***
В Корее всё не так. Разумеется, Марк об этом знал. В Сеуле нет снега, нет церкви рядом с домом, которую ребятишки из воскресной школы каждый год украшают к Рождеству на собранные пожертвования, нет нужной атмосферы. Вроде и предпраздничная суета та же, и нарядные витрины, и звучащие отовсюду знакомые мотивы, но — всё не так. Он не обращает на это внимания, старается не унывать и не демонстрировать друзьям свой угрюмый вид, потому что: «Хён, ты чего такой грустный сегодня был? Случилось что-то?» «Э? В смысле ты ещё не украсил квартиру?» «А ну тихо, здесь нужна рука мастера с неповторимым чувством стиля!» «Нам нужно праздничное меню! Почему у нас до сих пор не составлено меню?» «Декабрь только начался, вы все серьезно собираетесь начать заниматься этим за месяц?» «О черт, всего месяц, серьезно? Никто же не обидится, если мы обойдемся без подарков?» Марк смотрит на привычные переругивания своих друзей, даже не пытаясь в них влезать. Вспоминает, что два дня назад уже было первое воскресенье Адвента, а у него действительно до сих пор не украшена квартира. Заверяет Ренджуна, что у него всё в порядке, записывает наставления Донхёка о том, какого цвета игрушки ему надо найти, и предложения Джемина о том, какие блюда можно будет заказать, а какие — приготовить самим. Объясняет Джисону, что совсем без подарков на Рождество ну никак нельзя, и поддерживает идею Ченлэ устроить Сикрет Санту. Беседа быстро превращается в один сплошной хаос, в котором бесполезно искать что-либо осмысленное, и Марк отключает уведомления, отправляясь изучать содержимое мешков на балконе на предмет требуемых Донхёком украшений — с того станется лично прийти и проконтролировать каждый шаг, потому что «Ты не понимаешь, в Рождестве главное — ат-мос-фе-ра!» И Марк даже не будет спорить, потому что — на самом деле — он понимает это так, как никто. А если её нет, значит, дело за малым: нужно всего лишь её создать.***
— Я же уже сто тысяч раз вам говорил, что не собираюсь играть, — ноет Марк, когда младшие ловят его, отрезая пути к отступлению: Ченлэ — спереди, Джисон — сзади. «Им бы в баскетбол с такой блокировкой играть, а не в рпг», — проносится в голове. — Хён, ты достал, — раздраженно топает Ченлэ, — мы же договаривались! — Полагаю, ты только что сделал ошибку в корейском: там должно было быть не «договаривались», а «заставили», — ехидно хмыкает Марк, и Ченлэ дуется. — Да знаю я, что ты не любишь эти штуки, но блин, ты обещал! Ну подумаешь, ну сдохнешь первым — что такого. Ренджун к тебе присоединится через пару минут, не проблема. Марк вздыхает, прекрасно зная, что переспорить младшего, когда тот чего-то действительно хочет, невозможно, но предпринимает последнюю попытку: — Слушай, я знаю, что согласился в прошлый раз, но тогда у меня не было никаких других планов. Но сейчас у меня действительно очень много дел в эти выходные, мне некогда тратить время на… — … на всякие детские игры с такими же детьми, да? — резко прерывает его Ченлэ и поджимает губы. — Ну и отлично. Занимайся своими делами, и без тебя обойдемся. Передам остальным, что Марк Ли — предатель и кидалово, уверен, что они поймут. Ченлэ разворачивается на пятках, и даже его спина выражает возмущение и злость, пока он направляется на выход. Марк понуро опускает плечи, понимая, что на этот раз друг действительно обиделся. Даже если обычно серьезно задеть Ченлэ нереально, на этот раз у него получилось. — Он действительно очень ждал выхода этой игры, хён, — тихо подает голос до сих пор стоящий за его спиной Джисон. — Все уши нам прожужжал, что это будет вдвойне особенный день, потому что ты согласился сыграть вместе с нами. Но я понимаю: если ты действительно не можешь, то хотя бы извинись перед ним потом, хорошо? Он нам, конечно, не скажет, но он правда расстроился. Джисон хлопает его на прощание по плечу, и Марк действительно чувствует себя последней сволочью. Ну в самом деле, чего ему стоит выкроить час времени в воскресенье, если остальным это так важно? С него не убудет, а настроение друзьям портить не придется. (На самом деле — убудет, и не час, а целых пять, потому что он действительно вылетит после первых же минут игры, дождется присоединившегося к нему Ренджуна, и они даже успеют сходить в магазин за всякой не очень полезной едой, а по возвращении найдут в углу нахохлившегося Донхёка и группу поддержки в лице Джисона. Кого именно, правда, тот поддерживает: Джено, Джемина или Ченлэ — понять невозможно, но это, на самом деле, не так уж и важно. Марк просто молча кинет в рюкзак пару предусмотрительно купленных энергетиков и пойдет ставить разогреваться пиццу: никакие дела он в тот день действительно так и не закончит).***
— Поговори ты с ним наконец. — Даже не собираюсь, — отрезает Ренджун, не поднимая головы, и Донхёк закатывает глаза. Он решил вернуться к этому разговору именно сейчас, пока они сидят в кафетерии и ждут Джено с Джемином, потому что во-первых, не предназначен этот разговор для кое-чьих ушей, а во-вторых, Ренджун, занятый обедом, просто-напросто не сможет сбежать. — Слушай, я всё понимаю, я переживал за Джемина не меньше, но Янян тоже твой друг. Ты не можешь просто взять и выбрать одного из них, вычеркнув другого из своей жизни. Это как выбирать между двумя родителями после развода: они не перестают быть твоими родителями только потому, что больше не вместе. Ренджун устало откладывает палочки и выпрямляется на стуле, складывая руки на груди. Он понимает прекрасно, что Донхёк прав, но эта не та ситуация, в которой он так просто может отключить эмоции и включить разум. — Ты не хуже меня помнишь, как тяжело они расстались. И в какой депрессии был Джемин. Разойдись они на хорошей ноте, я б и слова не сказал. Донхёк поджимает губы, покачивая ногой. Неприятная правда заключается в том, что он с Ренджуном полностью согласен. На протяжении месяца видеть от друга только оставшуюся от него тень — это было действительно невыносимо. Но и рубить с плеча Донхёк не любит. Возможно, это отличительная черта китайцев? Что Ренджун был таким, что Ченлэ. Что Янян. И именно поэтому Донхёк был склонен считать, что стоит дать тому хотя бы возможность высказаться. В конце концов, никто из них до сих пор не знает точно, что именно тогда произошло. Это могло быть обычное недопонимание — глупо будет из-за этого потерять дружбу. Поэтому своеобразный бойкот, объявленный Ренджуном Яняну, изрядно действовал Донхёку на нервы. — Окей, — уступает он, — не хочешь разговаривать с ним сам, тогда помоги мне хотя бы организовать их разговор с Джемином. — Что? — Ренджун аж давится кимчи от возмущения. — Только через мой труп! Да и как ты себе это представляешь? — Очень легко! — загорается Донхёк, получая наконец возможность изложить свой план. — Мы устроим групповой звонок с Джемином под предлогом обсуждения планов на новый год, потом я добавлю туда Яняна, а мы с тобой отключимся — и вуаля, эти двое наконец получат возможность поговорить. — Ты не учел одного, — хмыкает Ренджун. — Где гарантия, что Джемин не бросит трубку сразу же, как поймет? Донхёк пожимает плечами и машет рукой замеченным в дверях друзьям. — А ты не суди людей по себе. Может, на самом деле он тоже этого давно хотел. Ренджун начинает подозревать, что Донхёк оказался прав, в тот самый момент, когда голосовых сообщений с возмущенными криками от Джемина не следует ни через две, ни через пять, ни через десять минут после претворения их плана в жизнь. Только вот это с равной вероятностью может быть как хорошим, так и плохим знаком, и Ренджун мысленно кроет Донхёка с его идеями всеми очень и не очень приличными словами на всех языках, которые знает. Что, если они сделали только хуже? Что, если Джемин, наконец пришедший в себя после расставания, снова почувствует себя хуже? Но с другой стороны, возможно, они с Яняном действительно должны были нормально поговорить. Пусть даже напоследок. Ренджун прокручивает в голове эти мысли, но чего он совершенно не ожидает увидеть в групповом чате час спустя, так это вполне себе спокойное сообщение: «Я ненавижу вас обоих, но спасибо~» «Всё хорошо? — тут же печатает Донхёк. — Вы помирились?» «Наверное. Мы ещё не решили. Обсудим это в следующий раз. У кого-нибудь из вас вообще есть идеи, как проходят онлайн свидания?» Ренджун молча стонет, с трудом отлепляя руку от лица. Он даже не сомневается, что прямо сейчас, в эту самую минуту один конкретный Ли Донхёк в очередной раз гордится своими идеями.***
— Ты уверен, что это хорошая идея?.. — Джисон с сомнением смотрит на разложенные Ченлэ на столе ингредиенты. Да, он помнит, что это, вообще-то, было его собственное предложение — испечь для хёнов имбирное печенье, но он совершенно не ожидал, что они продвинутся так далеко, что будут сейчас стоять над разложенными по мисочкам специями, отмеряя нужное количество. Джисон даже названий большей части из них не знает, но Ченлэ каким-то образом их нашел, хотя это, пожалуй, как раз не должно сильно удивлять: иногда Джисону кажется, что если хорошенько поискать, у Ченлэ дома можно найти, что угодно. — Да чего ты боишься! — отмахивается тот. — В крайнем случае, если не получится, съедим сами. Джисон на кухне чувствует себя совершенно не к месту, даже если Ченлэ доверяет ему ответственное (на взгляд Джисона — слишком) задание: растереть миксером масло с сахаром, пока сам возится со специями и мукой. Миксера Джисон побаивается, но мужественно бросает ему вызов и, судя по всему, побеждает, потому что Ченлэ, заглянув к нему в миску, лишь ободрительно кивает и велит разбивать туда яйцо. — Всё, — объявляет Ченлэ, когда добавляет получившуюся массу в муку и еще раз перемешивает до однородного состояния. Тесто получается мягким и слегка липким, и Джисон думает, что им теперь осталось только вырезать фигурки и испечь, но Ченлэ вместо этого заворачивает тесто в пакет и убирает в холодильник. — А оно не замерзнет? — взволнованно заглядывает через плечо друга в рецепт Джисон. — Ты уверен, что так надо? — Ну я ж не в морозилку его засунул, — закатывает глаза Ченлэ и хлопает его по спине. — Пошли, у нас есть час, чтобы глянуть какую-нибудь фигню по телеку. Про тесто они в итоге едва не забывают, но к искреннему изумлению и восторгу Джисона, остывшее, оно на удивление легко раскатывается. Вырезать из него формочками различные фигурки нравится ему больше всего, и в итоге к моменту, когда они отправляют в духовку свою мини-армию пряничных человечков, ёлочек и звездочек, Джисон довольно улыбается, чувствуя гордость за свою причастность к кулинарному процессу. Ченлэ с улыбкой фыркает, глядя на него, и вспоминает. — У нас нет этой, как её… глазури. А прикольно было бы их ещё украсить сверху. Джисон кивает болванчиком и предлагает: — Давай сейчас попробуем, и если окажется, что это съедобно, потом купим глазурь и что-нибудь на них нарисуем? Съедобно оказывается настолько, что следующие выходные они тоже проводят у Ченлэ на кухне, выпекая всё заново — взамен съеденного. «Главное, чтобы хотя бы вторая партия дожила до праздника», — думает Джисон и незаметно от Ченлэ стягивает с противня лежащую с края ёлочку.***
