two queens in a king sized bed

      Ночь ни для одной из них никогда не была временем для того, чтобы просто спать, восстанавливать силы перед новым днём, полным рутины. Наверное, то, что для Ши Цинсюань вообще не существует понятия «рутина», и является причиной, и это всегда вызывает у Хэ Сюань желание закатить глаза.       По ночам девушки работают, готовят, читают, говорят – в основном Цинсюань, конечно, но обе прекрасно знают, что Хэ Сюань всегда слушает внимательно, пусть этого и не показывает, и любит болтовню своей девушки, пусть об этом никогда не говорилось вслух. Они гуляют по ночам, потому что одна не особо жалует дневной свет, а вторая слишком любит со смехом вдруг начать кружиться в танце под лишь ей одной, нет, им обеим слышную музыку, но ловить полные осуждения взгляды неприятно, а ещё неловко, потому что Хэ Сюань доводит бедняг, выразивших своё презрение, до желания кинуться под проезжающую мимо машину одним лишь выражением холодного лица с горящими яростью глазами. Хэ Сюань, наоборот, считает это забавным. Ночь всегда была их временем.       Но кровать у них всё равно большая, кинг-сайзовая: ублюдок Ши Уду просто не мог позволить сестрёнке ютиться на полутораместной раскладушке, а они только такую могли приобрести в первое время после переезда. Подарок на новоселье, чтоб его. Ну хоть какая-то польза от этого возомнившего о себе невесть что индюка.       Да, Хэ Сюань, к большому сожалению своей девушки, терпеть не может её брата – засранец был из того самого ненавистного ей типа богачей, похожий на тех зажравшихся свиней, что учились с Хэ Сюань в своё время в старшей школе. Они смотрели на неё с презрением, ядовито шептались за её спиной, что такой нищенке не место в элитной гимназии, а то, что девочка, принадлежавшая к обычному среднему классу и никогда не жаловавшаяся на это, заработала себе бюджетное место при помощи живого ума и колоссального труда, бесило тупиц ещё больше. Как на это реагировала девочка-подросток? Ну, она прятала лицо за капюшоном толстовки и в тёмной подворотне одним мощным ударом разбивала носы самым языкастым. Сплетни от этого не исчезали, но самой Хэ Сюань легче становилось. Жаль только, что Ши Уду избить теперь нельзя.       Хэ Сюань хмурится, смотря на копну чужих кудрей, лезущих ей в лицо. Куда-то совсем не туда отнесли её полуночные мысли, думать о Ши Уду точно сейчас не хочется. Девушка вздыхает и морщит нос, чтобы кудряшка свалилась и больше не щекотала, но та падает на верхнюю губу, и так только хуже – чихнуть хочется. Девушка тихонько ее сдувает.       Так вот, ночь. Эта ночь, однако, отличается – они не смотрят комедии под громкий смех Цинсюань и меланхоличное жевание Сюань, тишина не прерывается шелестом страниц модного журнала и фолианта по философии. Всё потому, что они вернулись с двойного свидания; Хэ Сюань казалось, что все пройдёт хреново, потому что Хуа Чэн будет приторно-сладким со своим гэ-гэ, а потом, когда его несчастную не-подругу от этого стошнит, заставит платить за моральный ущерб, хотя это было бы нужнее Хэ Сюань – и деньги, и здоровая психика. Однако было… Хм, ну даже сносно. Хэ Сюань понимает, что благодарить за это надо, безусловно, Се Ляня – самого адекватного и благородного из друзей Цинсюань. Наверняка провёл беседу с возлюбленным о поведении на публике, прямо святой какой-то. Было хорошо, потому что еда была вкусной, а счет делили поровну, было весело, и даже такая, как Хэ Сюань, может это признать. За вечер у неё и вовсе появилась мысль, что, возможно, она и не будет против повторить… Но она исчезла сразу, как её девушка и её не-друг начали дебильное соревнование. Класс, да, давайте превратим двойное свидание в поединок «Кто-больше-выпьет». Хуа Чэн, ясное дело, хотел выпендриться перед своим парнем, а Ши Цинсюань – проклятущая пьянь, вот и все.       