Как не нужно наряжать новогодние ёлки

Народная мудрость гласила, что съезжаться с человеком можно только после того, как проведёшь с ним ремонт. Это правило Россия и Пруссия нарушили нещадно и грубо ещё тогда, когда его никто не придумал (что, конечно, не является оправданием), однако ремонты у них из раза в раз проходили так гладко, что парочку даже можно было заподозрить в дружности. Но вовсе не стоит беспокоиться или в ужасе звонить психиатру — эта иллюзия легко разбивается с приходом Нового Года. Как для тысячелетних, опыта в совместном наряжании ёлок у дуэта Байльшмидтов-Брагинских было ничтожно мало. Но каждый, разумеется, знал, как это делать правильней. А потому споры о цветовой гамме (западной дурости), звезде на верхушке (ностальгии по совку), набору игрушек (что за говно ты купил) и прочим исключительно важным темам велись без прекращения или перерыва. Однако цели они достигли — ёлка наконец выглядела идеально. И сколь путь к компромиссу был тяжёл, столько же и… бесполезен. Ведь их прекрасная ёлочка так и осталась в Москве, в окружении недорезанных салатов и выключенных гирлянд. — Scheiße, — прошипел пруссак ругательство, выдыхая белое облачко пара. Экран телефона холодом обжигал и без того замёрзшие пальцы, которые сенсор игнорировал с поражающим упорством. Наконец, одолев злосчастный гаджет, Гилберт хмуро посмотрел на прогноз погоды и ткнул телефоном в лицо Брагинскому. — Можешь отправляться на поиски оливье, — зло проворчал он, — Потому что Новый Год мы будем отмечать… — он драматично развёл руками, — здесь. — И тут же убрал их в карманы, грея. Брагинский с сожалением вздохнул, будто был виноват в произошедшем. И, послушно следя за руками, осмотрел улицу. — Зато тут снега больше, — ободряюще произнёс он. Идея переться в какую-то сибирскую глухомань за несколько дней до нового года, сомнительной ему не казалась — по своей сущности он регулярно мотался как по собственным территориям, так и чужим. А вот то, что дата его возвращения начала неумолимо становиться всё более далёкой и туманной, порядком беспокоило как его самого, так и традиционно увязавшегося следом пруссака. Но в конце концов начальство всё же удосужилось назвать твёрдую, пусть и неприлично позднюю дату — в Москву они бы вернулись этак за час до праздника, даже салат не настругаешь. А потом случился снегопад, долгий и сильный достаточно, чтобы разрушить этот план на корню и безнадёжно перенести рейс уже в следующий год. Устав сидеть в опротивевшем гостиничном номере, они бесцельно двигались куда глядят глаза, молча о чём-то невесело размышляя. Внезапно Россия замер прямо посреди улицы, резко втянул холодный воздух, словно зверь, почуявший добычу, и прошептал: — Ёлка. Гилберт остановился, недоумённо оглядываясь сначала на Ивана, а потом — по направлению его взгляда. И понял, что думают они об одном и том же. Там, прислонённые к забору, стояло несколько одиноких ёлочек, уже не нужных людям сейчас, за считанные минуты до праздника. Воплощения переглянулись с одинаковыми пакостными ухмылками и подошли к хилому рядку деревьев, с самым невинным видом разглядывая одно из них. Высокая, выше, наверное, Ивана, светлого оттенка зелёного — хорошая, наверное, ёлка. Охранник, немолодой полноватый мужчина, развалившийся на стуле неподалёку, неохотно подобрался, разглядывая воплощения. — А сколько стоит? — поинтересовался Иван. — Полторы, — удивлённо ответил тот, и, не удержавшись, спросил, — А че ж вы в такое время ёлку покупаете? Брагинский не спешил отвечать. Он присел, как бы что-то разглядывая у основания ствола, и наконец обернулся к мужчине: — А мы и не покупаем, — лукаво усмехнулся Россия, и тут же встал, поднимая ель за один конец — другой уже давно был в крепкой хватке пруссака. — Мы пиздим! И они побежали, чувствуя, как холодный воздух дерёт горло из-за смеха. Охранник сорвался с места, пробежал несколько метров и остановился, обречённо махнув рукой — не догонит. Воры бежали скоро и по-военному слажено (это он отличить сумел), а значит толку в том… Внезапно ему показалось, что в снегу что-то есть. Он прищурился и наклонился, выуживая новую, хрустящую двухтысячную купюру. Мужчина осмотрел её с обоих сторон, дивясь такой глупости, как его взгляд зацепился за ещё одну тёмную точку в снегу, всего в паре метров от первой. Эту банкноту он разглядывал ещё дольше, пытаясь различить наименование в свете ближайшего фонаря. «20 EURO». А тем временем страны уже остановились в каком-то дворе, пытаясь отсмеяться и отдышаться одновременно. Они опустили ёлочку на землю, и Гилберт споро принялся разрезать стягивающую ветки плёнку. Те постепенно обнажались, роняя длинные и мягкие иголки. Иван тем временем побежал в ближайший продуктовый. Там он схватил несколько разных цветов мишуры и, хихикая от подобной иронии, купил целую кучу одинаковых игрушек, что висели у кассы — это вышитых из фетра маленьких Сант на устремлявшихся в небо санях. Когда он, расплатившись удивлённой продавщице, выскочил на улицу, ёлочка уже окончательно сбросила свои прозрачные оковы, оказавшись на поверку симпатичным таким деревцем — очень даже пушистым. Гилберт же, согнувшись в три погибели и тихонько ругаясь на двух языках, пытался ровно вкопать её в сугроб. Иван немного удовлетворённо полюбовался таким видом, и наконец опустил пакет покупок на лавку и принялся помогать. Поддавшись их совместным усилиям, ёлка всё же встала ровно, и пока Брагинский пытался красивенько уложить снег, Гилберт заглянул в пакет. Он захихикал, крутя на пальце маленького Санту: — Не по заветам дядюшки Ленина, — поддел Байльшмидт. — Не православно. — И заржал уже в голос, радуясь своей шутке. Иван фыркнул: — Альтернатив не имелось, — он достал гирлянду, вручную отрывая этикетку, — Наряжай давай, а то не успеем. Теперь, когда странное безмолвие их проделки нарушилось, поток разговоров нельзя было остановить. Они разговаривали о вещах вечных — об уходящем годе, надеждах и перспективах, споро наряжая ёлку и уже почти не заботясь о её красоте. И это было видно — деревце с каждой секундой выглядело всё более несуразно, но кого это заботит в полумраке-то ночи? То и дело мимо проходили люди, бросая на два воплощения и их старания весёлые взгляды; беспрерывно то тут то там гремели, отдаваясь эхом, петарды и фейерверки; часы незримо, но неумолимо отсчитывали последние секунды уходящего года. И в один момент, заметив, что игрушек уже не осталось, и даже последней мишурой нагло обмотался Брагинский, Пруссия выдохнул. Посмотрел на их неровно и несерьёзно украшенную ёлочку, на счастливое лицо России… И почти вздрогнул (или вздрогнул на самом деле, но никогда и никому в этом не признается), когда по улице разнёсся множественный торжествующий крик: «Ура-а-а-а!». — С Новым Годом, — улыбнулся Иван устало и ласково. — С Новым Годом, — выдохнул Гилберт медленно, будто бы удивлённо. И поцеловал его. А ёлочка всё же рухнула в сугроб — от удивления, наверное. А может быть, радости.