— Я больше не могу, — Ренджун падает лицом в стол и хнычет, прикладываясь пару раз головой об дерево, — мои мозги отказываются уже понимать что-либо. Донхёк зевает с другого конца комнаты максимально сочувственно, насколько только может. Он тоже вымотан, но они должны доделать этот проект. Никто не виноват, что они дотянули до последней ночи («как обычно», — сказал бы Марк и ещё глаза бы закатил, Донхёк уверен). Он сам только закончил свою часть, и теперь его голова, явно потяжелевшая от втиснутой в нее информации, так и притягивалась к горизонтальной поверхности, но он хотя бы, в отличие от Ренджуна, ещё кое-как боролся с гравитацией. — Эй, — он подходит к другу и встряхивает его за плечи, из-за чего Ренджун шипит, снова ударившись об стол. — Не смей отключаться. Сделать тебе кофе? — Кофе у меня в квартире закончился, — мрачно объявляет Ренджун, и эта новость приводит Донхёка в праведный ужас, — еще сегодня утром. Но есть чай и всё такое прочее. Вроде даже какао после последней ночевки Джисона осталось. Так что чувствуй себя как дома. Ренджун всё же с неохотой потягивается и трет покрасневшие от долгих часов сидения перед экраном глаза. На голове у него полный хаос, в голове, в прочем, тоже: он уже давно не понимает, что пишет, и всей душой ненавидит презентации. А преподаватель еще и переходики всякие красивые требует, а то «что вы, до сих пор школьники, что ли?» В гробу Ренджун видел и школу, и универ, и проект этот дебильный. Кто вообще дернул Донхёка выбрать им эту тему, в которой ни один из них ни черта не разбирался? «Не поверишь, чувак, остальные звучали ещё хуже», — пожал плечами тот, когда Ренджун с искренним негодованием задал ему этот вопрос. Сам Ренджун в тот раз пару пропустил, и это именно та причина, по которой он сейчас не спит в три утра: если они не выступят завтра идеально, не видать им нужных для зачета баллов. Он просто не имеет права сдаться. Не в три чертовых утра, когда смысла ложиться спать всё равно уже нет. Донхёк чем-то гремит на кухне, и Ренджун просто надеется, что подозрительно звонкий звук — это не его любимая кружка, но сил переживать или тем более проверять всё равно нет. Монотонный звук стука по клавишам практически снова убаюкивает, и в реальность возвращает только писк микроволновки и щелчок вскипевшего на кухне чайника. Текстовый редактор подсказывает, что у него осталась еще ровно треть текста, который надо как-то осознать и визуально оформить на слайдах, и это ему ещё повезло, что Донхёк не поленился и подготовил текст их выступления: рассказать всю эту муть сходу, ещё и после бессонной ночи он явно был бы не в состоянии. Ренджун заканчивает с очередным слайдом и сохраняет документ (главный страх — потерять всю сделанную работу. Он просто выйдет в окно с третьего этажа, если что-то не сохранится, серьезно) и удивленно моргает, когда видит на столе перед собой тарелку с горячими сэндвичами и кружку чая (свою любимую и всё же не разбитую). — Это завтрак? — устало шутит он и тут же чувствует, что в животе действительно тянет от голода. Донхёк пододвигает стул, садясь рядом и стаскивает с лица очки, кидая их куда-то в ворох бумаг. Он сейчас жутко растрепанный, с красными следами от очков на переносице и расчесанной щекой, и Ренджун думает, что сам выглядит явно не лучше. Хотя боже, они видели друг друга в таких состояниях, что одна бессонная ночь — это явно не самое страшное, что могло случиться. — Угу, почти в постель, но в нашем случае — к компу. — Не упоминай при мне слово «постель», — стонет Ренджун и с готовностью вгрызается в сэндвич. Расплавленный сыр немного обжигает язык, но это последнее, что его сейчас волнует. — Предлагаю завтра после учебы напиться, — предлагает Донхёк, бросая унылый взгляд на часы. — А от горя или от радости — это уже по ходу дела решим. — Предлагаю вариант получше, — Ренджун делает глоток чая и заговорщически улыбается, наклоняясь ближе. — Завалиться домой и выспаться. Донхёк устало смеется и, отставляя опустевшую тарелку в сторону, садится рядом, заглядывая в экран. В принципе, осталось им не так уж и много, главное — действительно не отрубиться и не проспать пару. Это было бы самое обидное, что случалось с ними за их двадцать лет, а случалось с ними действительно многое. — Давай, мы не имеем права сдаваться, — напоминает он, и Ренджун сосредоточенно кивает. Им надо просто дожить до вечера, а потом еще желательно — до нового года. Мелькает мысль, что подарки друзьям до сих пор так и не куплены, но он подумает об этом потом. Например, утром, когда с чувством удовлетворения наконец сохранит законченную презентацию на флешку и растолкает все же задремавшего на стуле Донхёка. В конце концов, у них есть еще почти три недели до Рождества.***
Джемин, на самом деле, любит выбирать подарки. Любит делать приятное близким людям, любит думать о том, что сможет их порадовать, любит видеть их реакцию. Получать, конечно, тоже любит, но это всё же немножечко не то. Поэтому, пока для остальных торговые центры в декабре напоминают особо изощренную пытку, Джемин радуется возможности устроить себе выходной и создать новогоднее настроение. Рождественские песни из каждого магазина, куча ларьков с праздничной упаковкой, ёлки высотой в несколько этажей — каждый год он ждет именно этого и отказывается понимать друзей. Джено предпочитает заказывать подарки в интернете, Марк судорожно ищет всё в последний момент, Джисон обмен подарками вообще не любит. Поэтому Джемин даже не пытается позвать никого из них с собой и в торговый центр едет один — не хватало еще, чтобы они ему настроение своим нытьем портили. Был, правда, единственный человек, от компании которого Джемин бы сейчас не отказался, но это, увы, было невозможно чисто физически. Яняна тоже всегда приводил в детский восторг новогодний антураж, он с улыбкой носился в толпе, прося фотографировать его у каждой красиво оформленной витрины, а его счастливый смех всегда звучал для Джемина громче любой играющей на весь этаж песни. По сравнению с этим, конечно, новогодний шоппинг в текущем году обещал быть унылым донельзя, но Джемин не жаловался: он сам был виноват. Сам не выдержал, сорвался, не удержал накопившуюся обиду внутри. Если сначала он думал, что спокойно сможет дождаться возвращения Яняна в Корею, то спустя полгода это начало вызывать всё больше и больше сомнений. Пока однажды после особо тяжелого дня он не выдержал. «Ты помнишь, когда мы в последний раз вообще разговаривали? Это не отношения, это фигня какая-то. Так ли уж они в таком случае вообще нужны?» — вот что он сказал ему тогда. «Отлично! Предлагаю тогда отдохнуть друг от друга», — вспылил Янян, а Джемин не сообразил вовремя, что ответить. «Мы уже и так почти полгода отдыхаем, если ты не заметил», — хотелось сказать ему, но он не нашел на это сил, а затем и вовсе перестал находить их на что-либо. К его удивлению оказалось, что не разговаривать просто так и не разговаривать, потому что вы вроде как расстались — это абсолютно разные вещи. Джемин усилием воли отгоняет от себя неприятные воспоминания, покупает вечно жалующемуся на мерзнущие ноги Джисону забавные теплые тапочки, Ренджуну — плед приятной кремовой расцветки, Джено — внешний диск, а Марку — перьевую ручку. С Ченлэ проще всего, ему достаточно купить любую примочку для приставки, но зато с Донхёком приходится поломать голову: Джемин обходит этаж несколько раз, пока не замечает на одном из прилавков симпатичные меховые наушники. Он расплачивается и уже собирается уходить, когда взгляд цепляется за лежащие рядом белоснежные шапку с помпоном, шарф и пушистые варежки. — Извините, — снова окликает он продавщицу, — это комплект? — Да, натуральная шерсть. Сами попробуйте, какие приятные на ощупь! Это несколько выбивается из его бюджета, но Джемин чувствует, что если не возьмет, будет сильно жалеть. Потому что никому не идут подобные головные уборы так, как Яняну. На любом другом такая шапка смотрелась бы по-детски и смешно, и только во внешности Яняна было что-то, что заставляло его выглядеть, как воплощение уюта, тепла и — что уж там — красоты. Как воплощение Рождества и новогоднего чуда. Джемин колеблется еще ровно минуту — даже если они вроде как помирились, у него всё равно нет ни малейшего шанса вручить подарок, — но всё же не выдерживает. — Хорошо. Заверните тогда это тоже. В конце концов, даже если их вторая попытка всё же не увенчается успехом, он всегда может подарить это на следующий год кому-нибудь другому, благо, подарок вполне универсальный. Всю обратную дорогу до дома Джемин изучает международные почтовые тарифы.***
— Вас буквально ни на минуту нельзя одних оставить, серьезно? Ренджун устало трёт лицо, Джено виновато заглядывает ему в глаза, Джисон, с растяжением связок и насквозь продрогший, отмокает в горячей ванне. Идиллия. Ещё утром ровным счетом ничего не предвещало. Они просто решили выбраться в более-менее свободный день на лыжный курорт, потому что давно проверено: после нового года там будет не протолкнуться, не то что не проехать. А так всего чуть больше часа езды от Сеула, две машины, забитые ими самими, всей нужной экипировкой и, по настоянию Джемина, лекарствами. Кто ж знал, что этот самый «на всякий случай» действительно случится. Поэтому сейчас они втроём сидят у Джисона дома, убедив остальных, что им совершенно не обязательно возвращаться вместе с ними. Обычный ушиб и растяжение, не перелом и даже не вывих, с кем не бывает. С Джисоном, во всяком случае, бывает точно. «Я знал, что ты неуклюжий, но чтоб настолько», — вздыхал Ченлэ, вытаскивая его на себе из медпункта. Запутаться в собственных ногах и скатиться кубарем со склона — о да, так в духе Джисона. Джемин ругался на младшего долго и со вкусом и потом так же долго причитал, Марк не успокоился, пока лично не проверил тяжесть повреждений, а Ренджун, который не так уж любил весь этот экстрим, молча взял под один локоть Джено, под другой — Джисона и решительно запихнул их в машину, настояв, чтобы они вернулись домой. Остальные должны были приехать вечером вместе с Ченлэ — все же иметь нескольких водителей на одну компанию крайне удобно. — Ну в самом деле. Мы с Донхеком всего на пять минут отошли за едой, а вы уже ребёнка покалечить успели. Ренджун сводит брови, и будь на его месте кто-то другой, это действительно выглядело бы сурово. — Ну, вообще-то, он сам, — бормочет Джено. — А во-вторых, не все ездят на лыжные курорты для того, чтобы поесть. Некоторые тоже рассчитывают покататься сами. Ренджун, вздохнув, садится рядом на диван и толкает Джено плечом, извиняясь за свои наезды. Всё же тот действительно был не обязан постоянно следить за младшими, им же уже все-таки не четырнадцать. — Ладно, прости, ты прав, — кивает он и тут же снова вскакивает на ноги. — Пойду проверю, как он там. К вечеру Джисон уже приходит в себя и чувствует себя прекрасно, остальные четверо тоже возвращаются в приподнятом настроении, ещё и заехав по дороге в магазин, так что немного не сложившийся день спорта плавно перерастает в вечер кино, но никто не жалуется. В конце концов, любой отдых неплох, главное — в правильной компании.***
— Чувак, ты неудачник, ты знаешь об этом? Джемин дуется и обиженно смотрит на Джено. Лучший друг, который умеет подбодрить в самый тяжелый момент жизни — это определенно про него. Ну хорошо, допустим, если не драматизировать, возможно, потеря недавно купленного подарка — явно не худшее, что случалось в его жизни, но всё же достаточно обидное: денег на покупку нового было не слишком много. Да и ему правда очень нравилась та ручка, которую он купил для Марка. — Ты уверен, что посмотрел везде? — Уверен. Её не было ни в пакете с остальными подарками, ни в рюкзаке. Джено сует нос в пакет (будто Джемин до этого сам не сделал это сто десять раз), и остается только порадоваться, что подарок Джено он предусмотрительно оттуда вытащил. — Она не могла выпасть где-нибудь на улице? — предполагает друг, закончив хихикать над наушниками и тапочками для Донхёка с Джисоном. — Или в автобусе? — Как?! Ты видишь в пакете дырку? — хватается за голову Джемин. — Вот и я нет. Не мог же я её на кассе забыть? Не мог же, правда?! Это было бы, на самом деле, лучше, потому что он мог тогда хотя бы вернуться за ней — если бы, разумеется, не выкинул чек сразу же ещё у магазина. — Стой… — Джено озадаченно выпрямляется и вертит в руках аккуратно сложенный шарф, пересчитывая остальные подарки. — А это кому? — Неважно, — Джемин бросается к другу, но всё равно не успевает: тот разворачивает столь спонтанно купленный тогда для Яняна подарок и кидает на Джемина укоризненный взгляд. — Что? — бурчит тот. — Мы помирились. Не могу же я просто взять и забыть о его существовании. — Да ты бы не забыл, даже если б вы не помирились, — бормочет Джено под нос, но Джемин прекрасно слышит и не упускает возможности ткнуть под ребра, когда тот наклоняется поднять упавшие варежки и шапку. — На Джемин, — слышит он усталое откуда-то снизу. — Ты невозможен. — Да хватит мне уже капать на мозги, ну! Мне Ренджуна в свое время хватило, спасибо, избавь хотя бы ты меня от своих нравоуч- — Да я не об этом, — перебивает его Джено и выпрямляется. — Это что такое? Когда Джемин опускает взгляд и замечает в чужих руках подозрительно знакомую коробочку, ему хочется не то провалиться сквозь землю, не то заорать от счастья. Но он выбирает третий вариант, впечатывая ладонь в лицо и забирая протянутую ему ручку. — Ну… рано или поздно я бы её всё равно нашел, — смущенно улыбается он и пожимает плечами. — Когда стал бы упаковывать и отправлять подарок, например. Джено сочувственно вздыхает. — Он всё же не приедет на Новый год? — Не знаю. Мы не то чтобы говорили об этом. И вообще о чем-либо. Ему неловко в этом признаваться, но это действительно правда. Несмотря на то, что они в самом деле вроде как помирились с Яняном, вместо обиды и недосказанности между ними теперь повисла странная неловкость, и Джемин не совсем представляет, что с этим делать. Джено хмыкает и хлопает его по плечу, прежде чем направиться на кухню. — Вы слишком сложные, ребят, серьезно. — Зато ты прям простой, я посмотрю, — закатывает глаза Джемин и принимается перекладывать все подарки на полку — чтобы точно больше ничего не потерять и не перепутать. — Конечно! Я к тебе вообще поесть зашел, если ты не забыл. А тут ты — драму разводишь. — Что-что? — елейным голоском переспрашивает Джемин. — Не слышу. Не против остаться голодным, говоришь? «Возможно, Джено прав», — всё же думает он, пока друг заверяет его в своей искренней любви. Возможно, они действительно всё слишком усложняют. Но с другой стороны, совместное решение сложностей должно способствовать укреплению отношений, ведь так? Остается только надеяться, что это действительно их случай.***
