Гарь

Иногда ей хочется быть отчаянным героем из фильмов, который легко обходит правила. Для крайне приличного офицера, да еще и из семьи Шни, безумством станет походом в ночной клуб, где на лед в коктейлях явно не скупятся. Но настрой быстро сошел на нет, и Винтер жалеет уже не о расплывчатом занятном опыте, а вполне конкретной глупой выходке. Представляет, как нелепо будет выглядеть, если кто-то узнает ее. Мысль пугает Винтер до дрожи в коленях, она делает глоток коктейля. Да, офицеры Айронвуда не должны быть здесь, а значит, узнавать ее некому. Хотелось бы в это верить. Девушка юркает к барной стойке, ставит бокал и уже поворачивается в сторону выхода, когда кто-то бесцеремонно наступает на ее ногу. - Вам следует быть аккуратнее! - Не думала, что снежинки могут пищать, да еще и так громко. - Да как вы... Блондинка возмущенно смотрит на незнакомку: короткие темные волосы, яркие янтарные глаза и декольте. Украшенное каймой, глубокое декольте. Очень глубокое декольте. Господи, Винтер. Когда девушка замечает паузу в своей реплике, смущению нет предела. Она поднимает свой взгляд и теряет весь пыл. Одно из самых позорных поражений во всей жизни Шни. Губы напротив расползаются в улыбке. Брюнетка непринужденно откидывает голову назад и громко смеется. Винтер резко поворачивается и без слов шагает к выходу. Она раздавлена ситуацией, но самое неприятное - декольте, которое никак не выходит из ее мыслей. - Эй, вы просто обязаны выпить после такого курьеза. Чужая ладонь обхватывает запястье охотницы, пока та старательно избегает взглядом девушку. - Это будет лишним, - мямлит "снежинка". - Да на вас лица нет! - тонкие пальцы касаются белоснежной кожи. Ты никогда не отмоешься от этого позора. Но вот если уйдешь прямо сейчас, то все еще можно исправить... - Только по одному бокалу. Можешь писать завещание: эту битву ты проиграла. Шни мысленно перебирает более-менее литературные слова, чтобы описать незнакомку, останавливается на нахалке и бестии. Бестия же изящно садится на стул, что-то мурлычет бармену, тот улыбается и достает бутылку. Винтер все еще не смотрит на брюнетку, хотя хочется. Наверное, такое желание можно списать на стресс. Чувствует, как на нее глядят с лукавой улыбкой. - Снежинка так и не повернется ко мне? Блондинка собирает все свое мужество. Будь там гримм, все было бы проще. Увы, в академиях не учат что делать, когда в ночном клубе кто-то так грубо нарушает твое личное пространство. В глазах девушки пляшут веселые искорки. Изящные пальцы заправляют локоны за ухо. Шни думает, что давно не видела чего-то настолько обыденного и красивого одновременно. - Ваш ром, дамы. - Ром? Тебе не кажется, что это слишком крепко? - шепотом говорит Винтер "бестии". Та наклоняется к лицу охотницы, выжидающе смотрит и тоже шепотом говорит: - А я и не заметила, как мы перешли на ты. Против воли, голубоглазая хихикает. - Мне казалось, ты не особо против. Пора делать следующий ход. Ладонь невзначай касается руки незнакомки. Кожа оказалась теплой, но сухой и грубоватой. "Сейчас уберет руку", - мелькает в голове. Но брюнетка лишь делает глоток рома. - Синдер. - Винтер. - Прекрасное имя для снежинки, - говорит Синдер, оглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Шни. Почему-то последняя уже не считает девушку нахалкой, хотя насчет бестии она уверена. Ночной воздух окутывает прохладой. Каблуки стучат по брусчатке; Винтер чувствует, как головная тяжесть от алкоголя постепенно сходит на нет. Мурлыкающий голос Синдер расслабляет, хотя охотница уже не вслушивается в поток слов. Как редко она чувствует себя настолько легко! Ей немного грустно от осознания мимолетности таких моментов, поэтому она сжимает чужую руку крепче. Скоро это закончится, и повседневность затянет Винтер с головой. Отчеты, проекты, задания - разве этого она действительно хотела? Да. Когда-то давно маленькая девочка мечтала о блестящей карьере, идеальной осанке. Легко следовать амбициям, когда ничто не может поколебить твой холод, но что делать, когда такая