Bien

— Эта игрушка должна висеть выше! — Она и здесь неплохо смотрится. — Здесь — неплохо, а там будет просто идеально. — Думаешь? Давай посмотрим. Закипает. Юджи мерно помешивает бульон, прислушиваясь к доносящимся из гостиной голосам. Кугисаки и Маки-семпай наряжают ёлку, настоящую, живую, совсем как на Западе; традиционное же для их родной страны кадомацу давно стоит у дверей, аккуратно сделанное руками Инумаки-семпая и вернувшегося наконец домой Оккоцу-семпая. К слову о них… Задерживаются. Может, позвонить? Хотя с ними Годжо-сенсей и Иджичи-сан, всё должно быть в порядке. Наверно, забежали в ближайшую кондитерскую и попали в длиннющую очередь. Праздник ведь совсем скоро. Люди суматошно закупают всё, что забыли взять заранее. Заглянуть в сковородку, зачерпнуть немного густой подливы. Подуть осторожно, остужая, чтобы не обжечь чувствительный язык, и попробовать. Вкусно. Но стоит добавить ещё имбиря: недостаточно насыщенный аромат. Интересно, как там дела у Панды-семпая? Помогать Иери-сан с украшениями — нелёгкое дело. Иери-сан любит, чтобы всё было идеально; каждая бумажная снежинка должна быть симметричной и хорошо сочетаться с другими; Юджи помнит, сколько часов им пришлось провозиться в прошлый праздник с гирляндами, прежде чем Иери-сан осталась довольной. От одних воспоминаний руки болеть начинают! Мерный стук ножа за спиной прерывается. — Юджи, — негромко окликает Фушигуро; Юджи разворачивается ещё до того, как он успевает договорить, — Лук кольцами или полукольцами? — Сейчас посмотрю, — рассеянно отзывается он, прикипая взглядом к надписи на фартуке Фушигуро. «Поцелуй повара», серьёзно. Чувствуется рука Годжо-сенсея. — Попробуй, пожалуйста. Протянутую ложку Фушигуро в руки не берёт. Наклоняется и аккуратно собирает тёплую подливу сразу ртом, зависает задумчиво на долгие полминуты, хмуря брови, и наконец выдаёт: — Вкусно. Однако нам стоит накрошить отдельно немного чили для Маки-семпай. Она любит поострее. Юджи заторможенно кивает. В уголке губ Фушигуро поблёскивает тёмная капелька, отвлекает, мешает думать. Юджи смотрит на неё, как на новое чудо света, что-то непростительно очаровательное, и никак не может собраться. Честно говоря, непростительно очаровательный — весь Фушигуро Мегуми, а Итадори Юджи собраться с мыслями не может уже очень и очень давно, с тех пор, как они начали встречаться, а может, и раньше. Фушигуро, который обменял право возиться с ёлкой на скучные часы на кухне рядом с Юджи; Фушигуро, который управляется с ножом так, словно родился с ним в руке, и не очень хорошо — с овощами; Фушигуро, у которого огненно-рыжая морковка на рукаве, дурацкий фартук и слишком много нежности и понимания. Такой домашний и спокойный, и где-то в груди Юджи сворачивается у сердца тепло пушистым чёрным котом, и по щекам свекольным соком льётся румянец смущения, когда Фушигуро заглядывает ему в глаза и тянет вопросительно, с этими своими мягкими бархатными нотками: — Юджи? В том, что Юджи срывается, виновата подливка, глупая надпись на фартуке, подобранном проницательным Годжо-сенсеем, и Фушигуро Мегуми, который заставляет Юджи пламенеть и подрагивать, как свеча на ветру. Юджи имя Фушигуро до сих пор произносить странно: оно драгоценное, раскатистое, как прибой, и такое же магически тянущее; Юджи не может выговорить заветное «Мегуми», не притянувшись к Фушигуро полностью; может, когда-нибудь он привыкнет, но пока… Пока «Мегуми» звучит самым сильным заклинанием, которым Юджи способен выразить свою любовь. Это маленькое прикосновение: он всего лишь слизывает проклятую каплю и быстро-быстро прижимается к губам Мегуми, согревая дыханием. — Испачкался, — зачем-то оправдывается он, преувеличенно внимательно изучая миску с уже нарезанными ингредиентами, — Полукольца будут выглядеть интереснее. — А, — глубокомысленно отвечает Мегуми. И Юджи готов поклясться, что видит, как покраснели кончики его ушей. Тишина должна быть неловкой, но она не. Не такая? Не тишина? Наверно, всё вместе. Слышно, как бурлит что-то в кастрюлях, шипит на сковородке мясо, слышны попытки Нобары замотать Маки-семпай в мишуру и чуть учащённое дыхание Мегуми. И так хорошо. Хорошо стоять и смущаться так вдвоём, как в первый поцелуй, молча стряхивать с чужих рукавов морковку и греться о застенчивую нежность и надёжную хватку рук на поясе, которые неизвестно когда там появились, но ощущаются правильно и тепло. Хлопает вдалеке дверь. Сразу становится шумно: кто-то с кем-то спорит, выделяется весёлый голос сенсея и низкий бас Панды. Одновременно свистит чайник, намеревается сбежать лапша… Маленькое волшебство рушится, реальность снегопадом обрушивается на голову, заставляя спасать еду, готовить новые блюда и просто спешить, крутиться волчком, стараясь успеть всё доделать. Рушится, но не исчезает: остаётся пузырящимся искристым смехом под кожей, и Юджи хихикает под нос, слыша короткие смешки Фушигуро. Тот, как и всегда, понимает. И поддерживает. Когда часы бьют двенадцать, Юджи сидит на диване в гостиной, плотно зажатый между Кугисаки, бесцеремонно облокотившейся на него, и Фушигуро, крепко сжимающим его ладонь, слушает громогласные пожелания сенсея и ехидные подколы Сукуны в голове и чувствует себя абсолютно счастливым. Говорят, как Новый Год встретишь, так и проведёшь, да? Тогда Юджи может не волноваться. В этом году всё будет хорошо.