Марк, конечно, знал, что спорить с Ченлэ — себе дороже. И не потому, что тот часто оказывался прав. А потому, что наказания проигравшим придумывал такие, что мама не горюй. И винить в своей сложившейся ситуации Марк никого, кроме себя, не мог. — Да давай, чего ты стремаешься-то. Ладно б это Джисон был, но ты-то! Стоящий рядом в качестве моральной поддержки (и свидетеля) Джисон отвешивает другу подзатыльник, но Ченлэ даже не обращает внимания. — Просто подойди к ней, скажи пару слов на английском — и всё! Делов-то, — он невозмутимо подталкивает старшего вперед, несмотря на то, что тот упирается, как только может. — Ты не меня в неловкую ситуацию ставишь, а ни в чем не повинную девушку, — пытается воззвать к его совести Марк, но бесполезно: у Ченлэ её нет и, кажется, не было никогда. Во всяком случае, когда дело доходило до издевательств над ближними. — Что, если она вообще меня не поймет? — В том и суть! — теряет терпение Ченлэ. — Ты должен сделать заказ так, будто ты иностранец и по-корейски ни бум-бум. Показывай жестами, пальцами, через переводчик — как хочешь. Но уговор есть уговор. Он складывает руки на груди, и Марку остается только тяжело вздохнуть. Персонал определенно решит, что он странный. Хотя девушка за кассой и так на них уже озадаченно косится. О боже, она ведь не слышала, как он сейчас спорил с младшими на корейском, правда? Джисон сжимает кулаки в подбадривающем «Ты сможешь, хён!», Ченлэ хихикает и включает камеру, а Марк ненавидит свою жизнь. — Учтите, если она неправильно что-то поймет — будете есть, что дадут, — предупреждает он, прежде чем направиться на кассу. // — А потом она говорит ему: «Так вы просто собирались сделать заказ? Я думала, вы хотели взять мой номер». Ченлэ смеется, пережевывая последнюю куриную ножку (каким-то чудом Марку всё же удалось правильно объяснить всё на английском), и Донхёк с Ренджуном одновременно закатывают глаза — Марк предпочитает сделать вид, что не замечает этого. — Я думал, прям там от смеха умру, — поддакивает Джисон. — Марк-хён так растерялся. — Теперь вы понимаете, как тяжело иностранцам в Корее, — нравоучительно кивает Ренджун. Донхёк фыркает. — Я тебя умоляю, ты-то по-корейски говоришь лучше трети здесь присутствующих. — Это всё, конечно, чудесно, — вклинивается в разговор Джемин. — Но вы помните, из-за чего всё началось? Ёлку теперь ставить когда будем? Все смотрят на стоящую в углу коробку, которую Марк уже почти ненавидит: и черт дернул его пытаться убедить Ченлэ, что невозможно найти хорошую искусственную елку за те деньги, что были у них в наличии? — Напомните ещё раз, почему мы делаем это у меня? — вздыхает он, не особо, в общем-то, возражая. — Потому что у Джисона с Ченлэ на Новый год будут дома родители, до Джено неудобно ехать, к Донхёку приедет родня, свою квартиру я вам не доверю, а у Ренджуна тесно. — Эй! А ещё потому что друзья знают, что каждый Новый год он чувствует себя слишком одиноко, но тактично молчат об этом. И в такие моменты Марк действительно осознает, как сильно ценит всех этих людей. Но это чувство быстро проходит, потому что: — Эй, хён, а спорим, что я размотаю гирлянду быстрее, чем ты?***
— У нас новости! Джисон с Ченлэ влетают в кофейню, принося с собой морозный воздух и несколько снежинок, которые тут же тают на пороге. — Что еще за новости? — с подозрением оглядывает их Джемин. Потому что когда эти двое говорят о каких-то новостях, самое время напрячься. — Большие, — нетерпеливо переминается с ноги на ногу Ченлэ, и это заставляет остальных тоже перевести взгляд на младших. Марк откладывает конспект, из-за которого они жарко спорили с Джено, и вздыхает. — Ну? Что у вас там? — У нас тут… Вот, — мямлит Джисон и расстегивает куртку. Никто ничего не понимает вплоть до того момента, пока из неё не высовывается крошечная серая мордочка. — Это… кто? — вздергивает брови Ренджун, и Джисон смущенно улыбается, осторожно почесывая пальцем пушистую макушку. — Не знаем пока, мы ещё не придумали ему имя. — В смысле, чей это котёнок? Кого-то из вас? — задает иначе вопрос Донхёк, начиная, кажется, что-то подозревать. И тем сильнее становятся его подозрения, чем больше переглядываются младшие. — Мы подобрали его на улице по дороге сюда, — наконец признается Ченлэ. — Он сидел в снегу совсем замерзший. — Да где ты там снег-то нашел, — бормочет Марк, — растаяло всё давно уже. Ченлэ лишь цокает языком и отмахивается. — Неважно. Он был замерзшим, одиноким и голодным, наши сердца дрогнули, и мы не смогли пройти мимо. — Отлично, — влезает Джено, — но теперь что? Оставите его себе? — Понимаете, какое тут дело… С этим небольшие проблемы, — признается Джисон, и старшие почти синхронно вздыхают. С самого начала было ясно, что не всё так просто с этим котёнком. — Нам родители не разрешат его оставить. — В общем, — переходит прямо к делу Ченлэ. — Может, кто-нибудь из вас его заберет? — Мы не можем его оставить, — твердо произносит Марк, и это выглядит крайне комично, потому что даже если старшие пытаются выглядеть строго, выражение умиления то и дело мелькает на их лицах, а глаза не отрываются от серого комочка, которому надоедает сидеть в куртке. Джисон вовремя подхватывает котёнка на руки, когда тот пытается выбраться наружу, и в его ладонях он выглядит еще более крошечным. Первым, глядя на это, не выдерживает Джемин. — Нет, ну что это у нас здесь за малыш! Что это за чудо такое? Джисон не скрывает улыбки, слушая чужие сюсюканья, когда хён подскакивает к нему почесать ничего не понимающего котёнка под подбородком. — Я б хоть сейчас забрал, ну правда, но меня ж тогда хозяйка квартиры прям с ним на улицу и выселит, — он грустно вздыхает и поворачивается к друзьям, и теперь их трое, кто выжидающе смотрят на остальных умоляющим взглядом. И если Ченлэ с Джисоном они еще могут пережить, то Джемина — однозначно нет. — Ну хорошо, — сдается Донхёк, — но к кому его тогда? У мелких родители, у тебя съемная квартира, у Джено аллергия, Марк дома почти не бывает, а котёнку явно не больше месяца, с ним надо много времени проводить. А я только недавно диван новый купил, я не отдам его на растерзание этому малолетнему хищнику. — А давайте Ренджуну! — радостно предлагает Джемин. — Его квартиру всё равно не жалко. — … что? — заторможено моргает Ренджун, но уже поздно. Джисон, согласно кивая, опускает котёнка на его колени, и Ренджуну остается только беспомощно подставлять руки, чтобы тот никуда не уполз и не свалился на пол. — А меня вы спросить не хотите? — Ты был согласен в тот самый момент, когда только его увидел, — отмахивается Джемин и присаживается рядом на корточки, играясь с новым другом. — Не переживай, мы будем часто вас навещать. — А вот давайте без угроз! Ренджун подхватывает неожиданно обретенного питомца на руки, разворачивая к себе, и заглядывает в мордочку. — Ну и как мне тебя назвать? — бормочет он себе под нос, игнорируя то, как посмеиваются остальные. — Лун… Сяолун? ЛунЛун? — Маленький дракончик? — прыскает Ченлэ. — Нет, ну, а что. Ему подходит. — Отлично. Тогда мы пошли, — Ренджун встает из-за стола и сажает котёнка в собственную шапку. — Потому что, разумеется, никто не подумал, что подобрать животное на улице недостаточно, его надо еще отнести к ветеринару и купить как минимум еды для начала. Учтите, — напоследок окидывает он друзей строгим взглядом, — содержать его будем все вместе. Я как-то не рассчитывал так рано заводить детей, это в наше время слишком дорогое удовольствие. — Окей, — Донхёк накидывает куртку и нагоняет его в дверях. — Предлагаю разделиться: ты едешь к ветеринару, а я — в зоомагазин. — Спасибо, — улыбается Ренджун, с умилением глядя на то, каким взглядом Донхёк, всё это время пытавшийся оставаться беспристрастным, смотрит на пищащий комочек в шапке. Потому что невозможно противостоять чему-то настолько милому, как крошечный котёнок. Ренджун не говорит об этом друзьям, но они только что исполнили его самое большое новогоднее желание.***
— Ты уверен, что это хорошая идея? — Ренджун все ещё сомневается, открывая перед Джено дверь своей квартиры. — Может, лучше было остаться в универе? — Чтобы ты думал не о репетиции, а о коте? — хмыкает Джено. — Не переживай, всё со мной нормально будет. Я просто не буду к нему сильно приближаться. — Не думаю, что у тебя получится, — бормочет Ренджун себе под нос, всё же впуская гостя. ЛунЛун оказался на удивление общительным и игривым, незнакомцев почти не боялся, не считая Марка, которому расцарапал как-то всю руку, но Ренджун думает, что это просто из-за того, что он видит его реже остальных. Донхек, правда, тоже вечно ходит весь разукрашенный, но не потому что не нравится котёнку, а напротив: потому что тот, кажется, принимает его за своего и все время пытается поиграть — так, как умеет. Вот и сейчас, стоит Джено зайти в комнату и поставить на пол чехол с гитарой, любопытная мордочка тут же высовывается из шкафа. — Он живёт… в шкафу? — озадаченно моргает Джено, но Ренджун лишь машет рукой. — Не спрашивай. Я так в первый раз, вернувшись домой, полдня его искал, пока он не проголодался и не вылез. Думал, с ума сойду. Не знаю, видимо, ему там нравится. Чувствует себя охотником в засаде. — А ты уже думал о том, куда денешь его в новогоднюю ночь, пока тебя не будет дома? — Так, — хмурится Ренджун, — давай решать проблемы по мере их поступления. Нам бы для начала с номером к концерту разобраться. Джено кивает, послушно доставая гитару. Вообще-то, изначально планировалось, что у них с Марком будет танцевальный номер, но Марк на днях неудачно поскользнулся, подвернув лодыжку, и теперь репетирует с Донхёком очередную песню Бибера. Джемин что-то готовит с Джисоном, Ченлэ решил, что не станет сильно заморачиваться и просто сыграет на рояле. Так что Ренджун с Джено рассудили, что из них выйдет неплохой дуэт — даже если Джено настаивал, что петь не будет и просто ему сыграет. — Между прочим, у вас с Марком идеальные голоса для того, чтобы петь под гитару в кругу друзей. Не понимаю, чего ты так стесняешься, — бурчит Ренджун, открывая текст песни. — Вот в компании друзей и спою, — закатывает глаза Джено, — а перед всем универом позориться не буду. Им приходится сыграть песню несколько раз, чтобы подстроиться друг под друга, и Ренджун, увлекшись, даже не обращает внимания, когда ЛунЛун запрыгивает на диван и ложится рядом. Но прерваться всё же приходится — в тот момент, когда Джено, убрав руку с грифа, закрывает лицо и оглушительно чихает. — О боже, прости, — подрывается Ренджун и, схватив котенка на руки, выставляет его за дверь. — Я совсем не уследил. — Всё в порядке, — Джено неловко улыбается. — Просто, думаю, полчаса в его обществе — мой предел. Но в любом случае, думаю, у нас с тобой проблем с номером нет: в конце концов, это просто концерт в универе, а не съемки на телевидении. — Да, конечно. Но всё же в следующий раз, если ты соберешься прийти, нам стоит заранее сбагрить ЛунЛуна Джемину. Он будет счастлив. Джено смеется, соглашаясь, и представляет восторженное лицо друга, который и так каждый день интересуется «как там малыш». Еще немного, и Ренджуну самому начнет казаться, что у него настоящий ребенок, а не кот. Хорошо, когда на подхвате всегда есть несколько нянь. Потому что — Ренджун вздыхает, когда, стоит двери закрыться за Джено, из комнаты слышится подозрительный грохот — тишины и спокойствия порой теперь очень не хватает.***
