Наказание

Флинт приоткрыл глаза. Комната была наполнена тенями. Они словно морские волны в погожий день мягко скользили по окружающим предметам, то обволакивая их, то отпуская. За окном яростно молотил ливень. Тяжёлые капли громко ударялись о стекло, оставляя еле заметный ореол из капелек поменьше, и тут же стекали вниз. Словно сквозь вату, было слышно, как бурный поток снаружи катится вниз по водостоку и разбивается о землю. В отдалении раздался раскат грома. Глубокий и долгий. Теперь он понял, что его разбудило. В доме было прохладно, и левой рукой Флинт натянул одеяло повыше. Весь его правый бок отлично обогревался прижавшимся к нему Сильвером. Когда глаза привыкли к темноте, Флинт рассмотрел своего квартирмейстера получше. Теперь уже наверно бывшего, корабля то нет. Джон лежал в пол-оборота к нему. Чёрные кудрявые волосы разметались по подушке, ворот белой бельевой сорочки совсем перекосился, полностью открывая загорелую грудь, тонкие губы были слегка приоткрыты, ресницы слегка подрагивали, создавая на молодом лице свою собственную неповторимую игру теней. Джон спал, и спал очень сладко: дышал глубоко и размеренно, совершенно не потревоженный непогодой за окном. Флинт до сих пор удивлялся, что он вообще тут делает, на этой узкой койке, где они едва умещались вдвоём. Почти здесь же, совсем рядом, за тонкой деревянной стеной, находилась пустая кровать, на которой бывший капитан «Моржа» мог бы расположиться с большим комфортом. Но он этого не делал. То ли мягкое ложе в соседней комнате напоминало ему о болезни, во время которой он был слаб, как никогда раньше, то ли... Он и сам пока не знал. Джон немного завозился во сне, перекатываясь на свой левый бок, и этим окончательно сбил Флинта с мысли. С удобством расположившись на плече своего капитана, Сильвер продолжал почивать, как ни в чём не бывало. Тёплая большая рука на груди жарила неимоверно. Джон приобнял его, ничего не соображая во сне, но по случайности положил свою горячую ладонь прямо над чужим сердцем. Отсюда и жар. Флинт уже почти забыл те далёкие времена, когда он с кем-то обнимался в постели. Вероятно, последним был Томас. Первым и последним. После близости с Мирандой он всегда или уходил, или перекатывался на другую сторону кровати. Миссис Гамильтон наверно обижалась, но он ничего не мог с собой поделать. Сильвер же разрешения не спрашивал и просто доверчиво прижимался во сне к его телу, грея их обоих, пока за окном бушевала непогода. Флинт несколько секунд всматривался в его безмятежное лицо, а потом приобнял его за плечи, прижимая немного ближе к себе. Удары грома стали далёкими и гулкими, словно доносились из другого мира. Слушая их, Джеймс почувствовал, что снова проваливается в сон. Засыпая, он впервые за долгое время чувствовал себя дома.