манящая жизнь врывается в хрупкий дом из бесконечных бумаг и командировок, защищающий тебя от внешнего мира? Едва уловимый запах сирени, редкие прохожие, блеск луны - можно ли что-то настолько простое, но не поддающиеся искусственному воссозданию, заменить работой? Золото в глазах, светлая кожа, завитки чернильных волос начинают сводить с ума, и мысли о предстоящих заданиях теряют очертания, тонут в звонком женском смехе. Шни не ценит жизнь в полной мере. То яркое чувство принадлежности вселенной, ритм крови, циркулирующий по сосудам, так упрямо борющийся за возможность дышать, ходить, любить. Винтер может сколько угодно убеждать себя и окружающих, что нет ничего важнее работы, чести. Но сейчас она держит руку существа, в чьих артериях бежит та же кровь, чтобы нечто непостижимое под названием жизнь наполняло тело. И нет для нее ничего милее этого существа, нет ничего прекраснее свежего воздуха весны, пусть даже она соврет о всей ценности светлых офисов, где скучные люди гнут свою линию о мнимых опасностях, в корне которых стоят они сами. Девушки очутились в маленьком парке. Тонкие столбы фонарей отбрасывали полосатые тени на пустые аллеи. Фолл тянет за запястье, идет к миниатюрной скамейке. Охотница касается талии спутницы, поднимает руки все выше, пока не обхватывает плечи, наклоняет голову ближе и целует брюнетку. Робко коснувшись чужих губ, она думает, что окончательно пропала. Но тут поцелуй углубляет Синдер, от чего по телу бегут мурашки. Пальцы лихорадочно сжимают ткань платья. Она чувствует, как чужие ладони оглаживают ее бедро, как в животе что-то тугим узлом сжимается, заставляя сердце биться все чаще. Винтер отстраняется, чтобы сделать глубокий вдох. Плотнее закутываясь в легкое пальто, ее плечи трясутся от беззвучного смеха. Фолл наблюдает за этой мимолетной сценой и вдруг срывается с места. Трусцой она добегает до чахлой клумбы, где среди сорняков все еще можно было найти бледно-розовые пионы. Рыща в полутьме, ей удается собрать небольшой букетик цветов, что выглядели далеко не картинно пышными бутонами с нежными лепестками. Брюнетка хихикает, когда думает о своей глупой выходке, но понимает, что ничто не может заставить пожалеть об этом. Шни принимает букетик, а один цветок с почти белыми лепестками аккуратно заправляет в волосы своей "бестии". Что-то внутри согревает от слова "своей", простого, но такого важного. Две крошечные частицы встретились в потоке голосов, робкими шагами шли к точке, когда призрачная симпатия стала той обжигающей нитью, называемой влюбленностью. И сейчас, отдавая тепло друг другу, они стремительно погружаются в омут нежности, радостные, ведь считают, что никто не может коснуться магии, предназначенной им. Тысячи людей точно так же касались чужой кожи, срывали чахлые пионы с клумбы забытого Богом парка, но в тот ночной час лишь двое существовали посреди аллеи, и заклинанием казались слова Синдер: - Пойдем со мной. Они вальсируют в маленьком номере отеля. Лампа отбрасывает дрожащие пятна света, туфли небрежно лежат в углу. Блондинка теряет ритм, хватается за округлость плеча, едва касается завитков угольно-черных волос. Расстояние между ними сокращается, и из полумрака комнаты выплывает лицо с золотистыми глазами. - Неужели снежинка растаяла? Мурлыкающий голос обволакивает, Винтер выдыхает и тянется к шее, прикрытой ожерельем. Подушечками пальцев чувствует контраст между холоднным металлом и теплом кожи. - Да, растаяла, - Шни вооружается лучшей улыбкой. - И как далеко ты зайдешь? - не отрывая взгляд, Синдер накрывает ее ладонь своей и спускает по плечу. Темный шелк скользит по перламутру, что блестит во мраке. Голубые глаза прикованы к тонким ключицам, губам в легкой улыбке. Такое просто движение, лишенное тайных смыслов. Мерещится, будто десятки веков назад так же плавно скользила ткань по круглым плечам, так же изгибались губы, и Винтер тянется к крошечному таинству посреди номера отеля, уже поплывшего, потерявшего всякий цвет. Она целует щеку напротив, цепляется за