Где Донхёк раздобыл блестки, так и остается для всех загадкой, но это, если честно, последнее, что их волнует. Потому что, пока бегаешь по всей аудитории, как-то не до особых размышлений. Не сопротивляется разве что Джемин, послушно позволяя Донхёку делать со своим лицом, что вздумается. — Да ладно, чего вы. Миленько же, — пожимает плечами он, глядя в зеркало, чтоб оценить результат. — Миленько? — Марк с Джено недоверчиво косятся на него из дальнего угла. — Да кто вообще решил, что это хорошая идея?! — Я решил, — отрезает Донхёк. — А теперь, Марк Ли, заканчивай ныть и иди сюда, мне надо потренироваться делать грим! — Мы будем выглядеть смешно, я не соглашусь на твою очередную дурацкую затею! — упрямо не сдается Марк, и Донхёк вспыхивает. — Ты сомневаешься в моем художественном вкусе? — Ты вроде как и не художник, откуда ему у тебя взяться? От Ренджуна понабрался? Каким путем, интересно, воздушно-капельным? — Я не хочу это знать, — бормочет Джисон, зажимая уши, и Донхёк, отвлёкшись от перепалки с Марком, кивает: — Правильно, ты ещё маленький. Сам Ренджун, тяжело вздохнув, спрыгивает с парты и отвешивает подзатыльники всем троим. — Давайте быстрее, что ли. Раньше начнем — раньше закончим. Это обычные блестки, чего развели драму на пустом месте. Джено, перестань пытаться слиться со стеной и иди сюда. Донхёк всё еще обиженно супится, но благодарно кивает другу. Джено, садясь перед ним, зажмуривается изо всех сил и, кажется, не дышит, будто ему не блестки на лицо наносят, а как минимум бьют татуировку. — Ну вот, и чего было шум поднимать, — бормочет Донхёк, заканчивая рисовать небольшой полумесяц в уголке глаза. — Следующий. Ренджун послушно занимает освободившееся место и, уже закрыв глаза, слышит, как Донхёк гремит баночками, перебирая разные цвета. Наконец его брови щекотно касается кисточка, проводя широкую линию, а спустя ещё пару секунд он чувствует совсем другое прикосновение. — Что ты делаешь? — он удивленно моргает, когда Донхёк пальцами касается его лица, растирая блестки от скулы до самого виска. — Экспериментирую. — Вау, — Джемин заглядывает ему через плечо, — симпатичненько. Ренджун оценивает результат, глядя в зеркало, и, стоит признать, ему действительно нравится, как переливаются розовые и сиреневые блики на его лице. Может, Марк и прав, и Донхёк отнюдь не художник, но он всегда был самым креативным из них, и этого было не отнять. В любой компании нужен такой человек, и без Донхёка они совершенно точно давно бы уже покрылись мхом от скуки. Ренджун, улыбаясь своим мыслям, бежит к Джено и Джемину делать селфи, Ченлэ ноет, что замучается потом оттирать эти блестки, но мужественно терпит, пока Джисон хихикает, снимая страдания друга на камеру. Марк последним занимает место напротив их самопровозглашенного визажиста, долго ерзает, пока на него недовольно не шикают, и наконец вздыхает. — Ладно, Донхёк… Извини. Я не хотел говорить ничего плохого о твоем вкусе или способностях. Не злись. — А что? — хмыкает Донхёк. — Боишься, что отомщу? Не бойся, я не злопамятный. Если б я обижался на всё, что мне говорят, я б долго не протянул. Так что проехали. В конце концов, не всем дано ценить прекрасное. И Марку, взглянув на собственное отражение, приходится даже признать, что всё действительно не так страшно, как он боялся. Темно-серые блестки красиво выделяют его скулы, и заметно, что Донхёк действительно делал не абы как, а на самом деле думал о том, что подойдет каждому из них. Пожалуй, стоит потом всё же ещё раз извиниться и, может, купить в качестве моральной компенсации кофе. — Эм, ребят… — прерывает его размышления чужой голос. — Не хочу вас расстраивать, но я, кажется, забыл мицелярку… А может и нет. Может, кофе вполне себе и подождет.***
Марк сильно привязывается к вещам: все его друзья знают об этом. Он может годами носить одну и ту же любимую футболку, пока она не протрется до дыр, а когда протрется — купить новую точно такую же. Ходить со старым телефоном до тех пор, пока он не перестанет поддерживать последние обновления. Из года в год соблюдать традиции, любимые с детства. На самом деле, в его семье их было не так уж и много и все — связанные с праздниками. Собираться вместе на День благодарения (нереализуемо после переезда), ходить вместе с родителями на пасхальные службы в храм (об этом тем более пришлось забыть), каждое воскресенье адвента вешать по одной новой игрушке на ёлку. Марк привык каждый год, когда только открывались рождественские базары, гулять по ним и выискивать что-то особенное, за что зацепится его взгляд. Но было и кое-что, что оставалось неизменным: блестящий красный наконечник, который отец всегда водружал на елку в последнее воскресенье, зажигая Ангельскую свечу. Наконечник этот был в их семье всегда, сколько Марк себя помнил: сначала украшал ёлку в доме у бабушки с дедушкой, а затем спустя какое-то время — в их собственном. Он до сих пор помнит свои детские трепет и восторг, когда, сидя на отцовских плечах, в первый раз цеплял его на самую верхушку. Тот наконечник не был чем-то ценным или эксклюзивным, во многих домах можно было найти похожий, но для Марка он был почти что семейной реликвией. С тех пор прошла уже куча времени, наконечник остался в родительском доме, потому что, когда уезжаешь в чужую страну, последнее, о чем думаешь — это старые елочные игрушки. Но тем не менее Марку нравится думать о том, что они до сих пор лежат у родителей в кладовке и что через неделю отец, как обычно, украсит елку последней недостающей деталью. У самого Марка в квартире ровным счетом ничего особенного нет: игрушки, которые он купил в ближайшем супермаркете по акции, гирлянды, которые ему притащил Донхёк, и венок, который он кое-как прицепил на входную дверь. Венок то и дело падал, и точно так же каждый раз падали все ожидания Марка касательно этого праздника. Нет, он был счастлив провести его в компании друзей и знал, что они проведут отличный вечер, но было слишком очевидно, что этот день не значит для остальных то же, что и для него. И в этом не было ничего плохого, Марк точно так же с радостью был готов отмечать с ними и Лунный Новый год, но тем не менее… всё равно было немного тоскливо. Не хватало традиций, не хватало чуда, не хватало… ощущения праздника, что ли? Поэтому он крайне удивляется, когда в воскресенье вечером, после того, как третья свеча уже зажжена, а рождественский плейлист ненавязчиво играет на фоне, слышит звонок в дверь. Он никого не ждет, но ему не составляет труда предположить, кто это может быть. У Донхёка в руках охапка еловых веток (живых, и откуда взял только?), а у Джемина — пакет из соседнего магазина, и Марку даже не нужно напрягать слух, чтобы услышать, как там что-то позвякивает. — Эм… Привет? Донхёк стаскивает ботинки и бросает шарф с шапкой прям на пол (ну нет у Марка в прихожей вешалки, что поделать) и деловито протискивается мимо него в квартиру. — Привет. А мы тут мимо проходили и подумали: а почему бы не навестить хёна в этот прекрасный зимний вечер. Правда, Джемин? — Ага, — тот расплывается в улыбке и поднимает повыше пакет. — Жутко захотелось глинтвейна, а твой дом как раз рядом был. — Вы хотите сказать, что пришли ко мне в десять вечера накануне учебного дня для того, чтобы… варить глинтвейн? Марк озадаченно следует за друзьями на собственную кухню, которую те оккупировали в мгновение ока. Джемин достает из шкафчика кастрюльку, которую Марк до этого использовал максимум для того, чтобы сварить рамен, а Донхёк откупоривает бутылку: проталкивает пробку внутрь, потому что штопора у Марка, конечно же, не находится. — Слушай, — замечает тот, — меня всегда это удивляло: ты переехал так давно, а такое чувство, будто до сих пор живешь на чемоданах. Не считая бардака в комнате, квартира почти не обжитая, словно ты в любой момент съехать готовишься. Неужели никогда не замечал? А Марк, на самом деле, может и замечал, но как-то не придавал этому значения. То руки не дойдут, то времени нет, то сил, то потребности. И никогда прежде не задумывался о том, что это так заметно. — Рождество же семейный праздник, — продолжает Донхёк, пока Джемин смешивает в кастрюле какие-то подозрительные травки и порошочки, — а ты в собственном доме будто в гостях. Не хочется это признавать (правоту Донхёка в принципе признавать не хочется никогда), но в этом действительно что-то есть. И возможно, это что-то и есть та самая причина отсутствия предвкушения чуда? — Держи, — Донхёк протягивает ему небольшую коробочку, прежде чем заняться чисткой апельсинов. — Заметили в одном из ларьков по дороге к тебе, решили, что твоей ёлке, наверное, подойдет. Марк снимает упаковку, с любопытством заглядывая внутрь, и медленно моргает несколько раз, пытаясь осознать. Внутри лежит звездочка: самая обычная, пятиугольная, с золотым напылением и блестками, которые остаются у Марка на руках, когда он достает её, чтобы рассмотреть получше. — Джемин очень удачно вспомнил, что мы не нашли у тебя никакой верхушки для елки, когда её украшали. — Ага, — поддакивает тот, выливая в кастрюлю сразу полбутылки вина, — как голая у тебя стоит. Марк хочет, было, возмутиться, что его ёлка не голая, а вполне себе украшенная, но, когда заходит в комнату, поминает, что друзья правы. Что отсутствие наконечника действительно очень сильно бросается со стороны в глаза. Наверное, так же, как гостям бросается в глаза отсутствие элементарных предметов первой необходимости в этой квартире. На часах уже почти половина одиннадцатого, а им, вообще-то, завтра к первой паре, но по комнате растекается островатый аромат гвоздики и корицы, под потолком мерцает гирлянда, а Донхёк накрепко цепляет к двери в очередной раз упавший венок. — Не нравится? — Джемин кивает на аккуратно убранную Марком на полку звезду. — Не будешь надевать? Марк делает глоток из заботливо протянутой чашки и улыбается. — Буду. В следующее воскресенье обязательно надену. Спасибо, парни. В конце концов, завести собственные традиции никогда не поздно.***
Когда Джисон в первый раз сказал, что записался в кружок по шахматам, Ченлэ только посмеялся, не приняв его слова всерьез. Во-первых, откуда он в их универе вообще взялся, а во-вторых — шахматы, серьезно? Кто в нынешнее время вообще играет в шахматы? Как оказалось, Джисон вполне себе играет. Каждую пятницу до шести часов вечера, и если сначала Ченлэ смеялся, то очень скоро ему стало совершенно не до смеха. Когда торчишь на улице уже битую четверть часа в ожидании одного конкретного шахматиста, веселиться как-то совсем не хочется. Хочется строчить гневные сообщения и раздраженно наматывать круги у входа, не получая ответа. Он мог бы, конечно, зайти внутрь, но в неотапливаемом холле ничуть не теплее, а шансов разминуться больше. Когда время переваливает уже за половину седьмого, Ченлэ хочет плюнуть и уйти, а затем все следующие несколько дней демонстративно не разговаривать с другом, пока тот не вымолит прощение, но в этот самый момент телефон мигает новым уведомлением. «Простиииии! Я уже бегу!» Ченлэ со вздохом натягивает шарф повыше на нос и ждет еще пару минут (терять уже нечего), пока на горизонте наконец не маячит знакомая долговязая фигура. — Пак Джисон, ты, чтоб тебя, охренел или как? Ты время видел вообще? — Прости, ну правда! Я не думал, что так получится, — Джисон неловко теребит свои длиннющие пальцы и переминается с ноги на ногу. — Но партия уж очень интересная была, мы никак не могли прерваться… Ченлэ, выпустив первую порцию пара, немного успокаивается и смотрит на друга уже чуть более приветливо. — Надеюсь, ты хотя бы выиграл и я не торчал тут чертовы полчаса зря. Джисон как-то слишком подозрительно отводит взгляд и натягивает шапку на уши, и Ченлэ остается только закатить глаза от безнадежности. Глаза натыкаются на первую падающую с неба снежинку, которая приземляется ему прямо на нос. — Ну вот, — драматично вздыхает он, — ещё бы чуть-чуть — и меня б тут замело. И нашел бы ты вместо меня сугроб с моим окоченевшим телом. Джисон в ответ на это лишь фыркает и весело улыбается, подхватывая друга под руку. — Хватит ворчать. Лучше пошли за горячим шоколадом. Я плачу. — Горячий шоколад и пончик, — Ченлэ разворачивается и тыкает ему пальцем в куртку, — и будем считать, что ты прощен. На первый раз, так и быть, отделаешься легким штрафом. Джисон смеется, согласно кивая, и тащит его в сторону ближайшей кофейни, взахлеб рассказывая все подробности сегодняшней игры. Ченлэ краем уха слушает эти восторженные рассказы, не особо вникая в детали, и нехотя признает, что это, в общем-то, неплохо, когда человек чем-то так увлечен. К тому моменту, как они заходят в тепло кофейни, уверенное «найти новое хобби» уже значится в его мысленном списке целей в новом году.***