***

Сильвер медленно выплывал из сна. Уже даже под веками был виден свет, так что разлёживаться так долго было бы преступлением, его ещё ждали дела. Да, целая куча дел по дому, и во дворе, и на улице. Джон окончательно проснулся, но всё ещё ленился открыть глаза. На самом деле его очень удивляло его странное положение в пространстве, и он хотел разгадать, что же такое произошло с ним, пока он спал, не размыкая при этом глаз. Сейчас ему было очень хорошо, а главное тепло. Очень тепло, теплее, чем обычно, когда он просто прижимался к боку Флинта, который был больше похож на неподвижный, нагретый тропическим солнцем камень, чем на человека. Ему было тепло, о да. И удобно. Под головой было что-то мягкое, но не настолько, чтобы это была подушка. Подушка просто не могла быть такой приятной и горячей. Джон ещё раз прислушался к своим ощущениям: ему было тепло, удобно и не больно. Не больно впервые за долгое время. Нога сейчас совсем не беспокоила, он даже не чувствовал её, и, о боже, как же это было хорошо. Может он умер? Сильвер решительно открыл глаза. Комната предстала перед ним в непривычном ракурсе, к тому же половину обзора ему загораживала белая сорочка, которую он самолично выполоскал всего два дня назад, и облачённое в эту сорочку плечо. Наконец, до Сильвера дошло. Он лежит на плече Флинта. В его объятиях, чёрт возьми, не больше-не меньше. Он даже недоумённо несколько секунд попялился на умиротворённое лицо спящего – как это и полагается нормальным людям, на подушке – капитана, потом слегка сдвинул свою руку на его груди – под ней размеренно стучало сердце. Джон даже, осмелев, двинул сначала плечом, потом легонько всем корпусом, чтобы обнаружить, что и рука Флинта обнимает его за плечи, причём довольно нежно и собственнически одновременно. Вообще он, конечно, зря это сделал. Спустя секунду стало понятно, почему он не чувствовал боли в треклятой ноге – она затекла, причём затекла основательно. Лёгкое движение тут же заставило её отозваться вспышкой боли по всему телу, а Джона – болезненно застонать. Видимо достаточно громко, потому что, когда он смог неистово морщась и кряхтя, сесть, сжимая ногу у основания бедра, что есть сил, Флинт открыл глаза. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, в чём дело. Сильвер сидел, сгорбившись, скулил и тёр ногу, как будто её атаковала целая армия вшей. Джеймсу уже приходилось это наблюдать и раньше, когда Сильвер долго засиживался на одном месте или стоял, забыв перенести вес на здоровую ногу. Он разве что удивлялся, почему не вспомнил про это ночью, когда брал Джона в свои объятия. Нога была придавлена всем весом Сильвера всю грёбаную ночь. Наверное, это чертовски больно. Джон заметил пробуждение Флинта, и где-то на окраине его сознания всё ещё витали интересные вопросы, но прямо сейчас было не до этого. Нога ужасно ныла и свербила по всей своей небольшой ущербной длине, и переставать видимо не собиралась. Ладони словно свело от однообразных движений, и Джон с досадой отнял их от культи. Помощь пришла, откуда не ждали, как говорится. Широкая сильная и горячая ладонь Флинта легла на обтянутое белыми бриджами бедро так неожиданно, так хорошо и так интимно в первые секунды, пока Флинт не начал его тереть. Негромкий стон облегчения сорвался с губ Джона, и он, ничуть не стесняясь, оперся о плечо подвинувшегося ближе капитана головой и позволил ему мягкими, но ощутимо сильными движениями крепкой ладони разминать свою затёкшую ногу. Когда Флинт перешёл непосредственно к культе, он снова не смог сдержать стона, вызванного даже не удовольствием, а простым отсутствием боли. Флинт чувствовал, что рука неумолимо затекает, но просто не мог позволить себе остановиться, слушая и ощущая своей кожей, как тяжело дышит ему в плечо и в шею Сильвер, и как он благодарно выдыхает, не произнося до сих пор не слова. Флинт чувствовал себя отчасти виноватым за чужую боль, так что просто не мог позволить себе дать слабину. Но слабину он всё же дал. Только он перешёл к самой культе, как Джон так сладко и совершенно невозможно застонал ему в самое ухо, что Джеймсу не оставалось ничего, кроме как обхватить того рукой за плечи, наклоняя над кроватью, и смять его губы в поцелуе. Тот, кажется, был совсем не против такого поворота событий и уже через мгновение начал отвечать. Обхватив голову Флинта обеими руками, он немного запрокинул свою, таким образом, углубляя поцелуй. Языком Флинт скользнул между его губ и, не встречая препятствий, принялся с упоением изучать рот своего квартирмейстера. Лишь вдоволь нацеловавшись, они оторвались друг от друга и с наслаждением глотнули воздуха. Тяжело дыша Сильвер мягко и с лёгкой искрой веселья во взгляде спросил, смотря прямо в завораживающие зелёные глаза напротив: – Ну и что это было? Тот усмехнулся самым краешком рта: – Моё наказание. Сильвер отлично понял, что тот имел в виду и, улыбнувшись, увлёк Флинта в новый поцелуй, ещё лучше предыдущего. Ночная непогода давно улеглась, дождь за окном закончился, и в комнату заглянуло солнце.