предплечье, чувствуя, как чужие мышцы туго натягиваются. - Не знаю, - честно говорит она, - лишь бы ты меня вела. Шепот звенит в тишине, фаланги пальцев трясутся, но все же расстегивают пуговицы на блузе охотницы. Вдруг Фолл с размаху обнимает блондинку. Ночь окружила переплетенные фигуры, неловко тянущихся к квадрату простыней, и сквозь ароматы цветочных духов проступил запах гари. Винтер вдыхает полной грудью, пусть даже ей суждено задохнуться в этом пожаре. А потом была пелена дней. Хмурое лицо Айронвуда, многочисленные конференции, стычки с белым клыком. То тут то там в этой веренице проскакивали номера отелей, дуги бровей, взмывавшие при смехе, силуэт бедер в потоке солнечного света. Была и Вайсс. По-детски поджав губы, серьезно говорила, что собирается стать охотницей. Винтер помнила скандал, когда отец узнал о намерении старшей дочери поступить в академию, слезы матери, не сказавшей ни слова, лишь раскрывавшей рот в попытке объяснить свой страх за нее, свою любовь. Но обе понимали, что любые фразы будут глупыми и ненужными. Старшая смотрит на младшую, которая заготовила тысячи аргументов на увещевания сестры, и кивает. Без лишних эмоций, без лишних потуг. Тогда они выпили по чашке чая, охотница задала пару вялых вопросов про оружие и подготовку к экзаменам, заранее зная ответы. Все то было сказано для приличия, лишь брошенное в конце "я горжусь тобой" было искренней попыткой обернуть сестринскую любовь в слова. - Остановите здесь. Винтер выходит из такси, до заветного адреса несколько кварталов. Неоновые огни лужей растекаются на сером тротуаре, где-то играет музыка. На вечернем небе сталью блещут военные самолеты. В своем рапорте она лично указывала их число и соответствующие характеристики, но в июньском небе эти мертвые птицы из невзрачных цифр обретали зловещие формы, казалось, что они невиданное покушение на привычную суету города-муравейника. "Помяните мое слово, что-то да будет," - дребезжащим голосом проговорил старичок. Поправляя очки, он с глубоким вздохом рассматривал гордость техники Атласа затмевающей звезды. - Что бы ни произошло, Ремнант выстоит, - обнадеживает Винтер. - Так значит, это касается не только Атласа, но и всего Ремнанта? - Ох, нет! Что вы! Просто дело одного королевства общее для всех республик. - Кабы все было так на самом деле! Старичок медленно идет прочь, а девушка от досады сжимает кулаки. Зря она ввязалась в этот разговор: лишние волнения населению не нужны. Еще и Джеймс доводит до скрежета зубов своей паранойей. Желая защитить Атлас, он оставляет окраины других королевств без прикрытия. Однако Винтер вряд ли может продумать более детальный план предложенного, а значит, остается считать самолеты в рапортах. Охотница щепетильно оправляет невидимые складки на новом синем платье, сжимает бумажку с округлыми буквами и отпечатком помады. Досаднее всего то, что остается далеко не один вариант для плана. Так она добирается до заветного дома. Едва ли не бегом она поднимается на третий этаж. "Открыто!" - слышится за дверью. - Так ты надолго здесь? - До конца лета. Это долго, снежинка? - Кажется да, а с другой стороны, что такое лето? Пара солнечных месяцев, чуть больше коротких ночей и мороженое. Синдер смеется. На ее коленях покоится голова девушки, лениво наблюдающей за ползущей по шторе тени. На журнальном столике пустая коробка из ресторанчика напротив. По меркам Шни еда была довольно вредной, но для обычного пиротехника из Мистрала такой ужин не был чем-то особенным. - В моем родном городе лето - это еще и запах сенокоса, купания в речке. - Значит, ты в свое время любила плавать? - Не очень, местные мальчишки норовили подсмотреть. - Ох, Синдер. Та закатывает глаза. "Расслабься! - говорит она, перебирая пряди из некогда заплетенного пучка, - все мы когда-то были детьми. Глупыми, назойливыми детьми." Губы с алой помадой поджимаются. Винтер жмурится. Поглаживает бедро девушки, подставляет шею поцелую. "Ах, если бы не работа, осталась бы здесь с тобой до конца августа," - на выдохе говорит