Когда Джисон вытягивает из общей кучи бумажку и смотрит на написанное там имя, он даже не может решить, порадоваться ему или расстроиться. Конечно, Ренджун не самый плохой вариант, даже наоборот: он будет рад любому подарку, и определенно он менее придирчивый, чем тот же Ченлэ. Но в этом-то и проблема. Ренджуну хотелось сделать идеальный подарок. А Джисон был в этом полным неумехой. Обычно он либо спрашивал у людей напрямую, что им подарить, либо ограничивался стандартным праздничным тортиком или, если ситуация позволяла, мог пригласить поесть за свой счет. Но Сикрет Санта подобных вариантов не предполагал. Отстой. Радует только то, что проблемы не у него одного. Не считая Джемина и Ченлэ, остальные точно так же мучались, включая Донхёка, который, собственно, и предложил эту идею. «Просто признайся, Хёк, что хочешь сэкономить и купить только один подарок вместо шести» — «Это называется практичность, Ренджун-а». Джисон ломает себе голову несколько дней, и время-то у него еще, в принципе, есть, но он себя знает: если дотянет до последнего, то вообще ничего не купит, а Ренджун — последний, перед кем хочется ударить в грязь лицом (ну, ещё, конечно, Марк, но тут Джисона пронесло: кажется, с ним мучается Джено). Так что Джисон не находит ничего лучше, чем пойти на маленькую хитрость: напроситься к Ренджуну в гости под предлогом проведать котёнка и ненавязчиво выведать, что ему нужно. Джисону действительно жаль, что он не смог оставить этот пушистый серый комочек себе: тот трётся об его руку, выпрашивая ласку, и хочется думать, что это потому, что ЛунЛун помнит, что это именно Джисон подобрал его с холода и пристроил в новый дом (но разумеется, это не так). Но потом он заходит в комнату, чтобы поставить на стол кружки с приготовленным хозяином квартиры чаем, и сожаления мигом испаряются. — Ничего не говори, — мрачно вздыхает Ренджун, замечая его направленный на диван взгляд. — Занавески на кухне он тоже подрал. — Теперь понятно, что остальные имели в виду, говоря, что твою квартиру не жалко, хён, — смеется Джисон, хотя, разумеется, сочувствует. Но тонкая душевная организация Донхёка, например, точно не пережила бы, если б его новенький диван постигла такая же печальная участь. За то время, что Джисон проводит у Ренджуна, на его джинсы тоже совершается несколько попыток нападения, но он их все мужественно отбивает. И выходит из чужой квартиры не только с целыми штанами, но и с совершенно гениальной идеей. Правда, когда он просит в зоомагазине привязать на когтеточку подарочный бантик, на него смотрят немного странно.***
— Я не буду это пробовать, — Донхёк складывает руки на груди и упрямо смотрит на Марка, — даже не проси. — Ну пожалуйста! Даже если на вкус отвратительно, ты не умрешь от одного кусочка! — В случае твоей готовки я не был бы так уверен. Марк дуется и опускает обиженный взгляд на свое творение, над которым он, между прочим, действительно старался. Конечно, у него пастуший пирог никогда не получится таким же, как у мамы, но хотелось надеяться, что он хотя бы просто получится. А теперь Донхёк, который не поленился даже прийти, сидит и отказывается снимать пробу. Марк, разумеется, мог бы попробовать и сам, но ему нужна более объективная реакция. Так и не дождавшись согласия, Марк закусывает губу и сводит брови, готовясь отправить действительно не слишком аппетитно выглядящую запеканку в мусорку. Туда же, видимо, полетят и все его надежды самостоятельно приготовить что-нибудь на Рождество. Он не считает нужным объяснять, почему это для него так важно. Прозвучит всё равно глупо, а он и так выглядит уже нелепо до невозможности. — Ладно, — наконец мягко окликает его за спиной Донхёк, — давай сюда свою стряпню. Марк, не ожидавший согласия, пару секунд колеблется, будто и сам уже решил, что не стоит никому это пробовать, но всё же ставит перед Донхёком тарелку. Тот опасливо запускает туда вилку, поддевая мясо с картошкой, и отправляет в рот. — Гадость? — уточняет Марк, когда Донхёк наконец глотает тщательно пережеванную пищу. — Гадость, — согласно кивает тот. Не то чтобы Марк ожидал другого ответа, но ничего поделать со своими поникшими плечами не может. Действительно: дурацкая была затея. Донхёк отставляет тарелку и наливает себе стакан воды, и Марк ожидает, что друг сейчас соберется и уйдет, строго-настрого запретив впредь переводить продукты, но вместо этого он садится напротив и выжидающе смотрит на него. — Что?.. — Что-что, давай сюда рецепт, — вздыхает Донхёк, протягивая руку, — посмотрим, что тут можно сделать. Не обещаю, что получится прям божественно, но хотя бы съедобно. Марк всё ещё не считает нужным объяснять, почему для него это всё так важно, но, возможно, Донхёк догадывается и сам. Но даже если и нет, от помощи Марк отказываться в любом случае не собирается. — Я зайду двадцать третьего вечером, окей? Думаю, ничего с твоим пирогом не случится, если мы приготовим его заранее. Марк согласно кивает, находя, наконец, в телефоне нужный рецепт. Он соглашается, даже зная, что Донхёк во время готовки будет беситься и кричать из-за его неловкости, но в некоторых ситуациях стоит уметь пойти на некоторые жертвы. Даже если это означает лишний повод поиздеваться над тобой у твоих лучших друзей.***
— Ни на что не намекаю, но я говорил, что без предварительной брони сейчас соваться куда-либо бесполезно. Это настолько очевидный факт, что его можно было даже не озвучивать, но Ренджуну просто хочется ткнуть всем под нос своим «я же говорил». — Это Донхёк убеждал всех, что мы без проблем сядем, — пожимает плечами Джено, быстренько переводя стрелки. Донхёк в ответ лишь несколько раз открывает и закрывает рот в поисках подходящего оправдания. — А то вы сами не помните, что даже в пятницу вечером здесь всегда были места! — Да, но не накануне праздников, — вздыхает Джемин. — Пошли, чего зря у входа торчать. Обиднее всего из-за того, что это был их любимый бар, и всё, чего они хотели этим вечером — так это выбраться куда-то вчетвером, отдохнуть от учебы и предновогодних хлопот, но даже с этим сели в лужу. Ренджун корит себя за то, что послушался Донхёка и не перестраховался, Джено — за то, что не додумался подыскать запасных вариантов, а Джемин — за то, что надел слишком тонкую куртку. — Эй, — он останавливается на переходе и указывает пальцем через дорогу, подпрыгивая на месте, — никто не против, если мы зайдем хотя бы в круглосуточный магазин погреться? И никто как-то не замечает, как изначальное намерение «погреться» постепенно перерастает в намерение поесть: как никогда хочется всякой разной вредной, а главное — дешевой еды, которую они удачно дополняют прихваченной по дороге к кассе бутылкой соджу. Да, всего лишь одной на четверых (на троих по сути, потому что Джемина можно не считать), но напиваться никому и не хочется. Куда приятнее просто посидеть, вспомнить смешные истории (инициатива Джено), наделать кучу глупых селфи (инициатива Ренджуна), пройти какие-то абсолютно дурацкие, но почему-то в тот момент кажущиеся невероятно смешными тесты в интернете (инициатива Донхёка). А затем пойти кататься с горки на ближайшей детской площадке, и честное слово, если б трезвый Джемин не вел себя точно так же, как остальные трое, можно было бы подумать, что им вдарил в голову алкоголь, но нет. Туда вдарили разве что праздничное настроение, шило в одном месте и осознание того, что всего через несколько дней они все станут на год старше. Двадцать два звучит уже солиднее, чем двадцать один, но никто из них об этом переживает. Ни Ренджун, умоляющий не раскручивать карусель так сильно, ни делающий вид, что не слышит этого Донхёк, ни лежащий на горке Джемин, ни записывающий компромат на камеру Джено. Потому что на дворе все еще конец декабря, им всё ещё сумасшедшие двадцать один, а этот самый обычный день в данный конкретный момент кажется лучшим днем за всю их жизнь.***
Донхек всегда подозревал, что судьба подкинет ему какую-нибудь гадость именно в самый подходящий момент. Когда он ослабит свою бдительность и поверит в то, что она к нему благосклонна. Но, видимо, вместе с бдительностью у него ослаб ещё и иммунитет, потому что как иначе объяснить то, что накануне праздника он сидит дома, завернувшись с головой в два одеяла и обложившись стремительно уменьшающимися в своем количестве носовыми платками, он не знает. «Элементарно, — отвечает Ренджун, когда Донхёк севшим голосом пытается записать ему голосовое сообщение. — Нечего без шарфа и в расстегнутом пуховике гонять». «Зараза бесчувственная», — думает Донхёк, но не пишет. Не потому что не хочет обидеть, разумеется, а потому что сил и настроения даже на привычные перепалки нет, и от этого грустно вдвойне. Он даже в общем чате ничего не печатает, и это не остается незамеченным. «Хён непривычно тихий какой-то, — пишет Джисон и присылает испуганный смайлик, — страшно». «У меня подарки до сих пор родителям не куплены и квартира не убрана — вот что страшно», — жалуется Джено, но сочувствующих не находится. «Да какая разница, всё равно у Марк-хёна праздновать будем», — отмахивается Ченлэ, и Донхёк, читающий переписку, хихикает, представляя, как Марк в этот самый момент закатывает глаза. «Ага, и засрете ещё и мою квартиру». «Умоляю, там и так срач», — парирует Ренджун, и Донхёк заходится кашлем из-за разобравшего его смеха. «Хёк, ты же оклемаешься к двадцать третьему? — игнорирует выпад Марк. — Ты обещал мне помочь». Не то чтобы куча рыдающих смайликов могли разжалобить сердце Донхёка, просто нехорошо как-то выйдет, если из-за его простуды остальные слягут с отравлением. «Куда я денусь, — вздыхает он. — Через пару дней буду как огурчик». «Зелёненький и в пупырышку?» — шутит Джено, и Донхёк прикрывает лицо рукой и блокирует телефон, бросая его в ворох одеял. Всё равно теперь никто больше ничего в чат не напишет. Его одолевает сонливость, и с кровати он сползает только через час, топая босыми ногами на кухню ставить чайник. Заварка, правда, от неожиданного звонка в дверь едва не падает из рук, но он вовремя ставит её на столешницу и идет открывать. Он даже не задает никаких вопросов, когда Ренджун молча проходит в квартиру, разувшись на пороге и повесив пальто на дверную ручку. — … Чай будешь? Ну… почти никаких вопросов, ладно. От чая Ренджун не отказывается и, пока Донхёк предпринимает вторую попытку залить заварку кипятком, успевает вымыть руки, открыть окно, чтобы проветрить комнату, и сбегать в коридор достать что-то из кармана пальто. — Это что? — Донхёк бросает подозрительный взгляд на протянутый ему пакет. Ренджун раздраженно вздыхает и забирает одну из чашек. — Возьми и посмотри. Донхёк смотрит. С большим удивлением смотрит на красные махровые носки — жутко мягкие и, кажется, совершенно новенькие. — Только не говори мне, что это мой новогодний подарок. Ренджун фыркает и лезет в шкафчик, где у Донхёка всегда припасено любимое печенье. — Носки, между прочим, универсальный подарок. С ним сложно прогадать, а ещё они всегда нужны. Но нет, — наконец поворачивается к нему Ренджун, — это просто так. К тому же, кажется, они тебе правда нужны, — он кивает на его ноги, и Донхёк только тогда понимает, что до сих пор так и стоит босиком. — Как ты собираешься выздороветь такими темпами? Ноги надо в тепле держать. И побольше горячего пить. Джемин обещал к тебе зайти завтра, кстати, у него есть какой-то убойный рецепт чая с имбирем по рецепту его бабушки. — Надеюсь, не в прямом смысле «убойный», — бормочет Донхёк, но носки всё же послушно надевает. Они пушистые и немного скользят по полу, но ногам зато действительно становится теплее. А если залезть под одеялко — будет ещё лучше, думает Донхёк и оглушительно чихает. — В общем, я, пожалуй, пойду. А ты лечись. Ты обещал быть огурчиком. — Да, я помню, — гнусавит Донхёк, — зелёненьким и в пупырышку. Ренджун давится от смеха, и Донхёк думает, что если бы шутки Джено всегда получали такую реакцию, звание самого несмешного он бы официально потерял, передав Марку. Нет, на самом деле Донхёк любит своих друзей, правда, но факты есть факты. И то, что порой они могут быть самыми понимающими и заботливыми друзьями на свете — тоже неоспоримый факт.***
