Secret Santa

      Материя вокруг Стэнли Марша жутко сотрясалась. Бушевала и зверствовала так, что он все никак не решался открыть глаза и посмотреть на происходящее. Его тело двигалось крайне активно, но явно не по своей воле, и в желудке что-то неприятно кувыркалось, призывая срочно среагировать на дискомфортную обстановку. Что-то очень настойчиво требовало от парня отклика.       Отвечать Стэну не хотелось совершенно. Прошло всего несколько секунд, с тех пор как его разбудила внезапная встряска, но он уже успел соскучиться по темным просторам своего сознания, гулять по которым ему доводилось только во время сна. В этом прекрасном мраке неосознанности лишь изредка мелькали раздражающие образы, некогда увиденные наяву и почему-то отложившиеся в долгосрочной памяти, и все же сам по себе сон в своей глубокой фазе был восхитителен, и Стэн все еще тщетно цеплялся за него, нарочно не поднимая век, чтобы не вернуться в реальность окончательно.       Стоило только землетрясению утихомириться на какое-то время — и вдруг неведомая сила вновь начала раскачивать его безвольное тело из стороны в сторону, настолько раздражающе, что продолжать игнорировать это перестало быть возможным. Очертания совершенно безынтересных предметов, размазанные, как недоеденная каша по тарелке, и такие же люди, — обстановка до боли обыденная, и открывать глаза, чтобы лицезреть ее, казалось Стэну впустую потраченными калориями. Он чувствовал замкнутость помещения, в котором находился, и в то же время почему-то обдувался каким-то механическим, неестественным ветерком. Еще у него побаливали плечи, извещая о слишком бесцеремонной хватке чьих-то рук на них.       Окруженный парой посторонних фигур, Стэн, как ему по крайней мере казалось, не производил ни звука и практически не подавал внешних признаков жизни. Только его зрачки лениво озирали пространство по сторонам, постепенно все больше ознакамливаясь с обстановкой в помещении. Сначала везде было черным-черно, практически как в прошедшем глубоком сне; лишь со временем темные пятна расползлись, превратившись в два пока неопознанных человеческих субъекта, а затем и в остальные элементы комнаты.       Субъекты все продолжали что-то говорить, то ли друг другу, то ли Стэну, пока последний наконец не различил в их словах что-то, кроме собственного имени, на которое до этого рефлекторно обращал внимание:       — Да ладно, спящая красавица, это уже слишком.       Парень первой среди двух фигур идентифицировал, как ни странно, ту, что стояла дальше другой — он узнал Эрика Картмана, так как подобные обращения доселе замечал только в его употреблении. Отвечать Стэн не стал, так как речевой аппарат пока что значительно его подводил. С придыханием вымолвить вышло лишь один вопрос обо всем и ни о чем сразу:       — Чего…       Вскоре парень также окончательно опознал второго человека, того самого, что был причиной пережитых им недавно землетрясений. Кайл не счел нужным будить Стэна аккуратно и деликатно, видимо, потому, что тот не симпатичная старшеклассница, с которой они вместе делают алгебру.       Как и Картман, Кайл почему-то замолчал, после того как Стэн пробормотал свой вопрос, выражающий больше общий конфуз ситуацией, чем какой-либо смысл. С одной стороны — последнему сразу стало чуть лучше, ибо наступившая тишина ласкала слух, а мир вокруг успокоился и стал един; с другой, до чего же странное ощущение вызывали их взгляды, дуэтом обращенные на Стэна.       — Ты проспал Рождество, еблан, — в конце концов объяснили с такой одухотворенной интонацией, будто поздравляли.       — Картман, свали-ка отсюда, — обратился к тому Кайл повелительно.       — Что? Ты сам так его называл, — мгновенно обличил названный с ноткой самооправдания в голосе.       — Я еблан? — промолвил Стэн вопрошающе. Ему казалось, за время, что он был в отключке, стены этой комнаты успели накопить больше оценочной информации о его личности, чем он сам за последние недели общения с людьми.       Никто на вопрос отвечать не стал. Стены разговаривать не умели, Картман, возможно, не счел нужным повторяться, а Кайл казался больше сконцентрированным на чем-то другом. Он на минуту обернулся лицом к Картману, из-за чего вкось лежащий Стэн с и без того не очень хорошим углом обзора более не видел его экспрессии. Но в целом он догадался, какой она была, по Картману, который, недолго поиграв с Кайлом в гляделки, удивительно тактично, без лишних слов унесся из комнаты, подобно прерийному ветру.       — Давай, друг, вставай, — когда в гостиной стало на одну душу меньше, Кайл потянул развалившееся на диване тело, однако смог добиться лишь того, чтобы оно кое-как приняло околочеловеческое сидячее положение.       Стэн, едва держа глаза открытыми и так и норовя захлопнуть их и свалиться в прежнюю позу раздавленного банана, пялился на стеклянный столик у дивана или сквозь него; в этом было сложно определиться со стороны. Кайл помахал у него перед лицом небрежно, задев пальцами за нос в тот момент, когда без интереса, словно бы по нужде, проследил за его взглядом.       От двух направленных на себя пар глаз тщетно пыталась спрятаться за тоненьким, местами царапанным стеклом кучка мусора с несчетным количеством полых бутылок в ней.       — Ты меня испытываешь, — сорвалось с губ Кайла полушепотом, и он отвернулся и от мусора, и от Стэна куда-то в третье направление.       Последний переставил буравить взглядом содержимое пола, лишь когда ощутил, как с него соскользнули доселе удерживавшие его за плечи руки. На этот раз его тело, пристыженное, не стало падать. Вид избегавшего всей его фигуры Кайла походил на насупившуюся от обиды женушку. Его реакция раздражала и забавляла Стэна в одно и то же время.       — Может, хватит уже? — предложил он добрым, компромиссным голосом, сам не в силах оценить искренность проявляемого собой миролюбия.       — Что хватит? — резко сказал Кайл, выстроив обычный для себя баланс между простым вопросом и агрессивным выпадом. Когда он злился, его негодующая энергия, несмотря на попытки сдерживания со стороны ее же неиссякаемого источника, вырывалась через любое его действие: через каждое движение, сколь бы коротким оно ни было, через каждое предложение, сколь бы сжато он его ни строил; растекалась по всей площади его деятельности, словно опрокинутая банка меда — медленно, планомерно и неминуемо, вязко для всякого, кто к нему притронется.       Стэн не осмеливался озвучить продолжение, так как понимал, что прямой ответ в его ситуации — верная дорога в ту часть преисподней, где все друг с другом постоянно ссорятся на повышенных тонах и так и не приходят ни к какому решению проблемы. Кайл то ли из взаимного рассудительного нежелания развивать конфликт, то ли просто по удачному стечению обстоятельств не продолжил наседать и даже примирительно потрепал друга по плечу. Пару секунд с наверняка с непонятной эмоцией он смотрел на Стэна, потом снова его отпустил, подобно неваляшке, и поднялся из своей сгорбившейся на уровне полусидящего позы. Лучшим решением Кайлу показалось уйти в коридор, подобно выгнанному им же самим несколькими минутами раннее Картману.       Вернувшись к былому уединению, Стэнли откинулся на спину и охнул от того, как жесткая спинка дивана грубо задела его плечо, пока он произвольно падал мимо нее. Комнату вместе с тихим хрипом осквернило выдавленное из груди ругательство. Удар будто бы поспособствовал отключке парня, и сон мгновенно подкрался к нему, снова раскрывая свои бесконечной широты объятия.       Стэн стремился к этим объятиям со всей своей мысленной силой, но между ними словно бы вдруг выстроилась непреодолимая стеклянная стена, разделив по разным сторонам, никак не позволяя слиться в узах сна. На протяжении десяти минут парень бился-бился с этой стеной, изнывая от утомления и все никак не отключаясь. Один лежачий бок сменялся другим, голова металась от изгиба локтя к запястью, теперь вдруг не способная приспособиться ни к какому положению. Сознание работало, прямо как лампочка в комнате, хотя и по-прежнему затуманенное пеленой усталости. Винить было некого и нечего, кроме света, что продолжал упорно пробиваться сквозь сомкнутые веки Стэна и отвлекать его от того, чтобы полностью вырубиться. Рационально, ему конечно стоило сделать единичный порыв усилия и встать, чтобы не насиловать самого себя пребыванием в таком состоянии; но утомленность до легкой формы онемения и невероятное гудение в голове, которое резкий подъем, несомненно, усилил бы в разы, не позволяли ступить и шагу с такого притягательного дивана.       Спустя еще пять минут со стороны двери, расположенной в таких далеких трех ярдах от дивана, сам собой раздался звук щелчка, после которого комнату накрыла приятная, убаюкивающая темнота. Далее за этим последовали еще какие-то звуки: шорох, по-заячьи осторожные шаги и противная возня не пойми чего. Стэн приоткрыл глаза, уже приготовившись попросить неизвестного вторженца заткнуться и свалить, невзирая на свою благодарность ему за выключенный свет, но разглядеть успел лишь темный силуэт, пробывший в дверях около доли секунды и тут же исчезнувший за стеной. Под носом, буквально под ним, так как звук исходил снизу, очень тихо шуршала неведомая хрень, принявшая в разуме лежащего образ шипящей змеи, пришедшей нанести ему смертельный укус и наконец даровать такой желанный сон.       