Never cared for what they do Мне всегда было всё равно, что делают другие, Never cared for what they know Меня никогда не заботило, что они знают, But I know Но я знаю, So close no matter how far Мы близко друг к другу независимо от расстояния. Couldn't be much more from the heart Эти слова не могли бы быть более искренними. Forever trusting who we are Наше доверие друг другу вечно, And nothing else matters А остальное не важно.
Место у окна на задней парте самое замечательное. Можно смотреть в открытое настежь окно на школьный стадион, оставаясь незамеченным престарелым учителем литературы, зачитывающим вслух своим дребезжащим хриплым голосом книгу, которую Мияке давно уже прочитала сама. С улицы доносятся шум и крики бегающих по полю мальчишек из параллели, шелест деревьев на ветру, но если окно закрыть, то будет слишком душно. Да и потом, есть в этом что-то по-летнему очаровательное, настоящее, что напоминает о скором наступлении каникул, которых принято ждать с толикой благоговения и предвкушения предстоящих поездок к океану, велосипедных прогулок с друзьями, подтаявшего мороженого, стекающего по пальцам, липнущей к взмокшей спине футболки, стрёкота цикад, тёплых ночей, усыпанных пылью звёзд. В детском воображении лето – пора приключений и новых знакомств, безграничного веселья и фейерверков в ночь фестиваля. Увы, Мияке этих ощущений не разделяет. Летние каникулы тянутся для неё томительно долго. Дни, будто тянуче-соскальзывающие с недо конца завёрнутого крана капли воды, постепенно наполняют чашу скуки и однообразия. У неё нет друзей, с которыми она могла бы пойти в лес ловить жуков или прокатиться до пирса на велосипеде вечером, когда полуденный зной уступает место лёгкой свежести в прозрачном воздухе. Каждое лето для Кахо состоит из домашней рутины, помощи своим пожилым опекунам и навеянных тяжёлыми мыслями историй украдкой при свете ночника в её маленькой комнатушке. Ей нравится писать. Из-под пальцев в хаотичном потоке воображения может родиться что-то необычайное, удивительное, свой маленький мир. Мияке кажется, что создание истории можно сравнить с рождением вселенной. Те же случайные столкновения мыслей, словно планет или звёзд друг с другом, яркими вспышками дающих новую жизнь. Это её отдушина: погружаться в созданные кем-то миры и воображать свои. В компании книг не так одиноко, но лето всё ещё остаётся чем-то… унылым. Нет в нём никакой прелести, и оно совсем не вдохновляет на новые истории. Но есть ещё кое-что, что не давало девушке покоя. Её взор снова упал на тёмную макушку, находящуюся на пару рядов впереди. Этот скромный паренёк из баскетбольного клуба Сейрин давно покорил юную писательницу сам того не подозревая. Тени крон деревьев причудливо пляшут по подоконникам и партам, спинам одноклассников, болотно-зелёной меловой доске в такт ветру и будто бы даже голосу учителя литературы. Кахо всматривается в сумбурный хоровод солнечных бликов и теней, берёт в руки карандаш и, постучав в задумчивости заточенным грифелем по листу бумаги, принимается писать… кажется, она придумала кое-что удачное!***
Спасаясь от удушливой майской жары, Мияке садится на лавочку под раскидистым деревом прямо напротив стадиона, где мальчишки из её класса и параллели гоняют запылённый мяч, весёлые, разгорячённые игрой и вспотевшие на солнце. Она смотрит за ними некоторое время, хотя не особенно смыслит в правилах футбола, а потом достаёт свои тексты, что россыпью символов по бумаге обрушились из-под руки на уроках. Кахо писала, почти не отрываясь, все занятия, пропустила мимо ушей правила и задачи, но это неважно — разобраться с учёбой она может и сама. Сейчас куда