— Я не буду это смотреть! — Что это за фигня вообще! — О, а я уже видел этот фильм, прикольный. — Романтическая комедия, серьезно? Кто вообще смотрит романтические комедии? — Я смотрю. Имеешь что-то против? Собственно, примерно так происходит почти всегда, когда они пытаются выбрать что-то, чтобы посмотреть всем вместе. И в этот раз всё еще хуже, потому что они решили посмотреть не просто фильм — они решили устроить марафон фильмов. Рождественских. — Ну серьезно, народ, нам нужно что-то, что создало бы ощущение праздника! Волшебства! Хоть самую капельку рождественского настроения, — ноет Джемин. — «Один дома» все уже видели сто раз, это заезженный вариант, — отбраковывает предложение Джено. — Это классика! — Я не буду смотреть «Реальную любовь»! — вклинивается Ченлэ, и Донхёк трагично прикладывает руки к сердцу. — Нас с моим вкусом не ценят в этом доме! — Вообще-то, это дом Марк-хёна. — Вот именно. — Эй! — хмурится хозяин квартиры. — Я не виноват, что вам никакие варианты не нравятся. — Почему просто нельзя было решить заранее, — закатывает глаза Ренджун. — Если мы весь вечер будем спорить, я лучше пойду. У меня кот дома один. — Давайте голосовать, — предлагает Джено, — чтобы всё было честно. Возможно, им стоило сделать это раньше, потому что оказывается, что все споры были, в общем-то, бесполезны: побеждает вечная классика. Так что они смотрят в итоге «Один Дома», «Гринча» и «Рождественскую историю», потому что, ну… Рождество есть Рождество, и что-то должно оставаться неизменным. Отбраковывают они разве что «Реальную любовь», и Донхёк дуется первые полчаса, заедая обиду попкорном. Но, видимо, рождественские фильмы действительно обладают какой-то особой магией: их атмосферой просто невозможно не проникнуться, даже если смотришь их уже, вообще-то, по десятому разу. Джисон засыпает, правда, уже на втором фильме, и Марк предлагает младшим остаться у себя, пока остальные пытаются скинуться на такси и решить, кто у кого будет ночевать, чтобы хоть как-то сэкономить. Ощущение праздника, правда, разбивается о суровую корейскую реальность, стоит только выйти на улицу безо всякого намека на снег. — Ничего, — ободряюще улыбается Джемин, — я слышал, в этом году обещают белое Рождество. — А лучше б обещали теплое, — бурчит Донхёк, наматывая шарф на нос, и Ренджун толкает его вперед. — Пошли уже, пока ты снова не простыл. Остальные согласно кивают. Ведь даже магия Рождества, увы, бессильна перед обычной простудой.***
Марк уверен, что без друзей его жизнь в Корее была бы куда более сложной, хоть и спокойной. Сложности заключались уже в одном только том, что он переехал аккурат в выпускном классе. И если чисто психологически это было не такой уж большой проблемой, он и так успел до этого сменить две страны, то с точки зрения адаптации это была настоящая катастрофа. Это не из Америки в Канаду переехать — Корея была целым новым миром, со своими шокирующими особенностями, привычками и негласными законами. И Марку нужно было как-то не только выжить в этом мире, но и получить среднее общее образование. Как ни странно, но его проблемы закончились и начались в тот день, когда он встретил в спортивном зале Донхёка. Он пришел туда подремать в тот самый момент, когда Марк тренировался (хорошо, что хотя бы физкультура — она в любой стране физкультура), и оказался крайне недоволен стуком мячика об пол. Наехать на новенького ему не помешала даже разница в возрасте, о которой он прекрасно знал (вся школа была в курсе, что в третьем классе учится иностранец), ни языковой барьер. Марк, не растерявшись, заявил, что не обязан считаться с мнением бездельников вроде Донхёка, и только через неделю узнал, что тот, оказывается, один из лучших учеников в своей параллели — после Ли Джено. Джено оказался куда менее ершистым, чем Донхёк, и куда более терпеливым: по крайней мере, он не психовал, когда Марк тупил на элементарных вещах или не мог прочитать слишком заумно написанную главу в учебнике. В ответ и в благодарность он помогал им, как мог, с английским, и это та причина, по которой к их КПУК («Курсы по Повышению Успеваемости для Канадцев» © Ли Донхёк) присоединился На Джемин. Глядя на его страдания, Марк даже поверил в то, что с его корейским всё ещё не настолько плохо и что он определенно сможет выжить. Он даже отказывается ехать на летних каникулах домой, чтобы не пришлось потом по возвращении привыкать ко всему заново. Напротив: он всё лето усиленно занимается, а их курсы выходят на новый уровень, и их приходится переименовать в КПУКК — «Курсы по Повышению Успеваемости для Канадцев и Китайцев». Происходит это как-то само собой, когда Джемин рассказывает, что у их одноклассника есть младший друг-китаец, у которого такие же проблемы с корейским, что и у Марка, так что почему бы им не заниматься вместе. Ренджун, который и приводит к ним Ченлэ, как-то незаметно остается и сам, просто потому что «за вашими мучениями очень забавно наблюдать, а летом всё равно скучно». Со стороны, правда, их занятия больше выглядят как обычные дружеские посиделки и разговоры, но кто сказал, что это не самый быстрый и надежный способ выучить язык? Марк, во всяком случае, лично убеждается в его эффективности, когда по возвращении в школу понимает, что чувствует себя уже намного комфортнее и увереннее. Тогда же после каникул они знакомятся с Джисоном, который присоединяется к их КПУККК («Курсам… для Канадцев, Китайцев и Корейцев», хотя просто «ккк» им подходит, на взгляд Марка, намного больше) и который собирается поступать в следующем году в их школу и усердно занимается, чтобы сдать экзамены. На выпускной Марка они тоже приходят всей толпой, и это кажется ему намного более трогательным, чем все слова учителей и одноклассников вместе взятые. — Я бы не сделал этого сам, — признается Марк, держа в руках аттестат. — Мы сделали это все вместе, вы и я. — О боже мой, избавь нас от своих сентиментальных речей, — закатывает глаза Донхёк под всеобщий смех. — Если ты сейчас скажешь, как любишь нас, я швырну этот букет тебе в лицо. — Но я правда люблю вас, парни, — улыбается Марк. — Спасибо. И когда перед ним встает выбор, вернуться ли вместе с родителями в Канаду и в какой стране учиться дальше, он даже не считает это выбором. Потому что видит только единственный возможный вариант.***
Джисон глинтвейн никогда в своей жизни не пил. Да и вино тоже. Да и в принципе — не пил. И он мог бы сказать, наверное, что Ченлэ на него плохо влияет, потому что: — Да брось, я знаю, что делаю. Джисон же подозревает, что тому просто нужно на ком-то поставить эксперимент, но всё равно почему-то обнаруживает себя у друга на кухне, сидящим за столом и с любопытством втягивающим аромат незнакомых специй. — Главное — это правильная температура, — замечает Ченлэ с важным видом. — Если вино перекипятить, весь алкоголь выпарится. — Не вижу в этом никакой проблемы, — бормочет Джисон. Прежде чем вылить вино в кастрюлю, Ченлэ дал ему немного попробовать и, кажется, остался не очень-то доволен его реакцией и скривившимся лицом. «Ну ладно, — думает Джисон, замечая, как Ченлэ насыпает в вино сахар, — возможно, в этот раз будет не так противно». Он запихивает в рот несколько оставшихся долек апельсина и готовится ждать, потому что Ченлэ сказал, что напиток должен «приобрести вкус». Джисон даже успевает проиграть пару раундов в приставку (не то чтобы на это требовалось много времени, конечно, но всё же), когда Ченлэ наконец объявляет, что «можно пить». Джисон не торопится и следит сначала за чужой реакцией и, видимо, не зря: Ченлэ в лице не меняется слишком уж старательно, и это заставляет напрячься. И когда Джисон с опаской делает глоток горячего напитка, он понимает, почему. — Кажется, стоило всё же дать вину немного выпариться, — задумчиво тянет Ченлэ, пока у Джисона глаза лезут на лоб от неожиданной крепости. — Ничего, в следующий раз получится лучше. К приходу родителей они результаты эксперимента успевают ликвидировать — частично внутрь, частично в раковину, — но что-то Джисону подсказывает, что его собственное раскрасневшееся лицо сдает их с потрохами. Ченлэ смеется над ним и определенно плохо на него влияет, но по крайней мере предлагает остаться на ужин, а за это, пожалуй, можно и простить.***
Джемину бы очень хотелось, чтобы «Один дома» было исключительно названием новогоднего фильма, а не его состоянием по жизни. Хотя нет, его состояние, пожалуй, было еще хуже хотя бы потому, что он был не дома. Съемная однушка с тесной кухней и ванной, куда едва влезает душевая кабинка и не влезает стиральная машина — определенно не предел его мечтаний, хоть когда-то он и заверял хозяйку совершенно в обратном. Зато дешево, сердито — и до жути, до невозможности тоскливо. Особенно перед праздниками, когда у всех приподнятое настроение и предвкушение волшебства. У Джемина настроение тоже приподнятое — как и всегда, когда нужно заверить друзей, что у него всё в полном порядке и что он совершенно точно не собирается впадать в депрессию, как в последний раз. Не то чтобы это был его выбор, впрочем. Но нет, в депрессию Джемин на самом деле правда не собирается впадать — только в тоску и уныние, потому что одному дома действительно слишком одиноко. Да, он любит тишину и спокойствие и не нуждается в постоянном общении, но одно другому не мешает. Конечно, он проводит большую часть времени либо в институте, либо у кого-то (чаще всего у Марка или Ренджуна) из друзей, но к себе рано или поздно возвращаться все равно приходится. И да, он действительно завидует Ренджуну, которого дома теперь каждый вечер ждет котенок (а чаще всего — и несколько сюрпризов, этим самым котенком устроенные, но это уже мелочи). Джемин о питомце мечтал не меньше, но позволить себе совершенно не мог. Даже Янян сейчас был дома со своей собакой, фотографии которой периодически выкладывал в инстаграм (нет, Джемин еще не опустился до того, чтобы завидовать собаке. Но был близок). Раньше было проще. Раньше Янян периодически оставался ночевать у него, и Джемин в какой-то момент даже практически полюбил эту съемную квартиру. Кухня казалась уже не тесной, а уютной, а то, что вдвоем в ней было почти не развернуться, обернулось своеобразным плюсом. Кровать была неширокой и задвинутой к самому окну, но зато утром можно было с головой зарываться в одеяло от солнечных лучей, слушая чужое недовольное ворчание и требование вернуть одеяло, потому что «холодно же, имей совесть». Но вдвоем было намного теплее. Сейчас же Джемин вместо футболки и шорт спит в спортивных штанах и лонгсливе, потому что отопление оставлять включенным надолго просто страшно: он и так каждый раз боится, что старая проводка не выдержит, и тогда с него точно сдерут кругленькую сумму. Он как раз думает об этом, включая обогреватель, когда телефон разрывается от входящих сообщений от Ренджуна. «Джемин-а, не посидишь сегодня вечером с ЛунЛуном? Правда, я вернусь поздно, так что всё окей, если ты останешься на ночь» «Захвати только еды по дороге» «Коту» «Ну и мне» Джемин хмыкает и выключает обогреватель обратно. На этот раз его приподнятое настроение действительно по-настоящему приподнятое.***
— Напомни, пожалуйста, почему я этим занимаюсь, — устало вздыхает Ренджун, когда Донхёк влетает в примерочную с очередной кучей вешалок. — Потому что Джемин занят, — Донхёк фыркает. — Иначе бы, разумеется, я позвал его. От него толка намного больше. Ренджун ощутимо пинает друга в голень, игнорируя раздраженное шипение. — Ещё слово — и будешь разбираться со своими шмотками сам. Какого черта они вообще тебе так срочно понадобились? — Такого, что мама только вчера поставила перед фактом, что, когда они приедут, мы должны будем сходить с дружеским визитом к знакомым, а у меня «нет приличной одежды», — недовольно вздыхает Донхёк и прикладывает к себе бордовый пуловер с треугольным вырезом и черные джинсы. — Достаточно прилично? Ренджун задумчиво смеряет его взглядом. — Ммм… На мой взгляд, скорее горячо, чем прилично. — Но они ведь даже не рваные! — отчаянно воет Донхёк и с тоской смотрит на джинсы. — Что не так-то? — Подожди, — командует Ренджун и скрывается в зале. Донхёк успевает перемерить еще пару свитеров и рубашек, когда друг наконец возвращается к нему с вешалкой в руках. — Это что? — Померяй, — пихает ему её Ренджун. — Обычные брюки. Если налезут, то будет неплохо, думаю. Донхёк щурится, бросая на него убийственный взгляд. — На что-то намекаешь? — Да, на то, что я взял не тот размер, — закатывает глаза Ренджун. — Иди уже переодевайся, сил моих уже нет с тобой по магазинам таскаться. Джемин мне по гроб жизни обязан. — И моя мама, — хихикает Донхёк и скрывается за шторкой примерочной. Не то с размером, не то с фасоном, но Ренджун на удивление угадал, и если не считать широковатого в талии пояса, то в остальном брюки сидят как надо: не слишком обтягивая, не слишком болтаясь, а главное — выглядят вполне себе прилично. Вырез пуловера тоже идеальной глубины: открывает ключицы ровно настолько, насколько нужно, но безо всякой двусмысленности. — Тебе не хватает только очков и папки в руках — и будет готовый образ этакого секси-учителя из каких-нибудь неприличных рассказов, — хмыкает Ренджун, окидывая его оценивающе-одобрительным взглядом. Донхёк лишь качает головой и лупит друга по плечу. — Даже знать не хочу, что ты там читаешь, извращенец. — Эй! — Ренджун нагоняет его уже у кассы. — С тебя, между прочим, компенсация моего потраченного времени, гудящих ног и пропущенного обеда! В жизни больше не пойду с тобой по магазинам. Донхёк фыркает и улыбается продавщице, забирая свой пакет. — Ну извини, Марк с Джено или мелкие были еще худшими кандидатурами, чем ты. И там, кажется, через дорогу Мак, но если ты не перестанешь меня бить, мы определенно туда не пойдем. Ренджун тут же расплывается в улыбке, повиснув у лучшего друга на шее, пока они стоят на светофоре, и с садистским удовольствием игнорирует чужое кряхтение. «А за теми джинсами надо будет потом всё же вернуться», — мелькает запоздалая мысль. Всё же приглянулись они не одному Донхёку.***