она. Есть что-то волнующее в ее мыслях. Шни примеряет себя к этой квартире, погружается в выдуманный быт, где никакой истребитель не сможет стать угрозой покою. Такой расклад кажется несомненным и самым логичным, однако тайны человеческих чувств, переплетений жизни ей неизвестны. Будет лето, солнечные зайчики на их обнаженных телах, запахи еды из забегаловок, фотографии с улыбающимися девушками, запах тлеющего угля, ставшего родным. "В следующий раз приготовлю что-нибудь сама," - думает голубоглазая, сжимая тонкую ткань чужих брюк. Да, следущий раз будет, может в этих четырех стенах, может в парке. Словно блуждающий мотылек она летит на яркий свет, звук мурлычущего голоса, легкую поступь гибких ног. Пусть даже не замечая, как горит. Первые тучи собирались в начале июля. Они плавно двигались, во время стычек на кухне где-то раздавался гром. Когда же Синдер без предупреждения пропала на неделю, молния грозно сверкнула в спальне. Тогда было сказано много пустых и громких слов, полетела фарфоровая фигурка предыдущих владельцев квартиры. Было после этого и затишье. Фолл, подбирая осколки, сказала: "мне она никогда не нравилась, бесполезный хлам". И протянула дубликат ключей. Маленькая блестящая вещичка прожигала карман, Винтер сжимала кусочек металла с надеждой, что все серьезно, что она будет маневрировать пусть не в этой, но в их общей квартире с другим бесполезным хламом. Хрупкую мечту лелеяли, и на маленьком балкончике ранним утром разразилась первая буря. Мыльную надежду она высказала, неловко ворочая языком спросонья. Это можно было расценить за обычную фразу, не сожми Фолл ладони так крепко, не нахмурься она так резко. Винтер сама поняла вину, была готова посмеяться и чмокнуть девушку в щеку как ни в чем не бывало, но вместо этого она лишь в упор смотрела на последнюю. - Не думаю, что нам стоит съезжаться, - говорит брюнетка. - Да, не стоит пожалуй. Хотя в Атласе лишних пиротехников не бывает. - Не стоит. - Дорогая, я же не имею в виду это лето, это так, взгляд в будущее. - Снежинка, - ее руку обхватывают цепкие пальцы, - давай не будем портить наши отношения рутиной. За время бури не прогремели оскорбления, не полетела посуда в стены. Лишь кривая улыбка и чертова недосказанность. Синдер вяло отвечала на вопросы о своей работе, и опытного офицера это должно было насторожить. Но офицер распустила сантименты и чуть ли не подбирала чайный сервиз на кухню. Что-то холодное появилось между ними, не хотело уходить до первых августовских дней. Но все же эта преграда редко давала о себе знать. Летние месяцы пролетели в звонком смехе, запахе свежих фруктов и неизменном ощущении теплой кожи. Были колени, выбивающиеся из-под легких платьев, блики солнца в волосах и их имена, произнесенные полушепотом среди сбитых простыней. Синдер любуется розовыми бликами заката, задумчиво выводит пальцем узоры на обнаженной спине девушки. В последнее время ее скролл чуть ли не разрывался от сообщений; поспешно выходя в другую комнату, она быстро что-то печатала, прикидывала в уме. Шни мельком глядела на сосредоточенный профиль, отросшие до лопаток волосы. Трогательной казалась ей эта напряженная фигура в домашних шортах и футболке. Сама охотница тоже позволяла себе приходить с макияжем на скорую руку, слегка растрепанным хвостом. Тем не менее они оставались желанными друг для друга, рутина, о которой говорилось на балконе, так и не погасила чувств. Винтер расслабилась, отдавая тело и разум своенравному течению времени. Фолл целует в лопатку, рукой переворачивая разморившуюся голубоглазую, чьи веки сонно полуприкрыты. - Давай завтра выберемся куда-нибудь. - Например? - Не знаю, - выдыхает брюнетка, - как насчет кино? - Договорились, - зевает Шни. - Мне бы хотелось съездить на побережье, - голос звучит будто издалека, - только ты и я. Будем лежать целыми днями в постели отеля, а по вечерам купаться и ночью непеременно выпивать по бокалу вина. Как тебе такой план? Янтарь в глазах напротив плавится, овал лица, обрамленный чернильными