И всё-таки даже какая-то гордость обуяла Хэ Сюань, когда её девушка, пьяно хихикнув, назвала уткнувшегося в стол заснувшего Хуа Чэна слишком маленьким для взрослых пари. Но жалко было Се Ляня, ведь если девушка Хэ Сюань не совсем твёрдо, но стояла на ногах, то своего парня молодому мужчине, старшему в их компании, пришлось бы практически нести. Но вопрос оказался закрытым в тот же миг, как Се Лянь, перекинувший руку своего Сань Лана через шею, с лёгкостью поднялся вместе с этой ношей, поддерживая её.       Перед Хэ Сюань же, когда она открывала ключом их однокомнатную квартиру и придерживала шатающуюся Цинсюань за талию, стояла тоже своего рода тяжелая задача: успокоить разбушевавшуюся возлюбленную. Выпившая девушка любит подебоширить, но, к счастью, не так, чтобы дом оказался в руинах, так, просто чуть-чуть потрепан, равно как и нервы её девушки. Однако, к удивлению трезвой Сюань, сразу же после того, как они переступили порог и закрыли дверь, Ши Цинсюань молча, без каких-либо выкрутасов села на пуфик и сонно моргнула:       – Устала, – тихо, с глупой улыбкой сказала девушка, и Хэ Сюань вздохнула, когда наклонилась, чтобы стянуть чужие сапоги. Точно так же она вздохнула, когда Ши Цинсюань, которую она отвела в ванную, чтобы помыться, сползла с бортика, на котором сидела, на дно – одни коленки торчали на уровне ушей, когда девушка широко зевнула и потянула руки к возлюбленной. Пришлось закатать рукава и заняться душем, который всё равно не согнал чужую сонливость.       И вот сейчас в полумраке, прерываемом только мерцанием персиковой гирлянды на окне, Хэ Сюань, непривыкшая засыпать так рано, думает обо всём на свете, прижимая к себе за талию повернутую к ней спиной мирно сопящую девушку. Оказывается, такая тишина для Сюань, когда её глупышка рядом, уже непривычна – обычно все эти мысли, сейчас налетающие на её сознание, будто стая изголодавшихся птиц, вытесняются рассказами о том, к примеру, как Линвэнь в очередной раз отказала поклоннице из-за того, что слишком занята на работе, чтобы думать об отношениях, и настойчивая девушка тут же пошла и к Пэй Мину за помощью, а в итоге стала уже его поклонницей. Хэ Сюань смеялась, представляя лицо довольного тем, что уделал Лин Вэнь, парня, когда тот осознал, что на свою голову приобрёл невероятно целеустремлённую даму, не оставляющую его в покое.       … Так, нет, это не Ши Уду, конечно, но мысли о его друзьях всё равно не должны возникать этой ночью.       Цинсюань в её руках начинает ворочаться, и Хэ Сюань задерживает дыхание. Но девушка не просыпается – только переворачивается на другой бок, лицом к возлюбленной, и та подаётся назад, чтобы они не столкнулись носами, а то ведь точно проснётся, в последнее время она удивительно чутко спит.       Длинные ресницы чуть завиваются на концах вверх, и Хэ Сюань, чьи глаза привыкли за двадцать три года жизни к темноте больше, чем к свету, смотрит на них, сравнивая то, как они чуть дрожат во сне, с трепетом крыльев бабочки.       Очень слащаво, но наедине, когда её мысли никому неизвестны, можно и так.       Хэ Сюань очень любит холод, очень любит зиму, а Ши Цинсюань горячее любой июльской жары – и это Хэ Сюань любит больше всего. Решив рискнуть, девушка самую малость пододвигается ближе, пока кончик её носа не касается чужого, и девушка совсем чуть-чуть трётся, чувствуя тепло не столько кожей, сколько сердцем, что ли, хотя, казалось бы, она много лет думала, что у неё этот дурацкий кусок мяса превратился в окаменелость, похожую на те, что девушка видела в документальном фильме об археологии.       Встреча с Ши Цинсюань помогла понять, что это не так. Пусть в самом начале это чувство только бесило Хэ Сюань, неспособную понять его природу, сейчас она и представить не может, чтобы могло получиться как-то иначе. Всё было слишком обычно, слишком тривиально – одна из её временных подработок в магазине, попавшие под дождь Ши Уду и Ши Цинсюань, не слишком, однако, раздосадованная этим фактом, забытый в машине зонт. Хэ Сюань увидела их, не поняла даже, что они родственники, и пробила парочке одноразовый зонтик. А Цинсюань заметила, запомнила. У неё вообще такой взгляд цепкий, порой такой пронзительный, будто может просветить им до скелета, словно рентгеновским лучом. Не заметить её, громкую, весёлую, надоедливую и постоянно приходящую в магазин именно в смену Хэ Сюань, которую позорно сдал напарник, было невозможно.       