Вообще они не планировали на Рождество ничего особенного. Так, обычные дружеские посиделки, разве что с вином вместо привычных соджу и пива и обменом подарками. Заранее определились, что из еды взять на вынос, какие продукты купить и что приготовить самим. Только вот на деле почему-то выходит так, что определялись они вместе, а готовит в итоге один Донхёк. Ну как готовит — пытается, потому что «заранее определиться» и «заранее купить» — это отнюдь не одно и то же. — Где их носит? — Донхёк рубит ножом по разделочной доске с такой силой, что стоящий рядом Марк невольно вздрагивает и опасливо отходит чуть дальше. — Наверное, скоро будут уже. Донхёк раздраженно вздыхает и поджимает губы. — Дай мне телефон. — Может, не стоит ругаться накануне праздника?.. — Телефон, — цедит Донхёк. — Быстро. Марк со вздохом идёт к столу с оставленным на нем мобильником и набирает номер, протягивая аппарат Донхеку. Тот зажимает его плечом и возвращается к нарезанию морковки. — Джено, блин, — восклицает он, стоит на том конце проявиться признакам жизни. — Где вы застряли? Ты время видел? Джемин обещал быть у Марка ещё полчаса назад и помочь мне! — Донхек-а, — Джемин перехватывает трубку прежде, чем Джено успевает хоть что-то ответить, — во всех магазинах сегодня очереди с самого утра. Мы не виноваты, что вы, блин, забыли купить половину продуктов. Думаешь, нам в кайф здесь торчать? — Но мне нужна помощь! — Донхек ноет и топает от обиды ногой. Джемин, впрочем, этого все равно не видит. — Позвони Ренджуну! — Я звонил! — порезанная морковка отправляется в тарелку. — Он поехал отвозить ЛунЛуна к знакомым и застрял в пробке! Короче. Мне все равно, в крайнем случае бросай Джено там, но через четверть часа ты должен быть здесь! Донхек вешает трубку прежде, чем друзья успевают что-то возразить, и раздраженно кладёт его на столешницу. — Может, не стоило так категорично?.. — осторожно интересуется Марк, подавая старательно разделённый им на зубчики чеснок. — Давай тогда ты сам будешь готовить. А мне Рождество что? В трусах встречать? — Ты не в трусах, — бормочет Марк. — Ты в шортах. Донхек с тоской смотрит на обёрнутые мишурой часы. Ну конечно же, у них всё как всегда. Он не удивится, если Ченлэ с Джисоном и вовсе придут после полуночи, например. Но те, к их обоюдному с Марком удивлению, приходят даже раньше старших, с двумя большими пакетами наперевес. Один из них Джисон относит под елку, а второй Ченлэ суёт в руки Марку, с наказом убрать в холодильник. В пакете подозрительно звенит. — Тебе помочь? — заглядывает он через плечо Донхека, и тот обреченно вздыхает. — Мне помочь. Когда Джено с Джемином принесут продукты. — Так, — Ченлэ оглядывает стол уже более внимательно и засучивает рукава. — Не парься, сейчас что-нибудь сообразим. Донхек оставляет его соображать, а сам идёт наконец переодеваться. У них, конечно, просто дружеские посиделки, все свои и всё такое, но встречать праздник в домашней футболке и шортах все-таки как-то не хочется. Джено с Джемином влетают в квартиру буквально за пять минут до Ренджуна, и народа на не такой уж большой кухне становится как-то слишком уж много, и Марк с Джено и Джисоном, пользуясь возможностью, сваливают в гостиную. Из включенного телевизора тут же раздаются знакомые и уже приевшиеся за год песни артистов, приглашенных на какую-то очередную бессмысленную премию, и Донхёк, подпевая и принюхиваясь к аромату жарящегося мяса, возвращается в благоприятное расположение духа. До конца суток еще полчаса, подарки разложены под переливающейся огоньками ёлкой, стол наконец накрыт, и даже вино открыто («Серьезно, в этом доме когда-нибудь появится штопор?!»). И возможно, их Рождество не похоже на супер крутую вечеринку, но у них есть самое главное: нужные люди, много смеха, громкие споры и попытки угадать своего Тайного Санту, притащенные младшими настольные игры и совместными усилиями собранный праздничный плейлист. Не так уж и плохо для праздника, к которому они готовились практически месяц. — Ребят, я… — откашливается в какой-то момент Марк и устало закатывает глаза, когда остальные тут же испускают синхронный недовольный стон. — Нет, серьезно, послушайте. Я не часто это говорю… — Постоянно! — перебивает Ченлэ. — По любому поводу, — поддакивает Джено. — Давайте обойдемся без этого, — умоляет Джисон. Но Марк только окидывает друзей осуждающим взглядом и, набрав в грудь воздуха, продолжает. — Так вот, я не часто это говорю, но я правда благодарен вам за всё. За ещё один год, за который нам удалось не убить друг друга, несмотря на всё желание, — Марк хмыкает, опуская на секунду взгляд, и поднимает бокал. — И за то, что мне не обязательно лететь двенадцать часов на другой континент, чтобы оказаться дома. Джисон со стоном валится на диван, зажимая руками уши, Ченлэ с Ренджуном делают вид, что их тошнит, Джено кривится, передергиваясь, и только Джемин кричит радостное «Ура!», тоже хватая бокал. — О боже, Марк Ли, ты самый невыносимый человек на свете, — вздыхает Донхёк, драматично качая головой. Марк хмыкает, чокаясь своим бокалом с его, и фыркает. — Не более невыносимый, чем ты. Но он совершенно не против не выносить этих людей и следующие несколько десятков лет своей жизни.***
Звонок с незнакомого номера в девять часов — последняя причина, по которой Джемин мечтал проснуться утром двадцать пятого числа. Он с трудом разлепляет глаза, нашаривая телефон и заезжая при этом, кажется, кому-то по лицу. Джемин перебирается через спящих друзей, наступая случайно на Ренджуна, который всё равно при этом не подает признаков жизни, и вылезает на кухню. — Да, — бормочет он, поднимая трубку. Быстрый осмотр чужих полок показывает отсутствие у Марка каких-либо признаков кофе. Кошмар. — На Джемин? — И вас с Рождеством, — зевает он в телефон, и на том конце на секунду повисает неловкая тишина, прежде чем мужской голос продолжает. — Вам доставка. Удобно будет, если я подъеду через полчаса? — Что? Какая ещё доставка? Сонный и не до конца трезвый мозг Джемина наотрез отказывается вспоминать, чтобы он что-нибудь заказывал, тем более на двадцать пятое декабря. — Молодой человек, мое дело доставить, а вы там уже разберетесь, заказывали или нет. — Хорошо, — сдается Джемин. Сил вникать во что-либо всё равно нет. — Но я сейчас не дома. Просто оставьте, если что, у двери. Пока он приводит себя в порядок и расталкивает Марка, чтобы объяснить, «куда его несет в такую рань», проходит явно больше получаса, с курьером они благополучно разминулись, но на пороге он действительно обнаруживает небольшую коробку. Джемин, пожав плечами, поднимает её и заходит в квартиру, первым делом направляясь на кухню к родной кофеварке. Но любопытство оказывается всё же сильнее, так что он вскрывает тут же, не дожидаясь завтрака. И, возможно, зря, потому что, когда Джемин заглядывает внутрь, ему кажется, что он действительно ещё не проснулся. Внутри лежит объектив, именно такой, какой он хотел взамен своему старому, который случайно разбил. Джемину не нужно даже особо задумываться, чтобы вспомнить, что говорил он об этом только одному человеку. Он осторожно достает подарок, заворачивая в ткань и убирая в шкаф к камере, и бросает взгляд на время. Помня о собственном не самом приятном пробуждении, приходит к выводу, что звонить ещё, пожалуй, слишком рано, но чат все-таки открывает, чтобы набрать сообщение. «Я бы мог сейчас возмутиться и сказать, что это слишком дорогой подарок, но я слишком счастлив для подобного лицемерия. Спасибо». Судя по тому, что ответ приходит спустя пару часов, когда Джемин успевает уже не только позавтракать, но и сходить в душ и выбраться в магазин за едой, Янян действительно только проснулся. Джемин завидует, но не жалуется: грех жаловаться, когда тебя будят ради того, чтобы сделать лучший подарок в твоей жизни. «Отлично, значит, я всё правильно запомнил. Я боялся, что облажаюсь ㅋㅋㅋ» «С Рождеством ღ» Джемин смотрит на это сердечко в конце, игнорируя собственные против воли расплывающиеся в улыбке губы. Купленные им самим, правда, шарф с шапкой и варежками тут же кажутся слишком глупыми и неуместными, но Джемин уверен, что Яняну понравится. Потому что у него не только лучший подарок, но и лучший парень на свете.***
Вообще Рождество семейный праздник. И это нормально, что двадцать пятого числа, когда все ближе к обеду расползаются наконец по домам, они планируют провести время с семьями. Кроме Ренджуна. Он, не заходя домой, едет забирать ЛунЛуна, покупает ему по дороге вкусненького (потому что даже у котов должен быть праздник) и падает на диван перед телевизором. Огромное желание проспать всю оставшуюся половину дня, но сообщение от Ченлэ не дает ему обдумать эту мысль. «Мама зовет тебя к нам, приходи». Ренджун устало вздыхает. Нет, он ничего не имеет против госпожи Чжон, она просто чудесная и действительно относится к нему как к своему сыну. И именно поэтому он не хочет создавать неловких ситуаций и заявляться на чужой семейный праздник. Тем более, когда его приглашают из жалости. Потому что, разумеется, родные Ченлэ в курсе, что родители Ренджуна не могут приехать на праздники и что он единственный, не считая Марка, будет в этот день один. Но Ренджун не считает, что он один, у него есть ЛунЛун, у них своя маленькая семья, и он действительно намерен провести этот вечер, отсыпаясь за весь прошлый год. Так что он просто игнорирует сообщение Ченлэ, прекрасно зная, что тот будет беситься, и ставит телефон на беззвучный режим, потому что уведомления приходят одно за другим. «Не игнорируй меня» «Мама будет переживать» «А виноватым из-за тебя окажусь я!» «Она испекла твое любимое печенье, если тебе интересно» «Но тебе не интересно, потому что ты не читаешь мои сообщения» «Не хочешь — как хочешь, сиди там один» Ренджун вздыхает, успевая прочитать на экране последнее высветившееся сообщение. Он не пытается заставить себя уговаривать, просто ему действительно некомфортно. С другой стороны, если он засунет свою гордость подальше, он сможет хотя бы поужинать в кругу знакомых, что тоже неплохо. Ведь нет ничего плохого в дружеском визите, правда? Он может, например, передать поздравления от родителей, чтобы выглядеть не так убого, и тоже принести что-нибудь к столу. Ренджун с очередным вздохом встает, перекладывая ЛунЛуна со своих колен на диван, и идет одеваться обратно. Ему ещё надо зайти в кондитерскую по дороге, а до дома Ченлэ в темноте фиг доберешься. «Хорошо, — вспоминает про не отвеченные сообщения Ренджун, — печенье — это аргумент. Через час приеду, постарайся не сожрать всё». Отоспаться, в конце концов, он успеет и завтра.***
Джисон не любит толкучку и толпы людей, шум и хаос, но при этом — Джисон всегда был личностью противоречивой — он очень любит новогодние ярмарки. Но даже эта любовь не в состоянии заставить его пойти туда одному. Джисону неловко в этом признаваться: большой мальчик уже все-таки, а с его ростом потеряться или быть затоптанным ему и вовсе не грозит, — но всё равно эта иррациональная тревога прочно сидит внутри. Так что ему не остается ничего, кроме как перебрать всех, кто мог бы составить ему компанию. Как ни странно, но первым отзывается Джено. «Наверное, ему тоже скучно», — думает Джисон, просто потому что, честно говоря, Джено не тот, с кем Джисон обычно проводит свободное время. А возможно, тот тоже просто любит новогодние ярмарки и искал компанию. В любом случае, причина не важна, так что Джисон охотно соглашается и через час ждет хёна у выхода из метро. — Свежо как-то, — первое, что говорит тот, вприпрыжку подбегая к Джисону. Запоздало приходит мысль, что утром передавали минус девять за окном. Пожалуй, стоило надеть пуховик подлиннее. Джисон, на самом деле, любит эти несколько дней между Рождеством и Новым годом: вроде как один праздник уже прошел, но праздничное настроение никуда не исчезает. Об этом напоминают и украшенные гирляндами ларьки с новогодними игрушками, какими-то поделками и уличной едой. У последних всегда больше всего людей, а еще тепло и вкусно пахнет. Когда они проходят мимо, кажется, уже пятого по счету, Джисон не выдерживает. — Хён, — он тянет Джено за рукав, — пойдем посмотрим. Он готовится к тому, что Джено просто пожмет плечами и скажет «Ну иди посмотри», и придется самому толкаться среди всех этих людей, что ему уже заранее не нравится, но Джено кивает и расплывается в улыбке. — Веришь, хотел предложить то же самое. И Джисон цепляется за пояс чужого пальто, пробираясь ближе к прилавку, чтобы восторженно открыть рот. Потому что глаза, на самом деле, разбегаются, но больше всего ему сейчас хочется чего-нибудь горячего. — Смотри, — оборачивается к нему Джено, и Джисон, проследив направление чужого взгляда, замечает кастрюльку с плавящимся шоколадом и корзинку с фруктами рядом. — Ты ведь думаешь о том же, о чем и я? — уточняет он, и Джено довольно усмехается. Джисон мысленно хвалит себя за то, что так удачно захватил сегодня перчатки, которые обычно не носит, потому что пластиковая мисочка с горячим шоколадом обжигает пальцы, когда они пытаются макнуть туда фрукты. Джисон быстренько выбирает большую часть апельсинов, и Джено недовольно дуется, бросая на него осуждающий взгляд. — Жаль, что здесь нет Джемин-хёна, — вздыхает Джисон. — Мы могли бы скормить ему всю клубнику. Джено смеется, доедая остатки бананов, и отбивает ему пять: издеваться над другом и его сложными отношениями с этими ягодами не надоедает никогда. Они гуляют еще немного, согревшись, Джисон покупает приглянувшуюся ему стеклянную снежинку, которую мама точно оценит, а напоследок делает несколько фотографий красиво светящейся иллюминации, чтобы скинуть их в общий чат. «Зря вы не пошли с нами», — пишет он следом, даже если никто, кроме Марка, отправляющего грустный смайлик, не отвечает. — Сами виноваты, — хмыкает Джено, и Джисон с ним полностью согласен. Некоторые моменты стоят того, чтобы иногда выбираться из дома — даже если очень лень.***
