нос. — Влад не успел его разделать, Спиридоша у него нож отобрал, а потом тесак.       — Так он там сейчас вооружён?! — я отскочил от стола и, осторожно заглянув, пересчитал руконоги: все вцепились в мебель. — Ножей не видно.       — Ну и бог с ними, с ножами! Он без воды высыхает…       — И?! — с ужасом выдохнул я, понимая, на что сдуру подписался.       — Вы же настоящий мужчина? — Милана приподняла изящную бровь.       В другом случае на эту бессовестную провокацию я бы отрезал «нет», развернулся, забрал шипящего кота и ушёл, не клят — не мят, но… Мне впервые в жизни захотелось соответствовать гордому званию самца.       — Вот и проверим! — я присел на корты.       Спрут пумкнул жидкостью из своего сифона, обдавая себя остатками воды.       — Милан, дайте, что ли, рыбу. У вас же есть «ненужная» рыба? Или вы и её спасли?       Девушка разулыбалась и протянула свежую селёдку с неоновой чешуёй. Спиридон оживился, отпустил ножку стола, и щупальце лениво, на ощупь двинулось ко мне. Я сделал приставной шаг в сторону.       — Мил, он краснеет…       — Он сердится.       — На меня?! Я, вообще-то, спасатель! — отполз от спрута, он отпустил вторую осклизлую ножку, ускорился, перетекая бескостным телом по полу.       Вот и первый нож показался из-под тушки. Я, оценивая длину тентаклей, успел прикрыться табуреткой, а красный Спиридон — облепить её, как наклейка. Сдаётся мне, ему и рыба не нужна, он наметил серьёзные разборки со мной. Сужу по прямоугольным зрачкам, что стали ещё уже. Не глаза, а щели бойниц вражеского укрепления. Кто там говорил, что осьминоги нежные пугливые создания? Присоской тому в глаз! Тащу табуретку в туалет, понимая, что руки отсыхают от тяжести, а щупальца хватают меня за ноги, норовя стреножить.       — Максим, вы ему нравитесь, Спиридоша вас обнимает! — ненаигранно радовалась Милана, подпрыгивая и хлопая в ладоши. — Как это мило! Это безумно мило!       В ванне молодой защитницы головоногих могло поместиться два Спиридона, и я сунул туда табурет. Осьминог, ощутив воду, метнулся в спасительную прохладу и залёг на голубоватом дне.       У меня тряслись руки, в них ходуном ходил табурет. И транспортировочное средство, и мои ноги-руки были в слизи, с десяток отметин от присосок украсили предплечья. Спрут со дна ванной смотрел, как обманутая женщина… А хрен знает, может, так и было??? Милана ликовала, что увидела на этом свете настоящего героя. Её голос звучал сладчайшей песней. Наверное, так поют сирены? А я не пленник у ног дочери Ахелоя только потому, что меня интересовало, на какой гардине висит сейчас мой перепуганный кот. Скосив глаз, я увидел картину маслом: Барон сидел на стиралке рядом со мной и смотрел на осьминога. Вид у котяры был не просто заинтересованный. Милана, проследив мой взгляд, погладила Барона по спине — пират на отвлекающий манёвр не отреагировал.       — У вас замечательный кот, Макс! Сколько лет вы уже неразлучная пара?       — Сутки, — следы от присосок нещадно чесались и вспухали — Милана вскрикнула и начала обрабатывать мне руки каким-то антисептиком.       Спрут пытался выкрутить затычку из ванной, явно тентаклям было нечем заняться. Кот размышлял, откуда можно начать есть эту странную рыбу и чем подманить существо к берегу.       От Миланы уже не пахло рыбой, пахло женщиной, желанной до чёртиков. К тонкой чуть золотистой шее льнули красно-рыжие поцелуйчики-завитки. А я думал, распустить эти роскошные локоны по красивым плечам и… И ещё я думал, что мужик от неё съехал очень кстати, а Спиридона можно немного потерпеть перед тем, как сбагрить в океанариум — он хоть краснеет и смотрит зло, зато молчит и не топает… И вообще… У меня тоже ванна большая, на минуточку!       И первый Новый год, когда я забыл о своей днюхе.       Глаза заслезились.       Но не от умиления.       Одновременно защекотало в носу. Зуд усиливался. Руки распухали всё сильнее. Я пообещал Милане вернуться, вот только поднимусь к себе и приму лекарство от «неожиданной» аллергии. Почти не видя дороги от слёз и беспрестанно чихая, держась за стену, сделал четыре шага по ступенькам. Оглянулся на шум на нижнем пролёте. Вытер глаза, навёл резкость. Два грузчика-таджика несли огромный аквариум. Следом за ними с букетом водорослей и виноватым лицом шёл… Миланкин сбежавший мажор.       — Влад! Владичек, мой хороший, купил Спиридоше домик… — голос Сирены прозвучал сладким приговором, что к этому причалу мне никогда не вернуться.       Дотащился до своей квартиры. Толкнул дверь. Первым делом достал из холодильника находимый на ощупь лоратадин — отпил из горлышка тошнотворный сироп. А мама так надеялась, что я «перерасту» своё «предубеждение» против селёдки под шубой. Да, видно, не судьба. Понимаю, что лечь надо бы в постель, но диван в гостиной ближе, да и под Голубой огонёк спать в Новогоднюю ночь — традиция. Лёг. Наёрзал телом удобное положение. Поискал глазами Барона и прифигел. В кресле рядом с ёлочкой в самом парадном смокинге, с мать её иголочки, с моим котом на руках сидит Дирик и рассматривает меня. Улыбку Маркович прячет, а я расплываюсь всё сильнее, представляя, что именно он видит: глаза-щёлочки, отёкшие лицо и руки в красных пятнах, слёзные реки и сопливые берега.       — Не дождался тебя на корпоративе, Привалов. Решил заехать, завезти тринадцатую. Мне же по пути.       — Не ври, пожалуйста, и так тошно! Знаю, где ты живёшь, я ж тебе удалёнку настраивал в позапрошлом году… Говори, зачем приехал, Игорь Маркович?       — С Днём рождения одного опухшего гения удалёнки поздравить. С тридцаткой тебя, Максим Геннадьевич Привалов!       Целовался Дирик и обнимал так сладко, так нежно, так страстно, что в голове у меня осталась лишь одна мысль: такого Дня рождения стоило ждать тридцать лет.