важнее прочитать то, что получилось. Рассказ плавный и тягучий, медленный и слоистый, как мёд. Пока ещё сырой, и ему недостаёт динамичности, но результатом Мияке довольна. Она пробегается глазами по листам и принимается складывать обратно в папку. — Мияке-тян! Девушка оборачивается и обнаруживает на ступеньках учителя. И что ему понадобилось? Не похоже, чтобы тот злился или хотел поговорить о чём-то серьёзном, но, тем не менее, учитель всё же приглашает свою подопечную в учительскую. Кахо как можно скорее запихивает в папку свои черновики и торопится следом за классным руководителем, чтобы, как выясняется, побеседовать о её пожилых опекунах. Учитель интересуется, не нужна ли семье Мияке помощь, и как они в целом справляются, а она томительно выжидает конца этой пытки.***
Солнце практически высушивает Идзуки до дна. Пот льётся с него градом, футболка на спине и груди вымокла насквозь, но он всё равно рад тому, что сыграл с товарищами в футбол. Носиться по полю за мячом весело при любой погоде. Да и футбол был хоть каким-то разнообразием среди постоянных тренировок в баскетбольном клубе. Хотя баскетбол Шун любит всё же намного больше, но парень обожает физические нагрузки. Математика, физика, японский, формулы, канджи, задачки и правила — тоже интересно, но не настолько. Идзуки беспокоиться о своей успеваемости ровно столько, сколько и о баскетболе. Ему интересно учиться, вот так играть с друзьями в футбол, заниматься баскетболом. А что касается лета... Там летний лагерь и бесконечные тренировки, которые как раз таки в радость, а не в тягость. — Эй, что это тут? Какие-то бумажки… — О, смотри, подписано… «Кахо Мияке»? Это вроде та тихоня из твоего класса, Идзуки-кун, да? Сам парень, залпом опрокидывающий в себя бутылку воды, ещё хранящей прохладу тени, поворачивается на голоса своих приятелей. Мальчишки вертят в руках листы бумаги, слегка помятые, но бережно скреплённые зажимом, всматриваются в них и над чем-то смеются. — Что там? — Шун подходит, заглядывая через чужое плечо. Весь лист испещрён канджи, выведенными изящным аккуратным почерком. Идзуки ни у кого такого красивого ещё не видел. Он невольно заглядывается, но ребята не сильно размениваются на осторожность, резко переворачивая страницы. — Слушайте, это чё… сочинение какое-то? Ты смотри-ка, — одноклассник прочищает горло и принимается с притворно драматичным выражением декларировать текст вслух. — «Солнечные блики танцуют по стенам в замысловатом хороводе, растекаются яркими кляксами по спинам в белых рубашках, путаются в волосах и целуют руки…». Как-то слишком уж по-девчачьи! Парни заходятся смехом, размахивая листами и совсем не заботясь о их содержимом. — Как думаешь, может пойти на перемене в твой класс и зачитать это творение вслух, а? Шун злится. По-настоящему злится, очень сильно; и, не думая, выхватывает сочинения какой-то неизвестной ему Кахо Мияке из рук одноклассника. Тот смотрит несколько растерянно, а потом хмурится и поджимает губы. — Что не так, Шун? — Никто ничего не будет читать вслух. Я пойду и отнесу Мияке её листы. Наверное, она беспокоится, что потеряла их. — Я их нашёл, так что мне решать, что с ними будет, понятно? Идзуки ловко уворачивается от рук одноклассника и удачно подставляет ему подножку, когда тот пытается сделать ещё один шаг в его сторону. Вот ещё! Что за развлечение такое — вслух зачитывать что-то настолько личное перед другими? Честно говоря, парню становится противно от того, что раньше он вполне хорошо общался с этими недоумками и считал их неплохими ребятами. Двое на одного — расклад не в лучшую для Шуна пользу, но он, по счастью, намного увёртливее. Хоть в драках тот