Девушке потребовался целый год, чтобы осознать, что лучше того дня в её жизни не было. Потом этот почётный титул занял день её двадцатилетия, когда смущённая донельзя и безумно красивая от этого Щи Цинсюань вместе с подарком отдала ей нечто куда более важное – их первый поцелуй.       Вспоминая этот момент, Хэ Сюань улыбается самой себе. Потом было много поцелуев, сотни, тысячи – Ши Цинсюань это нужно, как воздух, а Хэ Сюань никогда не была против, пусть и ворчала для виду – и все они были прекрасными, но тот, первый, всё равно особенный.       От него так тепло на губах, будто он был не более трёх лет назад, а менее трёх секунд. Хэ Сюань снова рискует, но это её не тревожит так сильно, как раньше – губы прижимаются в лёгкой ласке к чужому лбу, когда кудри чёлки отодвигаются бледными пальцами в сторону.       Обычная декабрьская ночь. Они просто лежат в кровати, переплетаясь ногами, и Хэ Сюань просто сама про себя произносит слова благодарности, будто бы молится:       «Спасибо за Ши Цинсюань. Спасибо за её улыбку, за её взгляд, за её поцелуи, за её запах, за её смех и танцы. Спасибо за её любовь, за её поддержку, за её искренность и понимание. Спасибо за её навязчивость, за её громкий голос и болтливость. Спасибо за то, что рядом. Спасибо тебе, Цинсюань.»       Хэ Сюань не скажет этого вслух, потому что знает, что её любовь видна даже без слов – Цинсюань говорит ей об этом каждый день. Они обе знают, и это греет так же сильно, как объятия под одеялом этой ночью.       ***       – Хэ-цзе, просыпайся.       – Мммм… – это означает «нет», и в подтверждение своих слов девушка зарывается лицом в подушку. Конечно, кое-кто отрубился до полуночи и выспался, а вот трудяге Хэ Сюань нужно поспать минимум ещё часа два.       – Ну пожалуйста, – звучит очень мягкий спросонья голос, и нежность от этого не даёт провалиться в сон; Хэ Сюань казалось, что её начнут тормошить. – Я приготовлю твои любимые блинчики.       Хэ Сюань приоткрывает глаза, выглядывая из-под подушки. Солнечный свет мог бы резать глаза, если бы Цинсюань не закрывала собой лицо возлюбленной. Хэ Сюань знает, что она делает это специально, и эта мелочь как раз одна из тех, что продолжают растапливать её сердце, даже если она не говорит об этом вслух.       Солнечные лучи подсвечивают фигуру девушки в белой кружевной сорочке со спавшими с плеч бретелями так, что Хэ Сюань кажется, что пушистые кудри превращаются в ореол. Корона? Нимб? Кто знает.       – Сегодня Рождество, хочу отпраздновать его.       Хэ Сюань ни слова не говорит о том, что этот праздник не касается их культуры. Взгляд скользит по шелковым прядям цвета каштанового плода.       – С орехами?       – Да, и с мёдом, – кивает с улыбкой возлюбленная, и Хэ Сюань хмыкает мысленно – не-а, всё-таки Ши Цинсюань просто ведьма, у которой не бывает похмелья.       – Приготовишь – встану.       – Ну так и быть, – сдаётся со смехом Цинсюань, потому что знает, что большее не выклянчит. А потом смотрит так, что её возлюбленная распахивает глаза.       – Я люблю тебя.       Хэ Сюань знает, что её ответное признание можно прочитать во взгляде, что Ши Цинсюань хороша в этом как никто другой, но сегодня ей хочется сказать об этом.       – Я тебя тоже.       Поцелуй нежный, сладкий, со вкусом кофе, который Цинсюань уже успела выпить. И перед тем, как Сюань, уже перевернувшаяся на другой бок, засыпает в ожидании запаха блинчиков, что её разбудит, раздаётся весёлое:       – Мы слишком часто гирлянду включали, батарейки, кажется, сели.       – М. Я заменю.