завитками, поднялся, будто затаился в ожиданиии ответа. Девушка нежно проводит по щеке, приподнимается на локтях и целует в нос. "В конце лета у меня отпуск, любимая, съездим на побережье, будем наблюдать за волнами, точащими утес, как будто осень никогда не наступит." "Да - счастливо говорит Фолл, - я очень, очень рада. Это даже к лучшему, что поедем в конце лета." Поздно ночью Винтер просыпается одна. Место ее девушки пустует, она в недоумении осматривает полутьму комнаты, на цыпочках поднимается с постели. Дверь в ванную приоткрыта. Едва заметные очертания фигуры как будто трясутся от плача; блондинка делает шаг, но слышит тихий всхлип и останавливается. Улыбка Синдер порой становилась печальной, особенно когда речь заходила о планах после лета. Непонятная тревога таилась в этих криво изогнутых губах и неожиданно потухавших глазах. С самого начала отношений их разговоры уплывали вдаль, поднимались темы о вечном, ежедневном и скучном, сентиментальном. Но была невидимая граница в этом потоке слов: брюнетка редко рассказывала о работе и прошлом, Шни тоже никогда не говорила лишнего о профессии, в такие моменты в ее голосе звучал машинный холод, и из любимой она превращалась в офицера. Однако если сухость последней была понятна, то таинственность обычного пиротехника была камнем преткновения. Склонная к строгим логическим цепочкам в мыслях и действиях, охотница долго подбирала ключ к этой загадке. Прямые вопросы только усугубили бы положение, а поиск документов, доступные приближенным генерала, казался унизительным по отношению к обеим девушкам. С отвращением представлялось зрелище, где порядочный гражданин рыскает среди файлов, прослеживает имя дорогого ему существа. Но если смотреть с другой стороны, является ли защита родного королевства преступлением? Винтер ничего не знала о человеке, засыпающем рядом почти каждую ночь, пусть даже один лишь его голос заставлял сердце биться чаще. Долгий поиск вслепую дал лишь один подходящий ответ - нелегальная иммиграция. Сухой термин не вписывался в их беззаботный роман, и Шни всеми силами попыталась вытолкнуть его из мыслей и установившегося распорядка времени. Лишь той ночью, когда температура в комнате резко снизилась, она тихо укуталась в одеяло, как лезвие ножа принимая каждый всхлип из ванной. До рассвета холодная стена недосказанности и тревоги мучила ее, как больного истязает агония перед короткой ремиссией. И Винтер становится страшно от мысли, что будет после этого затишья. В исступленной нежности она целует ключицы, опускается все ниже, светлые волосы растекаются по загоревшей коже. Здесь ее имя звучит как мольба, гласные развратно растягиваются. Винтер жадно сжимает шелк кожи, чувствует, как на плечах горят крошечные царапинки. Что ж, это пламя ей не потушить. Синдер тянется за поцелуем, улыбается как сытая кошка. "Тебе стоит собираться быстрее, дорогуша," - Шни ненавидит опаздывать, но обнаженная девушка кажется более занимательным зрелищем, чем прохладные волны, подкатывающие к бронзовому песку. Легкие голубые брюки идеально выглажены, из пучка волос не выбивается ни один снежный завиток. Брюнетка игриво выгибается в пояснице, смеется: "А тебе нужно научиться отдыхать!" Вместо ответа голубоглазая резко садится на кровать и, наклоняясь всем корпусом, оставляет темнеющее пятно на шее, попутно спускает руку по оголенному животу. - Сейчас я вообще никуда не пойду, снежинка. - Ну и сиди здесь одна-одинешенька. Закатывая глаза, девушка захватывает белое платье, неспеша одевается. - Ты так и не придумала какого-нибудь прозвища для меня, - говорит она. Офицер покачивает ногой в ожидании спутницы, склоняет голову набок, отвечает: - Бестия, - и широко улыбается. - Мне нравится, - Синдер оплетает руками тонкую шею. Босиком они бредут по пустому пляжу. Курчавые розовые облака плывут по рыжему небу. Утес вдали сиротливо тянется к стайкам кричащих птиц. У бестии позади тысячи загадок, маленькая татуировка между лопаток и тонкая блестящая полоска на шее. Винтер пальцем легонько