и не силён, но такая вот ловкость видимо досталась ему от природы. Да, за драку на территории школы ему ещё влетит, как зачинщику конфликта. Вот только черновики совсем незнакомой ему девчонки оказываются дороже собственного тела и репутации, так что Идзуки всё-таки получает кулаком в нос и разживается парой неприятных ссадин. Потасовка могла бы перерасти во что-то более серьёзное, но их ловит тренер, и одноклассники, струсив, позорно сбегают. — Теперь я тебе пожизненно благодарен, — улыбается парень. — Да ладно тебе! — хлопает девушка его по плечу, отчего Шун шикает. — Прости, больно наверное! Да, у тебя кровь из носа сочится! Сейчас же бегом в медпункт! — Рико, уже поздно. Мне кажется медсестра уже ушла. Да и не сильно мне досталось, — Идзуки неловко улыбается от такого резкого проявления заботы с её стороны. — Тогда хоть кровь вытри, а то людей перепугаешь. Вытерев кровь, сочащуюся из носа, платком, расчесав волосы предложенной расчёской и поблагодарив девушку, Шун осторожно складывает спасённые бумаги, каким-то чудом нигде не порвавшиеся, но изрядно помятые, в свою спортивную сумку. — Это ещё что у тебя? Ой, я наверное лезу не в своё дело, — тут же спохватилась Айда. — Причина драки. Это сочинения какой-то девушки из моего класса, Кахо Мияке. Парни хотели зачитать это при всех. Вот я и вступился. За что, собственно говоря, и получил, — пояснил парень, оправдываясь, как провинившийся ребёнок перед матерью. — Благородно с твоей стороны, — кивнула Айда и с уважением посмотрела на Шуна. — Я постараюсь, чтобы об этой драке никто не узнал. — Спасибо, Рико! Я у тебя в долгу, — поблагодарил её парень. — Иди уже, рыцарь, возвращай своей принцессе её клад, — хихикнула девушка и шутливо подтолкнула баскетболиста. Сам парень неловко распрощался и побежал искать девушку. Кахо Мияке… Кахо Мияке… Он определённо слышал это имя, но сейчас воспоминания совершенно не желают давать ему никаких подсказок, кем бы Мияке могла быть и как выглядеть. У Шуна, признаться, не очень-то хорошая память на лица, и хотя он со многими дружит, но вот необщительные ребята в этот круг не входят. Он находит класс, в котором они вдвоём учатся, но внутри оказывается пусто. Чёрт, а ведь Идзуки казалось, что он знает абсолютно всех своих одноклассников. Сейчас даже как-то стыдно становится. Но конечно, немудрено, что в классе оказалось пусто: уроки давно закончились. Сейчас все либо в клубах, либо разошлись по домам. Но состоит ли Кахо в каком-нибудь кружке, Шун не имеет понятия. Он мог бы оставить эти бумаги ей в парте, но, само собой, не знает, где та сидит. Вообще ничего не знает, и что теперь делать — тоже. Он падает на первый попавшийся стул, достаёт листы и в задумчивости утыкается взглядом в красиво выведенные символы. Чёрт, воздержаться от прочтения выше его сил. Эта Мияке, кем бы она ни была, замечательно пишет. В этом парень убедился ещё на спортивной площадке, когда один из недоумков зачитал пару строк. Тогда он не дал им прочитать возможные сокровенные мысли. А что он сам делает сейчас? Боже! Он готов понести любое наказание за своё нахальство, потому что авторский «почерк» у девушки и вправду великолепный. Интересно: как долго она набивала руку? Год? Два? Всю жизнь? Ведь написано плавно и нежно, освежающе даже. Как будто в знойный день, как сегодня, Идзуки обдало лёгким порывом морского бриза. Парень и не заметил, как его захватило завораживающей атмосферой этого рассказа. — Да, я только что отпустил Мияке-тян домой, скоро подойду… — голос учителя где-то совсем рядом с кабинетом. «Мияке»?! Шун вылетает из-за двери, как раз вовремя, чтобы перегородить бедному мужчине, говорящему по