Парень перевернулся на живот, почти упав, так как места для подобных трюков было всего на пару футов, и выглянул глазами за края дивана. Ему хотелось распознать источник неизвестного шипения. Как раз к этому моменту объект внизу издал свое последнее шуршание от падения на пол и навеки умолк. Как оказалось, это была мишура, прежде завязанная во что-то вроде бантика на какой-то цветастой коробке. Ее блестяшкам хватало даже тусклого света из коридора, чтобы пестрить по всей покрываемой ими небольшой поверхности.       Стэн сложил в голове два обстоятельства: Рождество и темную комнату, в которой он находился один и по которой кто-то недавно по-тихому бродил, явно опасаясь его потревожить. Вероятно, эта штука была оставлена здесь не случайно и предназначалась ему от его Тайного Санты.       Тайный Санта — потрясающая игра. Можно официально принять в ней участие, просто написав свое имя на каком-то огрызке и бросив его в красную, тоже шуршащую, как и все вещи в Рождество, шапку, — но на деле все пропить и проспать.       Вина слегка уколола Стэна, напомнив ему, что он в свою очередь никакого подарка не подготовил, так как в игру был втянут практически накануне праздника, а о том, что процесс анонимного дарения уже пошел, узнать за последние несколько часов в своем состоянии не мог. Так или иначе, он решил, что выведает имя бедолаги, втихаря подсунувшего ему презент, и ответит тем же, спустя, конечно, неопределенный отрезок времени.       Наконец, даже мысли стали излишне утомлять Стэнли. Темнота глушила его сознание, а переливающиеся блестки на коробке гипнотизировали, несмотря на весь свой детский примитивизм. Сон подступал быстро и стремительно, даже не дав парню успеть понять, что он отрубается. Долгие несколько часов комната оставалась не ступаемой для ноги ни единого человека, а свет — любезно выключенным.       Стэнли осушил третью кружку, с привычной небрежностью вылив треть объема должной быть выпитой воды на себя. Он не сопротивлялся и, даже наоборот, наслаждался этим. Вода остужала и возвращала ему потерянную за последние несколько часов чувствительность к миру. Он вытерся рукавом толстовки, мысленно благословив того, кто поставил наполовину полную баклашку достаточно близко к дивану, чтобы ее можно было достать на расстоянии вытянутой руки, и уселся. На щеке горел отпечаток, образовавшийся, очевидно, от неудачного положения лица на краю дивана в процессе внезапно наступившего сна. Но парень не уделил этому особого значения и забил ровно в тот момент, как заметил.       Были у него и другие проблемы: например, то, что его голова по-прежнему трещала; и к тому же ощущение неизвестности и тотальной оторванности от происходящего уже начинало слегка давить на моральное состояние. За пределами двери определенно стоял некоторый шум, означающий, что жизнь кроме маршевской все еще таилась в этом доме, но вычленить хоть один внятный звук из всего, что доносилось из-за стен, было для Стэна непосильным. Единственный вариант заключался в том, чтобы наконец-то завершить миссию, которую не смогли выполнить (откровенно мало постаравшиеся) Кайл с Картманом — поднять задницу. Просто встать и проверить самому.       Парень этой мысли уже не так сильно противился, потому что и впрямь был способен на ее реализацию и больше не засыпал ежесекундно. Но он себя не торопил и решил для начала закончить свою собственную поставленную на паузу миссию.       Стэн нагнулся спиной вниз и с удовлетворением застал коробку, с которой его разделил сон, на прежнем месте под диваном. Некоторое время потратил на то, чтобы распаковать ее нормально, без сильного ущерба красивой упаковке, способной вводить в транс людей.       Ему стало очевидно, что это подарок для него и что это от Кайла. Никто, кроме последнего, не купил бы что-то настолько индивидуальное, как струны для гитары и диск с игрой, о желании купить которую ему рассказали одному-единственному на этом свете. К тому же вокруг струн обмотали миленькую записку, на которой почерком знакомой аккуратности было выведено самое некорректное и странное хайку на веку Стэнли:       Red Dead Redemption — две,       Гитарных струн — шесть,       А счастье — бесконечное.