Если кто-то считает, что конец года — это время расслабиться, то Донхёк этим людям крайне завидует. К ним определенно не приезжает толпа родственников, не таскает их по всем знакомым в Сеуле, чтобы поздравить с прошедшим и с наступающим, не оккупирует его гостиную и даже спальню и не просит, чтобы их отвели погулять по городу, когда на улице жуткий дубак. Донхёк свою семью любит больше, чем кого-либо еще, и всегда был личностью социально активной, но даже у таких замечательных людей вроде него есть свой предел. Поэтому когда на третий день пребывания родни в своем доме он обнаруживает себя на пороге квартиры Ренджуна, устало звонящим в дверь, ни один из них не удивляется. Донхёк просто молча заходит внутрь, вовремя подхватывая на руки норовящего выскочить на лестничную площадку котёнка, бросает вещи прямо в прихожей и топает в комнату, падая на диван. Телевизор у Ренджуна бубнит каким-то бессмысленным шоу про айдолов, но этот бубнёж, в отличие от болтовни родственников, не раздражает, а наоборот, действует усыпляюще. Так что Донхёк потягивается, надвигает капюшон толстовки пониже на лицо и отворачивается к стенке. ЛунЛун под его рукой урчит, цепляя когтями одежду, и щекотно тычется носом и усами в подбородок, но Донхёк просто перекладывает его поудобнее, почесывая пальцем по макушке, и закрывает глаза. Краем уха он еще слышит, как Ренджун ходит по квартире, пытаясь заниматься, кажется, уборкой, но ему слишком лениво поворачиваться, чтобы проверить. Долгожданные тишина и покой действуют расслабляюще, и засыпает он почти сразу же. Просыпается Донхёк в таком же положении, как и заснул, только накрытый пледом. ЛунЛун, тоже уснувший, всё так же сопит под боком, и Донхёку, собравшемуся уже было вставать, тут же становится жалко это делать. — Ничего, — подает голос Ренджун, заметивший, видимо, его копошение, — он и так дрыхнет большую часть дня, когда не носится по квартире. Так что можешь смело подниматься. — Не хочу, — ноет Донхёк и надувает губы. — Здесь и уютно и тепло, а внешний мир холодный и злой. — Даже если в нем есть какао? — хитро тянет Ренджун и, заметив чужие сомнения, добавляет: — С имбирными пряниками? Что ж, решает Донхёк, ради какао с имбирными пряниками можно и пожертвовать чем-нибудь. Плед, правда, он забирает с собой, закутываясь в него с головы до ног, а на кухне снова растекается по горизонтальной поверхности. — Не говори мне, что ты устал от собственной родни, — хмыкает Ренджун, включая плиту. — Я не устал, — бормочет Донхёк, не отрывая лицо от стола, — я отвык. Ренджун хихикает и качает головой. — Видимо, чтобы суметь достать тебя, нужно обладать такими же генами. Вот оно — секретное оружие против Ли Донхёка. — Просто заткнись и давай уже сюда свои пряники. Домой вернуться, конечно, всё же приходится, хотя бы потому, что сестра начинает обрывать телефон, но если подумать о том, что теперь у него дома зато много вкусной домашней еды, то в этом есть и свои плюсы. Даже если шесть человек в одной квартире — это слишком даже для него.***
— Я на это не подписывался, — отнекивается Марк. — Это твой подарок, с какой стати страдать должны другие? — Ну хён, это прикольно! Марк слушает нытье Ченлэ уже чуть ли не четверть часа, но до сих пор не сдался. Хотя бы просто потому, что кто вообще решил, что прыгать с парашютом за несколько дней до Нового года — это хорошая идея? Марк до следующего года хочет дожить, и желательно встретить его не в больнице. — Я рад, что это прикольно и что тебе подарили то, что ты хотел, это круто и всё такое, но почему бы тебе не воспользоваться твоим подарком самому? Ну, знаешь… не втягивая в это других людей? — Я бы воспользовался, — вздыхает Ченлэ, — но там парный прыжок. Ты единственная кандидатура, хён! Марк вздыхает. Ченлэ назвал его хёном уже два раза за последнюю минуту, и это действительно многое говорит о степени его отчаяния. Увы, но на самом деле тот прав. Джисон с Ренджуном боятся высоты, Джемин уехал домой, а Донхёк и Джено хоть и остались в Сеуле, но тоже проводят время с семьями. «Надо было всё же валить в Канаду», — мелькает отчаянная мысль, когда Марк осознает, что действительно остался единственной жертвой. — Это абсолютно безопасно! — продолжает настаивать Ченлэ. — Зато представляешь, какие воспоминания? Ты сможешь сбросить весь стресс за прошедший год! Не хочется этого признавать, но Марк действительно начинает задумываться. Наверное, это не так уж и плохо — начать новый год со своеобразной перезагрузки? Выплеснуть все накопившиеся эмоции, оставить всё плохое там, в небе, а на землю спуститься уже без всего тянущего вниз груза. Ченлэ, заметив, видимо, его колебания, расплывается в улыбке и принимается трясти его за плечо. — Так что, хён, ты согласен? Согласись же, классная идея! Спорим, ты никогда ещё так Новый год не встречал? — Неплохая, — приходится всё же признать Марку. — Только давай всё же не тридцать первого. А то в травмпункт, если что, не попадешь. Ченлэ лишь закатывает глаза с обреченным «Хорошо, боже, не будь таким занудой» и ставит перед фактом, что зайдет за ним завтра в два. «Стоит ли поздравить всех с Новым годом заранее?» — последнее, о чем думает Марк перед сном, но решает в конце концов отказаться от этой мысли. Перспектива совершить прыжок с парашютом кажется ему намного более привлекательной, чем необходимость терпеть насмешки друзей до конца своей жизни.***
Джемин не может вспомнить, когда в последний раз он был дома. Не в съемной квартире в Сеуле, а в своем городе, вдали от столицы, в родительском доме. Кажется, это было на прошлый Новый год. Да, точно: он хотел поехать в этом году на Чусок, но не смог. Во всяком случае, это именно то, что он сказал матери, на самом деле не желая просто портить ей настроение своим кислым видом. Да, это определенно был очень тяжелый и долгий год, и Джемин искренне рад, что хотя бы проводить он его может, оставив позади всё плохое. Дома как всегда предпраздничные хлопоты, он лично только что вынес два мешка мусора, избавившись от накопившегося за год хлама, и теперь сидит на кухне, наблюдая, как мама что-то готовит. Его любимое занятие с самого детства, но сколько бы он ни смотрел, у него ни разу так и не получилось повторить ни один рецепт так, чтобы вкус остался точно таким же, как у мамы. Разочарование. — Ма, — тянет он, когда надоедает сидеть просто так, — тебе помочь? — Скучно? — понимающе улыбается женщина. — Может, тебе стоило остаться в Сеуле? С друзьями наверняка веселее. Джемин недовольно хмурится и подходит к столу. Ему не нравится, когда мама так говорит. Будто считает, что его жизнь в столице ему намного важнее всего остального. — С друзьями я и так вижусь каждый день, — закатывает глаза он. — Могу я хоть несколько дней в год отдохнуть от них и провести время с семьей? Мать смеется и треплет его по волосам, хоть для этого ей и приходится привстать на носочки, и Джемину становится разом как-то тоскливо. Накатывает очередное осознание того, что он уже взрослый парень, со своей взрослой жизнью и взрослыми проблемами. И что даже возвращение в отчий дом — не более, чем побег в прошлое. — Можешь, конечно. Расскажи хоть, как там у них дела? Кажется, ты говорил, что Джено с Ченлэ получили права? А Марк с Ренджуном как, не улетели к семье? Ой, мне тут мама Донхёка, кстати, такой интересный рецепт прислала, давай попробуем на праздниках? Джемин кивает и достает вторую доску, чтобы помочь порезать лук, рассказывая параллельно все новости, что произошли у них за год. Умалчивает разве что про них с Яняном — по понятным причинам. Да, это определенно был очень непростой год. Но засыпая накануне праздника в своей бывшей детской спальне, Джемин искренне верит в то, что следующий год обязательно будет лучше. Для всех.***
Вечер тридцать первого числа Марк встречает с одной мыслью: «Наконец-то». Нет, это не «наконец-то этот год закончен», это скорее «наконец-то все дела доделаны». Весь этот день (тридцатого у него слишком дрожали ноги и руки, чтобы он мог встать с кровати, черт бы побрал Ченлэ с его подарками) он провел, отдавая долги самому себе и другим, чтобы не тащить незавершенные дела в новый год. Он даже вспоминает совет Донхёка касательно «обживания» квартиры и заказывает несколько товаров для дома по мелочи, мысленно извиняясь перед операторами, которым придется обрабатывать его заказ вечером тридцать первого. И только когда всё закончено и даже пыль на полках протерта, Марк понимает, что Новый год буквально через пару часов, а ему предстоит провести его в пустой квартире, с едой на вынос и с праздничным концертом по телевизору. Он вздыхает, включая гирлянду на елке в розетку, чтобы хоть как-то создать видимость праздничного настроения, и достает телефон в попытке выбрать ресторан, который доставлял бы сейчас еду. Такие наверняка должны быть: не единственный же Марк такой неудачник во всем Сеуле? Парни что-то активно пишут в групповой чат, и Марк, хоть и пытается не отвлекаться на уведомления, случайно нажимает на одно, когда проматывает страницу поисковика. Ничего необычного: Донхёк пишет, чем они с братьями планируют заняться (побить рекорд Ченлэ в последней игре), Джисон кидает фото праздничного стола, Джемин — елки в родительском доме. Ренджун кидает фото ЛунЛуна с обмотанной вокруг шеи мишурой и с новогодними фильтрами. И только тогда Марк, выпавший на последние пару дней из жизни, вспоминает. «Эй, — немного подумав, пишет он Ренджуну в личку, — ты сегодня празднуешь один?» «Конечно нет», — ответ приходит почти сразу, и Марку кажется, что он может даже услышать искреннее удивление в голосе Ренджуна. Ну конечно, он мог бы сразу догадаться, что некоторые люди, в отличие от него, заранее озаботились тем, чтобы найти себе компанию. Он не успевает додумать эту мысль, когда следом приходит еще одно сообщение. «Как я могу быть один, если мы вдвоем с ЛунЛуном?» Марк моргает несколько раз, перечитывая, а затем мысленно бьет себя по лбу, прежде чем набрать ответ. «В таком случае, никто из вас не возражает, если я буду третьим?» «Подожди, — печатает Ренджун, и Марк смеется в голос, — мне надо спросить у ЛунЛуна. Но, думаю, если ты принесешь с собой шампанское, я попытаюсь его уговорить». «Шампанское коту?» — уточняет Марк, радуясь, что хоть что-то купил заранее. Даже если пить ему предстояло в гордом одиночестве. «Шампанское нам. Потому что я не покупал. Пить одному — это слишком жалко». Марк неловко откашливается, решая не уточнять, что именно это он и планировал делать, и обещает быть через сорок минут. Через час он тоже скидывает в групповой чат фото: собственную расцарапанную в очередной раз руку и ЛунЛуна всё в той же мишуре. «Этот кот меня упорно не любит», — жалуется он, чем вызывает всеобщий смех и замечание Донхёка, что ЛунЛун просто, видимо, чувствует в нем кота побольше. — Не переживай, — успокаивает его Ренджун, протягивая бутылочку с перекисью и бокал с шампанским. — В следующем году вы с ним обязательно подружитесь. Утро первого января Марк действительно встречает с котёнком, спящим на его груди.