телефону, дорогу. — Сенсей! Куда пошла Мияке?! — Э-эм?.. Идзуки-кун, что с то… — Это неважно, мне нужна Мияке Кахо! — парень делает шаг навстречу учителю, и тот аж пятится назад, совсем ничего не понимающий. — Пожалуйста, сенсей! — брюнет склонился в поклоне. — О-она, вроде бы, сказала, что п-потеряла что-то и… пошла вниз… — Спасибо! Шун со всех ног мчится к лестнице. Фигура хрупкой девушки, выходящей во двор, виднеется из открытого окна, Идзуки тормозит и кричит ей изо всех сил: — Мияке, подожди! Стой там! Девушка останавливается и удивлённо оглядывается на голос. Секунда — и на лице уже полнейший шок и даже испуг своего рода. Идзуки замечает это и понимает почему она так среагировала. Из-за того, что он прочитал, теперь он понимает всё. Он понял кто эта девушка с прекрасными волосами пшеничного цвета и чайными глазами, в которых можно и утонуть. Понял каким он был слепым идиотом всё это время. Они иногда пересекались в коридорах школы, сидели на расстоянии двух парт, вместе даже пару раз выполняли совместную домашнюю работу. И всё это время девушка очень странно реагировала на его присутствие рядом. Парень начал уже думать, что он ей противен или что-то в этом роде, но так и не поговорил с ней. А зря... Идзуки машет ей рукой, привлекая внимание. Спустя пару минут он уже, тяжело дыша и упираясь руками в колени, стоит перед озадаченной и испуганной Кахо, в растерянности приоткрывшей тонкие бескровные губы. — П-прости, если напугал, — Шун выпрямляется и делает ещё один глубокий вдох. — Я… это… Не зная, какие слова подобрать, чтобы описать всё случившееся, Идзуки ныряет рукой в сумку и протягивает девушке её многострадальные листы. — Вот! Это твоё… прости, они малость помялись…— он и сам выглядит не лучше, побитый, явно не самый подходящий вид для того, чтобы произвести хорошее впечатление. Хотя, если написанное правдиво, то ему не нужно переживать по этому поводу. Он еле сдерживал себя, чтобы не начать глупо улыбаться от собственных приятных эмоций. — О-откуда они у тебя? — Мияке немного хмурится, рассматривая потрепавшиеся бумаги. — Я их нашёл... То есть не я... — парень не может подобрать правильных слов. — Давай присядем и я тебе всё расскажу, — сказал парень замечая, как девушка бледнеет с каждым его словом.***
— И теперь я нашёл тебя, чтобы их отдать, — закончил Шун. Сейчас они сидели на скамейке за школой, которая была скрыта под сакурой. — Спасибо, огромное тебе. Они действительно для меня много значат, — заулыбалась Кахо. — По правде говоря, Мияке, — решился парень. — Я не удержался и прочёл их... — П-прочитал?! Господи, какой ужас, я... — Мне понравилось, то что ты написала, — решил прервать девушку Идзуки. — У тебя плавное повествование и ты проникаешься атмосферой, пока читаешь. Это здорово. — С-спасибо за похвалу. Это много для меня значит, — парень заметил, как с его ответом она расслабилась. Видимо, посчитала, что до самой сути Идзуки не дошёл. — Но я правильно понимаю, — осторожно начал парень, — кто главные герои твоего рассказа, Мияке? — Так ты всё-таки... — запаниковала девушка. — Прости, что тебе пришлось это прочитать и я всё пойму, так что... — Нет, это ты прости, — запаниковал парень, решив, что получилось слишком резко. — Это моя вина в том, что ты сейчас так переживаешь. Ещё давно я заметил, что у тебя какое-то странное ко мне отношение. Ты всё время шарахалась от меня и держалась на расстоянии, когда нам приходилось общаться ты говорила очень тихо и избегала смотреть мне в глаза. Я подумал, что я чем-то тебе неприятен, — тут парень усмехнулся собственным словам, — если бы я только поговорил с тобой тогда ничего бы этого сейчас не