тянется к полоске: "откуда?" Фолл убирает чужую руку, смущенно улыбается: "не стоит". Если хорошенько подумать, то они никогда не были друг другу открыты полностью. Была в таинственности привлекательность. И Шни старается не думать, что найдет, раскопай она те злополучные документы. - А все-таки красиво здесь. - Особенно с тобой, снежинка. Поздним вечером они выходят на балкон. Бокалы с вином наполненны почти до краев. На небе зажигаются первые звезды. Здесь они гораздо ярче, чем в доме Винтер, и та пытается провести невидимые линии между, сложить крошечные точки в единое целое. - Знаешь, Син, мы могли бы провести здесь вечность. Когда я смотрю на тебя, так спокойно на душе. На том балконе, помнишь? Сказала, что рутина убивает чувства. Может ты права, и вечность не вариант. У меня такое чувство, - Винтер нервно сглатывает и переходит на шепот, - будто завтра мы станем чужими друг другу. - Тогда люби меня сегодня, будто завтра не наступит. Синдер где-то находит маленькую бутылку, делает глотоки передает девушке. Шни отпивает, по горлу стекает горькая жидкость. - Не крепко, дорогая? - Точно так же, как и в наш первый вечер. Сентябрь пролетает в коротких переписках, редких звонках и отрывистом "люблю". Был маленький праздник - Фолл освободилась на выходных и приехала с бутылкой шампанского, колющего глотку, теплым кашемировым шарфом и все усиливающимся запахом гари. Винтер касается ее голых плеч, обхватывает талию и притягивает к себе на узком диване. Мебели в квартирке поубавилось, но Синдер настояла, чтобы вечер они непременно провели у нее. "Тут все наше, куда ни глянь, везде воспоминания." Охотница с трудом понимает, как в нескольких квадратных метрах можно уместить почти полгода, под напором которых собственная грудная клетка не справляется, но глаза цвета янтаря смотрят так просяще, и помада слишком ровная - так и манит провести пальцем, упереться в скулу, вытянуть глубокий выдох. За утренним кофе Винтер так и не вспомнила про холодную стену между ними, лишь любовалась сонной и нежной Синдер Фолл. Шни она навсегда запомнится именно такой. В октябре был турнир, сжатые кулаки, когда выступала команда RWBY. Было письмо. На хрустящей бумаге выведено "прости", отправитель неизвестен. Когда родной голос прозвучал на весь Вейл, огонь в груди всколыхнулся, поднялись ярко-рыжие языки, а потом он стремительно гас. Девушка пошатнулась, но хоть закричи она на всю улицу, упрекнуть старшую сестру ученицы Бикона никто бы не решился, хоть была и другая причина кричать во все горло: изящная, со звонким смехом и яркими глазами. По приезде Вайсс Винтер остается погостить дома. Побродя по резко ставшим чужими коридорам, отправляется в Вейл с другими офицерами. Все оттягиваешь неизбежное, Винтер. Наконец она медленно поднимается по ступенькам на третий этаж. За работой ее то и дело манило туда, будто это паломничество в силах все изменить. Перед дверью Шни резко теряет всякое желание заходить, но все же рывком влетает в коридор. В оцепенении она бредет по опустевшим комнатам, где вещей стало еще меньше. Нервно открывая шкафчики на кухне, дергая абажур, Винтер дрожит. Вдруг ей мерещится тоненький всхлип из ванной. Девушка была до невозможности глупа, взгляни она на Синдер со своим хваленным хладнокровием, не было бы разрушенной академии, жертв. Так она бичевала себя, сидя в собственном доме. Но здесь, в продрогшей квартире, нет ничего кроме ее разбитого сердца. Синдер была права: уместились в этих нескольких квадратных метрах полгода жизни. Казалось, холодный октябрьский сквозняк вытягивал из блондинки воспоминания о тех нежных и порой усталых словах, отчего на щеках побежали соленые дорожки. Винтер выглядывает в окно и жадно втягивает вечерний воздух, но вместо свежести дышит гарью. Легкие разрывает, она сгибается от мучительного кашля. Беззвучно рыдая, сжимается калачиком на промерзшей постели, а когда Винтер вышла в ночную тишину, прогорклый вкус во рту смешался с солью на щеках, и что-то распиравшее грудную клетку наконец выгорело.