было. Извини. Я правда удивлён, что оказывается я нравлюсь тебе. Девушка уже, по-видимому, не знала под какую землю провалиться от смущения. Идзуки действительно ей нравился, но у неё и в мыслях не было признаться ему в своих чувствах. Она слишком боялась и была слишком неуверенна в себе, поэтому нашла отдушину в своих рассказах. Там Мияке оказывалась в своём мире, где она была бесконечно счастлива и радовалась жизни. — Извини, если я так резко вдруг всё это на тебя взвалил. — Я... Не думала, что так произойдет. Это тоже, наверное, стало шоком для тебя, — начала говорить она, собравшись с духом. Всё же терять ей уже нечего. — Мне на самом деле приятны твои чувства и я хотел бы попробовать. — Попробовать что? — Попробовать понять твои чувства и ответить тебе тем же, — Идзуки осторожничал, боясь спугнуть девушку, но всё же отважился взять её ладонь в свою, — поэтому... Мияке ты будешь моей девушкой? Кахо замерла, глядя парню в глаза. Эти реплики были практически взяты из её рассказа. С одной стороны это сильно смущало, а с другой... Появлялась такая неописуемая радость, что хотелось кричать об этом всему миру. — Буду. Я буду твоей девушкой, если ты искренне этого желаешь, — решила Мияке подыграть данный спектакль. Но сейчас она занервничала. Ведь дальше шёл поцелуй. Безо всякого аллегорического описания. Он был просто фактом в той истории, потому что Мияке не решилась писать о нём, не зная толком каково это. Идзуки наклонился к лицу девушки. Та явно нервничала и была не в своей тарелке, поэтому парню в голову пришла хорошая, по его мнению, идея. Шун поцеловал Кахо в щёку и тут же вернул прежнее расстояние между их лицами, волнуясь за реакцию девушки. — Мияке-тян, — обратил на себя внимание Идзуки, — ты же не против, если я буду так тебя назвать? — парень получил молчаливое согласие девушки. — Нам ещё предстоит узнать друг друга получше, но в том, что я сейчас скажу, я уверен. Ты красивая, умная девушка, к тому же ты пишешь прекрасные рассказы и я не сомневаюсь, что твоё имя вскоре станет известно всем, как великого писателя, поэтому я хочу, чтобы ты была более уверена в себе. — Ты первый кто говорит мне нечто подобное. Да и вообще первый кто заступается за меня и пытается понять, — начала говорить Мияке, стараясь совладать со своими эмоциями. — Я обещаю тебе, Идзуки-кун, я попробую. Попробую поверить в себя. Внезапно идиллию нарушает звонок и Кахо, сказав короткое «это мой, извини», поднимает трубку. — Алло. Да... Правда? И-извини,я забыла. Девушка начинает снова нервничать, поэтому Шун берёт её за руку в подбадривающем жесте. — Смелее, — прошептал Идзуки, чтобы остаться незамеченным. — Прости, что не предупредила. Я сама не ожидала, что так задержусь. Хорошо, в следующий раз я обязательно позвоню и предупрежу. Хорошо, я уже иду домой, — уверенно продекламировала Мияке поднимаясь со скамейки. — Пока, увидимся дома. — Это? — Мои опекуны. Иногда они бывают очень строги. Даже слишком. Спасибо, что поддержал, это помогло. Она даже в голосе переменилась, когда я ей так ответила, — глаза Кахо сияли от радости. — Вот видишь, — улыбнулся парень. — Давай я тебя провожу. — Спасибо за всё, Идзуки-кун. — Теперь это моя обязанность, как твоего парня. Доставлять тебя домой в целости и сохранности. Они оба рассмеялись. Почему-то Кахо ловит себя на мысли, что теперь точно-точно полюбит лето, каникулы и фестивали, узнает, насколько красивыми бывают фейерверки, когда смотришь на них вместе с кем-то, как приятно слушать журчание реки, какой открывается вид на бескрайнее небо, если лежать бок о бок в высокой траве. Ведь если лето такое же, как Идзуки, то его просто невозможно не полюбить.